13. Основные периоды творчества Пушкина

- Лицейский период (1813—1817)

- Петербургский период (1817—1820)

- Южный период (1820-1824)

- Поздний период творчества (с 1826 г.)

Лицейский период (1813—1817)

Это ученический период для Пушкина, «становление пера» поэта. Происходит формирование его литератур­ных вкусов и предпочтений; он проявляет интерес к ли­тературным стилям, существовавшим в предшествующей и современной ему поэзии. Отсюда — многочисленные примеры подражаний, стилизаций, вольных переводов иностранных поэтов. Это время — своеобразная школа поэтического письма для молодого Пушкина.

Значительную роль в этом процессе сыграли лицей­ские друзья Пушкина (А. А. Дельвиг, И. И. Пущин, В. К. Кюхельбекер и др.). Заметим попутно, что и в позднейшем творчестве для Пушкина актуальны тема дружбы, лицея и лицейского братства; на протяжении всей жизни в его лирике появляются образы друзей. Жанр дружеского послания — один из типично «пуш­кинских».

В лирике поэта лицейского периода преобладают так называемые анакреонтические мотивы (от имени древ­негреческого поэта Анакреонта): призыв «ловить мгнове­ние», культ юности, мимолетной любви-страсти (образы красавиц, часто изображаемых в традиционной, и даже в некоторой степени клишированной форме: например, они носят греческие имена, и вообще античный колорит отличает лирику такого рода), мотив дружбы, символика пира, вина, застолья, культ легкомыслия, за которым стоит подлинная высшая мудрость («...ум высокий мож­но скрыть // Безумной шалости под легким покрыва­лом»).

(Найдите анакреонтические мотивы в стихотво­рениях: «Пирующие студенты», «Рассудок и любовь» 1814 г.; «Моему Аристарху», «Гроб Анакреона» 1815 г.;

«К Каверину» 1817 г.)

Традиция сентиментализма представлена в некоторых элегиях 1816 г.: «Певец» (сравните его со стихотворени­ем В. А. Жуковского «Певец»), «Осеннее утро», «Любовь одна — веселье жизни хладной...».

К этому же периоду относятся и примеры граждан­ской лирики Пушкина. В «Воспоминании в Царском Се­ле» очевидна связь с поэзией Г. Р. Державина: традиции оды, патриотический пафос, архаизированный язык. Из вольнолюбивой лирики известно также стихотворение «Лицинию», 1815 г. — аллегорическое письмо к рим­скому другу (подобный прием встречаем впоследствии в стихотворении М. Ю. Лермонтова «Жалобы турка»). (Проанализируйте самостоятельно, в чем заключается сходство и различие в использовании этого приема у двух поэтов.)

Петербургский период (1817—1820)

Общая характеристика периода. В отношении худо­жественной формы следует отметить большую стилисти­ческую свободу, ломку жанровых границ. Характерным примером является во многом новаторская поэма «Рус­лан и Людмила».

Особое значение приобретает вольнолюбивая, поли­тически окрашенная лирика (это, собственно, и послу­жило причиной южной ссылки поэта). В произведениях такого рода можно заметить традиции русских поэтов-декабристов, французских поэтов революции (А. Ше­нье). При этом у поэта сохраняются симпатии к идеалам эпохи Просвещения; например, его политический идеал — просвещенная конституционная монархия. (См. стихотворение «Сказки» («Noel») 1818 г., в котором вы­смеивается царь, нарушивший обещание дать конститу­цию («...как царь-отец // Рассказывает сказки») Ода «Вольность» (1817). Название указывает на ради­щевскую традицию (ода «Вольность» есть в «Путешест­вии из Петербурга в Москву»). Но у Радищева гораздо сильнее революционное начало. У Пушкина — пафос миротворческий и просветительский, главная идея сти­хотворения — общественное согласие, гражданский мир. Монарх и народ едины перед лицом Закона, только то­гда возможна Вольность (Свобода).

Композиция: проводится смысловая параллель, в со­ответствии с которой членится стихотворение: тиран — французский царь, его тирания («молчит закон — народ молчит») ведет к новому беззаконию, появляется новый тиран — Наполеон («И се — злодейская порфира // На галлах скованных лежит»). И то же происходит в рус­ской истории (убийство' Павла).

Элегия «Деревня» (1819). Композиция: первая часть (до слов: «Везде следы довольства и труда») — идилличе­ская картина в духе сентименталистских элегий. Вторая часть (до слов: «И ваши творческие думы // В душевной зреют глубине») — философское размышление на лоне природы.

Но интонация неожиданно меняется.

Третья часть (со слов: «Но мысль ужасная здесь душу омрачает») — публицистическая. Ораторский стиль, ри­торические приемы (особый синтаксис и интонации: риторические повторы, восклицания, перифразы, рито­рические вопросы и др.). Архаизированный язык («скло­нясь на чуждый плуг, покорствуя бичам...», «здесь тяго­стный ярем до гроба все влекут»). Абстрактные понятия с заглавной буквы («Здесь Барство дикое без Чувства, без Закона // Присвоило себе насильственной Лозой // И Труд, и Собственность, и Время земледельца»).

Послание «К Чаадаеву» (1818). Стилистическое нова­торство стихотворения заключается в сочетании интона­ций любовной и гражданской лирики: «языком любви» речь ведется о гражданских чувствах. Первые пять стихов — как будто бы о любви. Но далее («Под гнетом власти роковой...» и т. д.) стихотворение приобретает со­циально-политическое, гражданское звучание. В середи­не стихотворения гражданский энтузиазм лирического героя прямо сравнивается с «томленьем» влюбленного: «Как ждет любовник молодой // Минуты верного свида­нья». Ожидание свободы сродни ожиданию «чудного мгновенья» любви.

Стихотворение можно разделить композиционно на три части, соответственно преобладающим в них фор­мам глагольного времени: «о прошлом» (воспоминание о «сне», «юных забавах»), «о настоящем» (гражданские чувства, владеющие героем в данный момент) и «о буду­щем» (призыв верить в наступление свободы).

Кульминация и основная мысль стихотворения — сравнение гражданского чувства с любовью и призыв:

«Мой друг, отчизне посвятим // Души прекрасные по­рывы!»

В финале стихотворения вновь появляется та же тема, что открывает его, — пробуждение от сна; но здесь она связана не только с лирическим героем и другом, а с це­лым народом («Россия вспрянет ото сна»), то есть полу­чает уже не интимно-лирическое, а социально-публици­стическое, гражданское звучание.

Послание «Н. Я. Плюсковой» (1818). Здесь можно увидеть такое же сочетание интимного и гражданского элементов, как и в послании к Чаадаеву. Послание вообще — традиционно личный, дружеский и даже «са­лонный» жанр, тем более — если оно адресовано даме. Однако содержание этого стихотворения — своего рода поэтическая декларация пушкинского лирического ге­роя, патетическое рассуждение о значении его поэзии для русского народа. Стихотворение полемически на­правлено против традиции поэтов классицизма писать заказные оды. Мерилом поэзии теперь служит вдохнове­ние, веление сердца. Чувство к императрице Елизавете Алексеевне лишено официального, формального харак­тера, оно свободно («тайная свобода»). Выражение «тай­ная свобода» дважды цитируется А. А. Блоком — в ста­тье «О назначении поэта» и в стихотворении «Пушкин­скому дому». Советуем прочитать оба эти текста Блока.

Послание «Жуковскому» («Когда, к мечтательному миру...») (1818). Композиционно стихотворение можно разделить на три части. Первая часть — до слов «...Вла­сы подъемлет на челе». Здесь рисуется романтический портрет поэта. Выделим в нем типично романтические

черты: взор, обращенный к «мечтательному» (т. е. вооб­ражаемому) миру; традиционный образ «лиры»; употреб­ление слова «вдохновение» в корневом значении — ду­новение ветра («быстрый холод вдохновенья власы подъемлет на челе»).

Вторая часть — до слов «Священной истины друзей». Возникают два образа читателя — отрицательный (непо­священная толпа) и положительный (узкий круг посвя­щенных, друзья). Название сборника стихов В. А. Жу­ковского («Для немногих») превращается в символ, получает многозначный смысл. Для Пушкина впослед­ствии всегда сохраняет важность представление об узком, избранном круге друзей поэта, которые, судя по всему, тоже не могут не быть поэтами (биографически — так оно и есть). Сохраняет важность и представление о не­разумной («бессмысленной») толпе, глубоко чуждой тому, что делает поэт.

Третья часть — от слов «Не всякого полюбит сча­стье...». Заключительный образ стихотворения — обмен «прекрасным» и «восторгом». Символика обмена связана с темой дружбы, общения единомышленников (см. так­же продолжение этой темы в более позднем послании «И. И. Пущину» («Мой первый друг, мой друг бесцен­ный!..», 1826) и выражает идею союза поэта с читателем-другом, читателем-посвященным.

Южный период (1820-1824)

Это период увлечения Пушкина романтизмом. Наи­более важно влияние Дж. Байрона, который вообще считается в Европе символом романтической эпохи. Ключевые темы пушкинской лирики этого периода: мечта о свободе («Эллеферия, пред тобой...», 1821, «Уз­ник», 1822, «Кто, волны, вас остановил?..», «Птичка», 1823) и сочувствие идее социальной борьбы («Кинжал», «В. Л. Давыдову», 1821), Наполеон как романтический герой («Наполеон», 1821, «Недвижный страж дремал на царственном пороге...», 1824). К 1823 г. и особенно в по­следующие годы можно отметить постепенное разочаро­вание в идеалах романтизма, в том числе и в идее соци­альной борьбы («В. Ф. Раевскому», 1822, «Демон», «Бы­вало, в сладком ослепленье...», 1823, «Свободы сеятель пустынный...», 1824). Среди других тем и мотивов,

встречающихся в этот период, — тема рокового предчув­ствия или предсказания («Песнь о вещем Олеге», 1822, «Недвижный страж дремал на царственном пороге...»).

Лирику южного периода можно дополнительно под­разделить на написанную до и после 1823 г., который был для Пушкина годом глубокого душевного кризиса, так что тема разочарования не только заимствована у Байрона, но имеет и биографический контекст.

В эти годы Пушкин создает также свои знаменитые романтические поэмы: «Кавказский пленник», 1820— 1821, «Братья-разбойники», 1821—1822, «Бахчисарай­ский фонтан», 1821—1823, «Цыганы», 1824. В этих «юж­ных поэмах» Пушкин продолжает традицию «восточных поэм» Байрона (экзотическая среда; герой — исключи­тельный характер в исключительных обстоятельствах; конфликт природы и культуры).

В пейзажной лирике этого периода преобладают ро­мантические мотивы (экзотический характер пейзажей, своеобразная цветовая насыщенность; их символическая функция: пейзаж как отражение внутреннего мира лири­ческого героя, воплощение мыслей и чувств поэта в об­разах природы).

Излюбленные жанры лирики для Пушкина в то вре­мя: пейзажная миниатюра, элегия, дружеское послание.

Революционные мотивы южного периода. Пушкин с энтузиазмом относится к деятельности уже сформиро­вавшихся тогда Южного и Северного обществ, его увле­кает атмосфера бунта и заговора, тем более что многие друзья его причастны к этому процессу. Сочувствие вызывают у поэта и политические волнения в южных губерниях России, в том числе бессарабское восстание, возглавляемое князем Александром Ипсиланти (этот князь, потерявший в сражении руку, окружен в лирике и письмах Пушкина тех лет особым героическим орео­лом). Рассмотрим несколько стихотворений на револю­ционную тему.

«Кинжал» (1821). Сравним это стихотворение с одой «Вольность», поскольку у них сходное композиционное решение. В этом стихотворении также приводятся три примера из европейской истории, призванные донести до читателя идею, противоположную, однако, той, которая следовала из оды «Вольность». Здесь главным мери­лом общественной справедливости становится уже не Закон (поскольку «дремлет меч Закона»), а карающий Кинжал, «последний Судия Позора и Обиды». Поэтому примеры-символы из истории несут мысль не о граж­данском мире, а, напротив, о необходимости борьбы и допустимости насилия во имя справедливости. Тира-ноубийство (Брут, убивающий Цезаря и др.) представле­но как героический подвиг. Судя по мемуарно-эпистолярным сведениям, стихотворение «Кинжал» нравилось декабристам.

«В. Л. Давыдову» (182 Г). Это стихотворение — одно из наиболее сложных для чтения, поскольку в нем часто упоминаются имена и события, известные только срав­нительно узкому кругу людей; используется также фор­ма намека и умолчания; некоторые слова написаны курсивом, что должно свидетельствовать об их много­значительности. Это важный художественный прием:

создается специфическая атмосфера таинственности, не­досказанности; читатель (кем бы он ни был) погружает­ся в эту атмосферу и как бы чувствует себя участником политического заговора.

В стихотворении широко используется характерная для посланий Пушкина интонация непринужденной дружеской беседы (как говорил сам Пушкин, «бол­товни»). Оно начинается как пересказ свежих новостей. Но вслед за светской сплетней (о предстоящей женитьбе декабриста Орлова) поэт сообщает другу необычную «новость» — о наступлении весны. Обратите внимание, что о весне говорится смешанным поэтическим языком: «...весна младая // С улыбкой распустила грязь»: роман­тический штамп (весна в образе красавицы) в сочетании с реалистической «низкой природой». Еще одна сооб­щаемая здесь новость — о восстании («...на брегах Дуная // Бунтует наш безрукий князь» — речь идет об Ипси­ланти). Далее речь идет о смерти митрополита, проис­шедшей как раз на Пасху. Об этом говорится в гротеск­но-иронической и даже кощунственной манере (обыг­рывается евангельский сюжет о Благовещении Девы Марии, который также лег в основу близкой по времени написания «кощунственной» поэмы Пушкина «Гавриилиада»). В последующих стихах слышится ирония в ад­рес церковного богослужения (атеистические и богобор­ческие, в том числе антицерковные, мотивы характерны именно для этого периода творчества Пушкина и связа­ны с общим настроением бунтарства).

Центральным образом стихотворения оказывается христианский символ: это евхаристическое вино (вкуша­емое во время таинства Причастия или, по-гречески, Евхаристии). В стихотворении говорится, что оно раз­бавлено водой (подразумевается мысль о ханжестве и неискренности богослужения, которому противопостав­ляется искренность и веселье дружеской пирушки Пуш­кина с Давыдовым). Здесь мы видим вариацию на тему важного для Пушкина образа-символа: дружеский пир как собрание единомышленников. Наконец, в заключи­тельной части стихотворения говорится, что есть «эвхаристия другая»: она состоит в том, что друзья-заговор­щики должны вкусить от «кровавой чаши», и только тогда можно будет сказать: «Христос воскрес!» Разумеет­ся, в таком контексте пасхальное приветствие может звучать лишь кощунственно-иронически: идеал Христа подменяется здесь идеалом революционной борьбы, а христианская Евхаристия (хлеб и вино как Тело и Кровь Христа) — кровавым «причастием» революции (надо пролить, или, символически, «испить» кровь тира­нов). Сравните также роль христианской символики в этом стихотворении с ролью образа Христа в «револю­ционной» поэме А. А. Блока «Двенадцать».

«Эллеферия, пред тобой...» (1821). По форме стихо­творение выглядит как любовное послание (в те же годы написано еще несколько стихотворений, адресуемых условной красавице-фечанке). Но, в отличие от древне­греческих литературно-мифологических женских имен (как, например, «Хлоя»), встречавшихся в лицейской (анакреонтической) лирике, слово «эллеферия» в пере­воде с греческого означает «свобода», и это делает все стихотворение аллегорическим: поэт обращается к сво­боде в образе красавицы-гречанки. Слова о том, что ей «вредна холодная Россия», — такой же намек на ссылку, как в начале романа «Евгений Онегин»: «Там некогда гулял и я, // Но вреден север для меня».

В ряде стихотворений появляется тема ссылки или изгнания. Для Пушкина важны прототипические фигуры политических изгнанников, которые показаны в романти­ческом ореоле. Таковы римский поэт Овидий («К Ови­дию», 1821) и Наполеон («Наполеон», 1821). Судьба Овидия интересна тем, что он был сослан когда-то в те же места, где пребывает в ссылке Пушкин («В Молда­вии, в глуши степей, // Вдали Италии своей» — не слу­чайно говорится об Овидии в романе «Евгений Оне­гин»).

Мотив разочарования. Послание «В. Ф. Раевскому» («Ты прав, мой друг; напрасно я презрел...») (1822) стро­ится как лирическая исповедь-автобиография разочаро­вавшегося героя. В первой части стихотворения звучат отсылки к более ранним периодам жизни и творчества (Лицей, Петербург). Во второй части стихотворения го­ворится о разочаровании в тех идеалах (любовь, дружба, поклонение искусству), которые были актуальны для поэта в ранней юности. Заканчивается стихотворение формулой разочарования в социальной борьбе.

В стихотворении «Демон» (1823) то же разочарование в духовных ценностях (любовь, дружба, искусство, эсте­тическое наслаждение природой) представлено как иску­шение поэта «демоном» (биографическим прототипом которого служит, как полагают некоторые исследователи, А. Н. Раевский, друживший с Пушкиным в то время). Образ демона и связанные с ним мотивы в дальнейшем особенно актуальны для М. Ю. Лермонтова.

«По-лермонтовски» звучит и стихотворение ^Свободы сеятель пустынный...» (1824), в котором говорится о поэте как о непонятом пророке. Толпа («мирные наро­ды») уподобляется неразумным «стадам», которым не нужны «дары свободы»: «Наследство их из рода в роды // Ярмо с гремушками да бич» (т. е. народ любит свое рабство, он не нуждается в свободе, — формула разоча­рования поэта в своей гражданской миссии и в социаль­ной борьбе). Сравните это стихотворение с лермонтов­ским «Пророком» (общая тема — конфликт поэта-про­рока и толпы), со стихотворением А. Н. Некрасова «Сеятелям» (полемика с Пушкиным, иное прочтение евангельской притчи о сеятеле), а также с высказыванием князя Андрея Болконского о народе в главе XI 1-й части 2-го тома романа Л. Н. Толстого «Война и мир», особенно в конце этой главы.

Пейзажная лирика. Стихотворение «Узник» {1822) — типичное романтическое стихотворение о свободе. Сим­волом мечты лирического героя о свободе служит образ птицы («орел молодой»). Образная антитеза в стихотво­рении: атмосфере «темницы сырой» противопоставлена воображаемая картина моря и гор, традиционно симво­лизирующая волю и свободу.

Тема стихотворения «Кто, волны, вас остановил?..» (1823) — тоска лирического героя по буре. Используется характерный для романтической пейзажной лирики прием параллелизма: сначала говорится о морской пого­де (затишье, штиль), а затем о том, что происходит в ду­ше героя: пейзаж представляет собой символическую па­раллель с внутренним миром лирического героя. Буря, гроза, шторм — традиционный символ свободы и соци­альной борьбы (ср. «Парус» М. Ю. Лермонтова, «Песня о Буревестнике» М. Горького).

В стихотворении «Птичка» (1823) мотив свободы связан с символикой народного обычая выпускать птицу на праздник Благовещения (интересно, что именно Бла­говещенская тема в других случаях является объектом кощунства, — «Гавриилиада», «В. Л. Давыдову») и с гу­манистической темой «дарования свободы», как бы предвосхищающей последующие призывы Пушкина ос­вободить декабристов.

Михайловский период (1824—1826) Пребывание Пушкина в родовом имении Михайлов­ском было продолжением ссылки. Здесь поэт узнает о казни пятерых руководителей восстания и о ссылке многих своих друзей-декабристов в Сибирь. Несмотря на трагические события в эти годы в лирике Пушкина преобладают оптимистические мотивы: прежде всего мотив возвращения (не только как биографический — возвращение из ссылки, но и как символический — воз­вращение идеалов юности, духовных ценностей, ориен­тиров: «К***» («Я помню чудное мгновенье...»), 1825, «И. И. Пущину» («Мой первый друг, мой друг бесцен­ный!..»), 1826, «19 октября» («Роняет лес багряный свой

убор...»), 1825, «Вакхическая песня», 1825, и мотив наде­жды («Если жизнь тебя обманет...», 1825), в том числе политические надежды на более разумную политику Ни­колая 1 и его милосердие по отношению к ссыльным: «Стансы» («В надежде славы и добра...»), 1826, «Во глу­бине сибирских руд...», 1827.

Эти годы отмечены существенной эволюцией стиля Пушкина, его манеры письма, художественного метода — от романтизма к реализму. Обратите внимание, что сам Пушкин не пользуется понятием «реализм» (оно появи­лось в критике намного позже, в шестидесятые годы), он называет новый зарождающийся стиль «истинным романтизмом». В лирике появляется совершенно новый тип пейзажа (не уводящий от конкретной действитель­ности, а, наоборот, приближающий к ней), в драматур­гии Пушкин ориентируется на У. Шекспира (историзм, сложность и неоднозначность характеров, углубленный психологический конфликт), предпочитая его классици­сту Ж.-Б. Мольеру и романтику Байрону (трагедия «Бо­рис Годунов», 1825).

«И. И. Пущину». Жанр стихотворения — дружеское по­слание. Оно небольшого объема — всего два пятистишия, автобиографично. Существенно, что в момент написания послания Пущин находился в сибирской ссылке.

Обратите внимание на риторические фигуры: воскли­цания (стихотворение начинается и заканчивается ими);

архаические императивные формы («да дарует», «да оза­рит»); повторы параллельных синтаксических конструк­ций; инверсия при использовании художественного эпи­тета — прилагательное после существительного («друг бесценный»); пятая, «лишняя», строка (перед последней строкой строфы вставляется строка, рифмующаяся с третьей) — в обоих случаях содержит параллельную с предыдущей строкой синтаксическую конструкцию.

Это создает впечатление приподнятого тона, вооду­шевления.

Стансы («В надежде славы и добра...»). Историческая тема и образ Петра возникают здесь в связи с актуаль­ным политическим событием: восшествием на престол Николая 1. Композиционно стихотворение построено так, что Петру посвящена срединная часть, обрамляемая ха­рактеристиками современной Пушкину ситуации. Современный читатель может услышать некий парадок­сальный оттенок смысла в двустишии: «Самодержавною рукой // Он смело сеял просвещенье». Просветительская деятельность предстает чем-то вроде военного подвига, требующего смелости и даже жестокости. Обратим вни­мание на то, что слово «просвещение» часто звучит у Пушкина иронически: «Где капля блага, там на страже // Уж просвещенье иль тиран» в стихотворении («К мо­рю»). Впрочем, в этом, близком по духу к оде, стихотво­рении, эпитет «самодержавный» ни в коем случае не яв­ляется обличительным и не несет в себе отрицательного смысла.

В образующих композиционную пару фигурах Петра и Николая выражена ключевая для позднего Пушкина тема преемственности поколений: новый царь должен быть достоин своего великого «пращура», в том числе проявить милосердие к ссыльным декабристам и осво­бодить их. (Найдите намек на это в последнем четверо­стишии.)

«19 октября» («Роняет лес багряный свой убор...»). Жанр стихотворения — дружеское послание, причем ли­рический герой обращается поочередно ко многим друзьям (как в стихотворении «Пирующие студенты»). Такая структура послания предполагает наличие в по­этическом мире автора идейно значимого образа друже­ского «круга», «братства», которое может наделяться чертами «тайного союза», союза «избранных» и т. п. Действительно, у Пушкина такой образ существовал на протяжении всего творчества и объяснялся не только воспоминаниями о Лицее, но и тесной дружбой с лице­истами первого выпуска. 19 октября — день открытия Лицея постоянно отмечался ими, это была для них «свя­тая годовщина», как писал Пушкин. В дальнейшем Пушкин написал еще несколько посланий на 19 октяб­ря — «Бог помочь вам, друзья мои...» (1927), «Усердно помолившись Богу...» (1928), «Чем чаще празднует ли­цей...» (1831).

Итак, основная жанровая характеристика стихотворе­ния — послание, но есть нечто общее и с элегией. Сти­хотворение написано пятистопным ямбом, создающим элегическую интонацию спокойной, неторопливой, за­душевной беседы-размышления. Оно начинается типичным «Михайловским» пейзажем (сравните этот «осен­ний» его вариант с «зимним» в стихотворении «Зимний вечер», найдите общие мотивы), а продолжается как воспоминание о тех, «кто не пришел», «кого меж нами нет». Это вызывает в памяти стихотворение В. А. Жу­ковского «Воспоминание». Аналогичный мотив есть в конце восьмой главы «Онегина» («Иных уж нет, а те да­лече...»). При этом Пушкин активно использует роман­тические мотивы: морское путешествие (строфа 5), «тай­ный рок» и «долгая разлука» (строфа 6), мнимая дружба (строфа 8), разговор «о бурных днях Кавказа, о Шилле­ре...» (строфа 14). Затем поэт обращается к тем, кто смог посетить Михайловское (Пущин, Горчаков, Дельвиг), а также к Кюхельбекеру, которого называет «братом». Стихотворение заканчивается традиционным для Пуш­кина мотивом пира (строфы 15—19). Примечательно, что поэт призывает друзей выпить за царя и простить ему «неправое гоненье». Строго христианская нравст­венная мотивировка этого жеста, очень характерная для зрелого Пушкина («Он человек! им властвует мгно­венье, // Он раб молвы, сомнений и страстей»), соеди­няется с романтическим по духу указанием на две заслу­ги царя, одна из которых важна в национально-истори­ческом масштабе («он взял Париж»), другая — в лично-биографическом и актуальном для данного послания («он основал Лицей»). Здесь существенно также то, что взятие Парижа и основание Лицея образуют в сознании Пушкина единый культурный контекст, значимый для того круга друзей, о котором идет речь в стихотворении.

Заключительный образ стихотворения — последний друг, который переживет всех остальных и будет в оди­ночестве праздновать «под старость день Лицея». Появ­ление этого образа связано с мотивом смерти и сопутст­вующими мотивами (бег времени, увядание природы), которые и в других поздних стихотворениях Пушкина («Брожу ли я вдоль улиц шумных...», «Вновь я посе­тил...») появляются в сходном философско-элегическом контексте. Обратите внимание, что эту одинокую фигуру «несчастного друга» поэт сравнивает с собой, и эта фи­гура сравнения («Как ныне я...») по интонации близка концовке «Онегина» («...Как я с Онегиным моим»), где тоже говорится о смерти, разлуках и утратах.

Поздний период творчества (с 1826 г.)

Этот период творчества Пушкина можно было бы подразделить на этапы, поскольку он представлен очень разнообразными и не похожими друг на друга произве­дениями. Последнему десятилетию жизни Пушкина по­священо много специальных статей и монографий. Здесь предлагаются только самые необходимые для со­чинений сведения.

В эти годы Пушкин становится общепризнанным ли­тературным авторитетом и начинает издавать большой литературный журнал «Современник», который стал на многие годы его любимым детищем.

Пушкин дважды приезжал в нижегородское имение своего отца Болдино, где испытывал большой прилив творческих сил. Особенно знаменита «болдинская осень» 1830 г. В это время были написаны «Повести Белкина», «Маленькие трагедии», многие стихотворения (в том числе «Бесы», «Герой», «Для берегов отчизны дальней...», - «Моя родословная»), последняя глава романа «Евгений Онегин», поэма «Домик в Коломне», «Сказка о попе и работнике его Балде», ряд критических статей.

Новое восприятие действительности требовало от Пушкина углубленных занятий историей, в ходе ко­торых он написал несколько исторических сочинений, в том числе «Историю Пугачева» (издана в 1834 г.).

В 1832—1833 гг. написан роман «Дубровский», в 1836 г. — повесть «Капитанская дочка». В этот период творчества Пушкина проза превалирует над поэзией, но все же написаны такие программные для поэта стихотво­рения и несомненные шедевры, как шесть стихотворе­ний 1836 г. (так называемый каменноостровский цикл, среди них «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...»).