- •Мартин Хайдеггер Бытие и время
- •§ 1. Необходимость отчетливого возобновления вопроса о бытии
- •§ 2. Формальная структура вопроса о бытии
- •§ 3. Онтологическое преимущество вопроса о бытии
- •§ 4. Онтическое преимущество бытийного вопроса
- •§ 5. Онтологическая аналитика присутствия как высвобождение горизонта для интерпретации смысла бытия вообще
- •§ 6. Задача деструкции истории онтологии
- •§ 7. Феноменологический метод разыскания
- •§ 8. План работы
- •§ 9. Тема аналитики присутствия
- •§ 10. Отграничение аналитики присутствия от антропологии, психологии и биологии
- •§ 11. Экзистенциальная аналитика и интерпретация первобытного присутствия. Трудности получения «естественного понятия мира»
- •§ 12. Разметка бытия-в-мире из ориентации на бытие-в как таковое
- •§ 13. Пояснение бытия-в на примере фундированного модуса. Миропознание
- •§ 14. Идея мирности мира вообще
- •§ 15. Бытие встречного сущего в окружающем мире
- •§ 16. Заявляющая о себе во внутримирно сущем мироразмерность окружающего мира.
- •§ 17. Отсылание и знак.
- •§ 18. Имение-дела и значимость; мирность мира
- •§ 19. Определение «мира» как res extensa
- •§ 20. Основания онтологического определения «мира»
- •§ 21. Герменевтическое обсуждение Картезиевой онтологии «мира»
- •§ 22. Пространственность внутримирно подручного
- •§ 23. Пространственность бытия-в-мире
- •§ 24. Пространственность присутствия и пространство
- •§ 25. Постановка экзистенциального вопроса о кто присутствия
- •§ 26. Соприсутствие других и повседневное событие
- •§ 27. Повседневное бытие самости и люди
- •§ 28. Задача тематического анализа бытия-в
- •§ 29. Присутствие как расположение
- •§ 30. Страх как модус расположения
- •§ 31. Присутствие как понимание
- •§ 32. Понимание и толкование
- •§ 33. Высказывание как производный модус толкования
- •§ 34. Присутствие и речь. Язык
- •§ 35. Толки
- •§ 36. Любопытство
- •§ 37. Двусмысленность
- •§ 38. Падение и брошенность
- •§ 39. Вопрос об исходной целости структурного целого присутствия
- •§ 40. Основорасположение ужаса как отличительная разомкнутость присутствия
- •§ 41. Бытие присутствия как забота
- •§ 42. Подтверждение экзистенциальной интерпретации присутствия как заботы из доонтологического самоистолкования присутствия
- •§ 43. Присутствие, мирность и реальность
- •§ 44. Присутствие, разомкнутость и истина
- •§ 45. Результат подготовительного фундаментального анализа присутствия и задача исходной экзистенциальной интерпретации этого сущего
- •§ 46. Кажущаяся невозможность онтологического осмысления и определения присутствиеразмерного бытия-целым
- •§ 47. Опыт смерти других и возможность охвата целого присутствия
- •§ 48. Недостача, конец и целость
- •§ 49. Отграничение экзистенциального анализа смерти от возможных других интерпретаций феномена
- •§ 50. Прорисовка экзистенциально-онтологической структуры смерти
- •§ 51. Бытие к смерти и повседневность присутствия
- •§ 52. Повседневное бытие к концу и полное экзистенциальное понятие смерти
- •§ 53. Экзистенциальный набросок собственного бытия к смерти
- •§ 54. Проблема засвидетельствования собственной экзистентной возможности
- •§ 55. Экзистенциально-онтологические основания совести
- •§ 56. Зовущий характер совести
- •§ 57. Совесть как зов заботы
- •§ 58. Понимание призыва и вина
- •§ 59. Экзистенциальная интерпретация совести и расхожее толкование совести.
- •§ 60. Экзистенциальная структура засвидетельствованной в совести собственной способности быть.
- •§ 61. Предразметка методического шага от очерчивания собственного присутствиеразмерного целого-бытия к феноменальному высвобождению временности
- •§ 62. Экзистентно собственная способность присутствия быть целым как заступающая решимость
- •§ 63. Достигнутая для интерпретации бытийного смысла заботы герменевтическая ситуация и методический характер экзистенциальной аналитики вообще
- •§ 64. Забота и самость
- •§ 65. Временность как онтологический смысл заботы
- •§ 66. Временность присутствия и возникающие из нее задачи более исходного возобновления экзистенциального анализа
- •§ 67. Основосостав экзистенциального устройства присутствия и разметка его временной интерпретации
- •§ 68. Временность разомкнутости вообще
- •§ 69. Временность бытия-в-мире и проблема трансценденции мира
- •§ 70. Временность присутствиеразмерной пространственности
- •§ 71. Временной смысл повседневности присутствия
- •§ 72. Экзистенциально-онтологическая экспозиция проблемы истории
- •§ 73. Расхожая понятность истории и событие присутствия
- •§ 74. Основоустройство историчности
- •§ 75. Историчность присутствия и миро-история
- •§ 76. Экзистенциальное происхождение историографии из историчности присутствия
- •§ 77. Взаимосвязь предыдущей экспозиции проблемы историчности с исследованиями в. Дильтея и идеями графа Йорка
- •§ 78. Неполнота предыдущего временного анализа присутствия
- •§ 79. Временность присутствия и озабочение временем
- •§ 80. Озаботившее время и внутривременность
- •§ 81. Внутривременность и генезис расхожей концепции времени
- •§ 82. Отграничение экзистенциально-онтологической взаимосвязи временности, присутствия и мирового времени от гегелевской концепции отношения между временем и духом
- •§ 83. Экзистенциально-временная аналитика присутствия и фундаментально-онтологический вопрос о смысле бытия вообще
§ 47. Опыт смерти других и возможность охвата целого присутствия
Достижение целости присутствия в смерти есть одновременно утрата бытия его вот. Переход к уже-не-присутствию изымает присутствие как раз из возможности иметь опыт этого перехода и понять его как испытанный. Подобное конечно всегдашнему присутствию в отношении его самого может быть и закрыто. Тем убедительнее тогда наверное смерть других. Окончание присутствия становится тут «объективно» доступно. Присутствие способно, будучи тем более по существу событием с другими, иметь опыт смерти. Эта «объективная» данность смерти должна тогда позволить и онтологически очертить целость присутствия.
Ведет эта напрашивающаяся, почерпнутая из способа бытия присутствия как бытия-с-другими подсказка, выбрать окончившееся присутствие других эрзац-темой для анализа целости присутствия, к поставленной цели?
Присутствие других с его достигнутой в смерти целостью есть тоже больше-не-присутствие в смысле больше-уже-не-бытия-в-мире. Разве умереть не значит уйти-из-мира, утратить бытие-в-мире? Больше-не-бытие-в-мире умершего есть – экстремально понятое – все же еще бытие в смысле уже-лишь-наличествования встречающей тело-вещи. На умирании других можно познать примечательный бытийный феномен, поддающийся определению как переключение сущего из бытийного рода присутствия (соотв. жизни) к больше-не-присутствию. Конец сущего qua присутствия есть начало этого сущего qua наличного.
Эта интерпретация переключения из присутствия в уже-лишь-наличествование упускает однако феноменальные данные, поскольку еще-остающееся сущее не представляет чисто телесной вещи. Даже наличный труп, рассматривая теоретически, есть еще возможный предмет патологической анатомии, понимательная тенденция которой остается ориентирована на идею жизни. Уже-лишь-наличное «больше» чем безжизненная материальная вещь. С нею встречает нечто прошедшее через утрату жизни неживое.
Но даже эта характеристика еще-остаюшегося не исчерпывает полного присутствиеразмерно-феноменального фонда.
«Ушедший из жизни», который в отличие от мертвеца был отнят у «переживших» его, есть предмет «озабочения» в виде поминок, похорон, могильного культа. И это опять же потому, что по своему способу бытия он «все же больше» чем просто озаботившее подручное средство в окружающем мире. В скорбно-поминальном бдении при нем пережившие его с ним, в модусе почтительной заботливости. Бытийное отношение к мертвому нельзя поэтому охватить и как озаботившееся бытие при подручном.
В таком событий с мертвым самого ушедшего из жизни фактично «вот» уже нет. Событие однако всегда подразумевает бытие-друг-с-другом в том же мире. Ушедший из жизни покинул и оставил наш «мир». Из мира оставшиеся еще способны быть с ним.
Чем адекватнее уже-не-присутствие умершего схвачено феноменально, тем отчетливее обнаруживается, что такое событие с мертвым как раз не познает собственную пришедшесть умершего к концу. Смерть приоткрывается правда как утрата, но больше как такая, которую испытывают оставшиеся в живых. В претерпевании утраты не становится однако доступна утрата бытия как такая, какую «претерпевает» умирающий. Мы не имеем в генуинном смысле опыта умирания других, но самое большее всегда только сопереживаем».
И будь даже возможно и допустимо «психологически» прояснить себе умирание других в сопереживании, имеющийся тут в виду способ бытия, именно как приход-к-концу, никоим образом не был бы схвачен. Вопрос стоит об онтологическом смысле умирания умирающего как бытийной возможности его бытия, а не о способе соприсутствия и еще-присутствия умершего среди оставшихся. Подсказка, взять опыт смерти других, темой для анализа конца и целости присутствия, неспособна ни онтически ни онтологически дать то, что она якобы может дать.
Главное же, отсылка к умиранию других как эрзац-теме для онтологического анализа завершенности и целости присутствия покоится на предпосылке, в которой можно выявить полное игнорирование бытийного рода присутствия. Эта предпосылка состоит в мнении, будто присутствие можно произвольно заменить другим, так что остающееся неиспытанным в своем присутствии окажется доступно в другом. Однако действительно эта предпосылка так безосновательна ?
К бытийным возможностям бытия-друг-с-другом в мире бесспорно относится заместимость одного присутствия другим. В повседневности озабочения из такой заместимости делают многообразное и постоянное употребление. Всякое сходить за…, всякое принести то… в сфере ближайше-озаботившего «окружающего заместимо. Широкая многосложность заместимых способов бытия-в-мире простирается не только на притертые модусы публичного друг-с-другом, но равно задевает возможности озабочения, суженные до определенных сфер, скроенные по профессиям, сословиям и возрастам. Такое заместительство однако есть по своему смыслу всегда заместительство «в» и «при» чем, т.е. в озабочении чем. А обыденное присутствие понимает себя ближайшим образом и большей частью из того, чем оно привычно озаботилось. «Человек есть»то, чем он занят. В отношении этого бытия, повседневного вместе-с-другими-растворения в озаботившем «мире», заместимость не только вообще возможна, она принадлежит даже как конститутив к бытию-друг-с-другом. Здесь одно присутствие может и в известных границах даже должно «быть»другим.
Между тем, эта возможность замещения, целиком рушится, когда дело идет о замещении бытийной возможности, которая составляет приход присутствия к концу и, как таковая, придает ему его целость. Никто не может снять с другого его умирание. Кто-то наверное способен «пойти за другого на смерть». Но это всегда значит: пожертвовать собой за другого «в определенном деле». А такое умирание за… не может подразумевать, что с другого тем самым хотя бы в малейшей мере снята его смерть. Смерть, насколько она «есть», по существу всегда моя. А именно, она означает своеобразную бытийную возможность, в которой дело идет напрямую о бытии всегда своего присутствия. Умирание показывает, что смерть онтологически конституируется всегда-мне-принадлежностью и экзистенцией. Смерть никогда не инцидент, но требующий экзистенциального понимания феномен, и это в отличительном смысле, который надо еще очертить ближе.
Если однако целость присутствия конституируется «скончанием» как умиранием, то бытие его целого само должно пониматься как экзистенциальный феномен всегда своего присутствия. В «скончании» и в им конституированном целом-бытии присутствия нет по сути никакого заместительства. Это экзистенциальное обстоятельство упущено предлагаемым выходом, когда он выставляет умирание других эрзац-темой для анализа целости.
Так попытка сделать целость присутствия феноменально адекватно доступной снова провалилась. Но результат размышлений оказывается не негативным. Они велись в ориентации, пусть вчерне, на феномены. Смерть выявлена как экзистенциальный феномен. Это навязывает разысканию чисто экзистенциальную ориентировку на всегда свое присутствие. Для анализа смерти как умирания остается только возможность или довести этот феномен до чисто экзистенциального осмысления или же распрощаться с его онтологической понятностью.
Далее, при характеристике перехода от присутствия к больше-не-присутствию как больше-не-бытию-в-мире выказало себя то, что уход-из-мира присутствия в смысле умирания должен быть отличен от ухода-из-мира существа лишь-живущего. Скончание живущего мы схватываем терминологически как околевание. Различие тут может стать видимо лишь через отграничение присутствиеразмерного скончания от конца жизни. Правда, умирание можно взять и физиологически-биологически. Но медицинское понятие «летального исхода» не совпадает с понятием конца.
Из предыдущего разбора возможности онтологического осмысления смерти становится вместе с тем ясно, что исподволь навязывающееся подставление сущего другого бытийного рода (наличность или жизнь) грозит спутать интерпретацию феномена, да даже и первое адекватное задание его. Парировать тут можно только тем, что для дальнейшего анализа будет отыскиваться достаточная онтологическая определенность конститутивных феноменов, каковы здесь конец и целость.