Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Гончаров И.docx
Скачиваний:
19
Добавлен:
18.09.2019
Размер:
126.54 Кб
Скачать

Билет 12.

«Народные заступники» в поэме Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»

    Тема “народного заступника” проходит через все творчество Н. А. Некрасова, звучит она и в поэме “Кому на Руси жить хорошо”. Многие писатели и поэты пытались ответить на вопрос “Что делать?”. Искал ответ на него и Некрасов в своем произведении. К чему стремиться в жизни? В чем настоящее счастье человека в России? Что нужно сделать для счастья всех? — спрашивал он себя. Поэт считал, что для разрешения этих вопросов нужны люди, способные вступить в борьбу и повести за собой других. Такие характеры он показал в образах Якима Нагого, Ермилы Гирина, Савелия Корчагина, Гриши Добросклонова. В Якиме Нагом представлен своеобразный характер народного правдолюбца. Он живет нищенской жизнью, как и все крестьянство, но отличается непокорным нравом. Яким готов постоять за свои права. Вот как говорит он о народе:     У каждого крестьянина      Душа, что туча черная,      Гневна, грозна — и надо бы      Громам греметь оттудова,       Кровавым лить дождям.     Ермила Гирин — мужик, которого сам народ выбрал бурмистром, признав его справедливость. Еще писарем Ермила завоевал авторитет у народа за то, что     ... он и посоветует      И справку наведет;      Где хватит силы — выручит,      Не спросит благодарности,      И дашь, так не возьмет!     Но и Ермила провинился: выгородил младшего брата из рекрутчины, однако народ простил ему это за его искреннее раскаяние. Только совесть Ермилы не успокоилась: он ушел из бурмистров, нанял мельницу. И снова народ полюбил его за хорошее обращение, за ровное отношение к помещику и бедняку, за доброту.      “Седенький попик” так характеризует Ермилу:     Имел он все, что надобно      Для счастья и спокойствия,       И деньги, и почет,      Почет завидный, истинный,      Не купленный ни деньгами,      Ни страхом: строгой правдою.      Умом и добротой.     Из высказывания попа видно, что Гирин добился почета “правдой строгой”, “умом и добротой”. Его волнует отношение к нему народа, но сам Ермила судит себя еще более строго. Он стремится облегчить положение крестьян, помочь им материально, хотя сам еще не был готов к революционному выступлению. Гирин удовлетворен уже тем, что его совесть чиста, что он хоть немного облегчает жизнь других.      Савелий-богатырь представляет другой тип русского мужика. Он воплощение силы, мужества. Несмотря на розги и каторгу, он не смирился со своей участью. “Клейменый, да не раб” — говорит он о себе. Савелий воплощает лучшие черты русского характера: любовь к родине и народу, ненависть к угнетателям, чувство собственного достоинства. Его любимое словечко — “наддай” — помогает увидеть в нем человека, умеющего подбодрить товарищей, сплотить, увлечь. Савелий из тех, которые за “вотчину стояли хорошо”. Вместе с мужиками он казнит ненавистного управляющего, немца Фогеля. Такие, как Савелий, не будут стоять в стороне в момент крестьянских волнений.      Наиболее сознательным из “народных заступников” является Гриша Добросклонов. Он посвящает всю свою жизнь борьбе, живет среди народа, знает его нужды, имеет образование. Будущее России, считает поэт, за такими, как Гриша Добросклонов, которым “судьба готовила путь славный, имя громкое народного заступника, чахотку и Сибирь”. В песнях Гриши Добросклонова отражаются его мысли о жизненных идеалах, его надежды на светлое будущее:     Доля народа,      Счастье его,      Свет и свобода      Прежде всего.     В минуту унынья, о родина-мать!       Я мыслью вперед улетаю.      Еще суждено тебе много страдать,      Но ты не погибнешь, я знаю.     В рабстве спасенное      Сердце свободное —      Золото, золото      Сердце народное!     Образ Гриши Добросклонова помогает понять, что по-настоящему счастлив тот, на чьей стороне правда, на кого надеется народ, кто выбирает себе честную дорогу, являясь “народным заступником ”.

Билет 13.

Художественные особенности сказок М. Е. Салтыкова-Щедрина-Премудрый Пискарь.

    Среди многих литературных произведений, написанных Михаилом Евграфовичем Салтыковым-Щедриным, особняком стоят “Сказки для детей изрядного возраста”. Эти сказки были созданы в период с 1869 по 1886 годы. В чем же состоит особенность сказок Салтыкова-Щедрина?      Во-первых, сказки Салтыкова остросоциальны. Мы можем определить историческую эпоху, во время которой происходит действие, и социальные слои, действующие в сказке. Например, прочитав сказку “Премудрый пискарь”, мы можем сказать, что она написана в период реакции, когда полиция и цензура действовали беспощадно, когда любая здравая мысль воспринималась как крамола. В образе премудрого пискаря автор показал загнанную и забитую интеллигенцию, а в образе щуки (рыбы хищной) - чиновников и полицию, то есть государственный аппарат.      Таким образом, в сказке автор использует еще и такие приемы, как очеловечивание животных и типизация. В сказке “Самоотверженный заяц” писатель продолжает тему власти и народа. Образ зайца символичен. Он символизирует либерального обывателя, во всем послушного кровожадной власти - волку. Волк требует от зайца беспрекословного подчинения. А Заяц готов сидеть под кустом и ждать своей смерти или, что мало вероятно, что волк его “ха-ха, помилует”.      Следующей яркой чертой сказок Салтыкова является полное отсутствие положительных героев. Действительно, если в русских народных сказках главной идеей является идея абстрактного добра, правды, справедливости, то в сказках Салтыкова всегда торжествует не добродетель, а порок. Так, через отрицание, Салтыков стремится к утверждению идеала добра, справедливости, истины. Премудрый пискарь на самом деле глуп и труслив; два генерала из “Повести о том, как один мужик двух генералов прокормил” бездельники, неумехи, а сам мужик рад стараться, только бы его похвалили. Ему достаточно той ничтожной суммы, которую выслали генералы за его труды (“Однако и об мужике не забыли; выслали ему рюмку водки да пятак серебра: веселись мужичина!”).      Михаил Евграфович постоянно использует внутренние монологи, которые дополняют описываемую картину, полнее раскрывают характер героя. Например, премудрый пискарь думает вслух, в своих снах (в конце сказки) он видит то, о чем может только мечтать: как можно свободно, никого не опасаясь, плавать по реке.      Салтыков располагает своих героев в соответствии со строгой иерархией (в зависимости от социальной принадлежности персонажа): медведь - градоначальник или крупный чиновник, волк - чиновник помень-: ше рангом или цензор, заяц, пискарь - зависимый от власти народ, проявляющий покорность и начальстволюбие.      Если сравнивать “Сказки” Салтыкова-Щедрина с русскими народными сказками, то следует отметить, что герои Салтыкова статичны. Премудрый пискарь все осознал, но так и не вылез из норы; генералы как ничего не делали, так и вернулись в свое министерство на казенные харчи. В то время, как в народных сказках часто происходит изменение героя к лучшему (Иван-дурак превращается в Ивана-царевича).      В сказках Щедрина нет торжества добра над злом, как в русских народных сказках. Скорее, в них торжествует порок. Зато в “Сказках для детей изрядного возраста” всегда есть мораль, что роднит их с баснями. Удивителен и язык, которым написаны сказки Салтыкова. Это ка кой-то необыкновенный сплав литературного, разговорного и канцелярского языков. Например, так начинается сказка “Дикий помещик”: “В некотором царстве, в некотором государстве жил-был помещик, жил и на свет глядючи радовался. Всего у него было довольно: и крестьян, и хлеба, и скота, и земли, и садов. И был тот помещик глупый, читал газету “Весть” и тело имел мягкое, белое и рассыпчатое...” Или начало “Повести о том, как один мужик двух генералов прокормил” звучит так: “Жили да были два генерала, и так как оба были легкомысленны, то в скором времени, по щучьему велению, по моему хотению, очутились на необитаемом острове. Служили генералы всю жизнь в какой-то регистратуре; там родились, воспитались и состарились, следовательно, ничего не понимали...”      Так как сказки Салтыкова - это сатира, высмеивающая недостатки общества, то автор применяет ряд сатирических приемов. Гротеск встречается почти в каждой сказке: необыкновенная покорность зайца, вечный страх пискаря, абсолютное невежество двух генералов, которые думают, что булки на дереве растут. Гротеск применяется и для изображения одичавшего без мужиков помещика: “И вот он одичал... Весь он с головы до ног оброс волосами, словно древний Исав, а ногти у него сделались, как железные. Сморкаться уж он давно перестал, ходил же все больше на четвереньках и даже удивлялся, как он прежде не замечал, что такой способ прогулки есть самый приличный и самый удобный”. Помимо гротеска, писатель использует также сатирическое изображение, иронию (в “Московских ведомостях” генералы читают только про приемы и банкеты, отсюда складывается впечатление об этой газете), аллегорию (во всех сказках поставлена проблема народа и власти), фантастику (превращение помещика в дикого зверя).      Все эти художественные приемы делают сказки Салтыкова-Щедрина уникальными произведениями. “Сказки для детей изрядного возраста” нельзя ни с чем перепутать, они всегда узнаваемы, единственны в своем роде. А проблемы, поставленные в них (проблема власти и народа, глупости власти, покорности и раболепия народа), актуальны и по сей день. Главная особенность этих произведений состоит в том, что через отрицание (через отрицательные примеры) писатель стремится к утверждению таких высоких понятий, как честь, совесть, правда, справедливость, мудрость. Невольно вспоминаются строки Некрасова, написанные о другом великом сатирике, Н. В. Гоголе, тоже вставшем на путь “обличителя толпы, ее страстей и заблуждений ”:     И веря и не веря вновь      Мечте высокого призванья,      Он проповедует любовь      Враждебным словом отрицанья.

Билет 14.

История «выморочной семейки» в романе М. Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы»

    Щедрин назвал роман “Господа Головлевы” “эпизодами из жизни одной семьи”. Каждая глава представляет собой законченный рассказ о каком-нибудь семейном событии. И в печати они появлялись постепенно, как самостоятельные очерки. Замысел единого романа возник не сразу. Тем не менее это целостное произведение, в основе которого повествование о крушении семьи и гибели всех ее членов. В каждой главе рассказывается о смерти кого-либо из представителей головлевского рода, об “умертвии”, так как, по сути дела, на наших глазах совершаются убийства. “История умертвий” свидетельствует о том, что и семьи-то никакой нет, что семейные связи лишь видимость, лишь форма, что все члены головлевского рода ненавидят друг друга и ждут смерти близких, чтобы стать их наследниками. Это “выморочный”, то есть обреченный на вымирание род.      Щедрин называет “три характеристические черты”: “праздность, непригодность к какому бы то ни было делу и запой. Первые две приводили за собой пустословие, тугомыслие и пустоутробие, последний являлся как бы обязательным заключением общей жизненной неурядицы”.      Глава “Семейный труд” завязка всего романа — здесь еще заметна жизнь, живые страсти и стремления, энергия.      Но основой всего этого являются зоологический эгоизм, корыстолюбие собственников, звериные нравы, бездушный индивидуализм. В центре этой главы — грозная для всех окружающих Арина Петровна Головлева, умная помещица-крепостница, самодержица в семье и в хозяйстве, физически и нравственно целиком поглощенная энергичной, настойчивой борьбой за приумножение богатства. Порфирий здесь еще не “выморочный” человек. Он известен в семействе под тремя именами: Иудушка, “кровопивец”, “откровенный мальчик”. Иудушка — лицемер не по злому корыстному расчету, но скорее по своей натуре. С детства он послушно и глубоко усвоил неписаный жизненный принцип: быть как все, поступать как принято, чтоб “оградить себя от нарекания добрых людей”. В этом больше было не откровенного ханжества, а машинального следования “кодексу, созданному преданием лицемерия”. Его лицемерие бессмысленно, бессознательно, без “знамени”, как говорил Щедрин, без далеко ведущей цели. Это действительно лицемерие по пустякам, ставшее его второй натурой.      Его пустословие прикрывает определенную практическую цель — лишить брата Степана права на долю в наследстве. Все бытие помещичьего гнезда противоестественно и бессмысленно, с точки зрения подлинно человеческий интересов, враждебно творческой жизни, созидательному труду, нравственности, что-то мрачное и губительное таится в недрах этой пустой жизни. Укором головлевщины является Степан, чья драматическая смерть завершает первую главу романа. Из молодых Головлевых он самый даровитый, впечатлительный и умный человек, получивший университетское образование. Но мальчик с детских лет испытывал постоянное притеснение со стороны матери, слыл постылым сыном-шутом, “Степкой-балбесом”. В результате из него получился человек с рабским характером, способный быть кем угодно: пропойцей и даже преступником. Тяжким было и студенчество Степана. Отсутствие трудовой жизни, добровольное шутовство у богатых студентов, а затем пустая департаментская служба в Петербурге, отставка, разгул, наконец, неудачная попытка спастись в ополченцах физически и нравственно истрепали его, сделали из него человека, живущего ощущением, что он, как червяк, вот-вот “подохнет с голоду”. И перед ним осталась единственная роковая дорога — в родное, но постылое Головлево, где его ждут полное одиночество, отчаяние, запой, смерть. Из всего второго поколения семьи Степан оказался самым неустойчивым, самым неживучим.      В следующей главе “По-родственному” действие происходит десять лет спустя после событий, описанных в первой главе. Но как изменились персонажи и отношения между ними! Властная глава семьи Арина Петровна превратилась в скромную и бесправную приживалку в доме младшего сына Павла Владимировича в Дубровниках. Головлевским имением завладел Иудушка. Он теперь становится почти главной фигурой повествования. Как и в первой главе, здесь тоже идет речь о смерти другого представителя молодых Головлевых — Павла Владимировича.      Щедрин показывает, что первоначальной причиной его преждевременной смерти является родное, но гибельное имение. Он не был постылым сыном, но его забыли, на него не обращали внимание, считая дураком. Павел полюбил жизнь особняком, в озлобленном отчуждении от людей; у него не было никаких склонностей, интересов, он стал живым олицетворением человека, “лишенного каких бы то ни было поступков”. Затем бесплодная формальная военная служба, отставка и одинокая жизнь в Дубровниках, праздность, апатия к жизни, к семейным узам, даже к собственности, наконец, какое-то бессмысленное и фантастическое озлобление разрушили, обесчеловечили Павла, привели его к запою и физической смерти.      Последующие главы романа также повествуют о духовном распаде личности и семейных связей, об “умертвениях”. Наряду с этим в “Семейных итогах” автор берется разъяснить нам, в чем отличие его героя от распространенного типа сознательных лицемеров: Иудушка — “просто человек, лишенный всякого нравственного мерила и не знающий иной истины, кроме той, которая значится в азбучных прописях. Он был невежествен без границ, сутяга, лгун, пустослов и в довершении всего боялся черта. Все это отрицательные качества, которые отнюдь не могут дать прочного материала для действительного лицемерия”.      Свой взгляд на Порфирия Головлева автор раскрывает с большой отчетливостью: Иудушка не просто лицемер, сколько пакостник, лгун и пустослов. Порфирия Владимирыча характеризует полное нравственное окостенение — вот главный диагноз писателя-сатирика. В этом одна из разгадок приобретательского рвения щедринского героя. Но в этом и заключается по убеждению Салтыкова-Щедрина, источник страшной для человека и его близких трагедии. Не случайна в этой главе смерть сына Порфирия Головлева — Владимира. Рассказано здесь о духовном и физическом увядании Арины Петровны, об одичании самого Иудушки. В четвертой главе — “Племяннушка” — умирают Арина Петровна и Петр, сын Иудушки. В пятой главе — “Недозволенные семейные радости” — нет физической смерти, но Иудушка убивает материнские чувства в Евпраксеюшке. В кульминационной шестой главе — “Выморочный” — речь идет о духовной смерти Иудушки, а в седьмой — наступает его физическая смерть (здесь же говориться о самоубийстве Любиньки, о предсмертной агонии Анниньки).      Источником всех этих нравственных увечий и смертей является Головлево, враждебное жизни паразитическое бытие помещичьего сословия. Оно обесчеловечивает людей, особенно кратковременной оказалась жизнь самого младшего, третьего поколения Головлевых. Показательна судьба сестер Любиньки и Анниньки. Они вырвались из проклятого родного гнезда, мечтая о самостоятельной, честной трудовой жизни, о служении высокому искусству. Но сестры, сформировавшиеся в постылом головлевском гнезде и получившие “опереточное” воспитание в институте, не были подготовлены для суровой жизненной борьбы ради высоких целей. Отвратительная, циничная провинциальная среда поглотила и погубила их.      Наиболее живучим среди Головлевых оказывается самый отвратительный, самый бесчеловечный из них — Иудушка, “набожный пакостник”, “язва смердящая”, "кровопивушка”. Щедрин не только предрекает смерть Порфирия. Писатель вовсе не хочет сказать, что Иудушка лишь ничтожество, которое будет легко устранено поступательным развитием вечно обновляющейся жизни, не терпящей мертвенности. Щедрин видит и силу Иудушек, источники их особой живучести. Да, Головлев ничтожество, но этот пустоутробный человек гнетет, терзает и мучает, убивает, обездоливает, разрушает. Именно он является прямой или косвенной причиной бесконечный “умертвий” в головлевском доме.      Неоднократно писатель подчеркивает в своем романе, что безмерный деспотизм Арины Петровны и “утробное”, несущее смерть лицемерие Иудушки не получали отпора, находили благоприятную почву для своего свободного торжества. Это и “держало” Порфирия в жизни. Сила его в изворотливости, в дальновидной хитрости хищника. Как он, помещик-крепостник, ловко приспосабливается к “духу времени”, к новым способам обогащения! Самый дикий помещик старых времен сливается в нем с кулаком-мироедом. И в этом сила Иудушки. Наконец, он имеет могучих союзников в лице закона, религии и господствующих обычаев. На них Иудушка и смотрит как на своих верных слуг. Религия для него не внутреннее убеждение, а обряд, удобный для обмана и обуздания. И закон для него — сила обуздывающая, карающая, служащая только сильным и угнетающая слабых. Семейные отношения — также лишь формальность. В них нет ни истинного высокого чувства, ни горячего участия. Служат они тому же угнетению и обману. Все Иудушка поставил на потребу своей пустоутробной смердящей натуры, на службу притеснения, мучительства, уничтожения. Он действительно хуже всякого разбойника, хотя формально никого не убил, совершая свои грабительские дела “по закону”.      Обесчеловечивание Иудушки изображено Щедриным как длинный психологический процесс, имеющие определенные стадии. В первых главах романа, начиная особенно с главы “По-родственному”, он отличается лицемерным празднословием, которое является характернейшей чертой иезуитски-лживой и ехидной, подло предательской натуры Иудушки, средством в его коварной борьбе с окружающими. Своими елейными, лживыми словами герой терзает жертву, глумится над человеческой личностью, над религией и моралью, святостью семейных уз. Когда все вымерло около него, Порфирий остался один и замолчал. Пустословие и празднословие потеряли свой смысл — некого было усыплять и обманывать, тиранить и убивать. Герой приходит к разрыву с действительностью, реальной жизнью. Иудушка становится “выморочным” человеком, прахом, живым мертвецом. Но ему хотелось полного “оглушения”, которое окончательно упразднило бы всякое представление о жизни и выбросило бы его в пустоту. Здесь и возникла потребность в запое. Иудушка, идя по этому пути, мог кончить так, как кончили его братья. Но в заключительной главе “Расчет” Щедрин показывает, как в нем проснулась одичалая, загнанная и позабытая совесть. Она осветила ему весь ужас его паскудной и предательской жизни, всю безысходность, обреченность его положения. Наступили агония раскаяния, душевная смута, возникло острое чувство вины перед людьми, появилось ощущение, что все окружающее враждебно противостоит ему, а потом созрела идея о необходимости “насильственного саморазрушения”, самоубийства. Никто из Головлевых так не расплачивался за свою жизнь.      В трагической развязке романа наиболее отчетливо обнаружился щедринский гуманизм в понимании природы человека, выразилась уверенность писателя в том, что даже в самом отвратительном и опустившемся человеке возможно пробуждение совести и стыда, осознание пустоты, несправедливости и бесплодности своей жизни.

Билет 15

Основные мотивы лирики Ф. И. Тютчева

    Ф. И. Тютчев — гениальный лирик, тонкий психолог, глубокий философ. Певец природы, остро ощущавший космос, прекрасный мастер стихотворного пейзажа, одухотворенного, выражающего эмоции человека.      Мир Тютчева полон таинственности. Одна из его загадок — природа. В ней постоянно противоборствуют и сосуществуют две силы: хаос и гармония. В избытке и торжестве жизни проглядывает смерть, под покровом дня скрывается ночь. Природа в восприятии Тютчева непрерывно двоится, “поляризуется”. Не случайно излюбленный прием поэта — антитеза: “дольный мир” противостоит “высям ледяным”, тусклая земля — блистающему грозой небу, свет — тени, “юг блаженный” — “северу роковому”.      Тютчевским картинам природы свойствен динамизм. В его лирике природа живет в разные часы дня и времена года. Поэт рисует и утро в горах, и “море ночное”, и летний вечер, и “полдень мглистый”, и “весенний первый гром”, и “мох седой” севера, и “благоухания, цветы и голоса” юга.      Тютчев стремится запечатлеть момент превращения одной картины в другую. Например, в стихотворении “Тени сизые смесились...” мы видим, как постепенно сгущаются сумерки и наступает ночь. Быструю смену состояний природы поэт передает при помощи бессоюзных конструкций, однородных членов предложения. Динамизм поэтической картине придают глаголы: “смесились”, “уснул”, “поблекнул”, “разрешились”. Слово “движение” воспринимается как контекстуальный синоним жизни.      Одно из самых замечательных явлений русской поэзии — стихи Тютчева о пленительной русской природе, которая в его стихах всегда одухотворена:     Не то, что мните вы, природа:       Не слепок, не бездушный лик —      В ней есть душа, в ней есть свобода,       В ней есть любовь, в ней есть язык...     Жизнь природы поэт стремится понять и запечатлеть во всех ее проявлениях. С удивительной художественной наблюдательностью и любовью Тютчев создал незабываемые поэтические картины “осени первоначальной”, весенней грозы, летнего вечера, утра в горах. Прекрасным образом такого глубокого, проникновенного изображения мира природы может явиться описание летней бури:     Как весел грохот летних бурь,      Когда, взметая прах летучий,      Гроза, нахлынувшая тучей,      Смутит небесную лазурь.      И опрометчиво-бездумно      Вдруг на дубраву набежит,      И вся дубрава задрожит      Широколиственно и шумно...     Все в лесу представляется поэту живым, полным глубокого значения, все говорит с ним “понятным сердцу языком”.      Образами природной стихии он выражает свои сокровенные мысли и чувства, сомнения и мучительные вопросы:      Невозмутимый строй во всем;      Созвучье полное в природе, —      Лишь в нашей призрачной свободе      Разлад мы с нею создаем.     “Верный сын природы”, так называл себя Тютчев, он восклицает:     Нет, моего к тебе пристрастия      Я скрыть не в силах, мать-земля!     В “цветущем мире природы” поэт видел не только “преизбыток жизни”, но и “ущерб”, “изнеможение”, “улыбку увяданья”, “стихийный раздор”. Таким образом, и пейзажная лирика Тютчева выражает противоречивые чувства и раздумья поэта.      Природа прекрасна в любых проявлениях. Поэт видит гармонию в “стихийных спорах”. Созвучию природы противопоставлен вечный разлад в человеческой жизни. Люди самоуверенны, они отстаивают свою свободу, забывая о том, что человек — всего лишь “греза природы”. Тютчев не признает отдельного существования, верит в Мировую Душу как основу всего живого. Человек, забывая о своей связи с окружающим миром, обрекает себя на страдания, становится игрушкой в руках Рока. Хаос, являющийся воплощением творческой энергии мятежного духа природы, пугает людей.      Роковые начала, наступление хаоса на гармонию определяют бытие человеческое, его диалог с судьбой. Человек ведет поединок с “неотразимым Роком”, с гибельными искушениями. Он неустанно сопротивляется, отстаивает свои права. Наиболее ярко проблема “человек и судьба” отражена в стихотворении “Два голоса”. Обращаясь к читателям, поэт призывает:     Мужайтесь, о други, боритесь прилежно,      Хоть бой и неравен, борьба безнадежна!..     К сожалению,     тревога и труд лишь для смертных сердец...      Для них нет победы, для них есть конец.     Безмолвие природы, которым окружен человек, выглядит зловещим, но он не сдается; им движут благородная воля к сопротивлению беспощадной силе и мужество, готовность идти на смерть, чтобы “вырвать у Рока победный венец”.      На всем его творчестве лежит печать раздумий о противоречиях в общественной жизни, участником и вдумчивым наблюдателем которой был поэт.      Называя себя “обломком старых поколений”, Тютчев писал:     Как грустно полусонной тенью,       С изнеможением в кости,       Навстречу солнцу и движенью       За новым племенем брести.     Человека Тютчев называет ничтожной пылью, мыслящим тростником. Судьба и стихии властвуют, по его мнению, над человеком, сиротой бездомным, участь его подобна льдине, тающей на солнце и уплывающей во всеобъемлющее море, — в “бездну роковую”.      И в то же время Тютчев славит борьбу, мужество, бесстрашие человека, бессмертие подвига. При всей непрочности человеческого существования людьми владеет великая жажда полноты жизни, полета, высоты. Лирический герой восклицает:     О, Небо, если бы хоть раз       Сей пламень развился по воле —      И, не томясь, не мучась доле,      Я просиял бы — и погас!     Напряженность и драматизм проникают и в сферу человеческих чувств. Людская любовь лишь “поединок роковой”. Это особенно остро ощущается в “Денисьевском цикле”. Психологическое мастерство Тютчева, глубина постижения сокровенных тайн человеческого сердца делают его предтечей толстовских открытий в области “диалектики души”, определяют движение всей последующей литературы, все больше погружающейся в тончайшие проявления человеческого духа.      Печать раздвоенности лежит на любовной лирике Тютчева. С одной стороны, любовь и ее “очарованье” — это “жизни ключ”, “чудесный плен”, “чистый огонь”, “союз души с душой родной”; с другой — любовь представляется ему “буйной слепотой”, “борьбой неравной двух сердец”, “поединком роковым”.      Любовь у Тютчева явлена в облике неразрешимого противоречия: безграничное счастье оборачивается трагедией, минуты блаженства влекут за собой страшную расплату, влюбленные становятся палачами друг для друга. Поэт делает потрясающий вывод:     О, как убийственно мы любим,       Как в буйной слепоте страстей      Мы то всего вернее губим,      Что сердцу нашему милей!     Лирика Тютчева исполнена тревоги и драматизма, но это реальная драма человеческой жизни. В стремлении запечатлеть ее, претворить в красоту — тоже “победа бессмертных сил”. О поэзии Тютчева можно сказать его же стихами:     Среди громов, среди огней,      Среди клокочущих страстей,      В стихийном пламенном раздоре,      Она с небес слетает к нам —      Небесная к земным сынам,      С лазурной ясностью во взоре —      И на бунтующее море      Льет примирительный елей.     Литературное наследие Тютчева невелико по объему, но А. Фет в надписи на сборнике стихов Тютчева справедливо отметил:     Муза, правду соблюдая,      Глядит, и на весах у ней      Вот эта книга небольшая,      Томов премногих тяжелей.

Билет 16

Основные мотивы в лирике А. А. Фета

    Что такое мотив? Мотив — это смысловой элемент художественного текста, повторяющийся в пределах ряда произведений. В творчестве любых писателей и поэтов можно встретить ряд предметов, понятий или явлений, которые встречаются в их произведениях. Как правило, тематика мотивов представляет собой синтез творчества поэта (писателя) и его любви. Такую закономерность можно выделить в стихотворениях А. А. Фета, на которые большое влияние оказали внутренние переживания самого автора, его мировоззрение и отношение к окружающей обстановке. Мы рассмотрим основные мотивы: во-первых, мотив огня и, в противопоставление ему, мотив воды, моря, во-вторых, это мотивы времен года и гадания, мотивы двоемирия, полета, которые являются одним из главных мотивов, это и антологические мотивы. А теперь рассмотрим каждый из мотивов в отдельности, обращаясь к примерам.      Первое, что мы рассмотрим, — это мотив огня в творчестве А. А. Фета, который является одним из главных мотивов в стихотворениях рассматриваемого нами поэта. Под огнем мы подразумеваем луну, закат, зарю, лампу, костер (то есть огонь в прямом смысле) и звезды, а также все то, что у нас ассоциируется с мотивом огня. Этот мотив не случайно столь часто встречается в творчестве Афанасия Фета, как я уже упоминала, мотивы складываются из творчества и его любовных перипетий. Огонь в жизни Фета оставил темный отпечаток: от огня погибла его возлюбленная Мария Лазич — она по неосторожности подожгла свое белое платье горящей спичкой. Быть может, это настолько ранило поэта, что он посвятил большую часть своих стихотворений такой ужасающей стихии, как огонь.     ...Как на черте полночной дали      Тот огонек,      Под дымкой тайною печали      Я одинок...     В этом стихотворении А. А. Фет сравнивает себя с огнем, но не как со стихией, а с “огоньком” — частичкой всего огня, то есть Фет — одинокий маленький человек среди всего человечества. Вторая и четвертая строки стихотворения отличаются от первой и третьей — они короче, что создает какой-то особый ритм стихотворения, когда читаешь, такое ощущение, что спотыкаешься. В этом отрывке преобладают такие звуки, как “о”, “л” и “и”, что означает нежность, печаль, тоску, какие-то мягкие вещи, и в то же время боязнь.      Строки уже из другого стихотворения А. А. Фета (“Весеннее небо глядится...”) рисуют нам похожую картину:     ...Вдали огонек одинокий      Трепещет под сумраком липок;      Исполнена тайны жестокой      Душа замирающих скрипок...     Здесь “огонек” представлен маленькой частичкой чего-то большого и страшного, но эта частичка скорее нас не пугает, а, наоборот, вызывает чувство жалости. Преобладающие звуки стихотворения — “о”, “е”, “к”, что дает нам право судить о легких, печальных и ленивых действиях. Это чувство еще более утверждается в нашем сознании, когда мы видим слово “скрипка”, ведь при игре на скрипке особо хорошо получаются заунывные и печальные произведения, и, может быть, поэтому у нас возникает мысль о чем-то грустном и плачущем. А в данных строках “скрипка” представлена нам с очень красивым и печальным эпитетом: “замирающая”. В этой строфе перед нами предстает картина одиночества (“огонек одинокий”). Но когда мы говорим о мотиве огня, мы подразумеваем не только огонь в виде костра, но и огонь свечи, лампы. Мотив свечи у А. А. Фета связан с гаданием. И это не случайно. Ведь мерцание свечи представляет собой изображение жизни человека: пока горит свеча — жив человек. Вспомним слова Базарова из романа Тургенева “Отцы и дети” перед смертью: “Дуньте на умирающую лампаду, пусть она погаснет”. Смысл этих слов можно понять как то, что Базаров, будучи “умирающей лампадой”, хотел умереть, чтобы дальше не мучиться. Но вернемся к стихотворениям Фета:     ...Зеркало в зеркало, с трепетным лепетом,      Я при свечах навела,      В два ряда свет — и таинственным трепетом      Чудно горят зеркала...     В этих строках огонь окутан таинственной пеленой, ведь все происходит во время гадания, когда сближаются и, может быть, соединяются два мира: мир земной и мир небесный. Для Фета границей этих двух миров является круг, мотив которого не был чужд для поэта. С точки зрения эвфонии в этой строфе преобладают звуки “е”, “з” и “а”, что передает нам нежные, мягкие вещи, а также внезапный страх, вызываемый гаданием.      И другое стихотворение, где присутствует мотив свечи, связано с гаданием:     ...Помню я: старушка няня      Мне в рождественской ночи      Про судьбу мою гадала      При мерцании свечи...     В этом четверостишии таится что-то странное и непознанное. Складываются ощущения скрытости, какого-то ритуала, ведь любое гадание — это ритуал.      С мотивом огня можно соотнести мотив “зари и заката”, которые отождествляют огонь солнца.     ...На пажитях немых люблю в мороз трескучий      При свете солнечном я снега блеск колючий,      Леса под шапками иль в инее седом,      Да речку звонкую под темно-синим льдом...     Это стихотворение, в отличие от других, пронизано солнечными нитями, и оно нам уже не кажется столь печальным, как описываемые выше примеры. Чувствуется в этом отрывке какой-то юношеский задор и веселость. Звук “а”, который мы встретили в этом стихотворении, говорит нам о великолепии великого пространства. Самым, пожалуй, загадочным мотивом огня является мотив луны. Луна, хотя многих она и завораживает, является неблагоприятным явлением в жизни любящих друг друга сердец. Если встречаться при луне, то незамедлительно последует расставание. Поэтому образ луны овеян пеленой тайны и неведения:     ...Тихая, звездная ночь,      Трепетно светит луна,      Сладки уста красоты      В тихую, звездную ночь...     Это унылое стихотворение; изобилие “у” в последней строке говорит нам о скорби, унынии. Луна сама по себе загадочна, а в данном примере она “трепетно светит”, что приносит в наши сердца еще большую боязнь и неуверенность по отношению к ней.      Всем известно, что светлячки связаны с такими мотивами, как огонь, ночь, луна. Они светятся, значит, излучают свет, но их свет необычный, они “вырабатывают его “своим телом”:     ...Я жду... соловьиное эхо      Несется с блестящей реки,      Трава при луне в бриллиантах,      На тмине горят светляки...     И как в противопоставление рассмотрим мотив воды. Вода в творчестве Фета не занимает столь большое место, как огонь. И здесь хочется упомянуть творчество предшественника — Ф. И. Тютчева, у которого наиболее часто встречаются мотивы воды. Творчества А. А. Фета и Ф. И. Тютчева как бы поглощают друг друга, как поглощают себя две стихии — огонь и вода:     ...Нет ответа...      Мелкие волны что-то шепчут с кормою,      Весло недвижимо,      И на небе ясном высоко сверкает зарница...     Море — это стихия. Но в данном отрывке А. А. Фет хочет представить волны моря как нечто безобидное (“мелкие волны”). С точки зрения эвфонии здесь преобладают звуки “л”, “н”, “е” — это дает право нам думать о вещах личных, нежных и ласковых.      Один из интересных мотивов, который мы встречали при чтении стихотворений и о котором мы уже говорили, — это мотив гадания и все, что с ним связано: двоемирие, свеча, зеркало, ночь (луна). Эти понятия рисуют в нашем воображении картину, которая скрывает в себе много тайн:     ...Няня добрая гадает,      Грустно голову склоня,      Свечка тихо догорает,      Сердце бьется у меня...     На последних строках наше внимание возрастает, и мы уже готовы увидеть судьбу, что же нагадала няня, но тут стихотворение заканчивается, оставляя нас в полном неведении. Может быть, в полном неведении осталось все человечество, так и не узнавшее свою судьбу... Есть один мотив, который можно встретить в ряде произведений многих поэтов, — это тема времен года:     ...Уж верба вся пушистая      Раскинулась кругом;      Опять весна душистая      Повеяла крылом...     Времена года можно сопоставить с внутренним миром героя. В данном примере Фет описывает весну, что дает право судить о том, что в данный момент (то бишь тогда, когда автор писал это стихотворение) душу поэта ничто не тревожит. Преобладание звуков “е” и “и” подтверждает этот факт, у читателя или слушателя возникает чувство ласки и нежности. Но есть такие случаи, когда в одном стихотворении сменяются осень и весна, что говорит нам о резкой смене настроения поэта. Фет, как и Ф. И. Тютчев, свои стихотворения не писал, а “записывал”. Он их писал где угодно и когда угодно. И то, что автор чувствовал в тот момент, когда материализовывал свои мысли на бумаге, отражается в стихах.      Мотив полета, о котором сейчас пойдет речь, встречается не только в стихотворениях Фета, но и в прозаических произведениях. Например, у Островского в пьесах “Бесприданница” и “Гроза”, где главные героини хотели летать. Но их полет превратился в падение. Мотив полета можно ассоциировать с полетом птиц, пчелы, светлячков и цветов, а также творческий полет самого автора.      Вот строки, в которых содержится мотив полета птицы:     ...Слышишь ли ты, как шумит вверху угловатое стадо?      С криком летят через док к теплым полям журавли,      Желтые листья шумят, в березнике свищет силища.      Ты говоришь, что опять теплой дождемся весны...     Это стихотворение символизирует надежду на лучшие времена: Это стихотворение (в частности, первые четыре строки) построено на вопросе, и, может быть, этот вопрос обращен не к единичному собеседнику, а ко всем людям на свете. При его чтении у нас возникает чувство нежности и ласки и в то же время гнев, зависть и даже боязнь из-за преобладания таких звуков, как “и”, “о” и “у”.      Мотив птицы, пчелы и полета является древним мотивом души, например, пингвин символизирует души умерших. У Фета пчела — это смерть. Быть может, это из-за ее неприятного жужжания, которое вызывает у нас неприятные чувства и мысли. Но мед — это символ познания поэзии. Наверное, поэтому нам бабушки и дедушки советуют все время есть мед, ведь они знают, что он очень полезен. Но вернемся к лирике Фета.      В его творчестве можно встретить ряд стихотворений, посвященных возлюбленной поэта, Марии Лазич. Это такие стихотворения, как “Alter ego”, “Ты отстрадала, я еще страдаю...”, “Дома снились мне вопли рыданий твоих...”, “Нет, я не изменил. До старости глубокой...”, “Старые письма”. По одним только строкам у нас уже складывается ощущение грусти, скорби и печали. Приведем строки из стихотворения “Alter ego:     ...Ты душою младенческой все поняла,      Что мне высказать тайная сила дала,      И хоть жизнь без тебя суждено мне влачить,      Но мы вместе с тобой, нас нельзя разлучить...     “Alter ego” в переводе с латинского означает “второе я”, то есть Фет считает Марию Лазич своей частичкой, своим вторым “я”. В отрывке преобладают звуки “о”, “а”, “л”, что дает нам право сказать, что это стихотворение печальное, в котором видно великолепие и в то же время внезапный страх, страх перед тем, как жить дальше в одиночестве.      И завершить наше путешествие по лирике А. А. Фета хотелось бы стихотворением, созданным в духе античной лирики, — это стихотворение “Диана” (мы знаем, что Диана — это богиня охоты).     ...Богини девственной округлые черты,      Во всем величии блестящей наготы,      Я видел меж дерев над ясными водами,      С продолговатыми, бесцветными очами      Высоко поднялось открытое чело...     В этих строках перед нами предстает необычный образ “чистой” богини. Это стихотворение полно нежных и легких вещей. А. А. Фет смог передать словами всю прелесть этой богини — тонкой, чистой и нетронутой...      Нужно отметить, что лирика Афанасия Фета представляет собой уникальное “событие” как той эпохи, в которой жил сам автор, так и эпохи, в которой живем мы — читатели его произведений. Для меня стихи Фета — это маленькие зарисовки из его жизни, в которые ты сам мгновенно проникаешь и переживаешь вместе с автором. Его стихотворения разногранны, что доказывается тем количеством и разнообразием мотивов, которые мы рассмотрели. Традиции Фета в дальнейшем продолжат символисты: Блок, Соловьев — это говорит нам о том, что такие стихи всегда затронут сердце читателя.

Билет 17

Смысл названия драмы «Гроза»

    Название драмы Островского “Гроза” играет большую роль в понимании этой пьесы. Образ грозы в драме Островского необычайно сложен и многозначен. С одной стороны, гроза — непосредственный участник действия пьесы, с другой стороны — символ идеи этого произведения. Кроме того, образ грозы имеет столько значений, что освещает почти все грани трагической коллизии в пьесе.      Гроза играет важную роль в композиции драмы. В первом действии — завязка произведения: Катерина говорит Варваре о своих мечтах и намекает на свою тайную любовь. Почти сразу после этого надвигается гроза: “... вон никак гроза заходит...”      В начале четвертого действия тоже собирается греза, предвещая трагедию: “Уж ты помяни мои слова, что эта гроза даром не пройдет...”      А разражается гроза только в сцене признания Катерины — в кульминации пьесы, когда героиня говорит о своем грехе мужу и свекрови, не стыдясь присутствия других горожан.      Гроза непосредственно участвует в действии как реальное явление природы. Она влияет на поведение персонажей: ведь именно во время грозы Катерина признается в своем грехе. Даже говорят о грозе, как о живой (“Дождь накрапывает, как бы гроза не собралась?”, “А так на нас и ползет, так и ползет, как живая!”).      Но гроза в пьесе имеет и переносное значение. Например, Тихон называет грозой ругань, брань и выходки своей матери: “Да как знаю я теперича, что недели две никакой грозы надо мной не будет, кандалов этих на ногах нет, так до жены ли мне?”      Примечателен и такой факт: Кулигин — сторонник мирного искоренения пороков (он хочет высмеять дурные нравы в книге: “Я было хотел все это стихами изобразить...”). И именно он предлагает Дикому сделать громоотвод (“дощечку медную”), который служит здесь аллегорией, ведь мягкое и мирное противостояние порокам путем их обличения в книгах — это своеобразный громоотвод.      Кроме того, воспринимается гроза всеми персонажами по-разному. Так, Дикой говорит: “Гроза-то нам в наказание посылается”. Дикой заявляет о том, что люди должны бояться грозы, а ведь его власть и самодурство основаны именно на страхе людей перед ним. Свидетельство тому — судьба Бориса. Он боится не получить наследство и поэтому покоряется Дикому. Значит, Дикому выгоден этот страх. Он хочет, чтобы все боялись грозы, как и его самого.      А вот Кулигин относится к грозе иначе: “Каждая теперь травинка, каждый цветок радуется, а мы прячемся, боимся, точно напасти какой!” Он видит в грозе живительную силу. Интересно, что не только отношение к грозе, но и принципы Дикого и Кулигина разные. Кулигин осуждает образ жизни Дикого, Кабановой и их нравы: “Жестокие нравы, сударь, в нашем городе, жестокие!..”      Так образ грозы оказывается связан с раскрытием характеров персонажей драмы.      Катерина тоже боится грозы, но не так, как Дикой. Она искренно верит в то, что гроза является карой божьей. Катерина не рассуждает о пользе грозы, она боится не наказания, а грехов. Ее страх связан с глубокой, сильной верой и высокими нравственными идеалами. Поэтому в ее словах о боязни грозы звучит не самодовольство, как у Дикого, а скорее раскаяние: “Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть тебя вдруг застанет, как ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми...”      Сама героиня тоже напоминает грозу. Во-первых, тема грозы связана с переживаниями, душевным состоянием Катерины. В первом действии собирается гроза, будто предвестие трагедии и как выражение смятенной души героини. Именно тогда Катерина признается Варваре, что любит другого — не мужа.      Гроза не потревожила Катерину во время свидания с Борисом, когда она почувствовала вдруг себя счастливой. Гроза появляется всякий раз, когда бури бушуют в душе самой героини: сказаны слова “С Борисом Григорьевичем!” (в сцене признания Катерины) — и вновь по ремарке автора раздается “удар грома”.      Во-вторых, признание Катерины и ее самоубийство было вызовом силам “темного царства” и его принципам (“шито-крыто”). Сама любовь, которую Катерина не стала скрывать,      ее стремление к свободе — это тоже протест, вызов, прогремевший над силами “темного царства”, словно гроза. Победа Катерины в том, что пойдут слухи о Кабанихе, о роли ее в самоубийстве невестки, не удастся скрыть правду. Даже Тихон начинает слабо протестовать. “Вы ее погубили! Вы! Вы!” — кричит он матери.      Итак, “Гроза” Островского производит, несмотря на свою трагичность, освежающее, ободряющее впечатление, о котором говорил Добролюбов: “...конец (пьесы)... кажется нам отрадным, легко понять почему: в нем дан страшный вызов самодурной силе...”      Катерина не приспосабливается к принципам Кабановой, она не захотела лгать и слушать чужую ложь: “Ты про меня, маменька, напрасно это говоришь...”      Гроза тоже не подчиняется ничему и никому — она бывает и летом, и весной, не ограничиваясь временем года, как осадки. Недаром во многих языческих религиях главным богом является громовержец, повелитель грома и молнии (грозы).      Как и в природе, гроза в пьесе Островского соединяет в себе разрушительную и созидательную силу: “Гроза убьет!”, “Не гроза это, а благодать!”      Итак, образ грозы в драме Островского многозначен и неодносторонен: он, символически выражая идею произведения, вместе с тем непосредственно участвует в действии. Образ грозы освещает практически все грани трагической коллизии пьесы, поэтому смысл названия становится так важен для понимания пьесы читателями.