Эпизод из Ветхого Завета не раз становился в мировой живописи материалом для интересного рассказа о том, как г

Гостеприимство Авраама. 12 в.

остеприимный Авраам принимал у себя трёх путников. Но икона — не картина, а особый священный предмет, имеющий исключительный символический смысл. Если картина на религиозный сюжет старается представить всё изображаемое как реальное, то икона к этому не стремится. Она пренебрегает всем предметным и обращается непосредственно к религиозному сознанию.

Вот почему в «Троице» Андрея Рублёва изображены только три Ангела, сидящие у стола. Где и когда это происходит — неизвестно, да и что происходит — неизвестно тоже. Предметов мало, и все они не столько характеризуют происходящее, сколько вносят дополнительное символическое значение.

Три тонких посоха в руках Ангелов — не только атрибуты странников, но и символ странничества вообще — такого состояния, в котором человек пренебрегает всем, что удерживает его в привычном житейском кругу и препятствует его стремлению к познанию высшей истины. Дом — не толь­ко условное обозначение жилища Авраа­ма, но и символ вдохновенного познания, сфера божественного созидания, внутрен­ней духовной жизни человека, которую было принято называть "домостроитель­ством". Дерево — не только условное обозна­чение дубравы Мамре, близ которой яви­лись Ангелы, но и Дерево жизни. Гора — не только намек на пейзаж, но и символ воз­вышенного духа…

Стол — символ трапезы и, одновременно, пищи духовной, но это и прообраз жертвенного алтаря, и намек на жертво­приношение Авраама, а через него — на жертвоприношение Бога-Отца. Чаша — атрибут угощения, но это и чаша жизни, и смертная чаша, и чаша мудрости, и чаша бытия, и важная часть выражений "вкусить из чаши" и "испить чашу", а еще символ любви, готовой к самопо­жертвованию. Последнее значение осо­бенно важно. Ведь чаша на белом фоне стола — центр иконы, выделенный мно­жеством тонких приемов и буквально притягивающий внимание. Это жертвен­ная чаша, в которой лежит голова тельца. Но жертвенное животное телец — прототип той жертвы, которую принесёт Христос за грехи мира, поэтому часто икону трактуют как прообраз Евхаристии.

Интересно, что форма чаши угадывается во внутренних контурах фигур крайних ангелов. Таким образом, центральный ангел оказывается композиционно помещённым внутрь этой чаши. Многие исследователи видят в этом указание Рублёва на персонификацию второго ангела как Второго Лица Святой Троицы — Иисуса Христа. На это указывает и Его одежда, характерная для иконографии Спасителя, и древо за Его спиной, которое можно рассматривать как прообраз крестного древа. В этом случае здание за спиной левого ангела можно рассматривать как символ домостроителя ( устроителя неба и земли ) — Бога Отца, а горки за спиной левого — символ Горнего, Духовного мира и Самого Духа Святого. Каждый из ангелов жестом правой руки благословляет жертвенную чашу.

Такая трактовка позволяет видеть в иконе не просто сюжет из Ветхозаветной истории, но образ Предвечного Совета Пресвятой Троицы, на котором ещё до начала Творения было принято решение о необходимости искупительной жертвы для спасения мира.

Андрею Рублёву впервые удалось создать точное и, мож­но сказать, идеальное воплощение очень сложного догмата о Святой Тро­ице, включающего в себя такие каче­ства, как триединство, единосущность, нераздельность, соприсносущность, специфичность и взаимодействие. Всё то, о чём написаны многие и многие тома богословских трудов, оказалось выражено при помощи красок на одной иконной доске.

Иконописание Рублёва было в XV веке возведено в канон. Оно легло в основу Московской школы иконописи, представителями которой были Дионисий (1440 — 1519) и сын его Феодосий (автор фресок Благовещенского собора Московского Кремля).

В 1988 году Собор Русской православной церкви причислил Андрея Рублёва к лику общечтимых святых.