12. Компьютер как вариант «органопроекции» человеческого интеллекта и пути обогащения «компьютерной метафоры»

Рассмотрение вопроса о том, каково соотношение функций в решении сложных производственных задач между человеком и компьютером, заставляет, прежде всего, обратиться к проблеме самих интеллектуальных функций и к проблеме интеллекта в более широком плане. Рассматривая эволюцию понятия «интеллект», Е.Б. Моргунов отмечает, что со времен Платона и Аристотеля «ранг интеллекта как бы все время понижался». Интеллект начали рассматривать как «способность человека к познанию», «функции интеллекта операционализировались», «делались попытки низвести интеллект к способности приспособления, к решению лишь практичес­ких задач». «В психологии делались попытки измерений интеллекта как некой технической функции, и ученые, осознающие ограниченность этих процедур, не без ехидства определяли интеллект как то, что измеряется с помощью тестов на интеллект» [7, с. 231].

Наиболее сложной оказалась проблема рассмотрения интеллекта как творческого акта. Е.Б. Моргунов пишет в связи с этим: «Сложилась ситуация, при которой мы многое знаем о разновидностях интеллекта, умеем отличить одну от другой и даже определять, более того, формировать некоторые из них, но не умеем определить интеллект как таковой». При этом сам процесс творческого размышления предлагается рассматривать как особый «функциональный орган» индивидуальности [там же, с. 232].

Поскольку работа человека за компьютером формируется и под воздействием характеристик программного обеспечения, «вполне логичной была бы задача рассмотрения того, какие изменения в процессе мышления происходят под влиянием компьютера, и в особенности компьютера, оснащенного искусственным интеллектом» [там же]. При этом, по мнению Е.Б. Моргунова и В.П. Зинченко, «многообещающей представляется логика размышлений, предложенная выдающимся российским философом П.А. Флоренским и обозначенная им еще в 1919 г. в работе «Органопроекция»] [2, с. 222-252].

«Органопроекция» (согласно П.А. Флоренскому) — это не только модель конкретного органа, но и устройство для реализации определенной функции. Как считают В.П. Зинченко и Е.Б. Моргунов, «органопроекция "размазывается" между человеком и объектом его деятельности, она проекция не только первообраза, но объекта, не только органопроекция, но и объектопроекция», этом «разные органопроекции, а также разные технические релизации одной и той же органопроекции в большей или меньшей степени тяготеют к одному из вьделенных полюсов, т. е. к первообразу или к объекту, они всегда продукт некоторого компромис са» [там же, с. 223].

В.П. Зинченко и Е.Б. Моргунов считают также, что «органа проекция и объектопроекция сходятся, сливаются в системах искусственного интеллекта» [там же, с. 226], так как в них не толь» моделируются функции человека, но и создается новый объев обретающий определенную независимость от пользователя (за счет гибкости и возможности самонастраиваться). И хотя искусственный интеллект не укладывается уже в рамки традиционного «средства труда» (технического орудия), это еще и субъект труда. Более корректно говорить здесь об «органопроекции» интеллекта.

«Система приобретает определенную независимость от пользователя в решении задач, — пишет Е.Б. Моргунов. — Наиболее распространенная разновидность систем искусственного интеллекта — экспертная — функционирует в строго ограниченной меткой области. Вобрав в себя совокупность приемов работы специалиста высокого уровня, экспертная система начинает да решения, уровень которых близок к уровню решений и рекомендаций специалиста. Если помощью экспертной системы пользуется студент или менее квалифицированный специалист, в его глазах она может приобретать индивидуально-психологические черты. Может возникнуть эффект персонализации компьютера, сопровождаемый речевым обращением к нему, эмоциональными оценками и реакциями на те или иные особенности функционирования системы. Каждый пользователь, имеющий опыт работы с интеллектуальными системами, в состоянии припомнить ряд примеров на этот счет» [7, с. 234—235].

Однако проблема, обозначенная В.П. Зинченко и Е.Б. Моргуновым, представляется еще более интересной (и одновременно запутанной). Поставим перед собой вопрос: только ли средства определяют деятельность человека и потенциально претендуют на то, чтобы всецело завладеть человеком (когда само средство превращается в «инициатора» активности и размышлений человека, точнее, когда сам человек из субъекта труда превращается в ведомый компьютером «объект»)? В качестве таких инициаторов могут выступать и цели труда (когда человеком «овладевает» какая-то идея), и условия труда (например, когда заработок явно доминирует над иными смыслами труда) и т. п.

Зададимся другим интересным вопросом: где кончается человек (и соответственно где начинаются средства его деятельности, его труда)? Ответ на данный вопрос очень непрост. Эта проблема связана, с одной стороны, с проблемой границы телесности. Напомним, что еще К. Маркс говорил об орудии как о «продолжении руки человека»: «Предмет, которым человек овладевает непосредственно, есть не предмет труда, а средство труда. Так, данное самой природой становится органом его деятельности, органом, который он присоединяет к органам своего тела, удлиняя таким образом... естественные размеры последнего...» [6, с. 27].

С другой стороны, не менее интересен и иной вопрос: где кончается субъектность, не является ли сам человек лишь «органопроекцией» своего предприятия или проводником воли своего начальника? Кроме того, можно спросить: не является ли сам человек (оператор) «органопроекцией» компьютерных сетей, куда также включены другие операторы-пользователи?

Современная компьютерная техника не может сравниваться с человеком, по крайней мере по следующим позициям [2, с. 228—242]:

1) главная особенность человеческого интеллекта — способность к творчеству, на которое компьютер не способен;

2) пока специалисты в области ЭВМ рассматривают мышление лишь как результат, но не как процесс (не как деятельность со своими специфическими механизмами);

3) для настоящего творчества необходима активность по «преодолению всех степеней свободы, кроме одной», где сама степень свободы рассматривается как одна из характеристик «хаоса», но не творчества; проблема — как мобилизовать, т.е. как организовать систему для решения данной задачи; при этом оставшаяся одна степень свободы — это и есть выбор наиболее верного решения [там же, с. 239—242];

4) «успехи в создании искусственного интеллекта всегда будут идти вслед за успехами психологии мышления», однако «тот, кто идет за кем-то, всегда остается позади», поэтому опасения насчет того, что компьютер покорит человека (человечество) преждевременны и в итоге все будет определяться нравственным развитием самих людей...

Обозначим здесь основные направления, пути обогащения «компьютерной метафоры» [там же, с. 242—251]:

1. Разработка искусственного интеллекта на логико-математических основаниях (правда, необходимо помнить, что у человека процессы мышления иные, чем у машины)

2. В когнитивной психологии нет характеристики источников самодвижения системы субъективного опыта, так как неясно с активностью... Отсюда перспектива развития компьютерной техники связана с дальнейшей разработкой (пониманием) проблемы активности.

3. Как отмечал Дж. Джонс, «для изобретения чего-то необходимо изменить не только чье-то (или свое) окружение, но и самого себя» [цит. по: 2, с. 246]. Следовательно, нужны другие разработчики компьютеров — другие «обогатители компьютерной метафоры».

4. В.П. Зинченко видит перспективу в разработке идеи «живого движения» (как единицы анализа психики) [там же, с. 248—251]. Интересно, что еще известный отечественный философ Э.В. Ильенков говорил о том, что рука человека способна совершать движение по форме предмета, не дожидаясь, пока этот предмет заставит двигаться по своим законам. «Неживое движение», например движение циркуля, не способно «увидеть» другой предмет, и если этим циркулем не руководить, он либо сломает данный предмет, либо сломается сам. В.П. Зинченко отмечает, что «действие — принципиально открытая система, которая никогда не бывает тождественна сама себе, это противоречивое единство, в котором субъект, живое движение и предмет смыкаются в цельное психофизиологическое и психофизическое образование» [там же, с. 248].