Постпозитивизм

Начиная с 60-х гг. XX в. наиболее значимыми для логико-методологических исследований становятся концепции постпозитивизма, или, как его иногда называют, «четвертого позитивизма». Продолжая поиски позитивизма в области повышения научности, строгости философии, его представители, наиболее известными из которых являются К. Поппер (1902 — 1994), Т. Кун (род. в 1922),  И. Лакатос (1922 — 1974), П. Фейерабенд (род. в 1924), уточняют теорию развития знания. В противоположность логическому позитивизму, принимавшему в качестве критерия научности принцип верификации, К. Поппер выдвигает принцип фальсифицируемости. Подчеркивая, что современное научное знание носит крайне абстрактный характер, что многие его положения не могут быть возведены к чувственному опыту, он утверждает, что главным для определения научности является не подтверждение, а возможность опровержения положений науки: если возможно найти условия, при которых протокольные (т. е. базисные, первичные) предложения теории ложны, то теория опровержима. И это не случайно, ведь ни одна научная теория не принимает все факты, а утверждает одни и отрицает, исключает другие, не соответствующие ее основным положениям. Следовательно, в принципе возможна ситуация, когда будут обнаружены факты, противоречащие теории, и она окажется неверной. Если опытного опровержения нет, теория считается «оправданной».

Абсолютизируя фактор относительной истинности знания, Поппер выдвигает положение о том, что научными считаются лишь те теории, которые в принципе могут быть опровергнуты, и что опровергаемость — фундаментальное свойство научного знания.

Утверждая, что любая научная теория заинтересована в том, чтобы быть опровергнутой, Поппер абсолютизировал действительно присущую процессу развития науки характеристику. Он представляет собой не простое количественное накопление фактов в рамках одной-единственной теории, объясняющей законы мироздания или прибавление новых теорий к старым, а последовательный процесс смены теоретических конструкций, существенно отличающихся друг от друга, часто принципиально отвергающих предшествующие научные объяснения.

Поппер обрисовал яркую и драматичную картину научной жизни, в которой происходит борьба теорий, их отбор и эволюция. Он считал, что если теория опровергнута, она должна быть немедленно отброшена и выдвинута новая, поэтому научная жизнь представляет собой поле борьбы теорий, которые могут возвыситься только посредством «убийства» противостоящих им.

Необходимо отметить, что для постпозитивизма говорить о научности теорий — не одно и то же, что говорить об их истинности. Так, хотя истина, по Попперу, объективно существует, она в принципе недостижима вследствие предположительного, и, в конечном итоге, ложного (ибо каждая теория будет опровергнута) характера любого знания. Человеческое знание может создавать лишь более или менее правдоподобные теории.

Взгляды Поппера на познание имеют различия с теми, которые свойственны сторонникам неопозитивизма. Эти различия заключаются в следующем: 1) неопозитивисты источником познания считали данные чувственного опыта, для Поппера равноправны любые источники познания; Поппер не различает, как это делают неопозитивисты, термины эмпирического и теоретического познания; 2) неопозитивисты в качестве критерия размежевания между истинным и ложным знанием выдвигали верифицируемость, т. е. проверяемость, а Поппер фальсифи-цируемость, т. е. опровергаемость;  3) неопозитивисты стремились дискредитировать значение метафизики, а Поппер относился к ней терпимо; 4) в качестве основного метода науки логические позитивисты выделяли индукцию, а Поппер — метод проб и ошибок, включающий только дедуктивные рассуждения; 5) у логических позитивистов философия науки сводится к логическому анализу языка науки, а у Поппера — к анализу процесса развития знания; 6) многие представители неопозитивизма  (Р. Карнап, К. Гемпель и др.) допускали применение идеи закономерного к явлениям общественной жизни, а К. Поппер в своих работах «Открытое общество и его враги» (1945) и «Нищета историцизма» (1944) доказывал обратное.

Идеи Поппера о процессе развития науки подверглись критике уже со стороны одного из его последователей — Т. Куна, который в книге «Структура научных революций» выдвигает собственную модель ее развития. Кун вводит понятия научного сообщества и парадигмы. Научное сообщество — это группа ученых, профессионалов, объединенных общей научной парадигмой — образцом решения научных задач и отбора значимых проблем. Научная парадигма включает в себя также понимание картины мира, общих ценностей научного поиска, образцов обучения. Так, в качестве примера Кун приводит парадигмы Ньютона, Лавуазье, Эйнштейна.

На протяжении периода «нормальной науки» принципы парадигмы не подвергаются сомнению, и исследования осуществляются в ее рамках. Однако с развитием науки в рамках парадигмы обнаруживаются аномалии, противоречащие ей факты, либо парадоксы самой парадигмы, которые невозможно решить ее собственными средствами. Наступает период научной революции, в ходе которого старая парадигма отбрасывается и из альтернативных возможностей выбирается новая. Именно в этот период, по мысли Куна, работает принцип фальсификации.

Однако Кун отрицает принцип преемственности, прогрессивного развития знания, выдвигая положение о несоизмеримости парадигм, невозможности сравнения их уровня истинности.

Другой вариант развития научного знания был предложен И. Лакатосом в книге «Фальсификация и методология научно-исследовательских программ». Основной единицей описания модели развития науки у него является «научно-исследовательская программа», которая состоит из «жесткого ядра», «защитного пояса» и совокупности методологических правил — «негативной эвристики», определяющей предпочтительные пути исследования. «Жесткое ядро» рассматривается в рамках исследовательской программы как состоящее из неопровержимых утверждений. При этом «защитный пояс» выполняет роль средства предохранения «жесткого ядра» от опровержения. Однако сам он изменяется и совершенствуется благодаря правилам «позитивной эвристики», а также с помощью фальсификации и подтверждения. По мнению Лакатоса исследовательская программа развивается прогрессивно в том случае, когда ее теоретический рост предвосхищает ее эмпирический рост. Если же наблюдается обратное, то она регрессирует.

Исследователи считают, что концепция, предложенная Лакатосом, более совершенна, так как предлагает более глубокое понимание динамизма развития науки. Развитие науки представляется философом как постепенный процесс роста знаний на основе научной деятельности, опирающейся на развивающиеся научно-исследовательские программы.

Иная точка зрения на развитие науки была представлена П. Фейерабендом. К основным его работам относятся следующие: «Против метода. Очерк анархистской теории познания» (1975); «Наука в свободном обществе» (1978); «Прощай, разум» (1987). Философ полагает, что развитие научного познания и науки осуществляется благодаря взаимной критике несовместимых теорий перед лицом наличествующих фактов. Научная работа, по Фейерабенду, должна быть направлена на создание альтернативных теорий и ведение полемики между ними. При этом необходимо, по его мнению, следовать, с одной стороны, принципу пролиферации, означающему, что нужно изобретать и разрабатывать концепции, несовместимые с существующими признанными научной общественностью теориями, а с другой — принципу несоизмеримости, гласящему, что теории невозможно сравнивать.

Фейерабенд выступил против диктата методологий и признания каких бы-то ни было правил в научных исследованиях. Он выдвинул мнение, согласно которому наука ничем не отличается от мифа.

Следует отметить, что восстание Фейерабенда против рационализма в познании означает восстание против науки, так как безответственное уравнивание в правах псевдонаучных построений и результатов деятельности ученых-профессионалов означало бы конец научного прогресса, а за этим и окончание технического и социального прогресса вообще.

3. Философия критического рационализма

-Критический рационализм Поппера

Постпозитивисты согласны с неопозитивистами в стремлении четко уяснить содержание научного знания. Неопозитивисты считали, что человек способен на истинное знание. Постпозитивисты придают принципиальное значение тому, что человек - существо ошибающееся. Это означает, что вечное знание не может быть достигнуто: одна теория неминуемо сменяет другую. Неопозитивисты полагали, что достижение знания имеет определенный конечный пункт. Постпозитивисты настаивают на развитии знания. Неопозитивисты упорствовали в непризнании философии наукой, постпозитивисты ставят проблему по-другому: между наукой и философией нет жесткой границы, но философствовать надо научно.

Отличия постпозитивизма от неопозитивизма:

• постпозитивисты проводят анализ истории науки;

• в рамках постпозитивизма ставится вопрос - каковы главные факторы развития науки: внешние или внутренние?

• Постпозитивистами проводится анализ динамики, а не статики науки.

Если неопозитивисты ставили вопрос о том, как провести грань между философией и наукой, то постпозитивистов интересует вопрос реального движения науки, какие факторы влияют на науку.

В рамках постпозитивизма происходит «три великих отказа»: от чистого фактуального базиса науки (признание того, что он недостижим); от демаркационизма между наукой и философией (эта проблема становится вторичной, а главной - выбор теории); от представлений о линейном поступательном развитии науки.

Карл Поппер (1902-1994) - основной представитель постпозитивизма. Теорию нельзя проверить на истинность, но ее можно фальсифицировать. Мы не можем сказать, что теория верна, ибо, как свидетельствует история, признававшиеся истинными теории проявляли свою недостаточность. В мире теорий идет "борьба за существование". Теория имеет гипотетико-дедуктивную структуру. Гипотезы выступают попытками разрешить проблемы, дедукция позволяет провести очную ставку содержания гипотез с фактами. Факты экзаменуют теорию на прочность.

Главные выводы:

• в основании теории находятся гипотезы (т.е. предположения);

• научные гипотезы навсегда остаются гипотезами, ибо их истинность нельзя доказать;

• из гипотез по законам дедукции выводят предложения, которые можно сопоставить с фактами;

Сопоставление с фактами дает два результата: либо предложения не противоречат фактам, в таком случае теория продолжает жить, либо предложения теории опровергаются, в таком случае теория считается ложной и отвергается.

ПРОБЛЕМА ДЕМАРКАЦИИ - отделение научного знания от ненаучного. Методом является принцип фальсификации.

ПРИНЦИП ФАЛЬСИФИКАЦИИ - предложен Поппером в качестве демаркации науки от "метафизики" как альтернатива принципу верификации. Этот принцип требует принципиальной опровержимости утверждения, относимого к науке.

ПРИНЦИП ФАЛЛИБИЛИЗМА - утверждает, что любое научное знание носит лишь гипотетический характер и подвержено ошибкам. Рост научного знания, по Попперу, состоит в выдвижении смелых гипотез и осуществлении их опровержений.

ТЕОРИЯ "ТРЕХ МИРОВ" - утверждающая существование первого мира - мира объектов, второго мира - мира субъектов и третьего мира - мира ОБЪЕКТИВНОГО ЗНАНИЯ, который порожден первым и вторым мирами, но существует независимо от них. Анализ роста и развития знания в этом независимом третьем мире и есть предмет философии науки.

-Критицизм

- в философии, начиная с Канта, метод установления возможности, происхождения, действительности, закономерности и границ человеческого познания. Кант проводит мысленную параллель между детством и догматизмом, юношеством и скептицизмом, зрелостью человека и критицизмом. В общей системе критицизм стоит между рационализмом и сенсуализмом. Канта обращен против: 1) пренебрежительногоотношения к роли ощущений в познании; 2) утверждения, что познание может возникать из чистых понятий (категорий), без подтверждения ощущениями; 3) утверждения, что Бог, душа, мир суть познаваемые объекты, в то время как в действительности они являются идеями (системообразующими). Осн. тезис критицизма: созерцание без понятий - слепо, понятия без созерцания - пусты.

http://sbiblio.com/biblio/archive/vundt_vvedenie/04.aspx - кому любопытно будет прочитать о критицизме подробнее.

- Философия науки англо-американской исторической школы: Т.Кун, И.Лакатос, П.Фейербенд

Наиболее явный отход от логико-методологической концепции К. Поппера проявил Т. Кун (1922-1996), исследовательская программа которого получила свое выражение в его знаменитой книге «Структура научных революций» (1962). В своей критике индуктивистской концепции науки он отмечает, вслед за Полотером, что наука развивается не кумулятивно, как считают представители, так называемой, стандартной концепции науки (так обычно именуют концепцию логического позитивизма), а сообразно научным революциям, в ходе которых старые научные теории сменяются совершенно новыми.

Куновская трактовка истории науки хорошо согласуется с фальсификационистским пониманием науки. Правда, Кун находит попперовское применение понятий «фальсификация» и «опровержение» не совсем удачным, так как аргументы в эмпирических науках редко оказываются такими же аподиктичными, как в логике или математике. Потому Кун говорит не о «фальсификации» и «опровержении», а об «аномалиях» и «контрфактах». Он стремится показать, что научные революции вызываются не одними аномалиями, им должен предшествовать период «кризиса», когда существующие проблемы не могут быть решены на основе парадигмальных теорий. В силу чего ученые перестают верить в свою парадигму. Наступает кризис науки, когда аномалии истолковываются как контрфакты. Затем начинается поиск совершенно новых теорий и происходит смена парадигм. Следовательно, кризис науки является необходимой предпосылкой научной революции.

В период «нормальной науки» ученый вовсе не пытается строго проверять или фальсифицировать теории, они просто используются в качестве инструментов для решения проблем. Кун, как правило, избегает выражений «проблема» и «решение проблем», вместо этого он говорит о «головоломках» и «решениях головоломок». В нормальной науке всегда имеют место головоломки и аномалии, однако, они не рассматриваются как контрфакты и не ведут к отказу от теории. Только в период кризиса науки разрабатывается новая и более лучшая теория, которая приходит на смену старой. «Попперовская фальсификация, — как отмечает Кун, — во многом подобна роли, которая в данной работе предназначается аномальному опыту, то есть опыту, который, вызывая кризис, подготавливает дорогу для новой теории. Тем не менее аномальный опыт не может быть отождествлен с фальсифицирующим опытом. На самом деле, я даже сомневаюсь, существует ли последний в действительности» [400]. Потому, как считает Кун, с точки зрения истории науки фальсификационистская концепция науки несостоятельна. Относительно редкие научные революции не являются результатом фальсификаций и в нормальной науке фальсификации не играют никакой роли. Именно это и составляет ядро историко-научного вызова фальсификационизму со стороны Куна.

С помощью многочисленных примеров из истории науки Кун пытается показать, что опыт теоретически нагружен. До и после научной революции один и тот же эксперимент может рассматриваться совершенно различным образом. Это равносильно тому, как если бы ученый жил в различных мирах до и после научной революции. Или, говоря иначе, интерпретация научных наблюдений и экспериментов зависит от принятой парадигмы. Потому в высшей степени проблематичным оказывается позитивистское положение о достоверном и теоретически нейтральном базисе науки.

Положение о теоретической нагруженности опыта имеет определенное отношение и к фальсификационизму. Как возможны вообще фальсификации, вопрошает Кун, если не существует надежного (достоверного) эмпирического базиса? Более того, теоретическая нагруженность опыта ведет к тому, что теории до и после научной революции оказываются несостоятельными. Возможно ли в таком случае критическое обсуждение конкурирующих теорий, как рекомендует делать К. Поппер?

Для Куна развитие науки не является результатом критической дискуссии или фальсификации. Он сравнивает научные революции с политическими, в ходе которых все социальное пространство изменяется насильно как результат кризиса, и с религиозным миссионерством. Кун стоит на точке зрения, что изменение научного знания может быть объяснено лишь социально-психологически. Как замечает в этой связи И. Лакатос, «с точки зрения Поппера, изменение научного знания рационально или, по крайней мере, может быть рационально реконструировано. Этим должна заниматься логика открытия. С точки зрения Куна, изменение научного знания — от одной „парадигмы" к другой — мистическое преображение, у которого нет и не может быть рациональных правил. Это — предмет психологии (возможно, социальной психологии) открытия. Изменение научного знания подобно перемене религиозной веры» [401].

• 400 Кун Т. Структура научных революций. 2-е изд. — М.: Прогресс, 1977. — С. 193.

• 401 Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. — М.: Медиум, 1995. – С. 10.

Утверждение Куна, что научные революции сравнимы с религиозным миссионерством, было, разумеется, провокационным. Логические позитивисты и критические рационалисты едины, по крайней мере, в том, что возможно разграничение между наукой, с одной стороны, и метафизикой и религией, с другой. Потому многими куновское понимание науки расценивается как рискованный исторический релятивизм, который подрывает авторитет разума и науки.

Самым талантливым и верным учеником К. Поппера в англо-американской исторической школе был И. Лакатос (1922-1974), предложивший свою методологическую концепцию — методологию научно-исследовательских программ. Последняя нашла свое выражение в основном труде И. Лакатоса «Фальсификация и методология научно-исследовательских программ» (1968) и в его знаменитой статье «История науки и ее рациональные реконструкции» (1970).

Имре Лакатос пытается противопоставить историко-научному вызову Куна теорию науки критического рационализма. Против субъективизма и психологии исследования Куна он выдвигает объективизм и логику исследования Поппера. Если Кун рассматривает научные революции как псевдорелигиозное миссионерство, то Лакатос намеревается показать, что они выражают прогресс рационального и объективного познания.

В своей исследовательской программе Лакатос принимает во внимание историю науки и, как и Кун, оперирует примерами из нее. Чтобы решить, можно ли противопоставлять фальсификационизм историко-научной перспективе, Лакатос реконструирует различные версии фалъсификационизма. Первый вариант Лакатос именует догматическим фальсификационизмом, который утверждает, что «все без исключения научные теории опровержимы, однако существует некий неопровержимый эмпирический базис. Это — строгий эмпиризм, но без индуктивизма; неопровержимость эмпирического базиса не переносится на теории» [402]. Догматический фальсификационист верит прежде всего эмпирическому контрфакту, от которого зависит дальнейшая судьба теории. Для него все теории гипотетичны. «Наука не может, — замечает Лакатос, — доказательно обосновать ни одной теории. Но не будучи способной доказательно обосновывать, наука может опровергать» [403]. Поэтому с точки зрения догматического фальсификационизма рост науки представляет собой постоянное опровержение теорий, сталкивающихся с твердо установленными фактами.

В отличие от догматического фальсификационизма методологический фальсификационизм отвергает утверждение о существовании некоего неопровержимого эмпирического базиса. Здесь эмпирический базис определяется методологическими или конвенционалистскими решениями. Лакатос реконструирует две формы методологического фальсификационизма: наивный и утонченный (рафинированный).

В наивном методологическом фальсификационизме фальсифицированные теории отвергаются. Однако эта форма фальсификационизма не оправдывается с точки зрения истории науки. Согласно лакатосовской интерпретации Куна, история науки показывает, что, по крайней мере, многие научные теории хотя и были фальсифицированы, тем не менее от них не отказывались, напротив, они сохранялись. Однако Лакатос делает парадоксальный вывод о том, что наивный методологический фальсификационизм опровергается историей науки.

В утонченном методологическом фальсификационизме теория элиминируется лишь в том случае, если выполняются определенные критерии элиминации. Поэтому основная проблема утонченного фальсификационизма состоит в ответе на вопрос, когда разумно исключать теории. Для ответа на вопрос Лакатос предлагает критерии, которые частично связаны с попперовской идеей роста знания. Согласно Попперу, удержание теории с помощью вспомогательных гипотез, удовлетворяющих определенным, точно сформулированным требованиям, можно считать прогрессом научного знания. А это значит, что оценка любой научной теории должна относиться не только к ней самой, но и ко всем вспомогательным гипотезам. Поэтому, по словам Лакатоса, «нашей оценке подлежит не отдельная теория, а ряд или последовательность теорий» [404].

• 402 Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. — М.: Медиум, 1995. – С. 15-16.

• 403 Там же. С. 16.

• 404 Там же. С. 54.

Однако Лакатос не удовлетворяется утонченным фальсификационизмом и разрабатывает свою исследовательскую программу — методологию научно — исследовательских программ.

Исследовательская программа Лакатоса складывается из методологических правил: «часть из них, — по его словам, — это правила, указывающие каких путей исследования нужно избегать (отрицательная эвристика), другая часть — это правила, указывающие, какие пути надо избирать и как по ним идти (положительная эвристика)» [405]. Тем самым Лакатос отвергает точку зрения, согласно которой научное открытие представляет собой лишь психологический интерес, и намерен показать, что с помощью исследовательских программ можно разработать рациональную эвристику. Эти усилия инспирированы отчасти Куном, так как то, что он именует парадигмой, так же выполняет эвристическую функцию. Однако в отличие от Куна, у которого аномалии играют роль двигателя научного знания, Лакатос приписывает такую роль не аномалиям, а позитивной эвристике, которая «в первую очередь диктует ему (ученому. — И. Ш.) выбор проблем» [406].

В лакатосовской исследовательской программе имеется принципиальное отличие и от полперовской модели роста научного знания, в которой определяющей является установка на фальсификацию, в то время как у Лакатоса таковой выступает установка на выдвижение исследовательской программы. Сам Лакатос рассматривал свою методологию научно-исследовательских программ как дальнейшее развитие фальсификационизма. Многие разделяют эту оценку и считают его исследовательскую программу высшей и конечной стадией в развитии методологического учения критического рационализма.

Третий видный представитель англо-американской исторической школы — Пол Фейерабенд (1924-1994), который наиболее открыто подвергает критике философию критического рационализма и доводит до логического конца методологию критицизма, превращая ее в свою противоположность — антиметодологизм.

В своей исследовательской программе, которую он именует методологическим, точнее, теоретико-познавательным анархизмом, Фейерабенд исходит из доказательства несостоятельности как фальсификационизма, так и методологии научно-исследовательских программ с точки зрения истории науки. Он считает неправомерным отвергать неудачную исследовательскую программу, поскольку, во-первых, новые исследовательские программы очень часто сталкиваются с крайними трудностями, прежде чем будут разработаны необходимые вспомогательные гипотезы. Во-вторых, никогда не следует исключать и возможность того, что менее успешная и дегенеративная исследовательская программа станет неожиданно успешной и прогрессивной. Потому Фейерабенд полагает, что Лакатосу не удалось спасти разум от натиска истории науки.

Говоря о своих расхождениях с Лакатосом, Фейерабенд отмечает, что они касаются, прежде всего, рекомендуемых им стандартов и его заявления о том, что он действует «рационально» [407]. По его словам, хотя «методология исследовательских программ и дает стандарты, помогающие ученому оценить историческую ситуацию, в которой он принимает свои решения, тем не менее они не содержат правил, которые говорят ему, что делать» [408] и не могут содержать, поскольку, как считает Фейерабенд, наука не может и не должна развиваться согласно фиксированным и универсальным правилам. Да и сама история науки свидетельствует против универсальной значимости любых правил.

• 405 Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. — М.: Медиум, 1995. – С. 79.

• 406 Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции // Структура и развитие науки. — М.: Прогресс, 1978. – С. 217.

• 407 См.: Фейерабенд П. Против методологического принуждения // Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. — М.: Прогресс, 1986. — С. 326.

Дело в том, что как утверждает Фейерабенд, наука в принципе представлена несоизмеримыми альтернативными теориями. Именно на этом утверждении и базируется в целом концепция Фейерабенда, утверждении, которое содержит далеко идущие методологические последствия. Если, как полагает Фейерабенд, «познание... представляет собой увеличивающийся океан взаимно несовместимых (быть может, даже несоизмеримых) альтернатив» [409], то к нему не могут быть применены какие-либо универсальные критерии или стандарты. Каждая такая альтернатива будет определяться своими собственными стандартами. Отсюда Фейерабенд заключает, что «все методологические предписания имеют свои пределы, и единственным „правилом", которое сохраняется, является правило: „все дозволено"» [410].

Таким образом, методологический критицизм, который ставил своей главной задачей выработку основных методологических правил и критериев, норм и стандартов для рациональной реконструкции научного знания, на примере исследовательской программы Фейерабенда приходит к самоотрицанию, самоубийству, облекаясь в форму своеобразного антиметодологизма, который снимает все границы между рациональным и иррациональным и сближает тем самым науку с мифом. Такая анархистская точка зрения Фейерабенда на природу научного знания сближает его позицию с историческим релятивизмом, последствия которого в историко-научной перспективе более четко выражены, чем у Куна [411].

• 408 См.: Фейерабенд П. Против методологического принуждения // Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. — М.: Прогресс, 1986. — С. 329.

• 409 Там же. С. 161.

• 410 Там же. С. 451.

• 411 Впрочем, куновскую концепцию Фейерабенд также расценивал как неприемлемую с методологической и ложную с исторической точек зрения, ибо, как он утверждает, «...характерной чертой науки является именно пролиферация, а не схема: нормальное состояние — пролиферация — нормальное состояние...» — Фейерабенд П. Утешение для специалиста // Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки... С. 124.

Как и Кун, Фейерабенд делает релятивистские выводы из теоретической нагруженности опыта. Критическая дискуссия оказывается недостаточной для осуществления новых возможностей опыта и объяснения, напротив, необходимо продвигаться вперед «анархистски» и пропагандистски в этом убеждать всех. Следовательно, во всякой научной революции имеется риторический и пропагандистский элемент, который одобряется точкой зрения теоретико-познавательного анархизма, поскольку «все дозволено».

Для тех, кто хорошо знаком с историей европейского нигилизма, это фейерабендовское утверждение представляется необычным. Вспомним хотя бы Достоевского: «Если бога нет, то все возможно». Впрочем, Фейерабенд, именуя свою концепцию теоретико-познавательным анархизмом, по-видимому, намеревался таким путем избежать обвинений в теоретико-познавательном нигилизме.

Таким образом, «пропущенная» через историю науки исследовательская программа Фейерабенда завершается антиметодологизмом и последовательным релятивизмом. При этом исторический релятивизм, который, как правило, представляет собой форму выхолощенного (схоластического) скептицизма, приобретает у Фейерабенда живые черты.

Основная дискуссия, как было показано выше, у Куна, Лакатоса и Фейерабенда вращается вокруг двух основополагающих проблем — проблемы теоретической нагруженности опыта и проблемы системного характера эмпирической проверки. Эти вопросы обсуждались уже конвенционалистами в их критике позитивизма. Поппер, как известно, уже в своей первой опубликованной работе "Logik der Forschung" в разделе «Проблема базиса» обсуждает эти проблемы, подвергая при этом критике позитивистское положение о надежном (достоверном) эмпирическом базисе науки. Следовательно, в известной мере позиция Поппера согласуется с конвенционалистской.

Однако в отличие от последней, Поппер подчеркивает, что недостаточно просто констатировать теоретическую нагруженность и погрешимость эмпирического базиса, а необходимо решить связанные с этим методологические проблемы. Но предложил ли Поппер методологическое решение проблемы базиса, которое бы устояло перед историко-научной перспективой? Смог ли он показать, что всегда возможна критическая дискуссия конкурирующих теорий, несмотря на теоретическую нагруженность и погрепшмость эмпирического базиса?

Предложенное Поппером решение этой проблемы считается спорным даже среди философов науки, близких к критическому рационализму. Кун и Фейерабенд находят попперовское решение несостоятельным и считают его позитивистским. Лакатос же, напротив, полагает его конвенционалистским и пытается исправить его в рамках своей реконструкции утонченного фальсификационизма. На самом деле попперовское решение проблемы базиса не является ни позитивистским, ни конвенционалистским. Дело в том, что Поппер исходит из интерсубъективной проверяемости базисных высказываний, и потому всегда возможна их критическая дискуссия. В целом попперовское решение данной проблематики вполне согласуется с историко-научной перспективой, тем самым подтверждается последовательный фаллибилизм, на котором базируется методологическое учение Поппера.

Что касается вопроса о погрешимости эмпирического базиса науки, то здесь фактически не существует никаких разногласий между Поппером, с одной стороны, и Куном, Лакатосом и Фейерабендом — с другой. Однако куновская и фейерабендовская трактовки теоретической нагруженности базисных высказываний ведут к релятивистскому выводу, что конкурирующие теории несоизмеримы. Поппер же, напротив, дает критицистскую трактовку базисных высказываний, согласно которой, если базисные высказывания проблематичны, то их самих можно подвергать дальнейшей проверке.

Основополагающую роль в дискуссиях попперианцев играет проблема вспомогательных гипотез и теоретических модификаций. Так, примерами из истории науки Кун подтверждает, что фальсифицируемые теории не всегда целиком отвергаются, а так или иначе незначительно модифицируются. В то время как, по мнению Куна, согласно фальсификационистской методологии Поппера фальсифицируемые теории должны отвергаться всегда целиком, потому фальсификации с необходимостью всегда ведут к научным революциям. Все это дает основание Куну считать фальсификационистскую методологию Поппера несостоятельной с точки зрения истории науки. Поэтому, по его мнению, фальсификационизм Поппера не есть применимая на практике методология, а скорее представляет собой идеологию, в которую хотя и веруют ученые, однако, по существу, она остается нереализуемой. Эту же позицию Куна отстаивает и Фейерабенд.

Лакатос же, находясь под впечатлением историко-научной критики Куна и Фейерабенда, вовсе выбрасывает фальсификационизм за борт и пытается разработать методологию, в которой фальсификация не играет больше никакой роли: теория или исследовательская программа должна исключаться сразу же, если имеется лучшая альтернатива. Этой своей методологией научно-исследовательских программ Лакатос намеревался избежать релятивистских выводов, к которым пришли Кун и Фейерабенд, и спасти разум и науку от засилья истории науки, однако, в конце концов, эта его попытка заканчивается тем, что он лишь пытается осуществить рациональную реконструкцию истории науки.

В целом можно сказать, что с позиций англо-американской исторической школы попперианства критицистская методология К. Поппера оказывается не более как пропагандой, ничего общего не имеющей с реальной наукой. Фейерабенд прямо заявлял, что «критический рационализм, представляющий собой наиболее либеральную позитивистскую методологию..., является простой совокупностью лозунгов..., предназначенных для запугивания боязливых оппонентов» [412], просто модной школьной философией, которая «...разрабатывается и распространяется академическими крысами» [413].

В связи с рассматриваемой здесь проблематикой отношения попперовского критицизма к критицизму попперианцев, по-видимому, уместно будет попытаться разобраться с такими понятиями, как «критический рационализм» и «попперианство». По сложившейся в отечественной философской и методологической литературе традиции термином «критический рационализм» обозначается философия Карла Поппера, а философию, которая разрабатывалась учениками и последователями попперовского учения именуют, как правило, «попперианством». Мне представляется, что вкладываемый в эти понятия смысл не совсем соответствует духу философии Поппера.

Безусловно, философия К. Поппера является историческим источником критического рационализма, в оформлении которого вольно или невольно принимали участие, начиная с 1934 года [414], многие философы, как позитивно, так и критически настроенные к нему. Термин «критический рационализм», как мне видится, служит для обозначения не определенного философского учения или школы, а скорее формы рационализма, которая приходит на смену классическому рационализму. Как и последний, она лишь означает специфическую установку на понимание бытия и возможности ею познания, на методологическую парадигму фаллибилизма, сменившую господствовавшую до того в течение нескольких столетий парадигму фундаментализма классического рационализма. Данная установка критического рационализма в конечном итоге возводится в универсальную установку, определяющую все мировосприятие и образ жизни человека. Иными словами, критический рационализм как форма рационализма становится всеобщей парадигмой западного мышления и культуры, подобно рационализму XVII-XVIII вв., который был, перефразируя известные слова, квинтэссенцией этой эпохи.

• 412 Фейерабенд П. Против методологического принуждения // Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки... С . 312-313.

• 413 Feyerabend P. Das Marchen Wissenschaft. Pladoyer fur einen Supermarkt der Ideen // Kursbuch. Bd. 53. September 1978, Berlin . Utopien II. Lust an der Zukunft. — S. 66.

• 414 1934 год — год выхода в свет программной работы Поппера "Logik der Forschung" — можно считать годом рождения критического рационализма и возрождения критического разума после 2500 — летней философской традиции.

Термин «попперианство», по-видимому, можно рассматривать, по словам немецкого философа У. Сиверинга, «как результат герменевтической экзегезы попперовской философии» [415]. В этом смысле критический рационализм и попперианство дополняют друг друга: попперианство описывает генезис критического рационализма (это его контекст открытия), а критический рационализм — логику попперианства (это его контекст обоснования). О правомерности предложенной здесь трактовки можно судить хотя бы по словам видного критического рационалиста X. Ленка, который именует свою философскую позицию «рациональным критицизмом», считая традиционное название «критический рационализм» ошибочным, ибо «...в историко-философском плане выражение „рационализм" использовалось для обозначения философии конечного обоснования, следовавшей интеллектуальному рационализму Декарта» [416].

Следовательно, Ленк, предлагая новое название взамен традиционного, исходил из явных опасений, чтобы как критики, так и интерпретаторы критического рационализма не смешивали ею с традиционным (классическим) рационализмом. Да и сам Поппер, говоря о неудачности введенного им термина «критический рационализм», также опасался обвинений в догматизме, который явно был присущ картезианскому рационализму. Однако, я думаю, что все эти опасения были напрасны, поскольку, как уже неоднократно отмечалось, в методологическом плане критический рационализм как форма рационализма представляет собой прямой антипод классическому, который следовал традиции догматического обоснования, в то время как критический рационализм возрождает древнюю форму рационализма — традицию фаллибилизма и критицизма, берущую свое начало у досократика Ксенофана Колофонского и в рамках которой вообще «снимается» пресловутая проблема обоснования.