Воздушная битва за Англию

 

На следующий день, 1 августа, Гитлер дал «Директиву № 17 о ведении воздушной и морской войны против Англии». В ней говорилось: «С целью создания предпосылок для окончательного разгрома Англии я намерен вести воздушную и морскую войну против Англии в более острой, нежели до сих пор форме [… ]. Германским военно‑воздушным силам всеми имеющимися в их распоряжении средствами как можно скорее разгромить английскую авиацию»{200}. Датой «обострения воздушной войны» было определено 5 августа. Директива эта являлась необходимой. Я лично наблюдал, как в самой северной части Франции сосредоточивались соединения люфтваффе, готовясь к борьбе против Англии. Никакого приказа они до сих пор не получили, а потому не знали, начнутся ли и когда именно их налеты. От Ешоннека я узнал, что свои детально разработанные приказы к действию он направил Герингу, который вот уже несколько дней держит их у себя в сейфе и не спешит передавать шефу. Из этого я понял, что многие беседы Гитлера с рейхсмаршалом в прошедшие четыре недели в первую очередь, очевидно, касались продолжения войны в направлении на Восток. Потому Геринг и пришел к выводу пока больше ничего не предпринимать против Англии. Он уже нацеливался на 1941 год, готовился к нападению на Россию. Во всяком случае, директива №17, требовавшая переориентации авиационных соединений на Англию, явилась для него неожиданностью.

5 августа погода оказалась неблагоприятной. Первые налеты истребителей на английские войска состоялись только 8‑го. Геринг выехал на одну из передовых баз люфтваффе в Северной Франции, чтобы оттуда руководить наступательной операцией. В эти первые дни боев наши истребители нанесли англичанам чувствительные поражения. Вот только представить вещественные доказательства своих успешных действий было трудно. Ежедневно докладываемые цифры оказывались удивительно высокими. Так, итоговые данные битвы за Ла‑Манш за 11 августа сообщали о 90 уничтоженных вражеских самолетах при потере 21 собственного, а 12 августа – соответственно, 152 и 28. Геринг докладывал фюреру о фантастических успехах люфтваффе. Он считал, что англичане уже на пределе своих сил. На Гитлера же донесения о таких успехах, казалось, большого впечатления не производили.

В сентябре я затребовал от 1с{201} генерального штаба люфтваффе данные о численности английских истребителей. Согласно его сведениям, в соединениях их насчитывалось 600, а также имелось еще 600 самолетов устаревших типов, которые могли применяться на фронте лишь в исключительных случаях. Эти цифры я доложил Гитлеру, который при ближайшей встрече с Герингом обсудил указанную проблему. Тот пришел в ужас, стал допытываться у меня, кто именно дал мне такие сведения, и сразу же позвонил в свой генштаб. Получив там точно такие же цифры, Геринг был вынужден сообщить фюреру, что официальные данные генерального штаба люфтваффе не соответствуют действительности. Он тут же приказал, чтобы предоставляемые по запросу фюрера статистические данные предварительно докладывались лично ему. Вскоре Гитлер снова пожелал узнать через меня какие‑то сведения о количестве самолетов. Я ответил, что попрошу дать их мне Геринга. Время шло к полуночи. Я позвонил Герингу – он был уже в постели – и задал ему нужный вопрос. Он разгневался и переадресовал меня к дежурному офицеру своего генштаба. На следующий день я узнал от Боденшатца, насколько зол был на меня рейхсмаршал; он даже запретил обращаться к себе с подобными запросами, практиковавшимися ранее. Но потом Геринг никогда не заговаривал со мной об этом инциденте и не проявлял ко мне никакого раздражения.

Весь август англичане не без успеха совершали свои первые единичные авианалеты, не причиняя большого ущерба. Единственное неудобство от этих налетов – приходилось порой ночью спускаться ненадолго в бомбоубежища. Гитлер воспринимал эти довольно безобидные налеты англичан на Берлин как позор и обсуждал с Герингом контрмеры. Тот снова отправился в Северную Францию для разговора об этом со Шперрле, Кессельрингом и командирами авиационных соединений.

В ночь на 7 сентября начались налеты нашей авиации на Лондон, что означало новую кульминационную точку «воздушной битвы за Англию». Не было никакого сомнения, что налеты причиняли значительный урон, а также велики были потери среди гражданского населения Лондона и других городов. Но того, чего ожидали мы от воздушной войны, достигнуто не было. Прежде всего, совершать ночь за ночью массированные налеты не позволяла погода. К тому же с каждой ночью усиливалась английская противовоздушная оборона, британские зенитки качественно улучшились. Кроме того, англичанам удавалось сбивать эскадры бомбардировщиков с курса и не допускать их к цели или же, нарушая их боевые порядки, рассеивать на подлете к ней. Боеспособность германских соединений падала. Снабжение боеприпасами едва покрывало потребности.

Наиболее эффективными явились «террористические налеты» на Лондон, а 14 ноября – на Ковентри. Все же остальные налеты на крупные города Южной Англии, хотя и причиняли ущерб с немалыми людскими потерями, никакого влияния на ведение войны не оказывали. Они могли бы, предположительно, возыметь действие только в том случае, если бы существовала возможность производить их еженощно в течение нескольких недель. Но на это нам не хватало сил. В то время добиться военного решения одними только воздушными налетами было невозможно.

Гитлер сам, одним из первых в германском командовании, осознал, что воздушная война против Англии поставленной цели не достигла и достигнуть не сможет. Содержание его частых бесед об этом с Герингом неизвестно никому. Однако из услышанных мною реплик фюрера я понял, что взглядов Геринга на воздушную войну он не разделял. А поскольку воздушная битва над Ла‑Маншем победы не принесла и королевские военно‑воздушные силы сохранили боеспособность, фюрер должен был принимать другие решения. И он хорошо знал это.

Пока в августе над Ла‑Маншем грохотала воздушная битва, в Берлине война чувствовалась очень мало. Если бы не немногие ночные единичные налеты англичан, царила бы мирная тишина. 14 августа Гитлер в своем кабинете в Новой Имперской канцелярии вручил рейхсмаршалу{202} и генерал‑фельдмаршалам их маршальские жезлы. Он воспользовался случаем поблагодарить их за заслуги и подчеркнул обязанности, которые возлагает на них этот ранг. Трое фельдмаршалов люфтваффе в тот день отсутствовали, так как сражение над Каналом требовало их присутствия там. 4 сентября фюрер восполнил это упущение, вручив фельдмаршальские жезлы Мильху, Шперрле и Кессельрингу. В тот же день он открыл во Дворце спорта кампанию благотворительной «Зимней помощи» на 1940‑41 г. При этом он выразил немецкому народу благодарность за его поведение в прошлом военном году и призвал фольксгеноссен продемонстрировать всему миру «нашу нерушимую общность». У меня в тот день была своя личная радость – родилась моя старшая дочь Хильке.

6 сентября в Румынии произошла «смена караула». 30 августа Румыния на втором Венском арбитраже была присуждена отдать Венгрии половину Семигорья (Зибенбурген). Это решение заставило короля Кароля II отречься от трона в пользу своего сына Михая. Во главе правительства встал генерал Антонеску{203}, ярый националист, который в ближайшие годы привел Румынию на сторону Германии. Хотя Румынии в рамках румыно‑болгарского договора и пришлось отдать Болгарии Южную Добруджу, Гитлер счел споры из‑за границ на Балканах снятыми. В последнее время он часто заговаривал о проблемах Юго‑Востока Европы, ибо ему было важно закрепить для рейха румынские нефтяные месторождения в районе Плоешти. В Румынию были посланы войска – целая бригада, которая должна была обеспечивать этот район. Но тревога не исчезла, ибо англичане находились в восточной части Средиземного моря и фюрер опасался, как бы они не захватили нефтепромыслы Плоешти. Это в последующие месяцы стало одной из его особых забот.