Бои за Варшаву

 

Во время нашего пребывания в Сопоте главное внимание Гитлер уделял боям за Варшаву, говоря, что комендант ее все еще ждет помощи от западных государств. 21 сентября тот принял предложение фюрера эвакуировать из города весь дипломатический корпус и подданных других государств. Они были встречены севернее Варшавы представителями нашего министерства иностранных дел и препровождены в Кенигсберг. Варшава готовилась к борьбе. Из сообщений дипломатов явствовало: в городе распространяются весьма странные известия с Западного фронта. Одно из них было таково: будто бы французы продвинулись глубоко в Южную Германию, а в Рурской области даже прекратилась всякая работа. Эти сообщения объясняли, почему комендант Варшавы продолжал сопротивление.

21 сентября начался артиллерийский обстрел Варшавы, а люфтваффе получила приказ бомбить ее. 22‑25 сентября Гитлер летал на подступы к ней, чтобы лично убедиться в эффективности действий нашей авиации. 22 сентября фюрер находился почти точно в том самом месте, где был ранен и вскоре скончался бывший главнокомандующий сухопутных войск барон фон Фрич. Получив донесение о его гибели, Гитлер был явно огорчен и принял эту весть молча.

В тот день во время поездки очень сильное впечатление на меня произвели огромные толпы польских беженцев. Преобладали молодые, было и много евреев. Я надеялся, что такая участь не постигнет наш народ никогда. Пять лет спустя беженцами стали наши дети.

25 сентября Гитлер снова совершил полет в район Варшавы и с хорошо выбранного наблюдательного пункта следил за ходом событий. На этот день ОКХ назначило наступление. Значительная часть города уже пылала в огне. Все это производило какое‑то ирреальное впечатление бессмысленной борьбы. Через два дня, 27 сентября, комендант Варшавы предложил сдачу города. Последние польские силы капитулировали только 1 октября на полуострове Гела, что перед Гдыней.

В ходе Польской кампании люфтваффе выработала тот наступательный стиль, который оставался определяющим для нее вплоть до 1941 г. В течение двух первых дней войны польские аэродромы подверглись воздушным атакам и основная масса самолетов противника оказалась уничтоженной. Соединения наших сухопутных войск вошли в эту страну, не испытывая воздействия польских военно‑воздушных сил. Люфтваффе оказалась в состоянии всеми своими силами поддержать продвижение наземных войск. Установилось тесное взаимодействие между ними и авиацией, возникла основа для сражений в последующие два года.

 

Стиль командования Гитлера

 

Служба в нашей адъютантуре шла в весьма равномерном ритме. Главным в ней являлось ежедневное обсуждение обстановки с Йодлем или генеральным штабом сухопутных войск. Это обсуждение имело место каждый день в 12.00 и продолжалось, как правило, от полутора до двух часов. Вечернее обсуждение, по большей части, проходило в 18 или 19 часов, причем в более узком кругу. Йодль докладывал обстановку, и если (как это бывало в спокойные времена между отдельными кампаниями) не случалось чего‑либо из ряда вон выходящего, на нашу адъютантскую долю выпадали лишь рутинные пояснения со стороны сухопутных войск, военно‑морского флота и люфтваффе.

Центральное значение Гитлером придавалось предполуденному положению на фронте. При этом он обсуждал с офицерами все произошедшие к тому моменту события и принимаемые меры. К оперативным планам он присовокуплял собственные мысли и указания. Однако до осени 1941 г. фюрер лишь весьма редко отдавал прямые приказы. Он ограничивался усилиями настолько крепко убедить своих слушателей, чтобы они осуществляли его намерения самостоятельно. Это являлось и причиной зачастую очень долгих совещаний у него. С декабря 1941 г., когда фюрер принял на себя и главнокомандование сухопутными войсками, он постепенно стал переходить к тому, чтобы добиваться выполнения собственных намерений путем прямых приказов, однако при этом, как и прежде, стараясь убедить собеседников в ходе ставших нередко более продолжительными совещаний. Только в последний год войны он все чаще прибегал к более ярко выраженной отдаче прямого приказа, но к тому времени его возможности проводить приказы в своем духе уже стали весьма ограниченными.

Во время Польской кампании я имел достаточно много случаев оценить невероятно тонкое чутье и остроту логики фюрера в оценке военной обстановки. Он умел мысленно поставить себя на место своих противников и предвидеть их военные решения и действия. Его оценки военной обстановки отвечали реальности, между тем как в области политики они всегда казались иллюзорными, продиктованными эмоциями и субъективными желаниями.