«Ареопаг»

 

К 11 ноября я выехал в Берлин, чтобы принять участие в «ареопаге», который Геринг созывал в Военно‑воздушной академии, расположенной в берлинском пригороде Гатов. Руководить этим совещанием он поручил генералу Пельтцу. Среди участников я увидел известных летчиков – истребителей и бомбардировщиков, в том числе и Галланда. Заседание открыл Геринг. Он сказал, что люфтваффе оказалась несостоятельной и мы должны критически отнестись к этому, чтобы изменить положение вещей. Это следовало понимать так, что критика не должна затронуть верхушку люфтваффе и его самого, а также не следует обсуждать вопрос о «Ме‑262». От слов Геринга у меня возникло впечатление, что весь этот «ареопаг» – дело бесполезное, ибо обе темы в большей или меньшей степени и есть основная причина нынешнего жалкого положения люфтваффе.

Призвав присутствующих помочь ему восстановить репутацию люфтваффе, Геринг удалился. Председательское место занял Пельтц. Я не мог избавиться от чувства, что он стоит перед неразрешимой задачей. Он знал, что такое «ареопаг», а именно – трибунал с неограниченными полномочиями. Но таковым наше собрание, после того как Геринг заранее поставил ему определенные рамки, быть не смогло. Обсуждение шло то в ложном направлении, то по второстепенным вопросам, но в любом случае – не по коренным проблемам люфтваффе. В конечном счете все свелось к таким вопросам, как, скажем, необходимость укрепления национал‑социалистического мировоззрения в люфтваффе, особенно среди командиров самолетов, и заседание закончилось безрезультатно. Заключительный протокол, который Геринг потом обсудил с Гитлером, никаких новых точек зрения не содержал. Все разошлись неудовлетворенные этим совещанием, которое скорее явилось признаком того, что люфтваффе функционирует уже из последних сил. «Слишком мало и слишком поздно», – думали летчики‑истребители, усаживаясь в свои самолеты.

 

Бесперспективное положение

 

В угнетенном состоянии вернулся я в «Волчье логово». Мысли мои, как уже часто случалось в последние месяцы, были заняты Гитлером и его действиями. Я спрашивал себя: как этими нашими силами, рассеянными по всей Европе, хочет он выиграть войну? Рассчитывает ли он на раскол альянса противников или же, говоря без обиняков, надеется на чудо? Да, конечно, боеспособность формирований СС гораздо выше, чем соединений сухопутных войск. Но сражаться без оружия и боеприпасов не могут и они. Я не знал, известно ли фюреру катастрофическое положение в сухопутных войсках и в люфтваффе или же он только внушает себе, что это не так.

Запланированное наступление через Арденны казалось мне заранее проигранным, малым и второстепенным, которое может быть успешным только до тех пор, пока стоит зимняя погода, препятствующая действиям самолетов. Ответов на мои вопросы я не находил.

В последующие недели новых точек зрения не появилось. Гитлер все время упирал на высокий национал‑социалистический дух, который должен спаять войска и привести к успехам. Однако для этого было слишком поздно. В 1939 г. он еще не считал этот дух «всеосвящающим», но, несмотря на это, войну начал. Теперь он предполагал, что Англия поймет важность войны против Советского Союза. Но та с самого начала выступала против нас заодно с русскими. У Америки же в этой войне был только один враг: Германия. Ныне мы подошли к концу этой борьбы, и перед Гитлером стоял только один вопрос: как ему самому следует себя вести? Над этой проблемой он задумывался не раз. В последние дни в «Волчьем логове», между 16 и 20 ноября, я слышал, как Гитлер говорил об этом. Когда Йодль предложил в связи с Арденнским наступлением перенести Ставку фюрера в Берлин, он ответил, что из Восточной Пруссии уже никуда не уйдет. Война проиграна. Эти слова его звучали в те дни неоднократно. Но Борману все‑таки удалось убедить Гитлера уступить.

20 ноября 1944 г. после обеда фюрер вошел в свой спецпоезд и покинул «Волчье логово» навсегда.

Незадолго до того произошло несколько заслуживающих упоминания событий. 14 ноября американская авиация начала на Западе бомбежки небольших германских городов (таких, как Дюрен, Юлих и Хайнсберг) в полосе своего будущего наступления и полностью уничтожила их, хотя для последующих боев сухопутных войск противника это большого значения не возымело. В районе Меца американцы втянулись в тяжелые бои и продвигались медленно. В Восточной Пруссии немецким войскам пришлось отступать и дальше. Часть их закрепилась в укрепленном районе Кенигсберга, а часть была оттеснена через Восточную Пруссию в направлении Вислы. Одной из этих армий командовал генерал Хоссбах, который 21 ноября отмечал свое 50‑летие. По этому случаю Гитлер направил ему чек на 50000 рейхсмарок, что явилось знаком его доверия к своему бывшему адъютанту.

21 ноября мы прибыли в Берлин. На следующий день Гитлеру пришлось обратиться к профессору фон Айкену, который в клинике «Шаритэ» удалил ему небольшие полипы на голосовых связках. Фюреру было предписано до 28 ноября щадить их и меньше говорить.

28 ноября в захваченный порт Антверпена прибыл первый американский морской конвой. Отныне никаких проблем со снабжением своих войск у противника на Западе не было. Ранее, 14 ноября, англичане предприняли наступление против наших войск на Маасе и у Венло (Голландия), но прочного успеха не имели. В это же время южнее американцы тщетно попытались прорваться на территорию Германии, однако между Дюреном и Юлихом были даже отброшены. В декабре они пробились до Страсбурга. Гитлер следил за ходом боев на западной границе рейха с большим опасением, боясь, что американцы упредят его в захвате исходных позиций в районе намеченного им наступления. Он возлагал на это наступление большие надежды и уже мысленно видел, как авангард немецких войск врывается в Антверпен.

10 декабря вечером мы выехали из Берлина и утром 11‑го прибыли в Цигенберг, вблизи Бад‑Наухайма. Здесь находился очень красивый старинный дворец, отреставрированный Шпеером еще в начале войны. Однако Гитлер решительно заявил, что во дворце никогда не поселится, и Шпееру было дано распоряжение построить в ближнем лесу бараки и бункеры. Мы отправились в лагерь, а во дворце и ближайших зданиях расквартировался командующий Западного фронта со своим штабом.