Деловая игра по конституционному правосудию

«Заседание Конституционного Суда РФ по делу о проверке

конституционности закона по жалобам граждан ».

Информационные материалы:

Подборка научных статей

ЗНАЧЕНИЕ ЭКСПЕРТНЫХ ЗАКЛЮЧЕНИЙ

В КОНСТИТУЦИОННОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ

Д.А. БАСАНГОВ

Басангов Денис Анатольевич - аспирант ИГП РАН.

Институт научной экспертизы в Конституционном Суде РФ обосновывается на протяжении длительного времени, и главный аргумент в его пользу - тезис о том, что любой судья не может обладать полной суммой правовых знаний по конкретному правовому вопросу <*>.

--------------------------------

<*> См.: Лазарев В.В. Применение норм советского права. Казань, 1972. С. 96.

Для установления объективной истины по делу в конституционном судопроизводстве зачастую недостаточно выяснения позиций сторон и сравнения положений оспариваемого акта и Конституции РФ, в связи с этим необходимо использовать некоторые специальные познания. Такие познания Суд черпает из экспертных заключений.

Федеральный конституционный закон от 21 июля 1994 г. N 1-ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации" <*> (далее - Закон) устанавливает порядок производства экспертиз, закрепляет требования, предъявляемые к заключению эксперта, и определяет место эксперта как участника конституционного судопроизводства. Экспертиза может быть проведена как на стадии подготовки дела к слушанию, так и непосредственно во время заседания Суда.

--------------------------------

<*> См.: СЗ РФ. 1994. N 13. Ст. 1447.

Правовая экспертиза прочно вошла в практику Конституционного Суда РФ. Так, за период с 1996 по 2002 г. Конституционным Судом привлекались эксперты по 71 делу.

Согласно статье 63 Закона в заседание в качестве эксперта может быть вызвано лицо, обладающее специальными познаниями по вопросам, касающимся рассматриваемого дела. Характерно, что эксперт при подготовке заключения и при ответах на дополнительные вопросы судей высказывает свою позицию.

Условием участия эксперта в судебном разбирательстве является владение специальными познаниями в вопросах, касающихся рассматриваемого дела, по мнению ряда ученых, не столько в области права, сколько в других областях - экономике, экологии, природопользовании и т.п., аналогично экспертам, приглашаемым в гражданском, уголовном и арбитражном судопроизводстве <*>. Решение же вопроса о соответствии нормативного правового акта Конституции относится к компетенции судей.

--------------------------------

<*> См.: Федеральный конституционный закон "О Конституционном Суде Российской Федерации": Комментарий. М., 1996. С. 203; Лучин В.О., Доронина О.Н. Жалобы граждан в Конституционный Суд Российской Федерации. М., 1999. С. 112.

Согласно статье 52 Закона эксперт является участником процесса в Конституционном Суде РФ, и его статус во многом сходен со статусом участников юридического процесса в других отраслях.

Так, много общего в процедуре назначения и статусе экспертов в Конституционном Суде РФ, в гражданском и уголовном процессе. Статьи 79, 80, 82 - 87 ГПК РФ в деталях регламентируют порядок назначения и проведения экспертизы. А статьи 57 - 58, 195 - 196, 269, 282 - 283 УПК РФ устанавливают правовой статус эксперта и специалиста, порядок назначения судебной экспертизы. Обязанности и права специалиста и эксперта устанавливает КоАП РФ (ст. 25.8 - 25.9). Правовая основа, принципы организации и основные направления государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации в гражданском, административном и уголовном судопроизводстве определяются Федеральным законом "О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации" <*>. Данный Закон на деятельность Конституционного Суда РФ не распространяется в силу специфики проводимой там экспертизы.

--------------------------------

<*> См.: СЗ РФ. 2001. N 23. Ст. 2291.

Опыт использования ученых разных направлений в интерпретации Конституции РФ необходим в силу того, что "Основной закон в отличие от иных нормативных актов не имеет одной отраслевой принадлежности" <*>.

--------------------------------

<*> Хабриева Т.Я. Толкование Конституции Российской Федерации: теория и практика. М., 1998. С. 112 - 113.

Так, при рассмотрении дела о проверке конституционности ряда правовых актов Президента и Правительства РФ, принятых в связи с урегулированием вооруженного конфликта в Чеченской Республике, одним из экспертов был специалист по вопросам военной доктрины <*>. По делу о проверке конституционности ч. 4 ст. 47 УПК РСФСР в связи с жалобами граждан Б.В. Антипова, Р.Л. Гитиса и С.В. Абрамова в качестве экспертов выступали научные сотрудники Института русского языка РАН. Они дали заключение по вопросам, связанным с понятием и толкованием в русском литературном языке слов "адвокат" и "защитник" <**> . В некоторых случаях в качестве экспертов приглашались экономисты и специалисты в других областях знаний.

--------------------------------

<*> См.: СЗ РФ. 1995. N 33. Ст. 3424.

<**> См.: СЗ РФ. 1997. N 7. Ст. 871.

В Конституционном Суде РФ возможно приглашение экспертов по правовым вопросам, что в других судах исключается, и, как показывает практика, в большинстве случаев в качестве экспертов участвуют именно ученые-юристы, являющиеся специалистами в отдельных отраслях права. Так, в деле о проверке конституционности ст. 124 Закона РСФСР от 20 ноября 1990 г. "О государственных пенсиях в РСФСР" в связи с жалобами граждан Г.Г. Адерихина, Н.Г. Попкова, Г.А. Бобырева, Н.В. Коцюбки в качестве эксперта выступал ученый-правовед, специалист в области пенсионного законодательства, участвовавший в разработке Закона РСФСР "О государственных пенсиях в РСФСР" <*>; в деле о проверке конституционности ч. 1 и 2 ст. 560 ГК РСФСР в связи с жалобой гражданина А.Б. Наумова - ученый-правовед, специалист в области аграрного права <**>; по делу о проверке конституционности ч. 5 ст. 97 УПК РСФСР в связи с жалобой гражданина В.В. Щелухина в качестве экспертов участвовали ученые - представители Академии МВД России и НИИ проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ <***>.

--------------------------------

<*> См.: СЗ РФ. 1995. N 43. Ст. 4110.

<**> См.: СЗ РФ. 1996. N 4. Ст. 408.

<***> См.: СЗ РФ. 1996. N 26. Ст. 3185.

Это объясняется тем, что в конституционном судопроизводстве установление объективной истины по делу представляет собой уяснение смысла, который вкладывается законодателем и научной доктриной в нормы закона, а не установление каких-либо фактических обстоятельств <*>.

--------------------------------

<*> См.: Лучин В.О., Доронина О.Н. Указ. соч. С. 111.

Мнение эксперта в Конституционном Суде РФ следует рассматривать как доктринальное конституционное толкование. На это указывает ряд обстоятельств.

Позиции экспертов, привлекаемых для рассмотрения дел в Конституционном Суде РФ, служат не только делу доказывания, но и направлены на уяснение смысла оспариваемого явления. Разъяснения, даваемые экспертами Суда, выходят за рамки простой экспертизы, то есть квалификации. Так, экспертное заключение ведущего научного сотрудника ИГП РАН, доктора юридических наук, профессора Б.Т. Безлепкина по делу о проверке конституционности ст. 232, ч. 4 ст. 248 и ст. 258 УПК РСФСР содержит ответы на 12 вопросов судьи докладчика Т.Г. Морщаковой. При этом в ответах не только излагаются аргументы в пользу той или иной авторской посылки, они выходят на серьезные научные умозаключения с анализом эволюции правовых принципов, выявления правовой природы института возвращения дела для производства дополнительного расследования, пересмотра всей системы уголовно-процессуального законодательства <*>.

--------------------------------

<*> См.: Дело о проверке конституционности положений п. 1 и 3 ч. 1 ст. 232, ч. 4 ст. 248 и ч. 1 ст. 258 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с запросами Иркутского районного суда Иркутской области и Советского районного суда г. Нижний Новгород // Архив Конституционного Суда РФ. 1999. Дело N 7-П.

Подобное в уголовном и гражданском процессе недопустимо, так как любая проводимая экспертиза не связана с анализом правовой нормы, а является лишь элементом правоприменительной практики, служит средством обеспечения выбора той или иной нормы права.

На взгляды эксперта, как правило, влияет множество факторов: принадлежность к той или иной научной школе, собственные концепции и доктрины, тенденции развития правовой системы и др. А экспертные заключения в рамках гражданского, уголовного, арбитражного, административного процесса в случае расхождения мнений по исследованному вопросу всегда сопровождаются установлением истины. Состав суда при вынесении решения должен также высказываться однозначно.

Вопросы, поставленные Конституционным Судом РФ перед экспертом, касаются интерпретации юридической наукой отдельных положений закона, являющегося предметом разбирательства в заседании Суда, основных понятий, закрепленных в нем, норм Конституции РФ. Статья 63 Закона не исключает постановку судьей-докладчиком перед экспертом вопроса о конституционности оспариваемого заявителем акта. Ответ эксперта на такой вопрос будет не совсем правомерен. Этот участник процесса, в отличие от судей, является специалистом в какой-либо конкретной отрасли права и не может в полной мере оценить соответствие или несоответствие обжалуемых правоположений Конституции РФ <*>.

--------------------------------

<*> См.: Лучин В.О., Доронина О.Н. Указ. соч. С. 111.

Однако задача экспертного заключения состоит в выражении определенной позиции в соответствии со специальными познаниями, то есть эксперт обосновывает свое мнение, опираясь на анализ исследуемого документа, жалобы, запроса, на свои профессиональные знания, на практический опыт.

Заключение эксперта, во-первых, является источником сведений о толковании правовой наукой положений обжалуемого нормативного правового акта и Конституции; во-вторых, помогает судьям уточнить и сформировать собственное представление о смысле проверяемых в судебном заседании норм закона; в-третьих, дает возможность судье-докладчику более аргументированно представить свою позицию.

Весьма интересным в этом плане представляется уже упоминавшееся экспертное заключение доктора юридических наук, профессора Б.Т. Безлепкина. Доктринальным конституционным толкованием наполнено все названное заключение. Так, судьей-докладчиком ставится вопрос: "Может ли рассматриваться направление дела для производства предварительного расследования с целью выяснения не исследованных органами предварительного расследования обстоятельств, оправдывающих подсудимого либо смягчающих его ответственность, как проявление функции защиты в уголовном процессе, учитывая действие презумпции невиновности и права суда как оправдать подсудимого, так и изменить обвинение на более мягкое при вынесении приговора?" Ответ эксперта выстраивается как на личном восприятии функции разрешения уголовного дела, так и на расширительном толковании принципа презумпции невиновности: "Направлением уголовного дела для производства дополнительного расследования с целью выяснения обстоятельств, оправдывающих подсудимого либо смягчающих его ответственность, суд (судья) совершает изменение функции разрешения уголовного дела - единственной функции органа правосудия - в пользу функции защиты. Между тем из презумпции невиновности и вытекающих из нее правил, определяющих, по сути дела, весь строй уголовного судопроизводства (бремя доказывания лежит на обвинителе, обвинительный приговор не может быть основан на предположениях, все сомнения толкуются в пользу обвиняемого, а недоказанная виновность юридически равнозначна доказанной невиновности), явствует, что суд в подобных случаях не обязан принимать мер к доказыванию невиновности подсудимого; он должен сделать только одно - оправдать подсудимого, чья виновность не доказана обвинителем, или же изменить предъявленное обвинение на более мягкое. Однако этому препятствуют не только и не столько нормы закона о возвращении уголовного дела для производства дополнительного расследования, сколько многолетняя практика никого не оправдывать, подчиняясь идее, будто и обвинение, и оправдание - это одно и то же ("мы все делаем одно дело")" <*>. Данное заключение было использовано при подготовке п. 3 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 20 апреля 1999 г. N 7-П <**>.

--------------------------------

<*> Архив Конституционного Суда РФ. 1999. Дело N 7-П.

<**> См.: СЗ РФ. 1999. N 17. Ст. 2205.

По мнению судьи Конституционного Суда РФ В.О. Лучина, результаты доктринального толкования, даваемого учеными-юристами, которые участвуют в процессе в качестве экспертов по многим делам, оказывают влияние на решения Суда, но их роль не следует преувеличивать. Закон не обязывает Конституционный Суд руководствоваться экспертными заключениями и воспроизводить отдельные их части в своих решениях <*>. И хотя ссылки на мнения экспертов в мотивировочной части решений Конституционного Суда РФ отсутствуют, как показывает практика, системный способ принятия решений включает и мнения экспертов. По мнению А.С. Пиголкина, сила доктринального толкования не в формальной обязательности, а в убедительности, в авторитете тех лиц и организаций, которые осуществляют это толкование. Оно призвано улучшать качество применения закона, укреплять законность <**>.

--------------------------------

<*> См.: Лучин В.О. Конституция Российской Федерации: Проблемы реализации. М., 2002. С. 541.

<**> См.: Общая теория права / Под ред. А.С. Пиголкина. М., 1995. С. 293.

Системность предполагается и при подготовке экспертного заключения, что говорит о восприятии института конституционной экспертизы и как средства реализации доктринального конституционного толкования, и как его источника. На этот счет характерным является экспертное заключение доктора юридических наук, профессора А.С. Пиголкина по делу о толковании положений ч. 4 ст. 111 Конституции Российской Федерации <*>. Следует отметить, что позиции эксперта и Конституционного Суда РФ не совпали. Однако мотивация и логическое построение ее, основанное на учете различных мнений и научных школ, заслужили внимание судей Конституционного Суда РФ.

--------------------------------

<*> См.: Архив Конституционного Суда РФ. 1999. Дело N 28-П.

Судебную экспертизу может проводить и организация. В этом случае экспертная оценка также дается индивидуально, то есть каждый эксперт дает заключение от своего имени. Так, экспертные заключения по делу о толковании ст. 81 (ч. 3) и п. 3 разд. II "Заключительные и переходные положения" Конституции РФ подготовили заведующий кафедрой конституционного права Московского государственного университета, доктор юридических наук, профессор С.А. Авакьян и доктор юридических наук, профессор Московской государственной юридической академии Е.И. Козлова. Позиция экспертных групп в этом случае была выражена в аргументированной доктрине по всем запрашиваемым вопросам. Аргументация Е.И. Козловой выходит за рамки узкоспециальной: "Если понимать ч. 3 как устанавливающую общий универсальный принцип запрета одному лицу свыше двух сроков подряд занимать должность Президента Российской Федерации, независимо от того, на какой правовой основе возникли его полномочия, то нельзя не прийти к выводу о том, что эта часть выходит за рамки предмета регулирования ст. 81. В таком случае она должна бы быть не частью ст. 81, а иметь форму выражения в отдельной, особой статье Конституции... Расширительное толкование ч. 3 выводило бы ее из общего целевого назначения ст. 81 в целом" <*>.

--------------------------------

<*> Дело о толковании ст. 81 (ч. 3) и п. 3 раздела второго "Заключительные и переходные положения" Конституции Российской Федерации // Архив Конституционного Суда РФ. 1998. Дело N 134-О.

Здесь используются различные способы доктринального толкования. Эксперт С.А. Авакьян методом сравнительного анализа и с использованием логического, исторического и грамматических способов толкования подверг доктринальной интерпретации ряд статей Конституции РСФСР 1978 г. и Конституции РФ 1993 г.

В частности, эксперт разъясняет: "Одно положение из Конституции 1978 г. не перешло в Конституцию 1993 г. - о том, что Президент "руководит деятельностью" Правительства (п. "б" ст. 125). Однако ряд других моментов воспроизведен в Конституции 1993 г.: назначение Председателя Правительства и по его представлению - остальных членов Правительства, принятие отставки Правительства Президентом РФ и др. Причем позиции Президента по отношению к Правительству усилены - он имеет право председательствовать на заседании Правительства, сам принимает решение об отставке Правительства (не требуется согласие парламента или его палаты), может отменять постановления и распоряжения Правительства...

Многие другие полномочия Президента по Конституциям 1978 г. и 1993 г. являются принципиально совпадающими: право вести международные переговоры и подписывать договоры от имени РФ; право быть Верховным Главнокомандующим Вооруженными Силами РФ; право быть Председателем Совета Безопасности; право подписания и обнародования федеральных законов; право вето и др." <*>.

--------------------------------

<*> Там же.

Нередко мнения экспертов по рассматриваемому делу расходятся. И если в гражданском, уголовном, административном судопроизводстве несовпадение результатов нескольких независимых экспертиз влечет за собой проведение повторных, то в конституционном судопроизводстве такое расхождение допустимо, поскольку, с одной стороны, эксперты стоят на различных научных (доктринальных) позициях, а с другой - используют в качестве аргументов различные методические приемы и способы. Так, по делу о толковании содержащегося в ч. 4 ст. 66 Конституции РФ положения о вхождении автономного округа в состав края, области свои заключения направили доктор юридических наук, профессор М.И. Пискотин и доктор юридических наук Л.Ф. Болтенкова. Мнения разошлись по вопросу: является ли "вхождение" автономного округа в область элементом его статуса, если - да, то каким может быть правовое содержание данного понятия?

Исследование показывает, что различные доктринальные позиции экспертов по одному делу дают возможность Конституционному Суду РФ не столько выбрать одну из них, а в большей степени - осознать предмет исследования. В своем Постановлении по данному делу Конституционный Суд РФ не был столь категоричен, как эксперты, и выбрал компромиссный вариант <*>, что еще раз подтверждает значимость конституционной экспертизы и близость ее содержания к доктринальному конституционному толкованию.

--------------------------------

<*> См.: ВКС РФ. 1997. N 5.

В связи с этим уместно обратить внимание на дискуссионное положение ст. 63 Закона о том, что эксперт перед выступлением в Конституционном Суде РФ приводится к присяге и предупреждается об ответственности за дачу заведомо ложных заключений. Представляется, что данное положение распространяется лишь на специальные экспертизы, если таковые в Конституционном Суде РФ вообще возможны. Большинство специалистов уходят от толкования данного положения, но те, кто затрагивает его, в своих суждениях однозначны: если бы судьи Конституционного Суда РФ располагали инструментом безошибочной оценки заключений экспертов, потребность в экспертах отпала бы <*>.

--------------------------------

<*> См., например: Бойков А.Д. Конституционное право как вид правосудия // ВКС РФ. 1996. N 6. С. 57.

Анализ показывает, что Конституционный Суд РФ нередко прибегает к помощи одних и тех же экспертов. Это обусловливается рядом обстоятельств. Во-первых, заключения данных специалистов в большей степени удовлетворяют требованиям Суда по всем параметрам и вопросам. Во-вторых, авторы экспертизы способны значительно глубже осознать сущность поставленных перед ними вопросов. В-третьих, содержание экспертных заключений данных специалистов наполнено серьезным анализом с привлечением дополнительных источников, авторскими рассуждениями, уместными аналогиями и ссылками.

"Пределы" и "запреты", содержащиеся в приложенных к делам экспертных заключениях, в значительной степени влияют не только на мнения судей на этапе уяснения смысла оспариваемого положения, но и в целом на решение Конституционного Суда РФ <*>.

--------------------------------

<*> См.: Комментарий к постановлениям Конституционного Суда Российской Федерации: В 2 т. М., 2000. Т. 2: Защита прав и свобод граждан. С. 167.

Анализ практики Суда показывает, что нередко доктринальное конституционное толкование эксперта находит свое продолжение при рассмотрении других дел. Так, например, в экспертном заключении заведующего сектором теории государства и общественных организаций ИГП РАН, кандидата юридических наук, В.А. Четвернина по делу о толковании ст. 125, 126, 127 Конституции РФ содержатся аргументированные взгляды на соотношение полномочий Конституционного и иных судов в области судебного нормоконтроля, толкования его конституционных основ. Постановление Конституционного Суда РФ от 16 июня 1998 г. N 19-П по данному делу во многом (концептуально) сходно с позицией эксперта (особенно в том месте, где говорится о том, чего "не вправе" делать другие суды в области нормоконтроля <*>. Однако к некоторым правовым позициям Конституционный Суд РФ вынужден был вернуться в Определении от 5 ноября 1998 г. N 134-О "По делу о толковании статьи 81 (часть 3) и пункта 3 раздела второго "Заключительные и переходные положения" Конституции Российской Федерации" <**>, а также в Постановлении от 11 апреля 2000 г. N 6-П "По делу о проверке конституционности отдельных положений пункта 2 статьи 1, пункта 1 статьи 21 и пункта 3 статьи 22 Федерального закона "О прокуратуре Российской Федерации" в связи с запросом Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации" <***>.

--------------------------------

<*> См.: СЗ РФ. 1998. N 25. Ст. 3004.

<**> См.: ВКС РФ. 1999. N 1.

<***> См.: ВКС РФ. 2000. N 4.

Таким образом, анализ практики подготовки экспертных заключений в Конституционном Суде РФ позволяет сделать следующие выводы.

1. Экспертные заключения представляют аргументированную позицию автора по заданным вопросам, содержащую научную квалифицированную интерпретацию норм Конституции РФ и положений оспариваемых актов.

2. Авторы экспертных заключений опираются на широкий спектр научных взглядов и концепций различных правовых школ, что указывает на результат экспертизы как на продукт доктринального конституционного толкования.

3. Будучи завершенным и логически выстроенным трудом, экспертное заключение зачастую содержит новый вариант "прочтения" известных юридических концепций, конструкций и терминов, что, несомненно, обогащает юридическую науку и делает экспертное заключение источником доктринального конституционного толкования.

4. Авторы экспертных заключений - это наиболее авторитетные в стране ученые-правоведы. Результаты экспертизы, подготовленные ими, имеют огромное значение в силу их научной аргументированности. Это во многом предопределяет значение экспертного заключения для принятия решения Конституционным Судом РФ.

"ПРОЦЕССУАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ: ПРОБЛЕМЫ И ПУТИ ИХ РЕШЕНИЯ"

(О.В. Брежнев)

("Конституционное и муниципальное право", N 2, 2003)

ПРОЦЕССУАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ:

ПРОБЛЕМЫ И ПУТИ ИХ РЕШЕНИЯ

О.В. БРЕЖНЕВ

Брежнев О.В., заведующий кафедрой государственного строительства и конституционного права Курского института государственной и муниципальной службы, к.ю.н., доцент.

В соответствии с ч. 2 ст. 118 Конституции Российской Федерации судебная власть осуществляется посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства. Каждая из этих форм осуществления судебной власти обладает определенной самостоятельностью, что предполагает, наряду с общими, наличие и специфических процессуальных принципов и правил, реализация которых обеспечивает достижение целей судопроизводства. Соблюдение надлежащей процессуальной формы деятельности судебных органов является важной гарантией защиты прав и законных интересов граждан и иных участников судопроизводства, придает правосудию доступный и процедурно устойчивый характер, что в конечном счете служит реализации конституционного принципа равенства всех перед законом и судом.

Основные процессуальные принципы и правила осуществления конституционного судопроизводства содержатся в Федеральном конституционном законе "О Конституционном Суде Российской Федерации" от 21 июля 1994 года (с последующими изменениями и дополнениями), а также в законах о конституционных (уставных) судах субъектов Федерации. С момента возобновления деятельности Конституционного Суда России прошло уже более семи лет, и обобщенный анализ практики реализации им процессуальных норм вышеупомянутого Федерального конституционного закона позволяет сделать некоторые выводы. Прежде всего, обращает на себя внимание достаточно произвольное толкование Судом ряда норм, определяющих критерии допустимости обращений в Конституционный Суд, и в связи с этим - порядок принятия их к рассмотрению. Значимость этих процессуальных положений состоит в том, что они, по сути, определяют степень доступности конституционного судопроизводства.

Согласно п. 1 ст. 97 Закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" жалоба в судебный орган конституционного контроля является допустимой, если оспариваемый "закон затрагивает конституционные права и свободы граждан". Как справедливо отмечается в юридической литературе, данное требование означает, что соответствующие законодательные положения, обжалуемые заявителем, по предмету правового регулирования должны непосредственно касаться конституционно-правового статуса гражданина <*>. Вопрос о том, соответствуют ли они Конституции и, в частности, не нарушают ли конституционные права и свободы граждан, на стадии принятия обращения к рассмотрению Конституционным Судом решен быть не может, ибо требует рассмотрения дела по существу, включая заслушивание сторон по делу, исследование представленных ими письменных и иных доказательств и т.д. Только при таком рассмотрении надлежащим образом обеспечиваются все процессуальные права заявителя на основе реализации всех принципов конституционного судопроизводства.

--------------------------------

<*> См.: Кряжков В.А., Лазарев Л.В. Конституционная юстиция в Российской Федерации. М., 1998. С. 290.

Анализ практики Конституционного Суда показывает, что он очень своеобразно истолковывает данное условие допустимости обращений. В качестве примера рассмотрим Определение от 14 декабря 2000 года по жалобам граждан А.Н. Новикова и О.Н. Вострикова на нарушение их конституционных прав ч. 2 ст. 230 ГПК РСФСР. Заявители попытались оспорить в Конституционном Суде норму, устанавливающую, что в заседание суда общей юрисдикции, рассматривающего замечания на протокол судебного заседания, лица, подавшие их, приглашаются лишь в необходимых, по мнению суда, случаях. Как вытекает из Определения от 14 декабря 2000 года, рассматривая вопрос о допустимости этих жалоб, Конституционный Суд дал определенное истолкование нормам ГПК, соотнес их содержание с конституционными положениями и сделал следующий вывод: "Поскольку нормой, содержащейся в части второй статьи 230 ГПК РСФСР, конституционные права и свободы заявителей, в том числе право на судебную защиту и равенство в предоставленных государством гарантиях судебной защиты прав и свобод, не нарушены, их жалобы не могут быть приняты Конституционным Судом Российской Федерации к рассмотрению". В связи с этим в принятии к рассмотрению жалоб граждан А.Н. Новикова и О.Н. Вострикова было отказано со ссылкой на п. 2 ч. 1 ст. 43 Закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" (обращение не рассматривается как допустимое в соответствии с требованиями закона). Аналогичных примеров в деятельности Конституционного Суда можно привести много. Совершенно очевидно, что путем произвольного толкования процессуального закона Конституционный Суд, по сути, ввел дополнительный "фильтр", позволяющий "отсеивать" ряд обращений граждан. Понятна озабоченность судей большим количеством жалоб, поступающих в Конституционный Суд, но разве это является основанием для того, чтобы нарушать закон? Ведь понятие "затрагивает", употребляемое в законе применительно к правам и свободам, и понятие "нарушает", используемое во многих судебных определениях в том же контексте, далеко не тождественны по смыслу, существенным образом отличаются друг от друга. И в приведенном выше примере норма ч. 2 ст. 230 ГПК РСФСР, исходя и из содержания, и из практики ее реализации, безусловно, затрагивает конституционные права и свободы граждан, а сделать вывод о том, нарушает она их или нет, можно было, как указывалось выше, только после рассмотрения дела по существу.

В Определении Конституционного Суда России N 107-О от 10 апреля 2002 года по запросу Конституционного Суда Республики Карелия о проверке конституционности п. 2 и 5 ст. 6 Закона "О дорожных фондах в Российской Федерации" условие допустимости жалоб граждан, установленное п. 1 ст. 97 Закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", распространено и на запросы судов. В нем установлено, что "из запроса... не следует, что данная норма... затрагивает чьи-либо интересы и ухудшает положение налогоплательщиков". По этой причине запрос частично был признан не отвечающим критериям допустимости обращений. Хотя ст. 102 Закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" очень четко устанавливает лишь одно специальное условие допустимости запросов судов - оспариваемый Закон был применен или подлежит применению в рассматриваемом судом конкретном деле. Таким образом, можно говорить о некоей тенденции, связанной с установлением дополнительных ограничений применительно к обращениям различных заявителей.

В некоторых случаях на стадии принятия обращения к рассмотрению Конституционный Суд принимает процессуальные решения, не предусмотренные действующим законодательством. Так, п. 3 ч. 1 ст. 43 Закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" устанавливает, что в случае, если по предмету обращения ранее было вынесено постановление, сохраняющее свою силу, Суд принимает решение об отказе в принятии обращения к рассмотрению. Зачастую на практике, со ссылкой на эту же норму п. 3 ч. 1 ст. 43, принимается совершенно иное решение - признать обращение не подлежащим дальнейшему рассмотрению в заседании Конституционного Суда, поскольку для разрешения поставленного в нем вопроса не требуется вынесения... итогового решения в виде постановления (примером может служить Определение N 181-О от 4 октября 2001 года по жалобе гражданина Аржаных Геннадия Алексеевича на нарушение его конституционных прав ч. 1 ст. 247 Таможенного кодекса Российской Федерации и многие другие). Но ведь Закон "О Конституционном Суде Российской Федерации" вообще не предусматривает возможности вынесения подобного процессуального решения по обращению! Соответственно остаются совершенно неясными и его правовые последствия. Представляется, что по смыслу решения об отказе в принятии обращения к рассмотрению и о признании его не подлежащим дальнейшему рассмотрению далеко не являются идентичными. Первое из них более категорично, оно исключает возможность судебного рассмотрения обращения (именно так характеризует последствия его вынесения ч. 4 § 9 Регламента Конституционного Суда Российской Федерации). Второе же, по его буквальному смыслу, предполагает, что обращение уже было принято к рассмотрению, а значит, оно уже признано отвечающим всем установленным критериям допустимости. Поэтому характер данного решения не позволяет однозначно утверждать об абсолютной невозможности последующего рассмотрения обращения. Похоже, однако, что сам Конституционный Суд указанные различия нисколько не смущают, ибо практика вынесения такого рода процессуальных решений, не основанных на законе, продолжается <*>.

--------------------------------

<*> Очень симптоматичным в этом отношении является Определение Конституционного Суда Российской Федерации N 108-О от 14 мая 2002 года. Оно именуется "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы открытого акционерного общества "Кемеровоспецстрой" на нарушение конституционных прав и свобод положением абзаца первого пункта 2 статьи 45 Налогового кодекса Российской Федерации", однако в п. 1 его резолютивной части сформулировано иное процессуальное решение - "признать жалобу... не подлежащей дальнейшему рассмотрению в открытом заседании Конституционного Суда Российской Федерации".

Вызывает определенные возражения порядок применения судебным органом конституционного контроля положений ст. 87 Закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", согласно которым признание не соответствующим Конституции нормативного акта, договора или отдельных их положений "является основанием для отмены в установленном порядке положений других нормативных актов либо договоров, основанных на признанных неконституционными полностью или частично нормативном акте либо договоре либо воспроизводящих их или содержащих такие же положения, какие были признаны неконституционными" (ч. 2, 3). Положения таких нормативных актов и договоров не могут применяться судами, другими органами и должностными лицами (ч. 4). Таким образом, по смыслу этих норм, если в Конституционный Суд поступает обращение с требованием признать неконституционными какие-либо нормативные положения, аналогичные по содержанию тем, которые ранее уже были признаны не соответствующими Конституции постановлением, сохраняющим юридическую силу, Суд должен согласно п. 3 ч. 1 ст. 43 Закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" отказать в принятии к рассмотрению этого обращения, подтвердить ранее выраженные правовые позиции и указать на то, что в соответствии со ст. 87 вышеупомянутого Закона соответствующее отказное определение является основанием для отмены оспоренных норм в установленном порядке, то есть теми органами государственной власти, которые их приняли, а также на то, что, вне зависимости от последующей отмены, данные нормативные положения не могут применяться судами, другими органами и должностными лицами. Совершенно очевидно, что Закон не наделяет Конституционный Суд на стадии принятия обращения к рассмотрению возможностью путем принятия определения непосредственно лишать юридической силы нормы, аналогичные по содержанию ранее признанным неконституционными. Это являлось бы нарушением ч. 2 ст. 71 Закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", согласно которой такого рода решения могут приниматься только после рассмотрения дела по существу и оформляться в виде постановлений. Подтверждением этому является и ч. 5 ст. 87 того же Закона, которая предусматривает, что в тех случаях, когда соответствующие органы государственной власти не внесли изменения или не отменили нормы, аналогичные по содержанию ранее признанным неконституционными, уполномоченные федеральным законом государственный орган или должностное лицо (к таковым относятся органы прокуратуры) приносят протест или обращаются в суд общей юрисдикции с требованием о признании нормативного акта либо договора недействующим.

Практика применения федеральным судебным органом конституционного контроля положений ст. 87 Закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" достаточно противоречива. В некоторых случаях он придерживался вышеназванного подхода (см., например, Определения N 19-О от 4 марта 1999 года по жалобе Кагирова Рафиса Агзамовича на нарушение его конституционных прав положениями частей второй и пятой статьи 25 Закона Республики Башкортостан "О местном государственном управлении в Республике Башкортостан", N 105-О от 11 июня 1999 года по запросу Главы Республики Коми о проверке конституционности пункта 4 статьи 10 и части 5 статьи 27 Закона Республики Коми "О местном самоуправлении в Республике Коми"). В других случаях возобладала совершенно иная позиция. В Определении N 92-О от 27 июня 2000 года по запросу группы депутатов Государственной Думы о проверке соответствия Конституции Российской Федерации отдельных положений Конституций Республики Адыгея, Республики Башкортостан, Республики Ингушетия, Республики Коми, Республики Северная Осетия - Алания и Республики Татарстан сформулирован следующий вывод, который заслуживает дословного приведения: "По смыслу статьи 125 (пункт "б" части 2 и часть 6) Конституции Российской Федерации и конкретизирующих ее положений пункта 3 части первой статьи 43, частей второй и третьей статьи 79, статей 85 и 87 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" в их взаимосвязи Конституционный Суд Российской Федерации, придя к выводу о том, что в обращении оспариваются такие же нормативные положения, какие ранее были признаны им не соответствующими Конституции Российской Федерации, своим решением в форме определения подтверждает, что эти положения также являются не соответствующими Конституции Российской Федерации и как таковые не могут иметь юридической силы, а потому дальнейшее производство по запросу прекращает". На основании данного вывода, аргументация которого носит чрезмерно общий характер и потому не может быть признана удовлетворительной, в резолютивной части Определения констатируется утрата юридической силы оспоренных законоположений. Принятие этого решения положило начало такому новому для российского конституционного судопроизводства явлению, как вынесение "развернутых определений с позитивным содержанием". Глубоко аргументированная, убедительная критика такого рода правовых актов Конституционного Суда содержится в Особом мнении по Определению от 27 июня 2000 года судьи В.О. Лучина. Он отмечает: "Зафиксированные Законом особенности юридической природы определений как преимущественно процессуальных актов указывают на то, что ими не могут осуществляться предусмотренные статьей 3 Закона полномочия Конституционного Суда". И далее: "Часть 2 статьи 79 Закона устанавливает, что повторное принятие акта, признанного неконституционным, не может преодолеть юридическую силу постановления Конституционного Суда. Однако в отношении "определения" такой нормы в Законе не содержится. Используя это, органы государственной власти могут не изменять положения своих актов, по предметам которых постановления Конституционного Суда не принимались. Тем самым юридическая сила определения Конституционного Суда в какой-либо его части может быть фактически преодолена его игнорированием, что продлит действие неконституционного акта до принятия постановления Конституционного Суда по аналогичному предмету". Думается, что возникшие на практике трудности с реализацией Определения от 27 июня 2000 года (особенно в Татарстане и Башкортостане) во многом связаны с его очевидными правовыми дефектами и неопределенностью в отношении того, утратили рассматривавшиеся Судом положения Конституций республик юридическую силу или нет. Так, уже после принятия Определения от 27 июня 2000 года Конституционным Судом Республики Башкортостан было принято к рассмотрению и разрешено по существу дело о толковании тех положений Конституции Республики, которые были признаны утратившими силу в соответствии с вышеназванным Определением Конституционного Суда России (см. Постановление Конституционного Суда Республики Башкортостан от 4 октября 2000 года по делу о толковании отдельных положений ст. 1, 3 и 69 Конституции Республики Башкортостан). Очевидно, что тем самым республиканский Конституционный Суд дал понять, что считает соответствующие положения Конституции этого субъекта Федерации действующими. Заслуживает внимания общий вывод в отношении Определения от 27 июня 2000 года, приведенный в Особом мнении судьи В.О. Лучина: "Оценивая рассматриваемое решение Конституционного Суда в целом, прихожу к выводу, что оно не в полной мере соответствует требованиям Закона и по своим характеристикам тяготеет не к определению, а к постановлению. Увеличение числа таких определений умаляет демократизм конституционного судопроизводства, так как они принимаются без заслушивания сторон и их представителей, показаний экспертов и свидетелей, оглашения имеющихся документов, что не позволяет сторонам отстаивать свою позицию в заседаниях Конституционного Суда и нарушает закрепленные Законом (статьи 5, 32, 35) принципы состязательности и устности разбирательства". Впрочем, это нисколько не помешало Конституционному Суду Российской Федерации продолжить практику принятия "развернутых определений с позитивным содержанием". Таковым является, например, Определение N 3-О от 10 января 2002 года по жалобе гражданина Н.Д. Ильченко на нарушение его конституционных прав ч. 1 ст. 279 Таможенного кодекса Российской Федерации. В нем Конституционный Суд, с одной стороны, подтверждает прежние правовые позиции и указывает на то, что оспоренная норма в соответствии с данным Определением утрачивает юридическую силу, с другой стороны - признает жалобу заявителя... не подлежащей дальнейшему рассмотрению в заседании Конституционного Суда (!!!).

Во многих постановлениях и определениях федерального судебного органа конституционного контроля (как в их резолютивных, так и в мотивировочных частях) содержатся правовые позиции, в том числе основанные на выявлении конституционно-правового смысла положений федеральных законов. Данные позиции носят универсальный, общезначимый характер. Они становятся важным средством реализации конституционных норм и принципов, в том числе путем их экстраполяции на положения текущего законодательства. Вопрос о юридической природе правовых позиций Конституционного Суда заслуживает отдельного рассмотрения. В рамках настоящей статьи укажем лишь на то, что многочисленные ссылки в решениях Конституционного Суда на положения ст. 6 и 79 Закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", устанавливающих обязательность решений судебного органа конституционного контроля для всех субъектов права, а также их окончательный характер (например, в Определении N 88-О от 7 октября 1997 года о разъяснении Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 28 ноября 1996 года по делу о проверке конституционности статьи 418 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с запросом Каратузского районного суда Красноярского края <*>), далеко не всегда приводят к реализации соответствующих правовых позиций в деятельности судов общей юрисдикции. Так, Курский областной суд при принятии некоторых решений по гражданским делам отказывался руководствоваться правовыми позициями Конституционного Суда, содержащимися в его отказных определениях, указывая на то, что "в полномочия Конституционного Суда не входит толкование закона вне рамок разрешения дела о соответствии этого закона Конституции РФ. Следовательно, мнение, изложенное в мотивировочной части... определения, не может иметь обязательной силы для суда..." (Определение Судебной коллегии по гражданским делам Курского областного суда от 27 февраля 2001 года по делу N 33-313-01). Впоследствии некоторые из такого рода решений пересматривались Верховным Судом Российской Федерации. Для того чтобы исключить в дальнейшем подобное восприятие правовых позиций Конституционного Суда, необходимо надлежащим образом законодательно закрепить их юридические свойства. Это во многом способствовало бы реализации решений Конституционного Суда, а также правильной, конституционно обоснованной интерпретации судами общей юрисдикции положений федерального законодательства.

--------------------------------

<*> В п. 4 мотивировочной части данного Определения содержится следующее положение: "...правовые позиции, содержащие толкование конституционных норм либо выявляющие конституционный смысл закона, на которых основаны выводы Конституционного Суда Российской Федерации в резолютивной части его решений, обязательны для всех государственных органов и должностных лиц (статья 6 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации")".

Хотелось бы отметить и ряд проблем законодательного регулирования исполнения решений Конституционного Суда. Основы соответствующего процессуального порядка закреплены в ч. 4 ст. 79 и ст. 80 Закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" в редакции Федерального конституционного закона от 15 декабря 2001 года. Согласно этим нормам в случае признания Конституционным Судом нормативного правового акта неконституционным соответствующему органу государственной власти (Президенту, Федеральному Собранию, Правительству, законодательным и исполнительным органам субъектов Федерации) вменяется в обязанность отмена нормативного акта, не соответствующего Конституции полностью, либо внесение изменений и (или) дополнений в нормативный акт, признанный неконституционным в отдельной его части. Конечно, реализация актов Конституционного Суда во многих случаях действительно требует определенных нормативных решений. Но одно дело, когда речь идет о восполнении пробела в нормативном регулировании, образовавшегося вследствие решения Конституционного Суда, о придании той или иной норме новой редакции или о внесении в нее изменений и дополнений с учетом правовых позиций Конституционного Суда, и совсем иное - когда имеется в виду отмена нормативного акта, признанного неконституционным полностью. В этой части процессуальный порядок исполнения решений Конституционного Суда, установленный Федеральным конституционным законом от 15 декабря 2001 года, вступает в противоречие и с Конституцией, и с иными положениями Закона "О Конституционном Суде Российской Федерации". Согласно ч. 6 ст. 125 Конституции акты или их отдельные положения, признанные неконституционными, утрачивают силу. Таким образом, вступление в законную силу решения Конституционного Суда о неконституционности нормативного положения непосредственно влечет за собой утрату им юридической силы. В противном случае эффективность конституционного судопроизводства была бы очень невысока, а реализация всех его решений зависела бы целиком от действий иных органов государственной власти, что не соответствовало бы правовой природе судебного конституционного контроля. Согласно ч. 1 и 2 ст. 79 Закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" решения судебного органа конституционного контроля являются окончательными, не подлежат обжалованию, вступают в силу немедленно после их провозглашения, действуют непосредственно и не требуют подтверждения другими органами и должностными лицами. Таким образом, Закон ясно указывает на то, что не требуется последующая отмена органом государственной власти нормативного положения, признанного Конституционным Судом не соответствующим Конституции полностью, ибо оно уже утратило силу. Такое действие является юридически бессмысленным и даже вредным, ибо, во-первых, ставит под сомнение непосредственное действие состоявшегося решения Конституционного Суда, во-вторых, порождает неопределенность в отношении того, с какого момента утратило силу соответствующее нормативное положение (с момента провозглашения решения Конституционного Суда или издания органом государственной власти нормативного акта об отмене неконституционного положения), в-третьих, чисто психологически, вопреки закону, создает у правоприменителя некую иллюзию "рекомендательности" решений Конституционного Суда, реализация которых может восприниматься как зависящая целиком от усмотрения государственных органов, осуществляющих полномочия в сфере нормотворчества. Последнее особенно опасно, ибо способствует деформации конституционного правосознания в обществе и в известной мере препятствует воспитанию уважения к Конституции и решениям Конституционного Суда. Почему же тогда в Федеральном конституционном законе появилось положение об обязательности последующей отмены норм, признанных неконституционными и уже утративших силу? Думается, цель законодателя в данном случае понятна. Она заключается в том, чтобы соотнести процессуальный порядок исполнения решений Конституционного Суда с мерами конституционно-правовой ответственности, применяемыми к органам государственной власти субъектов Федерации в соответствии с Федеральным законом "Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации" в редакции от 29 июля 2000 года (ч. 4 ст. 9, ч. 2 и 3 ст. 29.1). Основаниями для применения таких мер (вплоть до роспуска законодательных органов и отрешения от должности высших должностных лиц субъектов Федерации) является неисполнение в установленный срок вступивших в законную силу судебных решений о признании нормативных правовых актов соответствующих органов государственной власти субъектов Федерации противоречащими Конституции, федеральным конституционным законам и федеральным законам, проявившееся в том числе в уклонении от отмены таких актов, если такое неисполнение повлекло за собой социально опасные последствия (массовые и грубые нарушения прав и свобод человека и гражданина, угрозу единству и территориальной целостности Российской Федерации, национальной безопасности государства и его обороноспособности, единству правового и экономического пространства России). Представляется, однако, что такая законодательная конструкция ответственности органов государственной власти субъектов Федерации не соотносится со спецификой конституционного судопроизводства, с теми юридическими свойствами решений Конституционного Суда, о которых шла речь выше. Что же касается федеральных органов государственной власти, то их обязанности по исполнению решений Конституционного Суда, по сути, так и остались не обеспеченными мерами конституционно-правовой ответственности. Как справедливо отмечают В.А. Кряжков и Л.В. Лазарев, "решения Конституционного Суда по многим параметрам близки к законам. Соответственно механизм их осуществления должен быть подобным. Специальный порядок в указанном отношении, если иметь в виду государственно-политический уровень тех, кого касаются названные решения, едва ли возможен" <*>. Исходя из этого, предусмотренная Федеральным конституционным законом от 15 декабря 2001 года процедура исполнения решений Конституционного Суда должна претерпеть изменения, а регламентирующие ее нормы необходимо привести в соответствие с Конституцией (ч. 6 ст. 125) и основанными на ней принципами конституционного судопроизводства.

--------------------------------

<*> См.: Кряжков В.А., Лазарев Л.В. Конституционная юстиция в Российской Федерации. М., 1998. С. 252.

В заключение хотелось бы отметить, что рассмотренные в настоящей статье процессуальные проблемы порождены во многом несовершенством Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации". Некоторые его нормы не отвечают потребностям конституционного судопроизводства на нынешней стадии развития российской правовой системы. Однако совершенствование этих законоположений - исключительная прерогатива законодателя. Недопустима ситуация, когда Конституционный Суд своими решениями по сути сам изменяет и устанавливает процедуру своей деятельности. Кроме того, представляется необходимым законодательно установить порядок пересмотра решений Конституционного Суда самим Судом, в том числе в связи с существенными нарушениями процессуальных норм (такая процедура была установлена ст. 53 действовавшего ранее Закона "О Конституционном Суде РСФСР" от 12 июля 1991 года). Думается, что отсутствие вообще возможности пересмотра решений судебного органа конституционного контроля даже психологически негативно воздействует на судей Конституционного Суда, которые порой принимают процессуально неадекватные решения, понимая при этом, что в любом случае никакая судебная инстанция не сможет эти решения отменить или пересмотреть. Тем самым прецедентно формируется особый порядок конституционного судопроизводства, который все более расходится с нормами соответствующего Закона. Наконец, следует отметить, что ст. 5 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" (опять-таки в отличие от Закона "О Конституционном Суде РСФСР" 1991 года) не упоминает о законности как основном принципе деятельности судебного органа конституционного контроля. Это упущение необходимо исправить. Хотя применительно к сфере конституционного судопроизводства этот принцип имеет определенную специфику, он, несомненно, должен быть упомянут в Законе. Как справедливо отметил судья Конституционного Суда Российской Федерации В.О. Лучин в Особом мнении к Определению от 27 июня 2000 года, "закон обязывает Конституционный Суд неукоснительно соблюдать любые его требования. Если Суд считает, что действующая редакция Закона препятствует совершенствованию конституционного судопроизводства, то для его изменения он может воспользоваться правом законодательной инициативы". Таким образом, соблюдение процессуальных норм - важное условие реализации принципа законности в деятельности любого судебного органа государственной власти.

"ПРИЕМЫ ФОРМИРОВАНИЯ ПРАВОВОЙ ПОЗИЦИИ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РФ"

(Н.С. Волкова)

("Журнал российского права", 2005, N 9)

Приемы формирования правовой позиции конституционного суда рф н.С. Волкова

Волкова Наталья Сергеевна - старший научный сотрудник ИЗиСП, кандидат юридических наук.

Понятие "правовая позиция Конституционного Суда РФ", введенное в юридико-лексический оборот Федеральным конституционным законом "О Конституционном Суде Российской Федерации" <*> (ст. 29 и 73), в последнее время стало предметом особого внимания ученых-правоведов <**>. Во многом это обусловлено той ролью, которую играют Конституционный Суд РФ и его решения в становлении и развитии российской конституционно-правовой действительности. Правовые позиции, являющиеся сутью решений Конституционного Суда, ложатся в основу российского права и оказывают заметное влияние на правотворческий и правоприменительный процессы. Безусловно, это не может не "подогревать" интерес исследователей. Кроме того, в немалой степени такое внимание к феномену правовой позиции объясняется дискуссионным характером понимания природы правовой позиции. Не останавливаясь на изучении ведущейся в литературе дискуссии относительно сущности правовой позиции (нормативность, прецедентность, преюдициальность) <***>, отметим, что в настоящем исследовании мы исходим из того, что правовая позиция представляет собой результат деятельности Суда по осуществлению толкования конституционных положений и соотносимых правовых норм, отражающий аргументированные суждения и выводы Суда по конкретным конституционно-правовым проблемам.

--------------------------------

<*> См.: СЗ РФ. 1994. N 13. Ст. 1447.

<**> См., например: Лазарев Л.В. Правовые позиции Конституционного Суда России. М., 2003; Витрук Н.В. Конституционное правосудие в России (1991 - 2001 гг.): Очерки теории и практики. М., 2001; Конституционный судебный процесс: Учебник для вузов / Отв. ред. М.С. Саликов. М., 2003; Зорькин В.Д. Прецедентный характер решений Конституционного Суда Российской Федерации // Журнал российского права. 2004. N 12. С. 3 - 9; Гаджиев Г.А. Правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации как источник конституционного права // Конституционное право: восточно-европейское обозрение. 1999. N 3. С. 81 - 85; Он же. Правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации // Северо-Кавказский юридический вестник. 1997. N 3. С. 3 - 16.

<***> Подробный анализ мнений см.: Волкова Н.С., Хабриева Т.Я. Правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации и парламент. М., 2005. С. 29 - 44.

Формирование правовой позиции происходит в процессе осуществления Судом правотолковательной деятельности и является ее неотъемлемым элементом. Как известно, толкование норм права представляет собой процесс, заключающийся в совершении определенным субъектом совокупности действий в строгом их наборе, последовательности и системе, соответствующим образом оформленных и доведенных до сведения адресатов правовых предписаний <*>. В этот процесс прежде всего включено внутреннее содержание деятельности по толкованию - уяснение смысла толкуемой нормы, представленное в виде различных интеллектуально-волевых процессов, протекающих в сознании человека. Применительно к Конституционному Суду уяснение смысла правовой нормы приобретает особые черты, поскольку является процессом, включающим коллективное видение; содержит в себе анализ, знания и опыт судей. Вовне результат толкования объективируется в виде актов толкования, в данном случае - в виде сформулированной правовой позиции.

--------------------------------

<*> См.: Теория государства и права: Учебник для юридических вузов / Под общ. ред. А.С. Пиголкина. М., 2003. С. 401.

Механизм формирования правовой позиции - процесс стадийный, то есть проистекает в виде последовательно сменяющих друг друга этапов интеллектуальной деятельности. Вырабатывая правовую позицию, Суд осуществляет определенные действия, заключающиеся в последовательном изучении и оценке (в том числе, посредством сопоставления) смысла толкуемого конституционного положения; смысла рассматриваемого акта; сложившейся правоприменительной практики по рассматриваемому вопросу; места рассматриваемого акта в системе правовых актов. Разнообразие рассматриваемых Конституционным Судом дел определяет наличие или отсутствие той или иной стадии в механизме формирования правовой позиции. Поэтому вполне закономерно говорить о существовании обязательных и факультативных стадий формирования правовой позиции. Какова бы ни была категория дела, разрешаемого Судом (нормативное толкование Конституции РФ, рассмотрение вопроса о конституционности того или иного нормативного правового акта, рассмотрение спора о компетенции и т.д.), его правовая позиция всегда будет формироваться исходя из уяснения им смысла толкуемой конституционной нормы. Следовательно, данную стадию можно рассматривать как обязательный этап в механизме формирования правовой позиции. При осуществлении нормативного толкования данный этап обычно дополняется изучением имеющих отношение к толкуемому правоположению иных конституционных норм в их системной взаимосвязи. Например, осуществляя толкование отдельных положений ст. 107 Конституции РФ, Суд обратился к нормам ст. 94, 95, 104 - 108 и ч. 1 ст. 15, установив, что для толкования понятия "принятый федеральный закон" необходимо исходить не только из смысла норм непосредственно рассматриваемой статьи, но и учитывать иные взаимосвязанные конституционные нормы. Отсюда Суд выявил, что поскольку в осуществлении законодательной функции в полной мере участвуют Совет Федерации и Государственная Дума РФ (а также Президент РФ и иные лица), то и понятие "принятый федеральный закон" должно олицетворять результат законотворческой деятельности обеих палат (Постановление Конституционного Суда РФ от 22 апреля 1996 г. N 10-П "По делу о толковании отдельных положений статьи 107 Конституции Российской Федерации" <*>).

--------------------------------

<*> См.: СЗ РФ. 1996. N 18. Ст. 2253.

При осуществлении казуального толкования, например при рассмотрении дел о конституционности нормативного правового акта, механизм формирования правовой позиции обязательно включает изучение смысла такого акта. И это вполне логично. Не может быть оценен на предмет конституционности закон (или иной акт), если он не будет предварительно уяснен Судом. Анализ рассматриваемого закона (иного акта), интерпретация его положений дает объективную оценку при разрешении дела. И здесь необходимым этапом является сопоставление, сравнение выявленного смысла конституционной нормы и смысла оцениваемого акта: насколько норма закона адекватно отражает конституционные установления, не существуют ли противоречия, расхождения в их положениях.

Например, Суд, устанавливая конституционность отдельных положений Трудового кодекса и Федерального закона "Об акционерных обществах", касающихся такого основания расторжения трудового договора с руководителем организации, как принятие уполномоченным органом юридического лица, либо собственником имущества организации, либо уполномоченным собственником лицом (органом) решения о досрочном прекращении такого договора (Постановление Конституционного Суда РФ от 15 марта 2005 г. N 3-П <*>), проведя анализ содержания как конституционных норм, так и оспариваемых положений трудового и гражданского законодательства, выявил следующее. Установленные законодательством особые правила расторжения договора с руководителем организации не противоречат конституционному праву каждого свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию (ч. 1 ст. 37 Конституции РФ), поскольку происходят из особого статуса руководителя организации. Суд пояснил, что характер и содержание трудовых функций, выполняемых руководителем, значительно отличаются от трудового статуса иных работников, поскольку именно от руководителя и принимаемых им решений в большей степени зависит состояние дел и эффективность деятельности организации. Поэтому установленные законодательством дополнительные основания для расторжения трудового договора не могут рассматриваться как нарушение права на труд либо как нарушение равенства всех перед законом и судом и равенства прав и свобод человека и гражданина (ст. 19 Конституции РФ). В то же время Суд отметил, что конституционные нормы предполагают предоставление увольняемому правовых гарантий защиты от негативных последствий, которые могут наступить для него в результате потери работы, от возможного произвола и дискриминации. По мнению Суда, выплата компенсации, предусмотренная трудовым законодательством, может быть причислена к таким гарантиям. В то же время Суд указал, что действующее трудовое законодательство не устанавливает минимального размера выплачиваемой увольняемому по рассматриваемому основанию руководителю организации компенсации, что не может быть признано конституционным. Суд посчитал, что отсутствие указания на минимальный размер выплаты означает, по существу, лишение руководителя организации при увольнении законодательно установленной гарантии и приводит к несоразмерному ограничению права на труд, гарантированного Конституцией РФ.

--------------------------------

<*> См.: СЗ РФ. 2005. N 13. Ст. 1209.

Нередко в казуальной ситуации Суд при формировании правовой позиции обращается к правоприменительной практике и тем устоявшимся обычаям, которые могут служить исходным материалом для его правовых позиций. Необходимость анализа правоприменительной практики обусловлена применением положения ст. 74 ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации", устанавливающего требования к решениям Суда. Действительно, Суд, формируя правовые позиции, обращается к изучению правоприменительной практики, которая может быть весьма противоречивой, что и обусловливает значимость решений Суда для повседневной правореализации. Отметим, что Суд может признать не соответствующими Конституции РФ нормы того или иного нормативного правового акта, исходя из оценки смысла таких норм, придаваемого правоприменительной практикой.

Так, в Постановлении от 12 ноября 2003 г. N 17-П <*> Суд признал не противоречащими Конституции РФ положения Федерального закона "О государственном регулировании производства и оборота этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции", предусматривающие возможность для субъекта Российской Федерации участвовать в согласовании вопроса о выдаче организации федеральной лицензии на производство и (или) оборот этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции, в той мере, в какой эти положения не являются препятствием для федерального лицензирующего органа разрешить данный вопрос по существу. В то же время анализ правоприменительной практики показал, что согласование субъектами РФ вопроса о выдаче организации федеральной лицензии рассматривается в практике как необходимое условие принятия федеральным лицензирующим органом решения о выдаче федеральной лицензии (если такое согласие не получено, то федеральная лицензия не выдается). При этом отказ субъекта РФ дать согласие на получение федеральной лицензии (вне зависимости от мотивированности такого отказа) является для федерального лицензирующего органа достаточным основанием для отказа в рассмотрении по существу вопроса о выдаче федеральной лицензии. Подобная практика, указал Суд, приводит к тому, что решение по данному вопросу фактически принимается на уровне субъекта РФ, что не согласуется с установленным Конституцией РФ разграничением предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации. Исходя из этого, Суд признал соответствующие положения ст. 19 Федерального закона "О государственном регулировании производства и оборота этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции" неконституционными в той мере, в какой эти положения служат основанием для отказа федерального лицензирующего органа от разрешения вопроса о выдаче организации федеральной лицензии, когда соответствующим субъектом РФ не дано согласие на ее получение.

--------------------------------

<*> См.: СЗ РФ. 2003. N 47. Ст. 4586.

Однако изложенным не исчерпываются все процедурные аспекты формирования правовой позиции. На наш взгляд, есть все основания говорить о сложившихся приемах формирования правовой позиции. Причем речь не идет об общеизвестных приемах толкования, представляющих собой конкретные познавательные действия (грамматическое, логическое, систематическое, телеологическое, историческое толкование). В данном случае термин "прием" наполнен несколько иным содержанием и означает определенный, устоявшийся в практике Суда подход к аргументированию своей позиции, обогащающий содержание правовых позиций.

Приемы формирования правовой позиции не всегда находят объективированную форму, поскольку применяются на мыслительном, интеллектуальном уровне. Отметим, что ни Федеральный конституционный закон "О Конституционном Суде Российской Федерации", ни Регламент Конституционного Суда не предусматривают обязательности использования исследуемых ниже приемов в процессе принятия Судом решения, формулирования правовой позиции.

Анализ решений Конституционного Суда, его правовых позиций дает основания для выделения следующих приемов формирования правовой позиции.

Применение в практике Суда международных правовых норм и общепризнанных принципов свидетельствует о наличии такого приема, как анализ международных норм и общепризнанных принципов международного права применительно к рассматриваемому вопросу и исследование их отражения в российском праве. При этом применение норм международного права происходит как минимум в двух аспектах: Суд при аргументации использует прямые ссылки на нормы международно-правовых актов, раскрывая соответствие (противоречие) положений российского законодательства принятым в международном праве нормам; Суд исследует смысл тех или иных положений международных правовых актов для обогащения собственных доводов при разрешении дела. Применение данного приема при формировании правовой позиции наполняет решение Суда глубоким содержанием. Кроме того, трудно переоценить ту роль, которую играют решения Суда и его правовые позиции в совершенствовании российского права. А позиции, сформулированные с учетом богатого международного опыта, в немалой степени предопределяют развитие российского права, российского законодательства в русле общемировых тенденций. Они выступают в качестве своеобразного показателя неуклонной гармонизации российского и международного права.

Очевидно, можно говорить и о герменевтическом приеме формирования правовых позиций Конституционного Суда. Оговоримся, что до настоящего времени понятия "герменевтика" в отношении толкования правовых норм в литературе не выработано, хотя попытки определить содержание данного термина, в том числе применительно к конституционному толкованию, встречаются <*>. Понятие "герменевтика" является скорее инструментом философского лексикона, нежели юридического. Очевидно, во многом это объясняется происхождением и развитием термина "герменевтика" (от греч. hermeneuein - толковать, истолковывать), которое складывалось как искусство толкования священного писания (экзегетика). Впрочем, впоследствии герменевтика прочно укрепилась в философии в качестве особой теории и методологии толкования <**>. Заметим, что и в философии, несмотря на давнюю постановку проблемы герменевтики, единого взгляда на данное понятие не выработано.

--------------------------------

<*> См., например: Кравец И.А. О правовой природе конституционной герменевтики // Право и политика. 2003. N 1. С. 15 - 29.

<**> См., например: Михайлов А.А. Современная философская герменевтика. Минск, 1986.

На наш взгляд, для целей настоящего исследования приемлемо узкое понимание герменевтического приема как особого метода толкования правовой нормы, включающего не только буквальную расшифровку текста толкуемой нормы, но и оценку правовой ситуации, сопутствующей реализации этой нормы <*>. Понятие "правовая ситуация, сопутствующая реализации толкуемой нормы" применительно к правовым позициям Конституционного Суда является условным. Это связано с тем, что осуществление Судом своих полномочий, как правило, не связано с исследованием конкретных обстоятельств дела. Поэтому использование герменевтического приема толкования наиболее целесообразно при формировании правовой позиции относительно конкретной правореализующей ситуации. Например, в случае осуществления правомочия по разрешению спора о компетенции. Так, Судом была сформулирована позиция относительно принадлежности издания акта о временном отстранении Генерального прокурора РФ от должности в связи с возбуждением в отношении него уголовного дела (Постановление Конституционного Суда РФ от 1 декабря 1999 г. N 17-П <**>). При формулировании своей позиции Суд исследовал имеющие отношение к делу конституционные положения и соответствующие нормы уголовно-процессуального законодательства. Однако при разрешении спора Суд не мог абстрагироваться от анализа конкретных обстоятельств дела. Очевидно, при выработке правовой позиции сыграли свою роль такие факторы, как: существование вполне конкретного конфликта, требующего урегулирования, - необходимость оперативного разрешения ситуации; неясность норм действующего законодательства, затрагивающего связанные с возникшей ситуацией вопросы; наличие уже принятого акта об отстранении Генерального прокурора от исполнения обязанностей (Указ Президента РФ от 2 апреля 1999 г. N 415 <***>), хотя правовой статус такого акта не определен; общественный и политический резонанс рассматриваемого дела. Все приведенные обстоятельства были учтены Судом при вынесении им итогового решения, в котором Суд указал на правомочие Президента РФ издавать акт об отстранении Генерального прокурора РФ от должности на время расследования возбужденного в отношении него дела.

--------------------------------

<*> Данное определение выведено автором исходя из концепции понимания герменевтики как метода интерпретации, включающего три уровня: семантика, рефлексия и экзистенция (концепция Рикера). См.: Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. 7-е изд., перераб. и доп. М., 2001; Суслов В.В. Герменевтика и юридическое толкование // Государство и право. 1997. N 6. С. 115 - 118.

<**> См.: СЗ РФ. 1999. N 51. Ст. 6364.

<***> См.: СЗ РФ. 1999. N 14. Ст. 1711.

Представляется бесспорным и применение Конституционным Судом такого приема формирования правовых позиций, как обращение к научному, доктринальному анализу. Здесь следует учитывать, что толкование судьями Конституционного Суда конституционных и не только конституционных норм - это всегда научно-теоретическое толкование, поскольку судьи при принятии решения основываются на собственном научном и профессиональном мировоззрении. Именно оно является первоосновой, источником правовой позиции. Однако со всей очевидностью можно утверждать, что при формировании правовой позиции научные, доктринальные, общетеоретические суждения и умозаключения, являющиеся доктринальным неофициальным толкованием, не только косвенным образом влияют на тот или иной вывод Суда они иногда выступают в качестве дополнительной аргументации позиции Суда. Суд в решениях ссылается на общие принципы права, как закрепленные конституционным текстом, так и общепринятые российской правовой доктриной (например, Постановление Конституционного Суда РФ от 19 марта 2003 г. N 3-П <*>). При рассмотрении дела заслушиваются заключения экспертов, как правило, лиц, имеющих высокую квалификацию и авторитет в той научной области, которая прямо или опосредованно связана с рассматриваемым делом (ст. 61, 63 ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации"). Ярким примером использования научного анализа как приема формирования правовой позиции является наличие особых мнений судей Конституционного Суда, изложенных ими в решениях Суда. Особое мнение отражает позицию судьи, отличающуюся от изложенной в решении Суда по конкретному делу. Известные правовые концепции, общетеоретические принципы и понятия выступают дополнительным аргументом, обосновывающим ту или иную позицию. Судьи апеллируют к ним, отстаивая свою точку зрения.

--------------------------------

<*> См.: СЗ РФ. 2003. N 14. Ст. 1302.

При формировании правовой позиции Конституционным Судом учитываются и ранее изложенные им правовые позиции. Суд довольно часто в своей аргументации обращается к тем правовым позициям, которые были изложены ранее и имеют отношение к рассматриваемому в настоящий момент вопросу. Тем самым Суд подтверждает высказанную ранее позицию, что не мешает ему конкретизировать ее содержание применительно к данному рассматриваемому делу. С другой стороны, именно это свойство решений Суда (распространение правовой позиции Суда на иные аналогичные дела) дает повод говорить о прецедентном характере принимаемых Судом решений и вырабатываемых им позиций <*>. Впрочем, это не означает, что Суд не вправе изменить свои позиции. Например, при изменении законодательства может поменяться и правовая позиция Конституционного Суда. Более того, сам Конституционный Суд вправе пересмотреть свою прежнюю правовую позицию <**>. Однако это не означает отмены ранее принятых правовых позиций. Пересмотренные правовые позиции сохраняют свою юридическую силу, хотя и не могут использоваться в качестве основополагающего положения в правоприменительной практике. Вместе с тем в будущем Суд может вернуться к прежнему содержанию пересмотренной правовой позиции, скорректировав его в соответствии с правовой действительностью. На наш взгляд, все это свидетельствует о том, что правовым позициям Конституционного Суда не свойственно качество "застывшего" права. Их предназначение заключается не только в истолковании конституционных норм. Важнейшая цель - адаптировать содержание положений Конституции к реальным условиям жизни российского общества, не прибегая к изменению конституционного текста.

--------------------------------

<*> См.: Зорькин В.Д. Указ. соч. С. 3 - 4.

<**> См.: Хабриева Т.Я. Новые законопроекты о порядке формирования Государственной Думы и органов исполнительной власти субъектов РФ (сравнительный анализ российского и зарубежного опыта) // Журнал российского права. 2004. N 11. С. 3 - 10.

Таким образом, проведенный в настоящем исследовании анализ процесса выработки правовых позиций Конституционного Суда РФ показывает, что вполне оправданно вести речь о сформировавшихся приемах определения правовой позиции Суда. Такие приемы, представляющие собой подходы к аргументированию позиции, применяются им по собственному усмотрению. Это определенная наработанная Судом традиция, не только способствующая формированию адекватной и справедливой позиции Суда по тому или иному делу, но и позволяющая наполнять, обогащать содержание правовых позиций авторитетным научным и профессиональным мировоззрением.

"КОНСТИТУЦИОННОСТЬ НОРМАТИВНЫХ ПРАВОВЫХ АКТОВ: ДОКТРИНА И ПРАКТИКА В РОССИИ"

(И.А. Кравец)

("Право и политика", 2006, N 8)