II. Основываясь на изложенных материалах, составьте текст обвинительной речи по делу об убийстве.

В ночь на 12 июля 2000 г. в поселке Южный Свердловской области в своем доме сгорел пенсионер Николай Степанович Петров. В ходе расследования было установлено, что пожар произошел из-за короткого замыкания.

Дочь Петрова, Валентина Николаевна, при осмотре места происшествия обратила внимание на то, что возле забора стояли не тронутые огнем оконные рамы. Кроме того, она заметила, что некоторые вещи (бензопила, телевизор, пылесос) сгорели бесследно. Не были найдены также череп и кости рук.

Поскольку следователь не прислушался к ее показаниям, Петрова решила предпринять собственное расследование. Прежде всего у нее возникло подозрение, что к происшествию причастны соседи Алексеевы, так как они оказались единственными во всем поселке, кто не пришел на похороны Петрова. Глава семьи Алексеевых отличался суровым нравом, злоупотреблял спиртными напитками, нередко в состоянии алкогольного опьянения преследовал жену.

В отсутствие Алексеевых Петрова проникла в их сарай, где обнаружила принадлежавшие отцу подушки. После этого она договорилась со знакомой (свидетельницей Потаповой), что та найдет предлог заглянуть к Алексеевым и выяснит, есть ли в их доме другие вещи Петрова. Выполнив просьбу Петровой, Потапова сообщила, что в доме Алексеевых действительно находятся телевизор, бензопила и пылесос, пропавшие во время пожара.

Собрав доказательства, Петрова обратилась в районную прокуратуру. Алексеевы были арестованы. На предварительном следствии Алексеев сознался в совершении преступления.

Супруга Алексеева, Алевтина, показала, что 11 июля муж, вернувшийся домой поздним вечером, велел ей идти вместе с ним к Петрову. Действуя совместно, они выставили оконную раму и проникли в дом. Угрожая ножом, Алексеев потребовал у Петрова все имеющиеся у него деньги. Петров выполнил требование. Заподозрив, что Петров отдал не все деньги, Алексеев велел жене убить Петрова. Алевтина нанесла несколько ударов по лицу Петрова, после чего Алексеев сам взял нож и нанес Петрову множество ударов. От полученных ран Петров скончался. Алексеевы похитили у Петрова наиболее ценные вещи, затем Алексеев облил керосином тело Петрова и поджег его, при этом он обжег себе руки и грудь.

Вариант 5

I. Выполните риторический анализ речи ф. Н. Плевако по делу Бабаниных, обвинявшихся в покушении на убийство и оскорблении мирового посредника и друга должностных лиц.

Обвинитель несколько смело утверждает, что единственно правильным приговором, какой могут вынести изучившие этот процесс лица, должен быть приговор обвинительный. Пока здесь есть один человек, который, изучив это дело, мнение прокурора не разделяет: этот человек – защитник подсудимых, то есть я. Надеюсь, что через несколько часов к разделяемому мной мнению присоединятся многие, кто действительно глубоко вникнет в это дело.

Прокурор утверждает, что 18 ноября братья Бабанины оскорбили и избили Сулиму как посредника, по поводу его должностных действий.

Хорошо, посмотрим, чем это обвинение доказано, как вы должны в нем убедиться.

Говорят вам, что буйные братья Бабанины были только верны своим необузданным привычкам; говорят, что благородный и достойный представитель закона подвергался обидам и с кротостью претерпел их.

Но следствие нам показало, как у кроткого, как агнец, безгласного Сулимы всегда с собой были стилет и пистолет, принадлежность далеко не кротких личностей. Следствие показало, что эти орудия были при нем и в доме Заньковского и не оставались без надлежащего употребления.

Вот с такими атрибутами входит Сулима в дом Заньковского, где последовательно встречается с тремя братьями Бабаниными, из которых вот этот, Степан Степанович, был в конторе и доме, а вот этот, Александр Степанович, приехал только к обеду. Егора Бабанина, третьего, которого на суде нет, мы оставим в покое; напомню только одно, что по обвинительному акту просьбу скандального содержания читал Егор Бабанин, а Степан виноват только в том, что имел уши и слушал ее.

Обвинение утверждает, что в конторе началось оскорбление должностного лица. Кем и кто оскорблен, спрашиваете вы. Братьями Бабаниными, отвечают вам. Какой из них и чем оскорбил? На этом обвинение не считает нужным останавливаться. Довольно быть Бабаниным, чтобы быть виноватым в чем вам угодно.

Но правильное обвинение должно сказать: который из них и что говорил, чем оскорбил. Нельзя одного судить за вину другого. Если же обвинение не может распознать вины отдельного лица, то оно должно пасть, а не огульно, оптом привлекать всех Бабаниных.

Жалобу подала какая-то старушка, подала исправнику. Читать ее заставил исправник. Почему же не привлечен исправник? Потому что он не Бабанин. Почему перешептывание и переписка, без определения даже ее содержания, вменяются в вину подсудимым и не вменяются в вину исправнику? Потому что они Бабанины.

Да, наконец, что же преступного в шептании и переписке? Неужели нужно непременно молчать или громко говорить, чтобы быть безнаказанным? Давно ли стало преступлением чтение чужой просьбы, поданной чиновнику, когда он сам об этом просит?..

Переходим из конторы в дом, во время обеда.

Обедают Сулима, Бабанины; в числе их уже находится Александр. Начинаются остроты, колкости. Сам господин Сулима говорит, что эти остроты до существа дела не относились, а Заньковская даже в комиссии говорила, что беседа была прилична. Судебное следствие по этому поводу ничего не прибавило: оно нас ознакомило лишь с одною подробностью, которая нам будет нужна. Мы теперь знаем, что обед был не будничный, а званый; еды и питья было вдоволь, и никто – ни хозяин, ни гости, ни Сулима, ни Бабанины – себе не отказывали. Преступных стычек здесь не было. Ведь не считать же преступлением колкости, взаимно расточаемые гостями? Ведь до существа дела не относящиеся остроты, которые Сулима не умел отражать, не могут быть воспрещены людям. Ведь так уже на свете бывает, что один умеет сострить, другой – нет, не находчив, не сообразителен…

Обвинение, утверждая, что было недовольство Сулимой как посредником, должно было нам представить: какие именно служебные обязанности Сулимы привели к оскорблению, какие законные его действия как посредника были награждены обидой со стороны Бабаниных? А так как этих причин и этой связи нет, то, несмотря на то, что Сулима был посредником, когда у него с Бабаниным вышло история в доме Заньковского, я утверждаю, что она была домашней, частной обидой, частной ссорой между двумя частными лицами, а посредническое достоинство было в стороне.

Обвинитель, настаивая на оскорблении по должности, говорит, что Бабанины имели ссоры с крестьянами, что эти ссоры решались не в пользу их, что притеснения Бабаниных были такого рода, что распутать их пришлось, подарив крестьянам надел.

Люди, подарившие нескольким сотням крестьян наделы и усадьбы, стали бы спорить из-за вершка земли? Люди, отдавшие даром землю, которую ценить приходиться покрупнее, чем десятками тысяч, по замечанию свидетеля, мирового посредника Якубенко, – могут ли подозреваться в крепостничестве и давлении на крестьян?

И какие это притеснения, которые устранить можно было лишь даром усадьбы и надела? Я бы желал, чтобы, не оставив почвы законности, на основании Положения, прокурор приискал бы мне такое столкновение прав крестьян и помещика, разрешить которое должно бы было даром усадьб и надела. Я бы сдался со своими доводами.

От вас я ожидаю спасения подсудимых, спасения вполне заслуженного, оправдания необходимого, вызываемого фактами, с которыми мы ознакомились. В былое время все это было под спудом, общество осталось бы при том напускном мнении, что правосудие имело дело с людьми, попирающими законы. Но теперь этого не будет, теперь свет увидит правду благодаря великому дару, полученному русской землей, – гласному суду, свободной речи защиты, которая вправе, доискиваясь истины, огласить на суде все дурное и темное, все пошлое и беззаконное, которого было так много в этом деле.