20. Политкорректность

Ответ: Политическая корректность и политический миф

Понятие политкорректности исходит от английского выражения politically correctly, что в переводе обозначает «политически правильный» или в иной интерпретации «соответствующий установленным правилам». Изначально под политкорректностью подразумевалась «разновидность неофициальной необъявленной цензуры, нашедшей своё наибольшее применение в США, но так же и в остальных странах Запада, а также в последнее время в Российской Федерации» [5].

Появление термина связывают с 1960-ми, когда появились комиссии, которые рассматривали конфликты между субъектами кинематографической индустрии и различными группами населения [2]. Так в США в некоторых фильмах в роли отрицательных персонажей фигурировали представители той или иной этнокультурной группы. На это негативно реагировали соответствующей общины (например, Арабский совет США) и выступали с протестом, апеллируя к законам, запрещающим диффамацию. В конце концов, создавались многочисленные бюро, комитеты и комиссии, которые занимались улаживанием подобного рода проблем еще на стадии производства фильмов.

В основе политкорректности лежит желание помирить человечество, искоренить из социума оскорбительные взаимоотношения. Идея политкорректности покоиться на принципе, согласно которому необходимо избегать использования слов и высказываний по отношению к определённым социальным группам, которые эти группы (или, по крайней мере, некоторые члены этих групп) считают или могут считать оскорбительными для себя. Однако эти слова и высказывания не обязательно считаются оскорбительными по отношению к данной социальной группе остальной частью общества, и могли даже до введения политкорректности считаться общепринятыми.

Доктрина политкорректности стремится «отредактировать» язык, устранив из него «проблемные слова». Согласно теории политкорректности, нельзя называть евреев «жидами», чернокожих и афроамериканцев «неграми», нельзя употреблять слова «слепой», «глухой», «хромой» по отношению к людям с физическими недостатками, нельзя называть гомосексуалистов «гомиками», «содомитами», «педерастами», «голубыми». Американские феминистские движения настаивают на том, что слово «женщина» нужно употреблять не в неполноценной форме «woman», а говорить «female». Неполиткорректно оправдывать разницу между зарплатами, сравнивать IQ разных наций, собирать статистику преступности по цвету кожи, полу, брачному статусу, происхождению и т.д. Запрещено публично выражать убеждения, которые могут быть оскорбительны по отношению к тем или иным социальным группам.

В идеале политкорректность была призвана ликвидировать ксенофобию и дискриминацию по национальным, религиозными, сексуальным, социальным и прочим признакам, избежать разжигания розни между человеческими существами. Но это, как правило, так и остается в рамках идеальной картины мира…

На практике стремление к крайней тактичности, политкорректность становится абсолютным лицемерием, если не откровенным цинизмом. Существующие перегибы, ассоциируемые с понятием политкорретности, иной раз доходят до абсурда. Все люди разные и каждый «разнее» другого, а значит количество повод для обид и спекуляций на тему политкорректности равняется количеству живущих на планете людей. Политическая корректность, задумываемая в идеале как средство устранения противоречий, ведет в никуда. Политкорректность сводит существующие конфликты и противоречия исключительно к семантике. Однако, за конфликтом обычно стоит гораздо более глубокий узел противоречий, нежели нарушение формального свода правил.

И здесь открывается замечательная возможность манипуляций для современных политиков. Политические элиты поощряют использование политкорректности. Конечно, можно было бы свести их намерения только лишь к желанию создать себе положительный имидж или поддержать некую глобальную демократическую реформу. Однако, здесь скрывается куда более объективная истина. «Политкорректность – это ещё один инструмент закрепления власти, политический рычаг манипуляции над массами. Возможно, политкорректность способна помирить людей. Но очевидно и другое: политкорректность можно использовать, чтобы заставить их громить и рвать, уничтожать и вопить, обижаться и требовать» [7].

Вместе с тем внедрение понятия политическая корректность в общественное мнение позволяет структурировать и регламентировать информационное пространство и подачу информации: отсекать от распространения политически неблагонадёжные темы и формировать общественное мнение в «правильном направлении».

Таким образом, политкорректность выступает в роли некого политического мифа, главной целью которого является манипуляция людьми посредством закрепления в сознании граждан некого необходимого образа или мнения, на который эти массы будут в дальнейшем ориентироваться. Политическая корректность формирует лжестереотипы, заставляет людей оценивать окружающую действительность с точки зрения ограниченных понятий, укладывающихся в рамки политкорректности. Важность последней, с моей точки зрения, оказывается навязанным политическим мифом. На ум приходит замечательные рассуждения Герберта Маркузе из произведения «Одномерный человек», где он описывает одномерный мир. Все люди зомбированы, никто не действует по собственной воле, человек стал одномерен, поскольку им манипулируют. Неототалитарная Система существует за счет гипноза средств массовой информации, которые внедряют в каждое индивидуальное сознание ложные потребности, культ потребления и навязанные стереотипы.

Так и политкорректность опасна своей одномерностью. Она ставит своей целью формирование бесполого существа универсальной идентичности. В итоге, это существо не только лишается права на публичный и открытый диалог. Оно лишается самой возможности и порой желания его вести и разрешать существующие конфликты, пытается скрыть последние под маской политкорректности. В результате навязывания этого политического мифа неполикорректным становится не только любое проявление индивидуальности, но и упоминание об этом.

Современный мир переполнен ссылками и замечаниями о политкорректности, которые только подтверждают мифичность последней и тем самым ставят вопрос о целесообразности существования такого феномена, как политическая корректность.

Перегибы в политкорректности американского образования

Родина политкорректности занимает лидирующее положение по наличию перегибов в частоте применения принципа политической корректности ко всем сферам жизни человека. Однако она затрагивает, прежде всего, такие области, как религия и общество, гендерное неравенство и идентичность, сексуальная ориентация и общество, национальные отношения.

Американское общество приучают к политической корректности еще в школе. Этой проблематике посвящена недавно вышедшая книга Дианы Равич «Полиция языка», в которой автор, известный эксперт в области образования, профессор Нью-Йоркского университета, а ранее работник Министерства образования и консультант в администрации Клинтона, анализирует слова, которые сочли неполиткорретными при составлении американских учебников. Книга включает 500 слов и выражений, которые никогда не встречаются в американских школьных и университетских учебниках. Список поражает. Казалось бы, что может быть предосудительного в таких словах, как «Бог» «ад», «слепой», «старик», «варвар», «домохозяйка», «сова», «библиофил», «игрок в гольф»? Существующая в Америке «Комиссия по вопросам предвзятости и щепетильности» отнесла данные категории к числу «необъективных» и «предвзятых», поскольку они могут задеть чувства некоторых групп.

Помимо всего прочего, Равич приводит уже ставший хрестоматийным пример: «из одной книги для средней школы был исключен рассказ, относящийся к середине XIX века, - о женщине и ее дочери, которые шили одеяло в приданое. Члены комиссии сочли эту историю, «ущемляющей права женщин», поскольку мать и дочь в ней показаны «слабыми» и «покорными» [8]. Так же в список рекомендованных к исключению слов вошли такие, как «яхта» и «игра в поло» (они принижают достоинство всех, кто не принадлежит к элите). «Красотка» вызовет недовольство феминисток, «глухой» и «хромой» унижают инвалидов. Совы попали в «черный список» исключительно из-за проживающих в США индейцев навахо : для них любое упоминание птиц - табу. Конечно же, не стоит упоминать в учебниках о Боге и рае - ведь книги могут попасть в руки атеистов или приверженцев религий, не признающих эти понятия.

Американские блюстители политкорректности не останавливаются только на корректировке учебников, но также редактируют и классические литературные произведения школьной программы. Так, например, пострадали сочинения Исаака Зингера, Антона Чехова и Уильяма Максвелла: из них были удалены куски, где имелись упоминания о национальной и религиозной принадлежности, обнаженном теле, алкоголе и прочее. «Из рассказа Чехова «Переполох» изъяли слова служанки о том, что после пропажи в доме дорогой брошки всех слуг раздевали догола и обыскивали» [1].

Эти и многие другие примеры, способные вызвать сомнение в реальности происходящих событий, заставляют задуматься. В Американском обществе то и дело вспыхивают обсуждения относительно целесообразности подобного воспитания детей. Стремление к политкорректности может сыграть с американской демократией злую шутку, потому как факты на лицо: значительно начинает страдать качество образования.

Однако перегибы в области применения политкорректности давно вышли за пределы США. Известен случай в Великобритании, когда повод к увольнению министра сельского хозяйства «теневого кабинета» консерваторов Энн Винтертон послужил неполикорректный анекдот, рассказанный во время ужина в одном из частных клубов. «В купе поезда путешествуют кубинец, японец, британец и пакистанец. Кубинец вынимает сигару, смотрит на нее и выбрасывает в окно. «Почему?» - спрашивают его соседи по купе. «А у нас и так пруд пруди», - отвечает он. Японец хватает фотоаппарат «Никон» и выбрасывает в окно, объясняя: «У нас их пруд пруди». Тогда британец вскакивает и выбрасывает в окно пакистанца с теми же словами» [1]. Несколько видных тори попытались выступить в защиту коллеги, но безрезультатно. Является ли этот случай образцовым примером по соблюдению политкорректности – судить не нам.

Тем не менее, абсурдность данных примеров заставляет задуматься над тем, чем на самом деле является на сегодняшний день политкорректность. Она давно ушла от своего истинного предназначения - сохранять стабильность и проявлять взаимоуважения по отношению к различным слоям общества. Политкорректность зачастую используется как предлог для решения узких задач политической элиты. Последняя навязывает обществу лжестереотипы и формирует политкорректность, доведенную до абсурда.

Дефиниция политкорректности

Если не заниматься наукообразием, то политкорректность можно определить как строгий запрет на любую дискриминацию или диффамацию по признаку принадлежности к какой бы то ни было закрытой (органической) группе. Еще раз повторю родовую формулу политкорректности: это особая отрасль этикета (этоса), регулирующая сферу отношения общества к минорити-группам. Представляется целесообразным рассмотреть эту отрасль в действии по отношению к различным минорити-группам по принципу “от самоочевидного к малоочевидному и вовсе не очевидному”.

Люди с ограниченными физическими возможностями, в том числе инвалиды. Инстинктивная, подсознательная настороженность людей по отношению к лицам, имеющим физические недостатки, представляет собой реализацию заложенных природой биологических программ сохранения вида. Так, белую ворону заклевывают ее обычные (черные с серым) сородичи, а опытные собаководы знают, что на выказывающего явные признаки болезни пса могут накинуться другие собаки. Рассуждать в связи с этим об этике глупо, так как здесь действуют не ее законы, но законы биологии. Человек — иное дело, хотя прекрасно известно, что в Спарте признанных больными и маложизнеспособными детей сбрасывали в пропасть, а в деревне обряд крещения в купели играл роль своего рода фильтра для больных или ослабленных младенцев. Даже в наши дни многие втайне испытывают суеверный страх перед лысыми, рыжими, карликами или людьми, отмеченными родимыми пятнами. С другой стороны, давно подмечено, что биографии большинства великих людей во многом состоят из описания их болезней и недугов. Еще великий врач и ученый Ломброзо открыл глубинную связь между гениальностью и сумасшествием. Никто не может отрицать, что полупарализованный Франклин Д. Рузвельт — великий политик и одна из выдающихся фигур истории XX века; слепые Гомер и Хорхе Луис Борхес — личности, без которых трудно представить себе мировую литературу; тугоухий Бетховен — величайший композитор; “хрустальный человек” Анри де Тулуз-Лотрек — один из крупнейших импрессионистов, а нобелевский лауреат Нэш (“принцип Нэша” — один из краеугольных камней современной математической экономики) не только в образе, блистательно созданном Расселом Кроу в оскароносном фильме “Игры разума”, но и в жизни сумел победить пожиравшее его изнутри безумие. Сама по себе необходимость уважительного отношения к инвалидам и больным людям вряд ли будет кем-либо оспариваться. По этому отношению принято судить о гуманности и цивилизованности общества. Поэтому и политкорректность в отношении к этой минорити-группе представляется самоочевидной. Что касается искусства, то здесь оно также идет в авангарде борьбы за всеобщую политкорректность. Кинематограф представил целую когорту фильмов о мужественных и героических людях, которые, преодолевая тяжелейший недуг, достигают своих целей: от “Слепой ярости” с Рутгером Хауэром до автобиографического фильма о “величайшем велосипедисте всех времен и народов” Армстронге, который вначале победил, казалось, неизлечимую форму рака, а затем стал чемпионом мира. Конечно, даже в такой тонкой сфере бывают преувеличения. Несколько лет назад я посмотрел фильм, где женщина-прокурор страдала глухонемотой. Работать она могла только в присутствии сурдо-переводчи-ка. Это создавало немало комичных эффектов, но кончилось трагично: прокуроршу вместе с сурдопереводчицей выбросили из окна (первая не могла слышать, как подкрался наемный убийца, а вторая задремала на диване). Что тут сказать? Очевидно, что в реальной жизни, а не в кино, слепому не стоит добиваться должности водителя школьного автобуса, а глухонемой лучше идти в адвокатуру, а не в прокуратуру.

Женщины. Феминизм вообще и его радикальные и зачастую гротескные формы в частности (особенно это касается искусства) все еще вызывают у многих слоев населения сильное раздражение. Профессиональный интеллектуал, который часто предпочитает факту артефакт и судит о мире по кинематографической картинке, действительно считает, что наглые и пронырливые женщины, пользуясь преимуществами, которые предоставляет им политкорректность, забирают все больше власти и что скоро мы будем жить в лучшем случае при матриархате, а в худшем — как в польском шедевре 1980-х “Sex mission”, который в советском прокате стыдливо назывался “Новые амазонки”. Однако есть такая суровая, занудная и властная дама — статистика. Согласно ей, в Европейском союзе среди сотрудников топ-менеджмента коммерческих фирм женщин только 3% (для сравнения — даже в неполиткорректной Турции их 4%). Наиболее показательно выглядит ситуация в Испании: среди более чем пяти тысяч руководителей крупных и средних коммерческих организаций прекрасный пол представлен лишь пятнадцатью дамами. Словом, ситуация с политкорректностью в отношении женщин, на мой взгляд, также вполне очевидна.

Сексуальные меньшинства. Следует помнить, что восприятие тех или иных сексуальных девиаций как опасных для общества форм поведения есть следствие конкретной (сексуальной) культуры. Во многих древних обществах гомосексуализм не только не преследовался, но даже поощрялся: Сократ, Алкивиад, Александр Великий, Гай Юлий Цезарь и многие другие великие были его представителями. В Древнем Египте для высшей аристократии был характерен инцест (фараон Эхнатон в возрасте 11 лет женился на своей кузине Нефертити 8 лет от роду). С другой стороны, в некоторых репрессивных сексуальных культурах караются любые сексуальные отношения, если они непосредственно не связаны с репродуктивной функцией. Забавно: до сих пор в целом ряде американских штатов, составляющих так называемый “библейский пояс”, существуют уголовные статьи, запрещающие супругам (!) заниматься “французской любовью”. В этих же штатах очень серьезным административным правонарушением считается публичный “французский поцелуй”. С точки зрения современной науки, к гомосексуализму генетически и биологически предрасположены примерно десять процентов людей. Стало быть, речь идет не о социокультурных девиациях или пресловутой распущенности, а об определенных физиологических особенностях. Современное западное общество к гомосексуализму толерантно. Напомню, однако, что историю трогательной любви двух ковбоев-геев (“Холодная гора”, так и не получившая Оскара-2006) и отмену статьи, карающей за мужской гомосексуализм (штат Техас, 1987), разделяют всего 18 лет. Сейчас сформировался некий молчаливый консенсус относительно равноправия de facto между гетеросексуальными и гомосексуальными брачными союзами1. Нельзя не отметить, что сексуальные девиации всегда были одной из характерных черт политической и культурной элиты западного общества: от Микеланджело Буонаротти, Жорж Санд, Оскара Уайльда, Вацлава Нижинского до Греты Гарбо, Марлен Дитрих (с Гарбо у нее был роман), Жана Марэ, Версаче, Элтона Джона, Джорджа Майкла и многих других известных людей. Господствующая сейчас позиция состоит в следующем: сексуальная ориентация суть личное дело каждого, лишь бы она не была связана с насилием и не вела к нарушению действующих законов. В этом смысле характерна крайняя нетерпимость, какую общество проявляет, например, к педофилии. Педофилы не рассматриваются в качестве минорити-группы, а считаются преступниками, равно как зоофилы, некрофилы и другая подобная публика. Что же касается легитимных сексуальных минорити-групп, то в политкорректности по отношению к ним я опять-таки ничего опасного для общества не вижу и не считаю нужным далее на этом вопросе задерживаться.

Этнические, культурные и религиозные минорити-группы. Именно они в контексте теории и практики политкорректности вызывают наиболее ожесточенные споры и столкновения антагонистических позиций. То, что кажется очевидным для трех перечисленных выше минорити-групп, теряет свою очевидность, когда речь заходит об этнокультурных меньшинствах. Мне уже доводилось писать2, что подобная практика представляет собой политику коррупции и дезинтеграции этнокультурного монолита. В том числе это относится и к политкорректности. Здесь современное западное общество пытается (не знаю, насколько эта попытка отрефлектирована) повторить тот путь коррупции и дезинтеграции пролетариата, который был проделан в первой половине минувшего столетия.

Каким образом р-р-р-революционный пролетариат начала XX века превратился в конструктивный и способный к диалогу рабочий класс начала века нынешнего — предмет исследования для тысяч монографий. Объема всей статьи не хватит, даже чтобы просто перечислить все причины этого явления. Я и не собираюсь этого делать, сосредоточусь лишь на нескольких, которые считаю главными. Во-первых, это перенесение значительной части эксплуатационной нагрузки с внутреннего пролетариата на внешний, то есть на население колониальных и постколониальных стран (классическая идея Арнольда Тойнби). Во-вторых, это коррупция и дезинтеграция рабочего класса за счет образования слоя “рабочей аристократии”. И, наконец, в-третьих, это мощная социальная мифология, открывшая путь к социальному же диалогу. Примерно такой же социальный опыт западное общество пытается повторить и по отношению к этнокультурным группам мигран-тского происхождения.

Рассмотрим это утверждение более подробно. Роль “поставщика” внешнего пролетариата в мире по-прежнему играет массив постколониальных стран. Прибывающие в экс-метрополии мигранты пользуются пакетом социо-цивилизаци-онных благ, которых они лишены на родине, и коррумпируются уже этим. Другие направления такого рода коррупционной политики я уже обсуждал, когда писал о мультикультурализме3, поэтому сейчас позволю себе перейти непосредственно к третьему пункту. Как прекрасно известно, миф и мифологизация служат средством конституирования практически любого общества. Элементарный пример. “Хорошо трудись — и ты достигнешь в жизни всего”. Любой взрослый человек знает, что это далеко не всегда так. Тем не менее подобный миф позволяет поддерживать высокий уровень мотивации труда. Теперь я задаю вопрос: много ли можно найти в западной (да и русской) литературе XIX и XX веков писателей, создавших вызывающие симпатию образы буржуа, капиталистов или просто богатых людей? Причем не разбогатевших авантюристов и искателей приключений вроде героев Джека Лондона, а именно тех, кто “родился на вершине или в ее окрестностях”. Мне на ум приходят только три автора: Маргарет Митчелл, Джон Голсуорси и, с оговорками, Эмиль Золя. В 2003 году главный редактор интернационального издания “Newsweek International” Фарид Закария (американский гражданин, происходящий из семьи индийских мусульман, живой пример мультикультурализма) написал книгу “Будущее свободы”. Как теоретик, ученый и мыслитель Закария оказался абсолютно беспомощен, зато собрал малоизвестные, но документально подтвержденные факты. И обнаружились чрезвычайно любопытные вещи. Например. Во время гибели “Титаника” все пассажиры первого класса спасли своих женщин и детей. Более того, несколько мужчин-миллионеров уступили свои места в спасательных шлюпках женщинам из третьего класса. Среди них был и легендарно успешный миллионер, славившийся тем, что каждый день съедал до десятка яиц. Что касается пассажиров второго класса, то они сохранили жизнь восьмидесяти процентам своих женщин и детей. А вот многие мужчины — пассажиры третьего класса своих женщин и детей повыкидывали за борт, чтобы спастись самим. Вопиющее расхождение с господствующей в литературе и кинематографе версией происшедшего, не правда ли? Частично ее можно списать на эстетику: полуголодный художник-оборванец с лицом и телом красавца Леонардо Ди Каприо, спасающий ценой собственной жизни взбалмошную красавицу-аристократку, — зрелище более привлекательное, нежели лысоватый толстяк в цилиндре, с золотыми часами на массивной цепи, уступающий место в спасательной шлюпке плохо одетой женщине с лицом и руками прачки. Да и зрителю приятнее видеть благородного офицера, с презрением отталкивающего руку подонкообразного богача с лицом Билли Зейна, нежели того же офицера, стреляющего в обезумевшую толпу синеблузников. Интересно, что не только Джеймс Камерон, но и другие режиссеры, да и прозаики тоже, предпочитали исторической правде вымысел. Не могу здесь не вспомнить “случай из жизни”. Судьба одарила меня знакомством с замечательной женщиной З.С., которая в 1930-е годы играла в труппе Таирова. Она рассказала мне замечательную историю о своей маме — фанатичной большевичке. Году в 1920-м в их квартиру на Арбате зашел патруль революционных рабочих, что привело маму в состояние духовной экзальтации. Совсем еще юная З.С. обеспокоилась судьбой серебряных ложек, которые лежали, как говорится, на виду. В ответ мама со словами: “Да как ты смеешь так думать, дрянь! Это же РАБОЧИЕ, понимаешь, РАБОЧИЕ!!!” — надавала дочке пощечин. В итоге бесследно исчезли не только серебряные ложки, но и кое-какая посуда, статуэтки и даже стоявшие у двери валенки. Что, однако, не поколебало веру мамы З.С. во всемирно-историческую правоту пролетариата, коей она была верна вплоть до 1937 года, когда как “враг народа” навсегда сгинула после первого допроса. Мне этот случай напоминает восторженный отзыв двух итальянских заложниц о захвативших их иракских боевиках.

Можно относиться к подобной мифологизации сугубо отрицательно, если соотносить ее лишь с правдой факта или правдой жизни. Но вот парадокс: подобная мифологизация оказалась чрезвычайно эффективным средством для налаживания социального диалога. Там, где развитие пошло не революционным, а эволюционным путем, буржуазия и так сохранила свои господствующие позиции, антибуржуазный же пафос культуры стал своего рода культурно-психологической компенсацией для других социальных классов. Образ умного, доброго и благородного бедняка, побеждающего глупого, подлого и злого богача, — классический сюжет огромного числа сказок — играет роль мощного механизма психокультурной компенсации.

Очень часто приходится слышать: политкорректность запрещает называть афроамериканца ниггером, гомосексуалиста — пидором, удачливую бизнес- вумен — ушлой бабенкой, безногого инвалида — обрубком, но она никогда не заставит меня полюбить их. В общем-то это действительно так. По правде сказать, я сам ни в какое царство всеобщей любви не верю и не верил. Но тут есть один чрезвычайно важный аспект. Культура как машина организованного лицемерия помимо прочего выполняет важнейшую роль регулятора поведения человека. И в этом смысле репрессивный запрет на открытое проявление негатива — неприязни, ненависти, агрессии и насилия — чрезвычайно важен сам по себе.

89