УЗБЕКСКИЙ ДНЕВНИК
(предисловие, часть 1 — Горы и пустыни)
ПРЕДИСЛОВИЕ
27 – 28.07.2006. ШЕРЕМЕТЬЕВО — ТАШКЕНТ.
Самолет проурчал, и через несколько мгновений прекратилась тряска шасси — нас подхватил воздух за крылья лайнера и стал плавно поднимать вверх, слегка накреняя то вправо, то влево.
17 лет назад мною овладело уже знакомое чувство (тогда, как и сейчас, я улетал в Среднюю Азию) — тревожная радость: а как оно там все сложится? Что-то щемящее и колыхающее и, вместе с тем, очень ожидаемое и желанное заполоняло все внутри и грозилось выскочить наружу. И вновь будто бы жизнь поделилась на части: до начала полета и после. А граница — это стеклянная перегородка паспортного контроля. Только разница в том, что сейчас я лечу в чужое государство.
Но ощущения заграницы нет. Будто самолет развернулся во времени — и я вновь очутился в СССР. И Узбекистан — не страна, а республика. Что-то далекое, но свое, родное, но неведомое. Вот это и есть Узбекия.
Однако сознание рубежа не покидает и сейчас, да и тогда (20 лет назад я первый раз улетал в Среднюю Азию, которую потом исколесил вдоль и поперек в полном смысле этого слова) подвигло меня к написанию унылых стихов, которые позднее Вадик Штрик сделал песенкой.
Избитые фразы старинный сюжет отыграли.
Слова, обещанья, надежды остались в Москве.
Стеклянная дверь поделила все наши печали.
«Прощай».
«До свиданья,... и не забудь обо мне».
Знакомый мотив о разлуках мы шепчем губами.
Взбираясь по трапу, помашем рукой в пустоту.
«Прощай».
«До свиданья».
«Увидимся скоро едва ли».
«Как только — так сразу... А может быть, я напишу...».
Иллюминатор нагрет от слепящего солнца
Под крыльями лайнера снежных полей облака.
Я засыпаю, скованный креслом салона
Соизмеряя потери вчерашнего дня.
11.01.1986; Москва — Ашхабад
Грустно, но с перспективой. Кто улетал, наверное, меня поймет.
Время 12:25 ночи. Во вчерашнем дне остались тревоги по поводу возможных проблем на таможне в связи с новыми правилами прохождения досмотра, перевеса багажа и т. п. А вес рюкзака у меня и у Ромы* был 35 кг вместо 20 положенных (*Рома Назаров — мой коллега, герпетолог, благодаря которому и состоялась вся эта поездка). Как могли, разбросали вещи по рюкзакам мальчишек (Ильи и Михи*), но перевес оставался еще солидным — а это лишние 1500 рублей (*Илья Винер и Миша Терехов — кружковцы; это для тех, кто не в курсе).
Началась комичная процедура взвешивания шмоток. Рюкзак с панамой весит 31700 г, без панамы — 31600 г. Пришлось отказаться от подарочного коньяка (достался остающемуся в Москве Анисию*, который меня провожал, к его большому удовольствию), футляра от фотоаппарата и т. п. (*Денис Анискин — выпускник кружка, подвозил меня в Шереметьево). Рома отдал родителям Терехова большой и тяжелый фонарь. Мелочи? Да, но мой рюкзак почти пришел в норму, особенно после того, как его треть перекочевала в ручную кладь, которую мы планировали пронести незаметно.
Был разработан план: найти таможенницу с милой внешностью, что, по нашему мнению, говорило о ее доброте (Святая наивность! Но ею жив человек). Все рюкзачки (тяжелая ручная кладь, которая должна взвешиваться общим весом с багажом) скрываются за стойкой и проталкиваются ногами в недоступный для взора проход между таможенными стойками.
Но при этом надо было отвлекать ее внимание непонятно как. В итоге наш перевес составил всего 6 кг, но мне кажется, что если бы он был 36 кг — она все равно бы нас пропустила без доплаты багажа.
Винер, правда, постоянно бурчал перед ее носом о перевесе, но таможенница предпочла этого не услышать. Она действительно оказалась доброй.
Мы благополучно закончили суету с проталкиванием рюкзачков ногами, свободно передвигаясь, будто не пару десятков килограммов ногами толкаем, а соринку на полу, и поспешили в паспортный контроль.
Мальчишки затеяли соревнование под названием «кто первым пересечет пограничную полосу». Жребий выпал на Винера, и по стечению обстоятельств он действительно раньше всех подошел к стойке. Но судьба обманула и того, и другого. Паспортный контроль они прошли одновременно со мной, т. к. у меня были доверенности от их родителей. И мы опять оказались вместе. Так часто бывало: те, к кому я привязывался душой, оказывались рядом со мной в самых неожиданных ситуациях, как будто нас связывали невидимые нити. Ну ведь надо же было случайно встретить Терехова в метро за два дня до вылета на его свидании с девушкой. Так я стал невольным свидетелем их лирических отношений. Случайность? Конечно. Но, перефразировав кого-то из классиков, можно сказать, что такие случайности только подтверждают закономерность.
Как только мы оказались в зоне беспошлинной торговли, мальчишки растворились среди массы красивых бутылок и конфетных упаковок. Они разглядывали их как в музее, выбирая, как мне показалось, не продукт, а его оформление.
Мои психологические наблюдения вдруг раскололись как ледяная глыба о скалу — меня прошиб пот от ужаса и смех одновременно: я оставил ветровку на таможенном контроле, т. е. за государственной границей (линией контрольной погранполосы). Суматоха с шифровкой ручной клади не прошла даром! Я поплатился за хитрость собственной вещью.
Но мне опять повезло. Пограничница с пониманием взглянула на меня, выслушала и выпустила в Россию (!) на поиски ветровки. На обратном пути ее слово «сочувствую» на выдохе однозначно говорило об ее сочувствии мне за то, что я взвалил на себя груз ответственности за чужих детей. Знала бы она, какой раз! 75-й! Это была 75-ая практика кружка. Ну и что? Гороскопы обещают нам удачную поездку, как я выяснил из прессы, розданной в салоне самолета. Посмотрим.
Охламоны спят, слушая музыку в наушниках. До приземления остается час.