XIV. Заключение

422 В этой книге я попытался прояснить и подробно рассмот­реть различные аспекты архетипа, понимание которого на­иболее важно для современного человека, — а именно, архе­типа самости. В качестве вступления я описал понятия и архетипы, проявляющие себя в ходе любой действительно глубоко проникающей психотерапии. Первой среди них оказывается тень — скрываемая, подавляемая, преимущественно низшая и отягощенная бременем вины личность, самые дальние ответвления которой тянутся назад, в царство наших предков — животных; ею охватывается исторический аспект бессознательного в целом. Посредством анализа тени и происходящих в ней процессов мы раскрываем сизигию анима/анимус. Если смотреть на тень поверхностно, кажется, что от отбрасывается сознанием и является таким же отсутствием света, как и физическая тень, следующая за телом. То есть при таком поверхностном подходе психологическую тень с ее низмеиными моральными свойствами можно также считать отсутствием добра. Однако при более близком рассмотрении она оказывается тьмой, таящей в себе весьма влиятельные автономные факторы, наделенные собственными правами; это — Анима и анимус. Наблюдая их в действии — в виде все разрушающего в своем слепом упрямстве демона предвзятых мнений у женщины и склонной к эффектности, властной, переменчивой к сентиментальной соблазнительницы у мужчины, — мы начинаем сомневаться в том, может ли бессознательное быть проси» чем то вроде нематериального хвоста кометы, придатком сознания и не более чем отсутствием света и добра.

423 Если раньше считалось, что тень в человеке является п« точником всякого зла, то сейчас на основании более детального исследования можно утверждать, что бессознательный человек, то есть тень, состоит не из одних лишь предроссудительных в моральном отношении тенденций, но демонстрирует также и ряд положительных качеств, среди которых нормальные инстинкты, адекватные реакции, реалистические прозрения, творческие импульсы и тд. На таком уровне понимания зло выглядит скорее всего как искажение, неверное истолкование и применение фактов, которые сами по себе естественны. Подобные фальсификации и карикатуры вос­принимаются теперь как специфические эффекты, присущие аниме и анимусу, а последние — как действительный источ­ник зла. Однако даже и на осознании этого нельзя остано­виться, поскольку обнаруживается, что все архетипы спонтан­но производят как благоприятное, так и неблагоприятное дей­ствие, как свет, так и тьму, как добро, так и зло. В конце концов мы вынуждены признать, что самость представляет собой complexio oppositorum именно потому, что не бывает ре­альности без поляризации. Не следует игнорировать тот факт, что противоположности приобретают моральную акцентированность только внутри сферы человеческих стремлений и действий, равно как и то, что мы неспособны дать определе­ние добра и зла, обладающее универсальной применимостью. Иными словами, нам неизвестно, что такое добро и зло сами по себе. Следовательно, необходимо предполагать, что эти по­нятия появляются в связи с потребностями человеческого со­знания и утрачивают свое значение вне сферы деятельности людей. То есть гипостазирование добра и зла в качестве ме­тафизических сущностей недопустимо, поскольку оно лишает эти термины их собственного смысла. Если называть "доб­ром" все, что Бог делает или что он допускает, тогда и зло также будет добром, а понятие "добра" станет бессмыслен­ным. Однако при этом страдания, будь то страсти Христовы или страдания мира, остаются тем же, чем и были. Глупость, грех, болезни, старость и смерть, как и прежде, образуют мрач­ный фон, оттеняющий радостный блеск жизни. 424 Распознание анимы и анимуса представляется весьма спе­цифической разновидностью опыта, в основном или, по край­ней мере, прежде всего составляющей удел психотерапевтов. Тем не менее всякий, кто хоть немного знаком с художест­венной литературой, без труда может составить себе представ­ление об аниме; ибо она — излюбленный персонаж романов, в особенности к западу от Рейна.1 Вряд ли тщательное иссле­дование сновидений всегда необходимо. Распознать анимус женщины не просто, поскольку "имя ему легион". Однако каждый, кто в состоянии выдержать ожесточение своих со­братьев и не заразиться им, кто в то же время способен подо­йти к этому ожесточению критически, не может не заметить их одержимость. Правда, более предпочтительно, да и полез­но, будет подвергнуть строгому разбору свои же собственные настроения и их переменчивое воздействие на личность. Mum ценного в том, чтобы знать, когда другой совершает ошибку, Гораздо интереснее знать, когда ты сам совершаешь ее ибо тогда появляется возможность как-то ее исправить. То, что мы могли бы исправить в других, как правило, обладает сомнительной полезностью, если вообще хоть что-нибудь дает.

425 Хотя первоначально мы встречаем аниму и анимус пржде всего в их негативных и неприглядных аспектах, они отнюдь не представляют собой разновидность исключительно злых духов. Как уже говорилось, позитивный аспект им также при­сущ. Благодаря своей нуминозной суггестивной силе они из­давна образуют архетипическую основу всех мужских и жен­ских божеств, а потому заслуживают особого внимания, пре­жде всего со стороны психологов, но также — и со стороны непрофессионалов. Будучи божествами, анима и анимус дей­ствует иногда во благо, иногда во зло. Их противоположность — не что иное, как противоположность полов. Следовательно, ими представлена верховенствующая пара протиио положностей, не безнадежно разделенных логическим противоречием, но своим взаимным притяжением как бы дающими обещание единства и делающими его возможным. Объединение противоположностей — предмет спекуляций алхимиков, в форме "Химической свадьбы", и каббалистов, в обличий Тиферсм и Мальхут или Бога и Шехинах,2 не говоря уже о бракосочеы нии Агнца.

426 Рождающаяся в алхимическом соединении противопо ностей двойственная сущность — Ребис, или Lapis Philosophy rum — в соответствующей литературе получает столь отчетлитливую характеристику, что для нас не составляет труда распознать в ней символ самости. Психологически, самость представляет собой единство сознания (мужское начало) и бессознательного (женское начало). Она означает психическую целостносм. и такой формулировке она оказывается психологическим понятием. Эмпирически, однако, самость спонтанно проявляет себя в виде специфических символов, а ее целостность заметна прежде всего в мандале с ее бесчисленными вариантами. Исторически, эти символы считались образами Бога.

427 Стадия анимы/анимуса соотносится с политеизмом, стадия самости — с монотеизмом.3 Естественный архетилический символизм, охватывающий собой целостность, в которую входят и свет, и тьма, в чем-то противоречит христианской точке зрения, но не иудейской или иеговистской (или противоречит им лишь отчасти). Последняя из указанных систем взглядов представляется стоящей ближе к природе, а потому лучше ото­бражающей непосредственно переживаемый опыт. Тем не ме­нее, и христианские ересиархи предпринимали попытки обойти подводные камни манихейского дуализма, представ­лявшего немалую угрозу для ранней Церкви и усвоить естес­твенную символику, — так что в число символов Христа по­пали и такие (весьма немаловажные), которые были у него общими с дьяволом. Впрочем, на догму это не повлияло.

428 Все же, наиболее плодотворные попытки подыскать для са­мости подходящее символическое выражение предпринима­лись гностиками. Большинство из их числа — например, Ва­лентин и Василид — на самом деле были теологами, в отличие от более ортодоксальных богословов, позволившими естест­венному внутреннему опыту оказывать существенное влияние на их суждения. Следовательно, они, как и алхимики, пред­ставляют собой настоящий кладезь сведений обо всех симво­лах, возникающих в качестве естественного резонанса хрис­тианского откровения. В то же время, их идеи служат компен­сацией асимметрии Бога, постулируемой доктриной privatio boni — совсем как хорошо известная в наши дни тенденция бессознательного порождать символы целостности, дабы за­делать брешь между сознанием и бессознательным, опасно расширившуюся и создающую угрозу полной дезориентации.

429 Я отлично сознаю, что данная работа, будучи далеко не исчерпывающей, выглядит всего лишь наброском того, какой облик приобретают те или иные христианские идеи под углом зрения психологического опыта. Поскольку моей главной за­ботой было выявление параллелизма либо расхождений между эмпирическими данными и нашими традиционными воззрениями, необходимо учитывать несогласованности, вы­зываемые различиями эпох и используемых ими средств вы­ражения. В особенности так обстояло дело в случае символа рыбы. Здесь мы неизбежно вступаем на нетвердую почву и время от времени вынуждены прибегнуть либо к спекулятив­ной гипотезе, либо к пробной реконструкции контекста. Само собой разумеется, что любой исследователь обязан как можно более полно документировать свои находки; однако иногда он обязан и выдвигать гипотезы, пусть даже рискуя ошибиться. В конце концов, путем ошибок мы приходим к истине, и если нам неведомо, чем является некая вещь, наше знание возрас­тет уже от того, что мы узнаем, чем она не является.

1 Вьщающимся примером такого рода в швейцарской литературе может служить Imago [Образ (лат.) — Прим. перев.] Шпиттелера. [В англий­ской литературе это, возможно, "Она" Райдера Хаггарда. — Прим. изд.]

2 Hurwitz, "Archetypische Motive in der chassidischen Mystik", ch.VI.

3 Данная тема послужила предметом оксфордской диссертации: Amy I.Allenby. A Psychpological Study of the Origins of Monotheism.