Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Задания учебного модуля по военным поселениям.doc
Скачиваний:
2
Добавлен:
23.08.2019
Размер:
240.13 Кб
Скачать

Ф. А. Пенкин. Воспоминания о военно-учительском институте. – См.: Аракчеев: свидетельства современников. – м., 2000. – с. 148–153.

Федор Афанасьевич Пенкин, ум. в 1870 г., воспитанник Военно-учительского института.

«…Современники приписывали много дурного характеру графа Аракчеева. Военно-учительский институт может и должен засвидетельство­вать и о хорошей его стороне. Этот институт был любимым заведением Аракчеева, и граф основывал на нем многие задушевные свои надежды, что не раз высказывал вслух. Так, иногда он говаривал: “У меня из ин­ститута со временем будут выходить отличные офицеры”; давая же настав­ление по управлению заведением, прибавлял: “У меня институтских не бить; скажи только ученику – он поймет и сделает; каждый в институте стоит десятерых кантонистов учебного баталиона”... В “Проекте учреждения” о военных поселениях, между многими дру­гими предметами, изложены были мысли об образовании молодого поко­ления военных поселян. Для более верного достижения этой цели граф Аракчеев признал необходимым основать небольшое учебное заведение, где воспитание было бы осуществлением того направления и духа относи­тельно образования умственного и нравственного, которые предполагалось развить в военных поселениях. Так возник Военно-учительский институт. Учредителем его был инженер-генерал-майор граф Сиверс... Военно-учительский институт получил основание в 1818 году. Перво­начальный состав его был из тридцати воспитанников: пятнадцать, по распоряжению графа Аракчеева, поступили из воспитанников новгород­ского военно-сиротского отделения и столько же – из С.-петербугского военно-сиротского отделения в возрасте от 16 до 18 лет включительно. Они были приняты в институт после предварительного испытания. Военно-учительский институт состоял при санкт-петербургском воен­но-сиротском отделении и в хозяйственном отношении довольствовался от него всем, без всякого различия, даже в наружной форме...

С начала 1822 года учебная деятельность в институте стала ослабевать заметно: нового ничего не сообщали, а повторяли лишь пройденное, и то слегка. Между тем пронеслись слухи, что скоро институт переведут из Петербурга в округ графа Аракчеева полка, где уже будто бы и помещение для него. Учители нас ободряли, советовали продолжать об­разование, чему в институте (во время его пребывания в Петербурге), как они справедливо замечали, положено только начало, и положительно уверяли, что граф Аракчеев Не оставляет без внимания людей образован­ных и что, при его могуществе, образованный человек легко может по­пасть на хорошую дорогу по службе. Слухи оправдались. В конце апреля 1822 года граф Аракчеев прика­зал перевести институт в свой округ... Во время пребывания Военно-учительского института в Санкт-Петер­бурге все добрые намерения графа Б. К. Сиверса, все труды наставников были сосредоточены на развитии умственных способностей учеников, с передачей им сведений, необходимых учителям низших военных заведе­ний с тою разумностию, какой тогда не знали не только в низших, но и в средних учебных заведениях военного ведомства. В округе графа Арак­чеева полка институт постепенно принимал вид самостоятельного учеб­ного заведения, с развитием в нем начал учебно-рабочего характера – начал, общих всем военным поселениям. Поэтому институт в округе графа Аракчеева полка (в первые годы) не столько замечателен по части учеб­ной, сколько по тем приемам, которые сам граф Аракчеев пускал в ход для усвоения ему некоторых занятий по части хозяйственной и фронто­вой. Институт, в смысле заведения учебно-рабочего, был поставлен гра­фом Аракчеевым на такую степень, что впоследствии служил образцом для всех военно-сиротских отделений, кроме щеголеватости в наружном виде, чем он не отличался от корпусов кадетских.

В моих воспоминаниях я заботился сохранить черты, рисующие харак­тер некогда знаменитого государственного деятеля. После двухнедельного путешествия, помнится, 9 мая, мы пришли на вид громкого между военными поселениями округа графа Аракчеева полка, средоточия всех учреждений по устройству военно-земледельчес­кого хозяйства. Перед нами развернулась картина однообразного порядка домов с мезонинами и с бульварами перед улицами. Думаем себе: “Это не русские деревни, не русские села, а что-то похожее на немецкие ко­лонии”. По переправе через Волхов нас повели в штаб полка, где в это время был и граф Аракчеев. С любопытством смотрели мы по сторонам и под ноги: улицы – шоссе, везде все чисто, дома новые и опрятные; вот нам встречаются солдат и баба, или баба или солдат с замечательно суровым выражением лица. Отчего же они так нахмурены? Верно, думаем, они еще не привыкли к новому порядку, неохотно расстаются с прежним своим бытом, а может быть, им в поселении и не совсем хорошо.

…Нас поместили в госпитальном корпусе. В тот же самый день, когда мы прибыли, явились кровати, столы, стулья, тюфяки, подушки и тонкое постельное белье, какое дай Бог иметь и в дворянских заведени­ях. Вскоре привезли из Петербурга кадетские сукна, темно-зеленое и серое, отличный холст и сапожный товар. Граф Аракчеев прежде все это осмотрел сам, а потом уже приказал одеть нас по образцу, им утверж­денному. В неделю нас одели и обули просторно и щегольски. Наша щеголеватость была в диковинку и нам и поселянам, за что мы и прослы­ли между ними аракчеевскими кадетами...

Рекрутская школа. Как только нас перерядили, тотчас отдали под команду старого, но бравого унтер-офицера для обучения рекрутской школе. В этом занятии мы проводили часа два и столько же времени после обеда. Обучение фронту шло самым терпеливым способом – без брани, без угроз и побоев, что нас удивляло: мы видели кругом, как мало было известно человеколюбие в поселениях. Граф Аракчеев не имел привычки откладывать что-либо вдаль: бывало, прикажет, даст необходимое время на исполнение, да тотчас сам же и поверит. Так и наше обучение фронту не ускользнуло от его внимания. Лишь только мы преодолели трудности движения тихим и скорым шагом, как граф приказал посылать нас каж­дый день к разводу... Нельзя забыть суеты и хлопотливости, снисхо­дительности и терпения приставленного к нам в руководители по церемо­ниальному маршу адъютанта графа Аракчеева: то он выравнивал нас на марше, то приказывал переменить ногу, то направлял шаг наш под такт музыки, и, несмотря на то, наш взвод прошел мимо графа как не на­добно хуже. Однако граф поблагодарил: “Спасибо, ребята!” – “Рады ста­раться, ваше сиятельство!” ...

Начало работ. “Выходи на двор! стройся в две шеренги!” Вместо бра­вого унтер-офицера глазам нашим представился плешивый инвалид, в оборванной шинели, с различными орудиями уличной опрятности. Что бы это значило? Смотрю, одному дают лопату, другому скребок, этим носилки, мне метлу. “Направо! Марш!” В тонкой новой шинели, а на плече грязная метла... что-то непонятно! да и за что такая немилость, когда, по-видимому, граф к нам очень благоволит? Вот и место работ. Чтобы наш плешивый надзиратель не имел повода быть нами недоволь­ным и чтобы показать, что из наших рук не вываливается дело, ловко и проворно принялись мы за работу. Дня в три обчистили, обскребли, вымели и выровняли мы все улицы, бульвары, площадки внутри и вне штаба полка. Работа и ничего бы, да крепко надоедали нам молодые по­селянки своими насмешками: “Смотрите, смотрите! вон аракчеевские кадеты скребут улицы”. Бывало, погрозишь им лопатою или метлою, и опять за дело... Устройством Военно-учительского института как учебного заведения, уже во всех частях самостоятельного, граф Аракчеев занялся сам и для того входил в малейшие подробности: ни ввести чего-либо, ни отменить, ни переиначить без воли его никому и ничего не дозволялось. Мы видели графа поутру рано, в полдень, вечером и даже ночью, и такие посеще­ния редко обходились без того, чтобы граф Аракчеев чего не указал или не заметил (на первых порах) какой-либо неисправности...

Посещение института Императором Александром I. В конце 1822 года Император изволил вторично посетить округ графа Аракчеева полка. На этот раз институт имел счастие представиться как учебное заведение, уже устроенное во всех своих частях. Его Величество с заметным удовольствием слушал ответы учеников верхнего класса из закона Божия и русского язы­ка. Награждение законоучителя (он же преподавал и русский язык) ка­милавкою, а лучших учеников сторублевыми [ассигнациями] показало нам еще раз, что мы учились недурно. В двенадцать часов Государь Им­ператор посетил столовую залу, когда кантонисты приготовлялись сесть за обед. При этом Его Величество изволил заметить: “Граф! у тебя луч­ше, нежели в кадетском корпусе”. – “Государь! они у меня делают все сами”, – был ответ графа Аракчеева...

Граф Алексей Андреевич Аракчеев. Для чего каждый раз во время обеда один из нас читает “Деяния Петра Великого” Голикова? Граф Аракчеев имел даже намерение послать двоих из нас в Санкт-Петербург учиться изящному чтению у Гнедича или Гр[еч]а. Для того, чтобы мы, слушая, понимали и сравнивали деяния Петра Великого с деятельностью графа Аракчеева. Петр Великий преобразовал дворянство и государственную администрацию на европейский лад, а граф Аракчеев переустраивал быт крестьян (в малом покуда размере) также на лад иноземный, пересажи­вая все лучшее по сельскому хозяйству на почву русскую. Как действовал граф Аракчеев? Быстро, неумолимо, даже жестоко, как и Петр Вели­кий. Из всего, что я читал, слышал от лиц, достойных веры, и видел соб­ственными глазами, вывожу следующее, личное мое мнение: граф Алек­сей Андреевич Аракчеев в образе жизни любил умеренность, простоту и порядок; удовольствиями общественной жизни не увлекался, в обхожде­нии со всеми был одинаков: никому не льстил и не был знаком с утон­ченною вежливостию. Он мало обращал внимания на то, что говорили про общественные дела, зато внимательно следил за тем, что на службе делали; образованный ум, истинная заслуга были им ценимы и уважае­мы; выслужливость презирал: из числа окружавших его и приближенных к нему не было ни одного, кого бы он выдвинул на вид по одной бла­госклонности или по уважению к связям. По своим понятиям о государ­ственной пользе он посвящал ей всю свою деятельность и во всех своих действиях обнаруживал ясность взгляда, глубокость соображений и про­зорливость. Ничто не могло поколебать его заветных дум; воля его была так непреклонна, что никакие препятствия не останавливали его при ис­полнении, он начинал, продолжал и оканчивал все с одинаковою силою…»