
- •Доклад:
- •Глава I . Основные положения теории государства т.Гоббса. С.18.
- •Глава II. Роль суверена в религиозной жизни поданных. С.22.
- •Глава III. Соотношение власти Папы и суверена. С.30.
- •Введение.
- •Обзор источника.
- •Обзор использованной литературы.
- •Глава I. Основные положения теории государства т.Гоббса.
- •Глава II. Роль суверена в религиозной жизни поданных.
- •Глава III. Соотношение власти папы и суверена.
- •Заключение.
- •Список использованной литературы и источник. Источник:
- •Литература:
Московский государственный университет
им. М.В.Ломоносова
Исторический факультет
Доклад:
Церковь и церковное устройство в произведении «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского» Т.Гоббса.
Выполнила: Кубрицкая Ю.В.
студентка 3 курса, исторического ф-та, группы ННИ (Великобритании)
Руководитель: доц., Бовыкин Д.Ю.
Москва, 2011 г.
План:
Введение. с.3.
Обзор источника. с.6.
Обзор использованной литературы. с.11.
Глава I . Основные положения теории государства т.Гоббса. С.18.
Глава II. Роль суверена в религиозной жизни поданных. С.22.
Глава III. Соотношение власти Папы и суверена. С.30.
Заключение. с.34.
Список использованной литературы. с.36.
Введение.
Что значит быть философом? На мой взгляд, это значит обладать исключительным умением додумывать свою мысль до конца, до той крайней точки, дальше которой царит абсурд. Обычный человек всегда старается проплыть между Сциллой и Харибдой, найти некое мнение близкое к золотой середине. Перед философом же стоит иная задача: он создает стройную систему - огромную пирамиду, величие которой заставит сохранить ее на многие тысячелетия.
Несомненно, что одной из таких «пирамид» является «Левиафан» Томаса Гоббса. Английский мыслитель прожил практически целое столетие (1588-1679), наблюдая за кардинальной переменой политических режимов в Англии. В 40-е годы XVII в. началась революция., неудачно завершившаяся для короля Карла I казнью (в 1649 г.). И, казалось бы, в то время трудно было удивить сообщением о мятеже или убийстве монарха в какой–либо стране1. У всех на слуху была смерть французского короля Генриха IV в 1610 г. от рук фанатика Равальяка на улице «среди бела дня». Но Карла I не просто убили, он пал не от рук подосланных убийц или в результате заговора, его осудили и казнили в присутствии народа. Это был публичный акт, заставивший не просто содрогнуться царствующие дома, но поставить еще более важные вопросы: что представляет собой власть монарха, и на каком фундаменте она строится? Подсуден ли он своим поданным или нет? Как должно быть устроено государство, чтобы обеспечить благоденствие народа? В следующем столетии те же вопросы, только в общеевропейском масштабе будут волновать умы просветителей. Но «первой ласточкой» был все же Гоббс, он выстраивал свою систему на основе личных убеждений и впечатлений от английских революций. «Великий мятеж», как его тогда воспринимали, был не просто декоративной борьбой англичан за свои политические и религиозные права, но огромным потрясением общества. И, несмотря на то, что сам Гоббс с множеством роялистов в 1640 г. эмигрировал в Париж2, у него было достаточно впечатлений об анархии и хаосе, которые возникают с исчезновением стабильной верховной власти. На мой взгляд, это один из рычагов, который привел в движение чудовище Левиафана. Как философу, Т.Гоббсу нужно было не просто решить, где искать исток власти, и до какой степени должны простираться прерогативы суверена, но и как избавить народ от подобного кровавого развития событий. Для этого необходимо было создать хорошо функционирующий механизм, в котором, как в теле, каждый член невозможно отделить от другого. Но было бы неправильно приписывать все взгляды философа исключительно страху перед революцией и воспринимать его трактат, как горькую пилюлю против народного гнева. Скорее кровавые события выкристаллизовали его идеи, и стали основой для последующего полета мысли. Революция обнажила ненадежность существующего в обществе уклада, который как нить может оборваться в любой момент, а также позволила понять, что жизнь в государстве не есть нечто естественное, а скорее надстроенное, искусственно созданное, идущее поперек жадной натуры человека. Фактически, Томас Гоббс первый писатель Нового времени, который развил на «чистых началах естественного права» полное и систематическое учение о государстве3, без теологической подкладки4. Его Левиафан, как хамелеон – ему подвластно принять любое лицо – от монархии до республики, главное, чтобы в нем заключалась сила, способная обеспечить мир. Т.Гоббс выступает врагом революции и бунтов, именно это главная опасность, а кто конкретно ее предотвратит (парламент или монарх) совершенно неважно. Подобная беспринципность предопределила его разрыв с роялистами, и в 1651 г. философ вернулся на родину, где и издал свое самое главное произведение «Левиафан или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского». К тому моменту революция затихала, а на ее последней волне пришел к власти О.Кромвель. Начался недолгий период протектората (1653 – 1658), чем Т. Гоббс и воспользовался. Формально поводом для его возвращения стал принятый парламентом закон об амнистии всех, кто принял новую власть5. В немалой степени тому поспособствовал и «Левиафан», представлявший собой апологию новой власти, где государство именовалось как «commonwealth»6 - социальное общество. А О. Кромвеля, можно было принять за олицетворение сильного правителя, которого описывал Т.Гоббс в своем произведении. Многие современники даже искали портретное сходство протектора с Левиафаном на гравюре в книге7. Но эта двойная игра не осталась для философа безнаказанной. После смерти О.Кромвеля в 1658 г., правящие круги вернули на престол Стюартов. И, несмотря на то, что в эмиграции Томас Гоббс был учителем будущего монарха Карла II8, история с признанием им протектората не добавила популярности автору Левиафана. К тому же, как, на мой взгляд, правильно отмечает Н.Кореев, Т.Гоббс слишком равнодушно относился к теории божественного происхождения власти, он не хотел признать абсолютную приоритетность монархии, над другими формами правления, и тем самым сделал свою теорию неприемлемой для суверенов той эпохи9. Его аргументы слишком хороши, как для республики, так и для деспотии, чтобы быть принятыми с обеих сторон.
Но если концепция философа относительно государства отличалась новизной и даже некой бескомпромиссностью, то еще сложнее дело обстояло с религией. Для общества XVII в. церковь и ее устройство являлось составной частью политики, неотделимой от устремлений суверена. Реформация выдвинула на первый план, так сильно интересовавший еще в Средние века вопрос о взаимных отношениях между религией и государством10, который, в конце концов, сводился к вопросу о том, имеет ли светский правитель право устанавливать законы в делах совести своих поданных? И может ли Папа, упорно требующий признания за собой монополии на знание истины в вопросах веры, стремиться к власти земной? Касаясь этой темы, не следует забывать о Тридцатилетней войне (1618-1648). Это была кульминация религиозной борьбы, некая драматическая развязка, окончательно расколовшая, пусть и аморфное, но единое христианское пространство. Вестфальский мир закрепил принцип «cujus regio, ejus religio»11, официально передававший первенство в делах веры самому монарху, его склонностям и представлениям. Ни папа теперь решал, кто из европейских правителей самый верный христианин, а кто еретик, но они сами выбирали свою конфессиональную принадлежность. И это еще один ощутимый удар по обществу Раннего Нового времени. Перестала существовать безусловная монополия на истинность веры, и даже ставилась под сомнение вообще возможность достижения религиозной истины12. Появилась возможность рассуждать о роли церкви в государстве, строить теории и подтверждать их на практике. Именно этим и занялся Т.Гоббс. Образ его государства-Левиафана не был законченным, если бы автор не решил в каком виде, и какой должна быть религия, кому принадлежит право создавать и охранять ее каноны, какую функцию призвана выполнять церковь, стоит ли устанавливать внутри государства разделение на светскую и духовную власти. В данной работе, я сделаю попытку, определить, как же Томас Гоббс понимал эти вопросы, как соотносил с государственным механизмом Левиафана.