2. Обращение к жанрам массовой литературы
Постмодернизм как литературное течение тесно связан с массовым искусством и массовой, тривиальной литературой. Это относится к другой стилистической характеристике постмодернизма: амбивалентность, стирание границ, в том числе и между "низким" и "высоким" жанрами.
У. Эко прибегает к "развлекательной" форме, по его словам "чтоб читатель развлекался. Как минимум столько же, сколько развлекался я. Это очень важный момент, хотя, на первый взгляд, противоречащий нашим глубокомысленным представлениям о романе. Развлекаться не значит отвлекаться от проблем. … Современный роман попробовал отказаться от сюжетной развлекательности в пользу развлекательности других типов. Я же, свято веруя в аристотелевскую поэтику, всю жизнь считал, что в любом случае роман должен развлекать и своим сюжетом. Или даже в первую очередь сюжетом."[8]
В литературоведении общепринято формальное деление всей художественной литературы на два типа – элитарную, куда относят признанные произведения классиков, и на массовую, которая создается прежде всего для развлечения читателей, без особых качественных притязаний к произведениям. Традиционно детектив связывается с массовой литературой.
Основоположники детектива: Эдгар По и Уилки Коллинз, а наиболее яркое проявление этого жанра — рассказы Конан Дойля о Шерлоке Холмсе. Причиной широкого распространения детектива в ХХ веке Г. Руднев называет "наличие в нем главного героя - сыщика-детектива (как правило, частного), который раскрывает (detects) преступление. Главное содержание детектива составляет, таким образом, поиск истины. А именно понятие истины претерпело в начале ХХ века ряд изменений."[6]
Наиболее очевидный сюжетный план в романе "Имя розы" — детективный. Вильгельм Баскервильский и его летописец Адсон уже своими именами вызывают ассоциации с героями Конан Дойля. Это впечатление поддерживается описанием внешности и характера Вильгельма. Такова же роль упоминаний о наркотических средствах, которые употребляет Вильгельм для поддержания интеллектуальной активности. Как и у его английского двойника, периоды безразличия и прострации в его умственной деятельности перемежаются с периодами возбуждения, связанного с жеванием таинственных трав. Присутствуют и прочие атрибуты детектива: спутник-летописец, замкнутое пространство, "сыщик-конкурент", а главным виновником оказывается человек, присутствовавший в романе почти с самого начала. Все это ориентирует читателя на "детективное" восприятие романа.
У. Эко в "Заметках..." отмечает: "По-моему, люди любят детективы не потому, что в них убивают, и не потому, что в них всегда в конце концов торжествует норма (интеллектуальная, социальная, юридическая и моральная), а зло, то есть ненормальность, уничтожается. Нет, детектив любят за другое. За то, что его сюжет - это всегда история догадки. … Любая история следствия и догадки открывает нам что-то такое, что мы и раньше "как бы знали" (псевдохайдеггерианская отсылка). Этим объясняется, почему у меня основной вопрос (кто убийца?) раздроблен на множество других вопросов, каждый со своей догадкой,- и все они в сущности являются вопросами о структуре догадки как таковой."[8]
Композиционно роман также выстроен по канонам "классического" детектива: прибытие "следователя", совмещенное с демонстрацией его способностей, разговоры со свидетелями, новые преступления, а в итоге — разоблачение преступников, достижение истины. Но "истина" в романе отличается от детективной — это не просто имя убийцы и раскрытие его мотивов, это некое знание и духовный опыт, это "истина об истине": "Должно быть, обязанность всякого, кто любит людей, – учить смеяться над истиной, учить смеяться саму истину, так как единственная твердая истина – что надо освобождаться от нездоровой страсти к истине".
"Не случайно книга начинается как детектив и разыгрывает наивного читателя до конца, так что наивный читатель может и вообще не заметить, что перед ним такой детектив, в котором мало что выясняется, а следователь терпит поражение", - говорит Эко в "Заметках..."[8]. Этот авторский прием отсылает к следующему принципу эстетики постмодернизма: игра с читателем и его ожиданиями.