Жанр и идеология
Некоторые исследователи теории журналистики считают, что журналистика советского периода имела одну классификацию жанров, а теперь совершенно иную. Это предположение кажется смешным, поскольку трудно себе представить, например, чтобы какое-то одно и то же крупное художественное произведение в семнадцатом веке называлось бы романом, в советское время – повестью, а в нынешнее – рассказом. Ведь жанр произведения не зависит от времени и политической ситуации в стране. Однако в книге «Основы творческой деятельности журналиста», выпущенной в 2000 г. в Санкт-Петербурге редактором-составителем доктором политических наук, профессором С.Г. Корконосенко и рекомендованной Министерством образования РФ в качестве учебника для студентов факультетов журналистики Л.Е.Кройчик высказывает следующие мысли:
«Поэтика публицистического текста резко изменилась в 90-е годы XX в. Эти изменения сказались на системе журналистских жанров и на их использовании в редакционной практике.
Жанры советской прессы были поделены на три большие группы: информационные — заметка, интервью, репортаж, отчет; аналитические — статья, корреспонденция, письмо, обзор печати, обозрение, рецензия; художественно-публицистические — очерк, фельетон, памфлет. Внутри этой схемы — своя иерархия: передовая статья — "флаг номера", без неё газета не выходила, фельетон — "король жанров", корреспонденция — "кусочек жизни" и т. д. У каждого жанра — своё место на газетной полосе, своя регулярность появления: очерк — в подвале второй-третьей полос, к празднику, международное обозрение — еженедельно, экономическое — раз в месяц, обзор печати — ежемесячно, рецензия — один-два раза в месяц на последней полосе. Политическая информация на первой полосе, экономическая — на второй, международная — на третьей, культурно-спортивная — на четвертой. С лёгкой руки В. И. Ленина это именовалось "концертом политической газеты"'. Каждый жанр "вёл" свою партию, выступая в соответствии с регламентом строго выверенной идеологической партитуры».
Удивительное описание советской прессы. Если бы мне самому не довелось жить в то время и быть советским журналистом, то, возможно, пришёл бы в ужас от сознания того, что так плохо всё было. Но я прихожу в ужас совсем от другого. Неужели автор статьи учебника читал в советское время лишь одну газету, а потому не видел никакой разницы между газетами «Правда» и «Известия», «Советская культура» и «Сельская жизнь», еженедельниками «За рубежом» и «Неделя», газетой для пионеров и газетой для комсомольцев? Или в каждой из них он видел ту же нарисованную им сегодня структуру? Да даже если бы принцип оркестровки был одинаков, исполнение-то всегда было принципиально разным. Между тем автор статьи пишет далее:
«Все отрепетировано. Никакой отсебятины. Неудивительно, что в сороковые годы слово "репортёр" считалось в советской журналистике бранным. Журнал "Советская печать" в пятидесятые вёл по этому поводу дискуссию: нужен ли нам репортёр? Не отдает ли его работа буржуазной журналистикой? Ведь он вносит в своё выступление нездоровый дух сенсационности и предполагает индивидуальный взгляд на описываемое событие. Слово "сенсация" тоже считалось бранным. Чаще всего оно употреблялось в словосочетании "буржуазная сенсационность". Брезгливо (и брюзгливо) цитировали слова американского пресс-магната Херста о том, что если собака укусила человека — это не сенсация, а если же человек покусал собаку, то это было сенсацией. Укушенная собака становилась жупелом — пугалом советских газетчиков».
Говоря о негативном отношении некоторых людей к слову «репотёр» в сороковые годы, почему же автору Л.Е.Кройчик не вспомнилось о широко популярной в семидесятые годы песне о репортёре, который мог «трое суток шагать, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете»? Эту песню распевали повсюду и молодые, и старые, и отношение к репортёрам было чрезвычайно уважительное. Но автор статьи хочет убедить студентов в правоте своих высказываний и продолжает тему якобы изменения жанров:
«Постсоветская российская журналистика существенно отличается от своей предшественницы. Во-первых, на смену директивной, одноцветно идеологизированной прессе пришла публицистика более раскованная по мысли и стилю. Сравним:
Наша печать должна всесторонне и глубоко раскрывать опыт партийных организаций по руководству хозяйством, смело вскрывать недостатки, помогать партийным организациям быстрее устранять эти недостатки.
(Коммуна [Воронеж].1965. 19окт.)
Если бы налогообложение было простым делом, то не учили бы налоговых инспекторов в США девять лет. Не потому ли у нас налоги не умеют собирать, что плохо учены? Я занимаюсь расчетами причитающихся бюджету платежей более 22 лет... Убеждена, что облагать налогом надо не прибыль, а доход.
(Новые Известия. 1999. 20 апр.)
Примеры взяты без долгого специального поиска, но они характерны. В первом случае газета мало заботится о реакции аудитории. Да и написано это не для широкой публики — для обкома партии. Передовые статьи в те времена не читали — их просматривали заинтересованные лица: кого хвалят, кого руга- ют? Текст не соответствовал реальности: "опыт партийных организации по руководству хозяйством" был хорошо известен гражданам, стоящим в очередях за товарами первой необходимости, но кого это волновало? Господствующий стиль публицистики советского периода — "долженствование". Словесное клише ("всемерно и глубоко раскрывать", "смело вскрывать недостатки") ничего не значило. Второй текст — размышления специалиста-экономиста. Здесь есть ссылка на собственный опыт, обращение к опыту зарубежному, приглашение читателя к размышлению, конкретное предложение. Справедливости ради отметим, что публицистика рубежа XX — XXI вв. обязана своей родословной талантливым предшественникам — Анатолию Аграновскому, Василию Пескову, Эльраду Пархомовскому, Ярославу Голованову, Владимиру Орлову, Евгению Богату, Геннадию Бочарову, Ольге Чайковской...»
Но, во-первых, всё сказанное никакого отношения к жанрам не имеет. Изменение идеологии не может изменить жанр литературы или журналистики. Во-вторых, приведенные автором два текста совершенно несопоставимы в данном случае, поскольку, как утверждает сам же автор, они адресованы разным категориям людей и имеют разные задачи, а потому их нельзя противопоставлять друг другу. В-третьих, утверждая, что «словесное клише («смело вскрывать недостатки») ничего не значило», автор, видимо имел в виду себя. Это таким людям, как он, в те времена упомянутые им словесные клише ничего не значили, поскольку он сам боялся своевременно вскрывать чьи-то недостатки, ибо только сегодня он смело говорит о них, восхваляя всё сегодняшнее, и только завтра, если оно принесёт изменения, он будет ругать то, что происходит сегодня. Удивительно, что при этом, пишущий вспоминает, справедливости ради, что были всё же талантливые журналисты Песковы, Аграновские и Чайковские, – а мы добавим: Широковы и другие – ярко индивидуальные, умевшие высказать и отстоять свою точку зрения. Об их опыте работы, об их умении использовать различные жанры журналистики и надо было писать автору учебника, тогда бы не происходило путаницы в понятиях о жанрах.
В том же 2000 году в том же Санкт-Петербурге был выпущен другой учебник для журналистов профессора В.В.Ворошилова под названием «Журналистика». В этой книге как раз и даётся та самая «классическая» классификация жанров, которая, по мнению Л.Е.Кройчик, претерпела существенные изменения в постсоветское время.