Экономическая социология

Основные понятия и термины: нормы экономического поведения, производственные (трудовые) отношения, трудовой конфликт, наемный работник, содержание и условия труда, отчуждение, менеджер, экономическая рациональность, предпринимательский капиталистический этос, социальный престиж.

Вопросы и задания к текстам:

Блок А (выполняется самостоятельно, до занятий)

1А. По текстам статей опишите (или изобразите графически) циркулирующие в массовом сознании образы:

а) владельцев крупных промышленных предприятий;

б) главных и линейных менеджеров предприятий;

в) наемных работников предприятий;

г) контролирующих служб на предприятиях;

д) бизнесменов;

е) потребителей.

2А. Выпишите (из словарей, учебников) определение социальных норм и социальных ожиданий.

Блок Б (выполняется на занятии, индивидуально/в группах)

1Б. Реконструируйте нормы, определяющие поведение в экономической сфере:

1) владельцев/высшего менеджмента промышленных предприятий;

2) работников промышленных предприятий;

3) людей бизнеса

2Б. В каких социальных условиях стало возможным складывание и закрепление выделенных Вами норм?

3Б. Опишите ожидания трех указанных выше акторов (владельцев промышленных предприятий, наемных работников и бизнесменов), направленные на других участников экономического действия.

4Б. Каким образом эти социальные ожидания воздействуют на экономическое и социальное поведение других участников?

Блок В (выполняется на занятии, после блока Б, письменно)

1В. На Ваш взгляд, изменился ли образ и социальная роль бизнесмена в Перми/России? Каким образом? Что способствует/препятствует становлению капиталистического этоса?

Текст 1

Лейбович о.Л., Шушкова н.В., Кабацков а.Н. «Складывается впечатление, что у нас концлагерь…»: нарратив работников постсоветского промышленного предприятия

<…> Предметом настоящего исследования является социальная жизнь на крупном промышленном предприятии, расположенном в индустриальной зоне г. Перми. Условно назовем его «Провод». Предприятие обслуживает энергетический комплекс России и ближнего зарубежья. На нем в начале 2006 г. было занято около 3500 работников. По форме собственности «Провод» является открытым акционерным обществом. Вокруг предприятия выстроен рабочий поселок, удаленный от центра города. Несмотря на то, что за последнее двадцатилетие численность промышленно-производственного персонала «Провода» сократилась вдвое, завод до сих пор обеспечивает функционирование местного сообщества. После приватизации предприятия собственник менялся дважды. «Акций уже почти что ни у кого нет, у рабочих, они уже акции все уже продали», – рассказал в беседе с нашим интервьюером кадровый работник «Провода» [Интервью № 10]¹. В настоящее время контрольный пакет акций находится в распоряжении местной финансово-промышленной группы, распространяющей свое влияние и на другие предприятия электротехнической отрасли. Владельцы «Провода» в прошлом не имели отношения к промышленному производству, они сколотили свой капитал на торговых операциях. По убеждению жителей поселка, новые хозяева завода – это «мафия, сходка»².

В настоящей статье мы опираемся на данные двух исследований. Исходную информацию мы взяли из материалов анкетного опроса «Социальная ситуация в микрорайоне Ольва (название условное)»³. Инструментарий включал в себя блок вопросов, касающихся положения работников на предприятиях. В состав анкеты, кроме того, входил вопрос, предполагавший выстраивание ассоциативного ряда по отношению к предприятию «Провод». После него мы провели серию из 13 неформализованных фокус-интервью с работниками «Провода» в январе 2006 года на тему «Заводская жизнь»⁴.

<…> В ходе массового опроса мы просили своих респондентов подобрать несколько слов-ассоциаций к названию предприятия. Получив более 2 тысяч высказываний, мы распределили их на несколько групп, различающихся по смысловому содержанию и эмоциональному наполнению. Положительные и нейтральные высказывания преобладали над негативными. Следует отметить, что большинство высказываний не были эмоционально-насыщенными, сильные чувства наши собеседники демонстрировали только при упоминании различных форм несправедливого отношения руководства предприятия к своим работникам. Иными словами, в отношении жителей микрорайона к предприятию доминируют рациональные мотивы экономического характера. Типичные высказывания жителей подтверждают это: «содержит поселок», «обеспечивает работой Ольву», «живем за счет завода», «возможность заработать». Жители Ольвы солидарны в том, что «Провод» – это «большое», «грандиозное», «мощное предприятие», «крупнейшее в России», способное к дальнейшему развитию. Правда, во многих суждениях заметны ностальгические нотки: «хороший раньше был завод», «была сила, стало ничего», «когда-то "гремел"», «на глазах возродился и умер», «позакрывали все», «растащили». Складывается впечатление, что престиж завода, прежде всего, определяется символическим капиталом, заработанным в советскую эпоху. Новых хозяев «Провода» почти не знают, редкие упоминания о них, как правило, негативные: «вредное начальство», «равнодушие», «свои да наши», «деспотизм», «криминальное предприятие», «много воруют». Тем не менее завод сохраняет свою привлекательность для жителей Ольвы: «люди хорошие», «там лучше для рабочих», «завидую тем, кто там работает», «зарплата вовремя», «зарплата стабильная», «заботится о своих», «защищает пенсионеров». Впрочем, это скорее взгляд со стороны. Работники замечают совсем другое: «злой завод», «100 р. в квартал», «мало денег, мало платят», «система, как на зоне», «тюрьма, а не завод», «вонючий, вредные условия», «там работников ни во что не ставят». Таким образом, можно констатировать амбивалентное отношение местного сообщества к ОАО «Провод»: оно признает значимость предприятия, помнит о его прежних социальных заслугах, учитывает его влияние на местную жизнь, рассчитывает на рабочие места, опасается закрытия, и в то же время отмечает черты деградации, упадка, болезненно переживает нынешнее положение его работников – приниженное и бесправное.

Насколько верны такие оценки ОАО «Провод», мы выясняли у самих работников в ходе неформальных бесед, продолжавшихся от 20 до 45 минут. В них затрагивались следующие темы: условия труда и быта, заработная плата, режим работы, поощрения и наказания, администрация и хозяева предприятия, общее отношение к предприятию.

Для начала представим, как выглядит завод изнутри. Огороженная территория предприятия («белые стены с проволокой») настолько обширна, что администрация, а теперь и служба безопасности перемещаются по ней на автомобилях. Рабочие ходят пешком. По мнению наших собеседников, «Провод» представляет сегодня собой агломерацию отдельных хозяйственных единиц: корпусов, иногда цехов, даже отделов. «На одном предприятии – 10 предприятий, как бы есть и закрытого, и открытого типа. Я не знаю, как бы не одно предприятие. Я почему говорю так, потому что мы же документы когда отправляем, и у нас как бы отправитель там почему-то разный стоит везде. Есть открытое акционерное общество, есть закрытое акционерное общество, они даже именуются по-разному» [Интервью № 4]. Производственные единицы дистанцированы от заводоуправления, «Белого дома», говоря словами наших собеседников. «Там все-таки и получше, и почище, и народу не так много» [Интервью № 2]. Доступ в заводоуправление затруднен: «К начальству, конечно, в "Белый дом" мы не ходим» [Интервью № 7], «В "Белом доме" охрана, которая не пропускает» [Интервью № 8]. Информационные потоки между отдельными корпусами случайны, обрывочны, неполны. Все наши собеседники подчеркивали, что они не знают, как организована производственная жизнь в соседних подразделениях: «В других цехах в принципе не как у нас» [Интервью № 8], «О предприятии я судить вообще не могу. Оно же состоит из сотни цехов, а оценивать работу каждого цеха…, да, я ее просто не знаю. Вот о нашем цехе я могу сказать» [Интервью № 2]. О «Белом доме» циркулируют и вовсе фантастические слухи, например, «раньше на Рождество заводоуправление ездило на Канары» [Интервью № 11]. Специфическое место в заводском пространстве занимает проходная: «Это же такие очереди создаются на выходе. На входе то нет – на выходе. Потому что многие цеха они в одно время заканчивают. Когда выходят – стоят в пробке» [Интервью № 11]. Это особая зона бесправия и унижения: «Начинается с того, что металлоискателями [проверяют. – Л., Ш., К.], женщины там кричат, туда-сюда: "вредно это все". Одна кричит: «Я беременна, мне говорит нельзя прозваниваться», – все – повели на шмон» [Интервью № 9]. Таким образом, территория предприятия складывается из нескольких сегментов, образующих замкнутые поля для работников. Общая проходная является отчужденным пространством, пребывание в котором связано с самыми сильными негативными переживаниями.

Жизнь предприятия подчинена строгим ритмам. Работа идет в три смены. С ней синхронизировано функционирование вспомогательных служб, в том числе и цеха питания. «Большое им спасибо, что они работают ночью, в отличие от других предприятий. Они, конечно же, спят и их надо будить, но все-таки работают» [Интервью № 8]. Опоздания на работу, так же, как и преждевременный уход, считаются серьезными проступками: «Ранний выход с завода там, опоздал, за опоздания [наказывают. – Л., Ш., К.]» [Интервью № 9]. В сроки проходят аттестации инженеров по категориям и рабочих по разрядам. Цеховая администрация регулярно – дважды в день – проводит оперативные совещания с начальствующим составом. И, что самое важное, в настоящее время работникам исправно выдают заработную плату: «Было такое время, потом и раз в месяц получали, сейчас опять – два раза в месяц зарплата, но уже через банкомат, то есть стабильно, мы стабильно получаем» [Интервью № 1]. Наши собеседники оценивают возвращение к такому ритму как большое социальное достижение; они благодарны за него обновленной администрации. Они помнят то время, когда «…рабочим по три месяца зарплату не стали давать» [Интервью № 10].

Ритмичность не исключает сезонности. Наши собеседники четко выделяют циклы в работе предприятия: весенне-летний и зимний. «А зимой, в зимний период, нам платят и без того меньше, чем летом даже, например. А все, видимо, потому, что спрос на кабельную продукцию зимой меньше, чем в другое время года» [Интервью № 7]. В прежние годы часть работников в январе переводили на неполную рабочую неделю. В этом году завод работает стабильно.

Преемственность в работе «Провода» символически фиксируется ежегодными праздниками «День завода», его «…отмечают летом… Спортивные мероприятия, когда день завода, концерты там… кроссы» [Интервью № 10].

Ритм придает определенность управленческим практикам, он нормализует складывающиеся социальные отношения, рутинизируя их во времени и пространстве завода.

Мы не спрашивали людей о величине заработной платы. Мы заранее знали их оценки из результатов массового опроса в микрорайоне (табл. 1).

Таблица 1

Оценка своей заработной платы в зависимости от места работы

(% по столбцу)

Оценка зарплаты	«Провод»	Другие пром. предприятия	Иные предприятия, организации
Достойная	2,8%	1,6%	8,0%
Приемлемая, терпимая	56,9%	42,6%	38,3%
Низкая, несправедливая	40,3%	55,7%	53,7%
Всего	100,0%	100,0%	100,0%

Судя по данным, приведенным в таблице, работники «Провода» в массе своей не считали свою заработную плату достойной. Они были готовы признать ее, в лучшем случае, терпимой, более или менее приемлемой. Для 2/5 респондентов зарплата была заведомо низкой, несправедливой. Из фокусированных интервью выяснилось, почему они так считают. На «Проводе», на самом деле, низкая зарплата. Никто из наших собеседников со всеми выплатами и надбавками не получает больше 10 000 рублей. Все наши собеседники работают по тарифу. К базовому окладу добавляются доплаты из общезаводского и цеховых фондов. Первая доплата по размерам приближена к сумме оклада, цеховые премии невелики. «Эти поощрения происходят к праздникам, и это делает начальник, у которого свой фонд. Поощряют ведь чисто символически. Там, выдадут по 500 рублей» [Интервью № 6]. Из второй части зарплаты производят вычеты – штрафы. «Главное, чтоб косяков [имеется в виду брак. – Л., Ш., К.] не было, тогда хоть премии не лишат, что-то хоть доплатят» [Интервью № 8].

Система оплаты труда построена таким образом, что работник не в состоянии увеличить свой заработок ни ударным трудом, ни рацпредложениями, ни повышением качества продукции: «Лично моя зарплата ни от чего не зависит, она в целом зависит от работы всего цеха, как наш цех выполняет план. Даже если мы перевыполним план на 300%, нам больше не заплатят» [Интервью № 3]. В другом интервью эта же мысль выражена более жестко и определенно: «…получаем – потолок, предел, больше-то получать я не буду» [Интервью № 6]. Тарифы время от времени пересматривают в сторону повышения, но делают это так робко, что скорее сохраняют реальную заработную плату, чем увеличивают ее. «Ну, последний год-то она [зарплата. – Л., Ш., К.] стоит, а перед этим повышали, вот (пауза), ну, там немного было» [Интервью № 12]. С таким мнением согласны все собеседники. Разногласия касаются порядка начисления заработной платы. Одним этот процесс кажется совершенно прозрачным: «Примерно каждый из работающих знает величину своей зарплаты, примерно знаем, сколько мы получим. У нас в цехе висят показатели, по ним и узнаем. К тому же я столько лет работаю на заводе, что уже для меня это не секрет…» [Интервью № 3]. Для других процесс начисления остается тайной: «Заранее я не знаю о величине своей заработной платы, мне об этом никто не говорит, сколько начислят» [Интервью № 7]. Некоторые сотрудники уверены в том, что величина доплат зависит от личных отношений с линейным руководителем. «Была у нас смена, и из этой смены женщина стала начальницей, и как раз она распределяет эти средства. На мой взгляд, она им платит больше, чем всем, хоть и меньше они работают, просто "любимчики"» [Интервью № 8].

Люди, соглашающиеся работать за низкую зарплату, как правило, находятся в зоне возрастного риска, то есть в предпенсионном или пенсионном возрасте. На предприятии ощущается «…постоянная нехватка кадров профессии» [Интервью № 11]. Так, несколько косноязычно обозначил проблему один из наших собеседников. Другой добавил: «…хороших специалистов практически нет, да и опытных людей тоже мало» [Интервью № 8]. Работники объясняют низкую заработную плату большими аппетитами новых хозяев: «Сейчас большинство средств складывается просто в карман» [Интервью № 2].

Низкие зарплаты, на наш взгляд, являются одним из источников латентного социального напряжения на предприятии; они символизируют громадный разрыв между собственниками и работниками.

По сравнению с заработной платой тема условий труда явно отходит на второй план. <…> В опросе среди высказываний по поводу «Провода» встречались такие: «дым, загрязнения, запах», «вредные условия», «отсталые технологии». В ходе интервью выяснилось, что для рабочих, занятых на прямом производстве, проблема физической безопасности стоит остро: «Опасно у нас работать, производство прежде всего связано с риском для жизни всегда! Поэтому от производственных травм не застрахован никто, и эти случаи бывают. Единственное, что нас предупреждают, чтоб были внимательнее, не спешили, сами о себе беспокоились» [Интервью № 8]. «А еще бывает, приходится с моста на мост перелазить, это без всякой страховки, без всего, потом скажут: А зачем ты вообще полез туда?» [Интервью № 11].

В цехах работают на старой технике с дешевыми некачественными материалами: «…оборудование устаревает все равно у нас по электрической части, потому что там – с 80-го года – это самое раннее» [Интервью № 9]. «И материалы сейчас, скажем, они вот закупают, материалы не очень хорошие, качественные» [Интервью № 10]. Цеховая администрация свыклась с такой ситуацией, считает ее нормальной: «Над головами барабаны возят с кабелем, по нескольку тонн барабаны. Это если барабан такой грохнется, вот – лепешка там будет» [Интервью № 11]. Все эти высказывания, а других мы в ходе интервью не услышали, свидетельствуют о том, что рабочие, хотя и отдают себе отчет о производственных рисках, свыклись с опасными условиями труда, считают их чем-то нормальным, естественным при новых хозяевах-временщиках: которые «…придут, куш сорвут – другие приходят» [Интервью № 11].

В старых корпусах реализуется новый режим. Заводская администрация ввела в действие жесткие дисциплинарные практики, в которых преобладают репрессивные техники. В перечне ассоциаций, вызванных именем «Провод» у жителей поселка Ольва, встречаются и такие: «система, как на зоне», «колючая проволока», «концлагерь – охрана», «зона, очень много надсмотрщиков», «тюрьма, а не завод». Мы задавали в ходе интервью вопросы, касающиеся и поощрений, и наказаний. О поощрениях наши собеседники говорили мало и неохотно: «Поощряют грамотами, письмами, иногда деньгами. Эти поощрения происходят к праздникам, и это делает начальник, у которого свой фонд. Поощряют-то ведь чисто символически» [Интервью № 6]. Мы процитировали самое подробное высказывание на тему поощрений. А вот что касается наказаний, о них наши собеседники говорили много и определенно: о штрафах, вычетах из премии, лишениях тринадцатой зарплаты, увольнениях. «Что-то хорошее никогда не замечают, а плохие – всегда, за малейшую оплошность наказывают» [Интервью № 8]. Администрация взыскивает за все: за невыполнение плана подразделением (цехом или участком), за брак, за опоздания, за появления на работе в нетрезвом виде, за мелкие кражи, за конфликты со службой безопасности. Каждому проступку соответствует соразмерное наказание: «Ну… за опоздания на работу пять – десять процентов вычитают, пришел нетрезвым на работу тоже наказали, ну, и нарушение технологических процессов» [Интервью № 5]. Работники согласны с тем, что следует наказывать за пьянство: «К нам даже, например, с запахом не зайдешь, не говоря о том, чтоб кто-то в нетрезвом виде прошел на предприятие, на работу. Но это хорошо, что такой тщательный досмотр, хотя бы травм меньше» [Интервью № 6]. Они не одобряют также прогулы и попытки хищений. «Строго караются также кражи, за них сразу с завода полететь можно, т.е. тебя уволят» [Интервью № 3]. Впрочем, по мнению работников, серьезные кражи – это дело прошлого: «…сейчас никто не ворует почти что, потому что зарплату сейчас вовремя платят» [Интервью № 10].

Если нет настоящих расхитителей, охрана, по мнению работников, охотится за мнимыми: «Вот пачку мыла замутил на проходной, у тебя ее нашли – все, составляется протокол, и ты автоматически тринадцатой зарплаты лишаешься» [Интервью № 4]. С завода нельзя вынести ни куска мыла, ни пару старых хозяйственных перчаток – то есть того, что выдается работникам по норме. Охрана не знает различий между заводским и личным имуществом, она задерживает людей, возвращающихся домой с булочкой из буфета, с конфетами для ребенка: «Был со мной даже такой смешной случай, меня конфеткой угостили, а я решил ее внучке взять и принести. Положил в карман, а когда через проходную проходил, то там сработало, запикало. Заставили карманы вывернуть, ну разве это не унижение? В фольге-то алюминия вообще нет, на приемном пункте ее не примут, не возьмут» [Интервью № 3]. Те, кто выворачивает карманы, – это служба безопасности. Наши собеседники говорят о ней предельно эмоционально, вызывая к жизни образы эсесовцев из кинофильмов (собаки, джипы) и энкаведешников эпохи Ежова: «Они в каждом видят шпиона и предателя» [Интервью № 8].

Сотрудников безопасности, как и хозяев предприятия, зовут «они». «Они у нас буквально, ну вот в каждую дырочку лезут. У них охрана как бы собственности должна [быть. – Л., Ш., К.], а они тут же, значит, как вот, они тут же везде, у нас, допустим, в цехе выгружаем – увозим пустой вагон. Они в этот же пустой суются: "Почему вот этот столько стоял, вот этот столько-то стоял?". В каждом цехе есть своя табельщица, она отмечает, так они еще свои списки ведут. Раньше вышел, даже если со служебной запиской, они все равно распечатку делают в конце месяца в каждый цех, вот это вот. То есть, вот это их вообще, ну, не должно касаться» [Интервью № 4]. Сотрудники службы безопасности наглые, грубые, бесцеремонные, не терпящие ни малейшего прекословия. «К девушкам пристают. Был случай, когда на проходной они девушку лапать начали, она потом на них написала, а ее просто взяли и уволили. Вот так вот бывает» [Интервью № 8]. Приличный человек служить в охране не будет: «Охрана? (крякнул). Ну, тут как у нас считают, что идти туда работать – себя не уважать» [Интервью № 11].

По мнению работников, настоящей задачей службы безопасности является охрана как хозяйской собственности, так и самих хозяев. Избыточное рвение ее сотрудников («У нас такое сейчас предприятие, мы, вообще, вот как не знаю, золотые прииски – проверяют там – руки подняли, проверили» [Интервью № 1]) объясняется тем, что их специально дрессируют, натаскивают против простых работников: «Охрана зверствует, слишком бдительная, может не там, где надо. Мне кажется, рабочие больше страдают от их бдительности» [Интервью № 13].

В глазах рабочих охрана в большей степени, чем торжественные ритуалы, представляет новых владельцев предприятия, их подлинное отношение к людям, занятым на производстве. Произвол службы безопасности воплощает в себе субстрат социальной политики, реализуемой собственниками «Провода». Интуитивно рабочие догадываются об этом, не случайно они постоянно сравнивают родной завод с тюрьмой, используя лагерный жаргон для описания дисциплинарных практик.

Подведем итоги. (…) Мир работников отделен от мира хозяев непроницаемыми имущественными и поведенческими перегородками. Они обособлены друг от друга даже на едином, казалось бы, заводском пространстве. В то же время сами работники разобщены между собой. Они не видят друг в друге товарищей, способных оказать поддержку в противостоянии с хозяевами и администрацией предприятия. Даже в конфликтах с охраной каждый по одиночке отстаивает свои права. Работники «Провода» – индивидуалисты поневоле, тоскующие о теплых, коллективных, праздничных (увы, не повседневных) формах коммуникации. В реальности же публичные отношения выстроены сугубо по рациональным схемам, заданным заводской администрацией. Работники разучили правила игры: рабочее место – это ценность, которую могут и отнять; деньги – это мерило корпоративной лояльности; соблюдение дисциплинарных норм – условие сохранения трудового статуса. Устойчивость рационального поведения поддерживается производственными ритмами. <…> Принятие в нашем конкретном случае заданных извне схем влечет за собой целый ряд последствий, прежде всего, отчуждение собственных прав в обмен на минимальные материальные блага, грубость и жесткость социальных контактов, и, как результат всего этого, латентную протестность. (…)