Инфантильные неврозы как отдельная сфера приложения для детского анализа (3-я диагностическая категория)

Если диагност сталкивается с инфантильным неврозом, то в таком случае у него не возникает подобных сомнений. Строение невроза лучше всего знакомо метапсихологическому аналитику. Различие между ребенком и взрослым заключается лишь в вызывающей невроз причине, которую, в случае с ребенком, следует искать в конфликтах эдипова периода. Если рассматривать симптоматологию, то и инфантильный, и взрослый неврозы имеют одинаковую последовательность возникновения — от угрожающей опасности (отказ, инстинктивное отречение, угроза кастрации, угроза потери любви) к страху (страх потери объекта, страх потери любви, страх кастрации, чувство вины), от страха к регрессии на какой-либо точке фиксации на более ранней ступени либидного развития; из-за регрессии всплывают прегенитальные инстинктивные производные, непереносимые для "Я", защитные процессы, цель которых — снова исключить эти производные из "Я", неудачи защиты и компромиссные образования между инстинктом и "Я", образование симптома.

Роль детского аналитика во время анализа практически совпадает с ролью взрослого аналитика: он готов оказать помощь детскому "Я" в его внутренней борьбе, и эта помощь охотно принимается ребенком при благоприятных обстоятельствах.

Но при этом зачастую возникает вопрос: с какого возраста можно считать "Я" ребенка достаточно созревшим для того, чтобы положительно относиться к аналитической обработке. Очевидно, что ответ следует искать не в хронологическом возрасте, а в других показателях. Если "Я" принимает участие во внутреннем конфликте и навязывает внутренней жизни компромиссы, т. е. симптомы, это само по себе является признаком того, что оно стремиться утвердить себя. Тогда мы хотя бы теоретически можем предположить, что у ребенка возникнет намерение образовать с аналитиком терапевтический союз.

Быстрота образования такого союза с ребенком зависит от величины отвращения, вызываемого невротическими симптомами у пациента. Когда мы пытаемся предсказать, в какой степени ребенок пойдет на сотрудничество в своем собственном анализе, субъективный фактор страдания, который, как отмечалось выше, является плохим признаком, если речь заходит об определении объективной тяжести заболевания, дает нам в данном случае намного больше гарантий. От психосоматических желудочно-кишечных нарушений, экзем, астматических приступов, головных болей и психически обусловленных расстройств сна дети страдают физически; психически они страдают от своих страхов и ограничений свободы, порождающих у них различные фобии. Навязчиво-невротические дети чувствуют себя беспомощными перед вынуждающими их совершать изнуряющие и бессмысленные действия незнакомыми силами.

Иногда, как показывают следующие примеры, дети оказываются в состоянии открыто выразить такие чувства. Так, один пациент четырех с половиной лет сказал своему аналитику, после того как в его присутствии совершал навязчивые действия: "Теперь ты, по крайней мере, видишь, что я просто вынужден это делать, хочу того или нет". Одна шестилетняя девочка со школьной фобией говорила матери: "Ты не думай, что я не хочу идти в школу. Я хочу, но не могу". Один тяжелый латентный ребенок, старший ребенок в семье, который мучился угнетающей ревностью и пенисовой завистью, бормотал про себя: "Все другие дети хорошие, только я плохой. Почему я должен быть плохим?" Эти дети говорили именно о том, что они не такие, какими хотят быть сами, и что для осуществления их собственных "Сверх-Я"-требований их собственное "Я" сделать ничего не может. (Борнштейн, 1951 г.).

Однако мы не вправе ожидать от такого отношения к собственным трудностям большего, чем просто готовности ребенка ознакомиться с анализом. Подобное отношение исчезает в анализе само, как только начинают играть роль сопротивление и перенос. У детей, в отличие от взрослых, чтобы противостоять смене эмоций во время аналитической обработки и неминуемым в анализе отказам, разочарованиям, чувствам страха и пр., этому отношению не хватает постоянства и прочности.

У подвергающихся анализу взрослых "Я" играет двойственную роль. При аналитической обработке оно расщепляется на наблюдающую и наблюдаемую части. Это позиция, которая помогает преодолеть многие трудности и сметается одолевающими чувствами только на вершине переноса невроза. Как подробно описал Рихард Штерба (1934 г.), наблюдающая часть "Я" принимает активное участие в терапевтической работе, идентифицируя себя с ролью аналитика и разделяя его растущее понимание внутренних процессов.

У нас нет оснований ожидать от ребенка подобного понимания своих внутренних процессов. В детстве еще не сформирована так называемая интроспекция, которая является способностью исключительно взрослого человека. Если мы встречаемся с предрасположенностью в этом отношении, то она является следствием не нормального развития, а патологического расщепления, например расщепления между любовью и ненавистью, как при повышенной эмоциональной амбивалентности или усиленном расщеплении между "Я" и "Сверх-Я", которое при инфантильных навязчивых неврозах и навязчивых характерах проявляется в виде чувства вины, самокритики и самоистязания.

Если не принимать во внимание подобные случаи, то обычно дети не отдают себе отчета в том, что с ними происходит. В течение долгих лет их любопытство и интерес остаются направленными исключительно на внешний мир. Лишь в пубертатности мы встречаем чрезмерную и обычно болезненную заинтересованность собственной персоной и своими внутренними процессами у определенных шизоидных типов.

Склонность детей превращать каждый внутренний конфликт в конфликт с внешним миром обусловлена отсутствием понимания собственной внутренней жизни. Идя в своих действиях против собственной совести, дети скорее дадут родителям наказать себя за какое-нибудь даже случившееся ранее непослушание, только чтобы не испытывать чувство вины, исходящее от их собственного "Сверх-Я". Так латентные дети, хранящие в тайне свои сексуальные фантазии и занятия, после каждого акта мастурбации делают все возможное, чтобы настроить против себя учителей, родителей и внешний мир. Так же во многих случаях именно поиском наказания ("нарушитель из-за чувства вины") можно объяснить преступное поведение детей.

Ту же самую цель преследует большинство известных нам механизмов защиты. Вызывающие страх оральные и анальные побуждения, желание смерти родителям, братьям, сестрам и т. п. при инфантильных неврозах смещаются (проецируются) из внутреннего мира на персоны внешнего мира. Таким образом, внутренняя борьба против запретного инстинктивного желания превращается во внешнюю борьбу против мнимого соблазнителя или преследователя, и ребенок может чувствовать себя невиновным. Такие смещения особенно часто встречаются при инфантильных фобиях. В подобных случаях перед аналитиком стоит задача вернуть мнимо исходящую извне опасность назад во внутренний конфликт между инстинктом, "Я" и "Сверх-Я", лежащий в ее основе.

Детскому аналитику важно выяснить, насколько сильно оказывает воздействие на отношение ребенка к лечению именно бегство от внутреннего конфликта. Ради своего облегчения ребенок ожидает изменений не внутренних, а во внешнем мире. Он желает сменить школу, чтобы расстаться с учителем, который является для него ни чем иным, как внешним представителем его внутренней совести, или покинуть товарища по классу, который посредством проекции собственных инстинктивных желаний воспринимается в качестве соблазнителя, или ускользнуть от агрессивных товарищей, чьи устрашающие выпады на самом деле лишь реализуют его собственные пассивно-мазохистические желания. Поэтому терапевт, который справедливо возражает против подобных "попыток исцеления", превращается в глазах ребенка в олицетворение новой и еще большей опасности вместо ожидаемого помощника.

Большую трудность аналитику создают родители, которые слишком часто принимают сторону ребенка. Они также склонны верить, что эффективность от изменений в окружающем мире (смена школы, устранение "плохой компании" и пр.) больше, чем от изменения самого ребенка.

Весьма важно трудности этого рода не путать с сопротивлением, возникающим в самом анализе из вытеснений и переносов, которое можно преодолеть с помощью разъяснений. Недостаток осознания болезни и бегство от внутренних конфликтов являются препятствием при аналитической обработке, однако сами по себе эти явления принадлежат к нормальным средствам, с помощью которых слабое в детстве "Я" борется против большого количества страха и неприятностей. Ребенку хватает мужества подвергнуться под защитой аналитика опасностям внутреннего мира без какого-либо отречения лишь тогда, когда доверие к взрослому достаточно велико.

Можно возразить, что многие взрослые невротики также недостаточно хорошо осознают свою болезнь и проявляют подобную склонность к отречению от внутренних конфликтов. Однако в обоих случаях различие для терапии весьма значительное. Взрослые, которые упорно придерживаются такой точки зрения, избегают не только восприятия своих конфликтов, но также и аналитической терапии, вместо чего ищут спасения в бесконечных действиях во внешнем мире. Детский же аналитик имеет дело с пациентами, которые хоть и не добровольно, не вследствие своих собственных намерений, но все же приняли решение подвергнуться аналитической обработке, методы которой причиняют им неприятности, вызывают страх и всевозможные отказы.