202 Риторика и истоки европейской литературной традиции

указывающий в ту или иную сторону жанровой панорамы. Например,

в русском обиходе конца XVIII —начала XIX в. было распространено

слово ≪безделки≫. Стандартность заглавия ≪Мои безделки≫ подчерки-

валась возможностью другого заглавия —≪И мои безделки≫38. Несо-

мненно, что это слово было в ряде типичных контекстов связано с идеей

≪легкой≫ поэзии в противоположность оде, эпопее, трагедии, а значит,

отчасти терминологизировалось. Стало ли оно, однако, полноценным

термином? Очевидно, нет; во-первых, потому, что рядом с ним как его

синоним выступает слово ≪безделушки≫ (≪радуюсь, что вам понрави-

лись безделушки, в анакреонтическом тоне написанные≫39); во-вторых,

потому, что в ряде контекстов оно употребляется явно как простое само-

уничижение (≪не переведено ли что-нибудь из моих безделок на немец-

кий?≫40). Мы еще довольно живо это чувствуем, —это наш собствен-

ный язык. Но представим себе на месте слова ≪безделки≫ какое-нибудь

греческое слово, которое звучало бы для нашего уха не только отчуж-

денно и экзотично, но и терминологично, просто по своей принадлеж-

ности греческому языку —неисчерпаемому источнику наших терми-

нологических новообразований?41 Наши языковые навыки обеспечили

бы для него, так сказать, презумпцию терминологичности. Какие бла-

гозвучные дериваты образовали бы мы от него, как уверенно опериро-

вали бы с ним в наших литературоведческих построениях! И это не

было бы абсолютно бессмысленной, абсолютно необоснованной практи-

кой, ибо определенная мера, так сказать, неполной терминологичности

таким словечкам присуща и они ориентируют нас в кругу не вполне

самоопределившихся жанровых тенденций. Однако это было бы пре-

увеличением, в высшей степени допустимым как эвристический прием

при условии, что мы осознаем этот прием.

Филологи не могут и не должны перестать говорить об ≪эпистоляр-

ном жанре≫, о ≪жанре≫ диатрибы, может быть, и о ≪жанре≫ мениппеи.

Однако этим нельзя заниматься в состоянии методологической самоус-

покоенности. Умственному эксперименту, в котором мы даем статус

термина одному из литературных ≪словечек≫ античности, для самой

античности термином не являвшемуся, должна отвечать острота пони-

мания некоторой условности всей этой процедуры.

Жанр как абстракция и жанры как реальность 203

Достижения античной культуры —настолько необходимый эле-

мент нашего собственного ежечасного культурного обихода, что нам

нелегко осознать степень их качественного отличия от всего, что им

предшествовало. Так обстоит дело и с античной концепцией литератур-

ного жанра. Нужно серьезное усилие ума, чтобы представить себе, ка-

кие сдвиги —не только в эволюционном развитии поэтики или рито-

рики как частных дисциплин, но и в революционном становлении нового

типа культуры, где все по-иному, чем прежде, —отражает хотя бы

дефиниция жанра у Аристотеля42.

Очень важно уже то, что Аристотель сознательно описывает жанр

как внутрилитературное явление, распознаваемое по внутрилитератур-

ным критериям. Эта его установка подчеркнута тем обстоятельством,

что как раз трагедия была через театр, через связь зрелища с культом

Диониса и т. п. неразрывно связана с внелитературной реальностью.

Все это намеренно исключается из рассмотрения. Аристотель вводит

впервые тему трагедии, говоря не о ≪трагедии≫, а о ≪сочинении траге-

дии≫43. Примечание М. Л. Гаспарова к этому месту поясняет: ≪"Сочи-

нение трагедии", а не просто "трагедия" —чтобы отвлечься от ее зре-

лищной стороны≫44. Единственная внелитературная реальность, бегло

упоминаемая в аристотелевской дефиниции, —это музыкальное со-

провождение, но и этот момент вводится лишь по связи со стиховым

метром, т. е. с литературным качеством текста. О зрелищной стороне

сказано: ≪...зрелище хотя и сильно волнует душу, но чуждо нашему

искусству и наименее свойственно поэзии: ведь сила трагедии сохраня-

ется и без состязания, и без актеров, а устроение зрелища скорее нуж-

дается в искусстве декоратора, чем поэтов≫46. Литературная реальность

совершенно четко осознана как реальность sui generis, специфический

предмет для мысли, еще на пороге рассуждения отделенный мыслью от

всех других предметов.

Как мы имели случай говорить в другом месте, ситуация жанра,

которую застала и преодолела греческая культура, была совершенно

противоположной46. Ранние фазы словесного искусства характеризу-

ются синкретической неразличенностью этого искусства и обслужива-