Глава 2. Социализм и право

157

В условиях "огосударствленной" социалистической собствен-сти все отношения по ее функционированию (владение, пользо­вание, распоряжение, управление и т. д.) теряют свой частно-пра-овой'статус и приобретают политико-властный (внеправовой) ха-оактер. Для традиционных правовых и экономических отношений между собственниками и по поводу собственности здесь по сущест­ву не остается места.

Экономические и правовые отношения подразумевают нали­чие индивидуализированной, обособленной, конкретно определен­ной (по субъектам, объектам, функциям, правомочиям, статусу и _т. д.) собственности на средства производства и персонально кон­кретизированных собственников. Там, где нет неопределенного мно­жества конкретно определенных собственников, там не может быть ни экономических отношений (связей и отношений между обособ­ленными, самостоятельными собственниками), ни соответствующих правовых форм этих отношений, в рамках которых собственник обладает юридическими правомочиями владения, пользования и распоряжения.

Но природа и свойства социалистической собственности в прин­ципе исключают саму возможность конкретизации субъекта социа­листической собственности, а тем более признания нескольких субъ­ектов в отношении объектов (всех или части) этой собственности. Это было бы равносильно допущению частной собственности, отри­цаемой всем смыслом исторического процесса социалистического отрицания капитализма.

Поэтому государство не субъект социалистической собствен­ности (в экономическом и юридическом значениях), а лишь офици­альный держатель ее объектов, единственный официальный пред­ставитель общества, народа, т. е. тех, кому принадлежат обобщест­вленные средства производства.

Вместе с тем социалистическая собственность (т. е. весь про­цесс уничтожения частной собственности, обобществления средств производства, их функционирования и т. д.) невозможна и без ее выражения в общегосударственной (и, следовательно, "огосударст­вленной") форме, без фигуры государства-представителя обще­ства (народа, "всех вместе"), без условной конструкции государ­ства как квазисубъекта. С одной стороны, у социалистической соб­ственности по сути дела не может быть настоящего конкретного субъекта собственности в подлинном смысле слова, но, с другой стороны, нужна условная конструкция квазисубъекта этой собст­венности в лице государства как олицетворения политической кон­кретизации общества в целом. Причем лишь государство в целом (а не отдельные его органы, составные части и т. д.) как властно-политическая форма выражения всего социалистического общест­ва может выступать в такой представительской роли квазисубъек-^{Та все}й социализированной собственности. Если бы таких государ-

⁶—160

158

Раздел П. Философия отрицания права. Идеология коммунизма

ственных субъектов собственности было бы несколько (в виде не только государства в целом, но и отдельных органов государства, национально-государственных и территориально-государственных образований и т. д.), то это уже были бы не условные субъекты социалистической собственности, а неизбежно, по логике вещей, настоящие субъекты соответствующих обособленных частей десо-циализированной (приватизированной) собственности.

Такая конкретизированная и обособленная по субъектам и объ­ектам собственность — это уже по существу частная (групповая или индивидуальная), а не социалистическая собственность, согласно которой все обобществленные средства производства (как единый фонд) принадлежат "всем вместе" (всему народу, обществу), а их ("всех вместе") может представлять лишь одно-единственное лицо (квазисубъект) — государство в целом.

Из сказанного ясно, что в качестве субъектов социалистической собственности не могут выступать не только отдельные звенья и час­ти государства, но и отдельные составные части советского общества (например, те или иные индивиды, группы, слои, классы и т. д.). Обо­собленная собственность подобных отдельных, конкретизированных субъектов была бы частной, а не социалистической собственностью, не собственностью общества в целом, "всех вместе".

Кстати говоря, поэтому фактически "огосударствленной" (по­добно всей социалистической собственности) оказалась и собствен­ность колхозов и других кооперативных организаций. Известно, что уже в Конституции СССР 1936 г., закрепившей итоги фактически полной социализации средств производства и тем самым победу социализма в стране, утверждалось (в ст. 5), что "социалистическая собственность в СССР имеет либо форму государственной собст­венности (всенародное достояние), либо форму кооперативно-кол­хозной собственности (собственность отдельных колхозов, собствен­ность кооперативных объединений)". В статье 7 Конституции отме­чалось: "Общественные предприятия в колхозах и кооперативных организациях с их живым и мертвым инвентарем, производимая колхозами и кооперативными организациями продукция, равно как их общественные постройки, составляют общественную, социали­стическую собственность колхозов и кооперативных организаций".

Аналогичные положения содержались и в Конституции СССР 1977 г. Так, в статье 10 говорилось: "Основу экономической систе­мы СССР составляет социалистическая собственность на средства производства в форме государственной (общенародной) и колхоз­но-кооперативной собственности". Далее, в статье 12 утверждалось: "Собственностью колхозов и других кооперативных организаций, их объединений являются средства производства и иное имущест­во, необходимое им для осуществления их уставных задач... Госу­дарство содействует развитию колхозно-кооперативной собствен­ности и ее сближению с государственной". _д

Глава

о. Социализм и право

159

Но если бы эти конституционные положения носили бы не вный и декларативный, а реальный характер и соблюдались мзни то собственность колхозов и других кооперативных орга-^Ъ аций'была бы на самом деле — вопреки конституционному ут- .

ождению — не социалистической собственностью, а, напротив, ^В<бственностью конкретно-определенной группы людей (членов кол-^С° за или иной кооперативной организации), т. е. групповой част-^Х и собственностью, обособленной от социалистической собствен­ности всего общества, "всех вместе".

Реальное бытие и функционирование такой колхозной (т. е. групповой, обособленной, частной) собственности означало бы ре­альное сохранение многоукладное™ в стране и обществе: социа­лизма — в городе, капитализма (пусть ограниченного и контроли­руемого диктатурой пролетариата) — в деревне. Одна часть обще­ства (политически господствующая при диктатуре пролетариата и взявшая в свои руки командные высоты в экономике) оказалась бы при этом в условиях полной социализации и полного отчуждения от индивидуализированной собственности на средства производст­ва, а другая часть общества сохраняла бы собственность на средст-ва'производства индивидуально определенной группы лиц (т. е. груп­повую частную собственность членов соответствующих колхозов, кооперативов).

Объявление колхозной (и иной кооперативной) собственности разновидностью социалистической собственности, наряду с госу­дарственной (общенародной) формой, это лишь декларативная фик­ция и словесная конструкция, не снимающая антагонизма между ними.

Историческая практика становления и утверждения реально­го социализма показывает, что этот антагонизм был решен факти­ческим "огосударствлением" колхозной (и иной кооперативной) соб­ственности и основанной на ней формы хозяйствования — при внеш­нем сохранении декларативно-словесной формулы об особой (не общенародной) форме собственности колхозов и кооперативов. По сути дела речь шла лишь о разных формах в принципе единой социализации всех производительных сил страны методами и средствами диктатуры пролетариата: в городе — непосредствен­ной, в деревне — через ряд опосредований (раскулачивание одних, кооперирование других, фактическое "огосударствление" колхозов и т. д.). В реальной действительности кооперирование (включая и создание колхозов) как форма исходного и "малого" обобществле­ния средств производства в сельском хозяйстве (в пределах данной группы, коллектива членов кооператива, колхоза) фактически пред­ставляло собой процесс приведения частнособственнической дерев­ни (и крестьянства) к виду, удобному для социалистического "лога­рифмирования". В условиях капиталистически не развитой, мел­кобуржуазной деревни, где частная собственность не была еще ка-

б*

160 Раздел П. Философия отрицания права. Идеология коммунизма

питализирована и отсутствовала развитая, необходимая для социа­лизации всех средств производства дифференциация на полярные противоположности (капитал — наемный труд, капиталист — про­летарий), с помощью форсированного насильственного коопериро­вания был осуществлен своеобразный социалистический вариант первоначального накопления капитала для одновременной его фактической социализации ("огосударствления").

Диктатура пролетариата тем самым "подтянула" деревню к городу, реально подчинив всех без исключения жителей страны единому социалистическому принципу отношения к обобществлен­ным средствам производства — "все вместе, никто в отдельности". Сама по себе кооперация — это объединение и обобщение ин­дивидуальных средств производства и формирование групповой (коллективной) частной собственности персонально определенных, конкретных лиц (членов кооператива, колхоза), форма концентра­ции и капитализации собственности. Но в условиях диктатуры про­летариата эта капитализация осуществляется как социализация, поскольку при отрицании частной собственности (и индивидуаль­ной, и групповой) обобществление средств производства фактиче­ски означает их "огосударствление". Кооперирование означало од­новременно пролетаризацию крестьянства и социализацию их обоб­ществляемого имущества (кооперативного "капитала"). Созданные в результате насильственной коллективизации крестьянства кол­хозы и иные кооперативные предприятия стали по существу сель­скими вариантами социализированных заводов и фабрик города. При диктатуре пролетариата такое кооперирование совпадает с социализмом.

Социализация средств производства в городе и особенно в де­ревне осуществлялась при помощи такого беспрецедентного наси­лия и произвола, по сравнению с которыми меркнет все остальное в жестокой и кровавой истории человечества. Лишить всех индиви­дов собственности и вместе с тем заставить их работать за нищен­ский потребительский паек абсолютно невозможно без тотального и постоянного насилия — этой, говоря словами Маркса, "повиваль­ной бабки" нового строя, представшего в облике реального социа­лизма. Так "работает" история. Причем мы здесь говорим об объек­тивных корнях насилия и тоталитаризма, порождающего процесс социализации и порождаемого им, не затрагивая вопрос о субъек­тивных аспектах этого процесса и злоупотреблениях наличными средствами и возможностями насилия в интересах тех или иных групп, слоев, лиц. Характер и формы субъективных злоупотребле­ний средствами насилия в ходе исторического процесса — явление, в общем и целом определяемое насильственной природой самого этого процесса.

Поскольку социализм невозможен без насильственного унич­тожения частной собственности и обобществления средств произтЦ

Глава

2. Социализм и право

161

яства, он не может быть другим (в том числе и в плане насилия), принципиально другой социализм, отличный от исторически сложившегося реального социализма, не возможен.

Последствия установления и действия государственной фор­мы социалистической собственности в условиях реального социа­лизма заметно отличаются от представлений и предсказаний мар­ксистской теории на этот счет. Но теория и практика совпадают _тут в главном: уничтожение частной собственности и установление общественной собственности возможны лишь как насильственное сосредоточение всех средств производства в руках государства (про­летарской политической власти, диктатуры пролетариата во главе с коммунистической партией). Такое отождествление социалисти­ческой, общественной и государственной собственности присуще и теории, и практике социализма. В силу такого принципиального совпадения марксистской теории и практики реального социализма в фундаментальном моменте характеристики нового строя можно уверенно утверждать: теория и практика здесь едины настолько, насколько это вообще возможно, и если по теории предполагалось, что при реализации положений этой теории будет "хорошо" (на­ступят такие-то позитивные последствия в жизни людей и т. д.), а практика реализации данных положений (в нашем случае — уста­новление общественной, социалистической собственности в форме государственной собственности) оказалась "плохой" и дала иные результаты (негативные, "не предусмотренные" теорией последст­вия и реалии), то это вовсе не означает, что практика "отклони­лась" от теории, что реальный социализм — это не реализация марксисткой теории или что осуществление данной теории может привести к иным реалиям, к какому-то другому реальному социа­лизму.

Напротив, историческая практика выступает здесь как кри­терий для оценки теории, и по последствиям, к которым приводит реализация принципиальных положений теории (к изобилию или к Дефициту, к царству свободы или тоталитаризму и т. д.), можно судить о подлинной социальной значимости соответствующих тео­ретических положений (например, о коммунистической концепции обобществления средств производства). Как говорится, "по плодам их узнаете их".

Вместе с тем сами по себе негативные последствия теории и реализующей ее практики не обязательно означают их ложность. История, реальная жизнь развиваются в противоречиях и борьбе. „ ^нет ничего (ни в теории, ни в практике) только позитивного (только

хорошего") без негативного ("плохого"). Исторический прогресс по ^сути своей внутренне противоречив, и движение человечества от несвободы к свободе, от неравенства к равенству, от произвола к

Р^аву, преодолевая одни барьеры, трудности и проблемы, порож­дает другие, ранее не известные и не предвиденные. И чем основа-

162 Раздел II. Философия отрицания права. Идеология коммунизма

тельней процесс исторического обновления, тем радикальней наси­лие, сопровождающее этот исторический процесс. Такова насиль­ственная сторона и трагическая подоплека истории и прогресса.

Тут, в тисках истории, не на кого жаловаться, некому изли­вать обиды. Надо попытаться понять исторические реалии, объек­тивную логику и тенденцию их движения и по возможности повли­ять на ход их развития в нужной (с учетом исторического опыта и знаний) перспективе. Поэтому главная проблема — в связи с мар­ксистской теорией и осуществившей ее социалистической практи­кой — состоит в следующем: если, как оказалось, реальный социа­лизм не привел к предсказанному коммунизму, то куда в действи­тельности он ведет; имеет ли он такую будущность, которая по своему смыслу явилась бы новой, более высокой (по сравнению с капитализмом) ступенью социально-исторического прогресса; под­готовлена ли реальным социализмом (несмотря на все связанное с ним зло и негативное) объективная база и реальная возможность для перехода к этой грядущей ступени прогресса?

От ответа именно на эти вопросы о месте и значении маркси­стской теории и реального социализма в контексте исторического прогресса зависит, в конечном счете, их объективная всемирно-историческая оценка.