3. У. Бек об обществе риска

Ульрих Бек (U. Beck) – родился в 1944 году, немецкий социолог, автор

теории общества риска.

У. Бек получил разностороннее образование. В университетах Германии он

изучал юридические науки, социологию, философию, психологию. Успешно

защитил две диссертации. Преподает в ведущих университетах Германии и

Лондонской Школе Экономики. Является директором Социологического института

Мюнхенского университета.

Перу У. Бека принадлежат такие работы как: «Противоядие», «Политика в

обществе риска», «Изобретение политического», «Общество риска: к новому

модерну», «Что такое глобализация?» (последние две работы переведены на

русский язык).

Риски модерна: методологические и социокультурные подходы

У. Бек по своим воззрениям не столь радикален, как М. Фуко или Ж. Деррида.

По мнению У. Бека, современный мир пока не вышел за рамки модерна, т.е. не

перешел к постмодерну. Скорее, из классической, индустриальной стадии он

развился в стадию общества риска, сохраняя при этом многие черты

предшествующего развития. Однако Бек полностью поддерживает идеи

постструктурализма о неодетерниминизме и нелинейном развитии, отмечая, что тот,

кто «все ещё находится в плену мифа о линейности и разделяет тезис о культурной

296

конвергенции как непосредственном следствии экономической унификации, –

попросту невежественный человек»22.

Из методологических ориентаций Бека следует, что риски модерна не уходят

корнями в прошлое. Они, скорее, связаны с опасностями настоящего и будущего.

Социолог, подчеркивая свою приверженность неодетерминизму, пишет: «Общество

риска подразумевает, что прошлое теряет свою детерминирующую силу для

современности. На его место – как причина нынешней жизни и деятельности –

приходит будущее, т.е. нечто несуществующее, конструируемое, вымышленное.

Когда мы говорим о рисках, мы спорим о чем-то, чего нет, но что могло бы

произойти, если сейчас немедленно не переложить руль в противоположном

направлении»23.

Как считает Бек, прежние научные методологии, основанные на

принудительной каузальности, более не являются удовлетворительными. Если при

анализе рисков, ставка делается на выявление жестких причинно-следственных

связей, то непредвиденными последствиями тому может быть аккумуляция

современных рисков. «Ученые, – пишет он, – настаивают на «добротности» своей

работы, держат на высоком уровне теоретико-методологические стандарты, чтобы

обеспечить себе карьеру и материальное существование. Именно отсюда вытекает

своеобразная антилогика общения с рисками. Умение настаивать на недоказанности

причинных взаимосвязей вполне приличествует ученому и даже достойно похвалы.

Но для подверженных риску такой подход оборачивается своей

противоположностью: он ведет к накоплению рисков»24.

Социолог отмечает, что риски модерна вошли в противоречие с

ориентациями людей на индустриальные социокультурные ценности, особенно это

касается стремлений к росту благосостояния. Дело в том, что дальнейшее

наращивание производства благ неминуемо ведет к увеличению рисков. «В

индустриальном обществе, – замечает У. Бек, – «логика» производства богатства

доминирует над «логикой» производства риска… Выгода от технико-

экономического «прогресса» все больше оттесняется на задний план производством

рисков»21. Причем новые риски, в отличие от традиционных, не привязаны жестко к

конкретному месту и времени. Так, чернобыльская катастрофа затронула целый ряд

государств, а её генетические эффекты могут проявиться у будущих поколений.

Риски, как и благосостояние, распределяются по социальному принципу: они

становятся, прежде всего, уделом малоимущих. У. Бек пишет: «История

распределения рисков показывает, что риски, как и богатства, распределяются по

классовой схеме, только в обратном порядке: богатства сосредотачиваются в

верхних слоях, риски в низших. По всей видимости, риски не упраздняют, а

усиливают классовое общество. К дефициту снабжения добавляется чувство

неуверенности и избыток опасностей».25

Эта тенденция, считает Бек, прослеживается и среди стран. Рисков чаще и

больше встречается в менее развитых странах. Там чаще случаются технологические

катастрофы. Более развитые страны могут даже получать экономическую выгоду от

глобального увеличения рисков, разрабатывая технические новинки,

минимизирующие риски, оказывая помощь специалистами по преодолению

последствий катастроф. Однако, замечает социолог, риски модернизации рано или

поздно затрагивают и тех, кто их производит или извлекает из них выгоду. «Им

присущ эффект бумеранга, взрывающий схему классового построения общества.

Богатые и могущественные от них тоже не защищены»23.

Наконец, отметим то, что риски модерна распределены неравномерно. Но это

не значит, что какая-либо из стран мирового сообщества может находиться в полной

безопасности. Социолог считает, что сложившаяся ситуация вовлекает в политику

новых субъектов – «движения и партии граждан мира», которые проявляют

рефлексивность в отношении рисков.

Рефлексивность структур модерна

Именно так Бек обозначает квинтэссенцию современной фазы модерна. По

его мнению, главной особенностью современного западного общества является все

увеличивающаяся свобода индивидов от влияния общественных структур. В

результате перед людьми открываются невиданные ранее возможности

рефлексивного созидания не только себя, но и обществ, в которых они живут.

Социальное как таковое не исчезает, но становится подверженным влиянию

рефлексивности. Перед людьми открываются выборы социального контекста – в

какие социальные отношения вступать и поддерживать, а в какие нет.

Рефлексивность распространяется на жизненные ориентации и ценности.

Появляются новые тенденции в мышлении и поведении людей: если ранее они были

прежде всего обеспокоены благосостоянием, то теперь – рисками. Их сознание все

больше волнуют проблемы, связанные с предотвращением и минимизацией рисков:

«Непосредственная опасность конкурирует с сознаваемым содержанием риска. Мир

видимой нужды или видимого изобилия оттесняется на задний план подавляющим

превосходством риска»26.

Более того, ментальность модерна, особенно отношение людей к рискам,

способно влиять на характер их бытия. «В классовых обществах бытие определяет

сознание, – пишет У. Бек, – в то время как в обществе риска сознание определяет

бытие. Соответственно политический потенциал общества риска должен

рассматриваться и анализироваться в социологии и теории возникновения и

распространения знания о рисках»27.

Модерн, считает социолог, производит не только риски, но и особую

рефлексивность в отношении рисков. Не только специальные структуры, но сами

люди начинают собирать информацию о рисках и их последствиях. Они перестают

доверять официальным структурам и даже ученым.

Рефлексивность распространяется на то, как общество, его структуры

относятся к природе. Людей беспокоит то, что многие научные лаборатории

начинают функционировать сами по себе, осуществлять эксперименты, которые

могут иметь губительные непредвиденные последствия. К чему, например, могут

привести опыты по клонированию человека сегодня предсказать не может никто

даже из специалистов. В противовес деятельности таких структур возникают группы

индивидов, проявляющих особую рефлексивность, как в отношении политики

центральной власти, так и функционирования институтов, производящих риски.

Таким образом, модерн, как считает Бек, производит не только новые риски,

но и новые рефлексивные способности, позволяющие минимизировать данные

риски.