Заключение

Честно признаться, одним из наших намерений было устранить те немногие противоречия, которые мы заметили в использованных нами источниках, прежде всего воспоминаниях Бисмарка и речи «Das spezifische Preußentum». Как результат, авторский образ Бисмарка, предлагаемый читателю, получился у нас, возможно, даже более целостным, чем в работах самого «железного канцлера».

Главное противоречие мы усмотрели в определении Бисмарком 1890-х годов своего отношения к национальному вопросу. 80-летний Бисмарк, работая над воспоминаниями, выделяет два этапа эволюции своих взглядов по этому вопросу. Рубежом между ними он считает 1851-1852 гг., когда, будучи прусским посланником на Франкфуртском сейме, он ознакомился с практикой австрийской политики и изменил своё мнение по германскому вопросу. Ранее, пишет Бисмарк, он был только прусским патриотом и вовсе не задумывался над решением германского вопроса, считая это привилегий Австрии; теперь же он неожиданно вспоминает, что пруссаки тоже немцы, воспринимает немецкую национальную идею и подчиняет свою политику задачам объединения Германии под скипетром Пруссии.

Мы полагаем, что этот образ самого себя, созданный Бисмарком, не соответствует действительности. Вместо этого, мы предлагаем читателю другой образ Бисмарка: по нашему мнению, столпами мировоззрения Бисмарка всегда (с 1832 г.) были два понятия – Пруссия и Германия. Бисмарк одновременно и прусский патриот, и сторонник объединения Германии. Две эти мысли друг другу не противоречат и совмещаются в основной идее нашего героя – стремлении к «собиранию» германских земель под властью Пруссии, определявшему деятельность Бисмарка на протяжении всей его жизни. Стоит, однако, оговориться, что «прусское» начало в сознании Бисмарка всё-таки несколько преобладало над «национальным германским», т. е. оба начала были первостепенно важны, но не тождественны.

Что касается более конкретных идей Бисмарка, характерных для него в период революции, одной из основных следует счесть его отношение к королю. По Бисмарку, Фридрих Вильгельм IV ведет себя недостойно. Он унижает свой сан прусского короля, помазанника Божия своими постоянными уступками революционерам, бесконечным «либеральничаньем». Король слаб и вял, а надо вести себя жёстко и решительно. Бисмарк требует безжалостного подавления революции и, видя, что король на такие меры неспособен, удаляется в оппозицию и входит в заговоры. Целью заговора, во главе которого стояла принцесса Августа Веймарская, было смещение короля и установление власти несовершеннолетнего принца Фридриха при её регентстве. Бисмарк посвящён в эти планы, однако данные кандидатуры его не устраивают, и он пытается сделать ставку на другого принца, Фридриха-Карла. Принц после долгих переговоров всё-таки отказывается сотрудничать с Бисмарком; наш герой испытывает разочарование и примиряется с действительностью. Вся «заговорщическая деятельность» Бисмарка доказывает, что он в 1848 г. совершил государственную измену. Надо, однако, заметить, что его измена королю проистекает из того факта, что он более роялист, чем король; его оппозиция королю – это оппозиция справа.

Изменение отношения к королю подготовлялось в сознании Бисмарка несколько месяцев. К началу июня 1848 г. наш герой, наконец, убеждается в бессмысленности борьбы против короля в условиях продолжающейся революции. Король, хоть и слаб, с революцией борется, а претенденты на престол умерили пыл. Раздражение Бисмарка против главного «неправильного» шага короля – вывода войск из Берлина в мартовские дни – ещё не улеглось, но в личном разговоре Фридрих Вильгельм смог успокоить и даже «покорить» Бисмарка. В результате, между ними происходит примирение. Отношение Бисмарка к королю, таким образом, на протяжении революции претерпевало значительные изменения: сначала Бисмарк хочет спасти короля из рук берлинских «мятежников», потом уверяется в физической свободе короля, но одновременно – его неспособности решительно совладать с революцией, затем Бисмарк интригует против презираемого им Фридриха Вильгельма и, наконец, примиряется с ним. Вообще, «эволюция взглядов», как мы установили, Бисмарку не очень присуща; именно поэтому столь ценны для нас сведения об изменении его отношения к чему-либо, тем более к такому важному элементу его сознания, как высшая власть в Пруссии. Ведь Бисмарк всегда был и оставался монархистом и ультраконсерватором, а тут неожиданно оказывается, что для Бисмарка монархия хороша лишь как теоретический принцип, а вот реальные короли бывают далеки от идеала, и против них даже можно устраивать заговоры.

Важный элемент сознания Бисмарка – его понимание роли силы, армии, насилия. Исследователи часто обвиняют Бисмарка в культе силы, ему свойственном. Мы бы не стали это отрицать, но прибавили бы, что для пруссака это вполне нормальная черта. Сила для Бисмарка – лучшее средство решения политических проблем. Прусская армия – предмет его нежной любви. Она есть средоточие истинной «прусскости», она есть ядро и гордость прусского народа. Она, поэтому, не затронута никакими революционными веяниями; она до конца верна долгу и королю, и за это её ценит Бисмарк.

Насилие Бисмарк считает возможным применять в максимальных масштабах при любом нарушении освященного Богом общественного порядка. И – чем более жестоко, тем лучше. В такой возмутительной «форс-мажорной» ситуации, как революция, считает Бисмарк, лучше залить кровью Шарлотенштрассе, чем сделать хоть одну уступку даже умеренным либералам. Именно поэтому он так горячо протестует против относительно мирного подавления революции 9-10 ноября 1848 г.

Революционеры, естественно, являются для Бисмарка «врагами номер один». В своих суждениях о них он безжалостен и циничен, хотя и надо признать, что вполне логичен. Революционеры – не пруссаки, истинный пруссак не может быть революционером. Революционеры – «отщепенцы», не являющиеся частью прусского народа и появившиеся откуда-то издалека (характерно, что «зачинщиками мятежей» Бисмарк считает поляков). Следовательно, революционеры в понимании Бисмарка не могут рассчитывать на снисхождение, их желательно истребить физически.

Вот такой образ Бисмарка. Некоторые, наверно, сочтут его непривлекательным, и по-разному можно относиться к его убеждениям, но в одном ему точно нельзя отказать – в железной логике и последовательности.