§ 6. Начало июня, Сан-Суси. Бисмарк и король, эпизод третий: примирение

Время шло, революция не прекращалась, король, хоть и слабый, с ней боролся, а претенденты на престол умерили свой пыл. Такое видение Бисмарком событий делало неизбежным его раннее или позднее примирение с королём, хотя раздражение против Фридриха Вильгельма у Бисмарка по-прежнему оставалось в изрядном количестве.

Инициатива примирения исходила от Фридриха-Вильгельма IV:

«В первых числах июня... я находился в Потсдаме; ко мне в гостиницу явился лейб-егерь с уведомлением, что король желает со мной говорить».¹²⁰

Бисмарк, однако, был тогда настолько оппозиционно настроен, что осмелился отказаться, сославшись на то, что жена в её теперешнем положении будет беспокоиться, если Бисмарк не прибудет домой в срок, а это для неё опасно.¹²¹ Король же настоял на своём, специально предоставив в распоряжение Бисмарка фельдъегеря, чтобы известить жену. «Мне ничего не оставалось, кроме как отправиться в Сан-Суси»¹²², - признается Бисмарк.¹²³

Однако и в Сан-Суси Бисмарк ведет себя подчеркнуто оппозиционно. Он грубо и отрывисто разговаривает с королем, выказывая по отношению к тому свою явную неприязнь и пренебрежение. Началось это с вполне безобидного вопроса короля, адресованного Бисмарку – «Как ваши дела?».

«С раздражением, которое я таил в себе с мартовских дней, я ответил: «Плохо»».¹²⁴

Далее Бисмарк, не смущаясь, упрекает Фридриха Вильгельма в «сговоре» с демократией, в том, что истинным пруссакам «королевскими властями, за королевской печатью» была «привита» революция, и – особо - в выводе войск из Берлина. Король просто ответил, что он этого не хотел, и добавил:

«Упреки — плохое средство для того, чтобы восстановить пошатнувшийся престол; мне нужна для этого поддержка и действенная преданность, а не критика».

Столь прямо сформулированный призыв к примирению, бесконечное терпение и «доброта» короля покорили Бисмарка. Конечно, все предпосылки для примирения сложились давно: Бисмарк больше не видел смысла противостоять королю, хотя и продолжал ему упрямо грубить даже за обедом; король же захотел, наконец, укрепить своё положение, заручившись поддержкой справа; особенно это было актуально для него в канун новых испытаний (14 июня начались бои за цейхгауз в Берлине¹²⁵). В итоге обе стороны остались довольны: король вздохнул свободнее, избавившись хотя бы от одного влиятельного недоброжелателя; Бисмарк перестал растрачивать свою энергию в бесплодных заговорах и устремил её всю на подавление революции.

§ 7. 9-10 ноября, Берлин. Бисмарк и занятие прусскими войсками Берлина

«9 ноября рано утром ко мне явился назначенный военным министром генерал фон-Строта; его направил ко мне Бранденбург, чтобы я разъяснил ему положение. Я по возможности выполнил это и спросил его: «Вы готовы?»».¹²⁶

А готовилось то, что позднее было названо «государственным переворотом», «переходом к реакции». Учитывая то, что к Бисмарку приходили генералы и командиры в большом количестве, именно он вместе с министром внутренних дел О. фон Мантейфелем был главным организатором событий 9-10 ноября. Официальной целью выступления было обеспечение безопасности министров, состоявших в правительстве герцога Бранденбурга,¹²⁷ неофициальной – разгон Национального собрания и установление полного контроля над Берлином. Бисмарк весь день 9 ноября лично участвовал в размещении войск и артиллерии.¹²⁸ Следовательно, в чрезвычайно быстром и легком успехе правительственных войск генерала Врангеля 10 ноября есть значительная доля его заслуг.

Одно из описаний событий 10 ноября звучит очень любопытно:

«... Генерал фон Врангель вернулся к войскам... Вскоре появился командующий национальной гвардией... и заявил: «Национальная гвардия готова защищать свободу народа и честь Национального собрания. Она решила отступить только перед вооруженной силой». Генерал спокойно и дружелюбно ответил: «Передайте своей гвардии, что вооруженная сила уже здесь, и с помощью войск я наведу порядок. Через 15 минут Национальное собрание должно покинуть зал, и после этого должны удалиться также и войска»... Ещё раньше назначенного времени депутаты попарно спустились с парадной лестницы театра и... направились колонной к Таубенштрассе и скрылись. Так же быстро и бесследно исчезла и гвардия. Как по мановению волшебного жезла, опустели Шарлоттенштрассе и площадь вокруг театра».¹²⁹

Казалось бы, молниеносное, бескровное, «почти сказочное» подавление революции? Казалось бы, Бисмарк должен быть счастлив? Ничуть. Если он и рад, то тщательно это скрывает; вместо этого, Бисмарк выдвигает сухие, бесчувственные и жестокие обвинения против генерала Врангеля - в излишней «миролюбивости»:

«Когда Врангель (10 ноября) выступил во главе войск, он начал переговоры с гражданской гвардией и уговорил ее добровольно отступить. Я считал это политической ошибкой; если бы дело дошло хотя бы до самой небольшой стычки, то Берлин был бы занят не в результате капитуляции, а силой, и тогда политическое положение правительства было бы иным».¹³⁰

Насилие Бисмарк никогда не воспринимал как бесспорное зло. Если оно служит средством достижения «высших целей» (укрепление могущества Пруссии, решение германского вопроса и т.д.), то, убежден Бисмарк – почему бы и нет? К тому же, мы уже рассказывали о том, что революционеры, враги прусских правительственных войск, даже не рассматривались им как пруссаки; это были ренегаты и «отщепенцы», уверен Бисмарк. Следовательно, цинично рассуждает Бисмарк, ничего зазорного не будет в том, чтобы поливать их картечью и расстреливать в упор, если этого требует необходимость. Именно поэтому чересчур «компромиссные», «мягкие» действия генерала Врангеля, пусть даже и чрезвычайно успешные, вызывают в Бисмарке такое отторжение.