Билет №6
АТЛАНТИЗМ — термин, принятый для обозначения геополитического и культурного влияния различных регионов друг на друга и другие регионы мира. В разные исторические периоды имел неодинаковое смысловое наполнение. В историческом прошлом атлантизм обозначал первоначально западную цивилизацию, распространяющуюся из Средиземноморья на север, до Британских островов и затем дальше на запад, до Северной Америки. В геополитическом отношении термин “атлантизм” употребляется при делении Западной Европы на морскую и континентальную (центральноевропейскую), борьба которых в ходе двух мировых войн увенчалась победой первой. В культурном отношении этот термин отражает решающее влияние англо-американской культуры с такими ее ценностями, как либерализм, открытое общество (дающее выгоды более развитым, в противовес менее развитым, нуждающимся в протекционистской защите), эмпиризм (в противоположность стремлению к умозрительности), прагматизм, индивидуализм. Все эти ценности, сегодня приписываемые Западу в целом, до 1945 считались прерогативой (или специфическим изъяном) англо-американского мира. Их современная идентификация с западной цивилизацией в целом свидетельствует о доминировании англо-американской модели, закрепленной итогами мировых войн 20 в., включая холодную. Экспансия атлантизма, в последнем из указанных смыслов слова, во 2-й пол. 20 в. проявилась, напр., в том, что в основу институтов и практик такого международного сообщества, как Европейский Союз (ЕС), были положены принципы, ранее специфические для англо-американского мира и протестантского Севера Европы. Современный атлантизм, т. о., существенно поменял перспективу, наметившуюся в эпоху средневековья и Возрождения: доминанта католического Юга Европы сменилась доминантой протестантского Севера, как носителя модернизационного сдвига. В 20 в. после холодной войны и крушения биполярной структуры мира атлантизм все чаще претендует на авангардную культурную и политическую роль в планетарном масштабе: новейшие программы вестернизации и модернизации не-западного мира предполагают повсеместное насаждение эталонов англо-американского мира. Именно в качестве планетарного геополитического и социокультурного вызова атлантизм порождает разнообразную реакцию ответа.
Неоевразийство — идеи «старых» евразийцев, получившие развитие в трудах российского географа и историка Льва Гумилева, создавшего пассионарную теорию этногенеза. Это учение оказало влияние на формирование неоевразийского направления российской геополитической мысли после распада Советского Союза. Евразийский соблазн, рожденный крахом белого движения и безысходностью русской эмиграции, трансформировавшийся в идеологию «православных большевиков», в конце концов, возродился на развалинах красной империи и используется в борьбе за власть. Евразийство рассматривается как идеология восстановления целостности постсоветского пространства на основе новой славяно-тюркской интеграции. Разработанные теоретиками евразийства методологические принципы многомерной рубежности (географической, климатической, этнической) и полицентризма сохраняют актуальность, когда вновь приходится решать проблемы социально-экономического выбора и преодоления массового сознания европоцентризма. Однако идеи «отцов-основателей» евразийства вернулись на родину, когда преимущественно беспочвенная элита оказалась неспособной на созидательную деятельность, предпочитая удовлетворение своих «шкурных интересов» в компрадорской или мафиозной форме. Существует несколько геополитических разновидностей неоевразийства: Россия-Евразия как держатель хартленда, «Евразийский конфедеративный союз», «евразийский остров», «евразийский мир» с осью Германия — Россия — Китай. Великорусско-имперская разновидность евразийства стремиться вернуть утраченный статус мировой державы, выступает против создания правового демократического государства, рассматривая мир как арену борьбы морских «атлантистов» (англосаксов) и континентальных евразийцев, представленных Россией и романо-германцами.
Политический реализм
Наиболее известными представителями политического реализма в международных отношениях являются Ганс Моргентау, Раймон Арон, Джордж Кеннан, Эдуард Карр, Фредерик Шуман, Кеннет Томпсон. Данная парадигма сформировалась в первой половине XX века, хотя её истоки можно проследить ещё в работах Фукидида, Н.Макиавелли, Т.Гоббса. Основной импульс в своём развитии политический реализм получил в результате серьёзной критики различных утопических теорий в политике, которые игнорировали силовой характер международных отношений. Рассматривая человека в качестве эгоистичного существа, представители данной парадигмы обращаются в первую очередь к исследованию вещей, которые уже существуют в международных отношениях, а не тех, которые возможно появятся в будущем[6].
Основные положения политического реализма:
Главными участниками международных отношений являются государства. Государства — рациональные однородные политические организмы. Только государства обладают легитимным правом объявления и ведения войн, заключения международных договоров и т.д. Существо международной политики определяют в первую очередь крупные государства, которые могут поддерживать или нарушать международную стабильность. Они делают то, что могут, в то время как слабые государства — что им позволят. Поэтому великие державы могут жертвовать интересами малых государств.
Международные отношения носят анархический характер. Каждый руководствуется только своими интересами, поэтому основной стимул государств на международной арене — национальные интересы. Так как в международных отношениях отсутствует верховная власть, то в них господствует принцип «помоги себе сам».
В международных отношениях в условиях существования интересов у каждого из государств невозможно избежать конфликтных ситуаций. Поэтому в основе международных процессов лежит межгосударственный конфликт или его крайняя форма — война. Хотя представители политического реализма не исключают существования других видов международных процессов, все они носят, по их мнению, подчинённый характер по отношению к войне, а мир — это идеальная ситуация, имеющая временный характер. Международное же сотрудничество проявляются, прежде всего, в форме военных и военно-политических союзов. Самым эффективным средством обеспечения мира, согласно политическому реализму, является баланс сил, который возникает как из столкновения национальных интересов, так и из уважения прав друг друга, общности культур[7].
Так как в международных отношениях национальные интересы государств постоянно сталкиваются, то основной целью государств является обеспечение собственной безопасности. Главный ресурс её обеспечения — власть в самом широком смысле, главным признаком которой является способность контролировать поведение других участников международных отношений. Другие мотивы поведения государства на международной арене — повышение престижа государства и удовлетворение экономических интересов слоёв, имеющих политический вес в государстве[8].
Главным средством обеспечения безопасности государства является сила или угроза применения силы, которые являются основным материальным фактором, обеспечивающим политическую мощь государства. Анархический характер международных отношений невозможно преодолеть с помощью совершенствования норм международного права, которые наоборот должны поддерживать превосходство силы и иерархии.
Природу международных отношений нельзя изменить, можно лишь изменить конфигурацию политических сил[9].
Билет №7
Американоцентризм -«доктрина Козырева» Создание Российской Федерации сопровождалось эйфорией по поводу международных перспектив нового самостоятельного государства. У большинства российских лидеров и населения существовала уверенность в том, что по мере демократизации страна успешно интегрируется в сообщество цивилизованных государств, объединяемых понятиями «Запад» или «общеевропейский дом». Ожидалась и массированная экономическая помощь в рамках нового «плана Маршалла». Запад, в свою очередь, рассчитывал на быструю трансформацию России в развитую демократию с процветающей рыночной экономикой, занимающую солидарную с ним позицию по основным вопросам международной политики. Министр иностранных дел РФ Андрей Козырев, которому Борис Ельцин предоставил большую свободу действий, так определял свою первоначальную доктрину: «Ориентация на высокоразвитые демократические страны и вхождение в их клуб - именно и только в этот клуб - на равных, достойно, со своим собственным лицом. В этом вся концепция». Госсекретарь США Джеймс Бейкер вспоминал, как в 1991 г. российский президент с воодушевлением обсуждал с ним возможность слияния в будущем военных структур СНГ и НАТО. Ельцин доказывал также, что России надо интегрироваться в европейские институты: Совет Европы, ЕС. Российскую политику начала 1990-х годов отличал очевидный американоцентризм. Даже мысль о существовании «единственной сверхдержавы» отвергалась. .Гегемония Соединенных Штатов, которой нас пугают, и разговоры о единственной сверхдержаве - все это стереотипы и зашо-ренность. Никакой единственной сверхдержавы нет», -подчеркивал Козырев, выдвигая план стратегического союза с США, позднее трансформированный в идею стратегического партнерства. В системе внешнеполитических приоритетов России до конца 1993 г. на первом месте неизбежно оказывался «выход на зрелые партнерские, а в перспективе и на союзнические отношения со странами, которые мы условно называем Западом». Именно с ними связывалась возможность мобилизации международной поддержки российских экономических реформ. На втором месте фигурировала задача «создания пояса добрососедства по периметру российских границ». В этом контексте рассматривался СНГ, где Козырев не исключал «взвешенного применения экономической и военной силы». В отношении бывших союзников ставилась задача «предотвратить превращение Восточной Европы в своего рода буферный пояс, изолирующий нас от Запада». Наконец, важными объявлялись также отношения со странами «третьего мира», развиваемые на основе взаимной выгоды и без идеологических догм. Эти приоритеты были закреплены в принятых 28 апреля 1993 г. «Основах концепции внешней политики России» - весьма многословном (в длинном списке приоритетов значилась даже Океания) и неконкретном документе, о котором позднее даже МИД почти не упоминал. Поначалу внешнеполитический курс Ельцина-Козырева пользовался заметной общественной поддержкой. Имидж Запада в России был привлекательным, да и первые последствия реализации российской политики были во многом позитивными. У страны впервые в истории не оказалось непосредственных врагов. С заключением масштабных соглашений о контроле над вооружениями - от сокращения обычных вооружений по договору ОВСЕ до уничтожения ракет средней дальности и уменьшения сил сдерживания в соответствии с договором СНВ-2 - были заложены основы стратегической стабильности. Российско-американское сотрудничество помогло превратить Украину, Беларусь и Казахстан в страны, свободные от ядерного оружия. Но вскоре появилось и разочарование от «доктрины Козырева», которая могла быть реализована лишь при наличии у Запада желания действительно оказать экономическую помощь и интегрировать Россию в западные структуры. Ничего подобного не наблюдалось. В Совет Европы Россию принимали три года, а о членстве в НАТО или ЕС пришлось быстро забы гь. Проамериканские жесты - такие, как поддержка ракетных ударов по Багдаду летом 1993 г. или отказ от выгоднейшего заказа на поставку Индии криогенных двигателей - воспринимались на Западе просто само собой разумеющимся. А любая активность России в СНГ стала рассматриваться как проявление «неоимпериализма». Между западными странами и Россией нарастала асимметрия экономических, политических, военных и иных возможностей. Слабеющая страна в состоянии политического хаоса и свободного падения экономики не могла рассчитывать на то, что ее озабоченности будут приниматься во внимание в первоочередном порядке. Уже в 1993 г. уязвимость политики Козырева стала очевидной. Серьезнейший удар по ней был нанесен открывшейся перспективой расширения НАТО - вопреки многочисленным заверениям, данным западными лидерами еще Михаилу Горбачеву, что этого никогда не произойдет. Аме-риканоцентризм приводил к радикальному улучшению в отношениях с Западом, но закрывал многие другие дипломатические направления - в том числе в Азии и в мусульманском мире. Внутри страны Козырев не стремился к созданию даже видимости консенсуса вокруг внешнеполитического курса, а сознательно заострял идеологическое измерение проводимой им политики, называя своих критиков «красно-коричневыми». Его курс стал ассоциироваться с узким идейным течением, терявшим позиции внутри страны. А коль скоро стержнем политики объявлялось -вхождение в западное сообщество-, то от участившихся атак на Козырева страдала правильная сама по себе идея российско-западного сотрудничества. Неудовлетворенность развитием отношений с Западом и желание оседлать поднимавшуюся патриотическую и националистическую волну, наглядно воплотившуюся в 24% голосов, поданных на выборах в Государственную думу в декабре 1993 г. за Владимира Жириновского, заставили Ельцина сменить тональность российской дипломатии. В первом после выборов послании Федеральному собранию президент заявил: «В 1994 г. нам надо положить конец порочной практике односторонних уступок». Осенью на сессии Генассамблеи ООН Ельцин позволил себе, пожалуй впервые, критические ремарки в адрес Запада: «До сих пор равноправие, партнерство, взаимная выгода, сотрудничество в значительной степени остаются словами, которыми по-прежнему прикрываются государственные эгоизмы». В этих условиях система внешнеполитических приоритетов претерпела изменения: в 1994 г. о вступлении в «западный клуб» речи уже не шло. На первый план выдвинулись проблемы глобальной безопасности, контроля над вооружениями и диалог с США по этим проблемам; большое значение придавалось и вопросам развития экономических связей, проведения миротворческих операций, защиты прав человека. В числе двух-трех приоритетных внешнеполитических проблем все чаще называлось укрепление СНГ. При этом Козырев усиленно искал альтернативу расширению НАТО, предлагая инициативы формирования новой Европы, предоставления странам Центральной Европы перекрестных гарантий безопасности со стороны России и ряда наших западноевропейских партнеров. Однако всякий раз слова, усилия, демарши Козырева опровергались реальностью, одна «принципиальная позиция» сдавалась за другой. Результатом этого явился укоренившийся стереотип восприятия России как страны, которая постоянно недовольна и обижена решениями Запада, но при этом готова разменять свои вчерашние «твердые позиции» по стратегическим вопросам при появлении каких-то новых, внешне выгодных перспектив (например кредитов МВФ). Разочарование в результатах партнерства с Западом нашло косвенное отражение в принятии в сентябре 1995 г Указом президента Стратегического курса России с государствами - участниками Содружества Независимых Государств, где утверждался приоритетный характер именно этого направления внешней политики. Главными целями становились создание жесткого интеграционного объединения, превращающегося во влиятельного субъекта мировой политики и экономики, сохранение пространства бывшего СССР в качестве зоны особых интересов России. Весь 1995 год Козырев продержался только на поддержке Ельцина, которая явно слабела. Особенно болезненно президент отреагировал на начатые министром по собственной инициативе консультации с администрацией США об условиях расширения НАТО, которые Ельцин воспринял как завуалированное согласие своего министра на такое расширение. Последний раз глава государства публично выразил недовольство Козыревым в сентябре 1995 г. после натовских бомбежек в Боснии.
Билет №8
Многополярная альтернативность -«доктрина Примакова» На выборах в Государственную думу в декабре 1995 г. большинство завоевали коммунисты и их союзники, сделавшие тему «отступления России» (наряду с провалами в экономике) одной из центральных в своей кампании. В преддверии президентских выборов 1996 г. Ельцин передал МИД в руки многоопытного ученого и политика, до этого возглавлявшего Службу внешней разведки, Евгения Примакова, что позволило надежно прикрыть предвыборный внешнеполитический фронт. Примаков, имевший сложившуюся систему взглядов на мир, весьма критически отзывался о политике своего предшественника: «После распада СССР на этапе утверждения Российской Федерации в качестве самостоятельного государства какое-то время имела место модель «ведомой страны» - такой курс в то время проповедовался руководителем МИДа, который заявлял, что мир делится на цивилизованную часть и «шпану», а России после проигрыша в «холодной войне» следует войти в «клуб цивилизованных государств» и подчиниться правилам этого клуба, которым верховодят Соединенные Штаты... Модель «ведомой страны» неприемлема для России». В противовес Примаков фактически провозгласил собственную доктрину, хотя и не оформленную в виде отдельного документа. Она основывалась на четырех основных постулатах. Первый - приоритет российских интересов и отказ от роли «младшего партнера» в отношениях с США и Западом в целом, не допуская при этом обострения отношений. Выступая против появления новых разделительных линий в Европе, Примаков попытался занять жестко «негативную позицию в отношении расширения НАТО на пространство бывшего и уже распавшегося Варшавского Договора и попыток превратить Североатлантический альянс - далеко не универсальный по своему составу - в ось новой мировой системы». Второй постулат - установление многополярного мира, многовекторность внешней политики и проведение по ряду острых международных вопросов линии, альтернативной позиции США. «Сегодня действительно можно считать, что в мире есть одна супердержава, но мы не должны закрывать глаза на процессы, идущие в других частях мира» - отсюда перенос акцентов на развитие отношений со странами Западной Европы, стремившимися к собственной внешнеполитической идентичности, попытки создания «оси Москва-Пекин-Дели», независимая линия в отношении Ирана, Ирака, Югославии. Третий постулат - продолжение интеграции России в глобализирующийся мир: «Мы не предпринимали и не собираемся предпринимать никаких шагов, которые экономически изолируют Россию в международном плане». Наконец, весьма революционными были перемены, которые Примаков привнес в политику на постсоветском пространстве. Отказавшись от попыток превратить СНГ в полноценное интеграционное объединение, Москва начала реализацию идеи развития стран Содружества «на разных скоростях» и формирования «интеграционного ядра» в лице государств, готовых выйти на более высокий уровень сотрудничества. «Доктрина Примакова» лежала в основе внешней политики на протяжении практически всего второго срока президентства Ельцина - и когда Примаков был министром иностранных дел, и после того, как он в сентябре 1998 г. возглавил правительство и его сменил в МИДе Игорь Иванов. Главным препятствием в реализации «доктрины Примакова» оставалась общая для российской внешней политики после «холодной войны» дилемма - несоответствие заявленных целей имеющимся ресурсам. Наибольших, хотя и ограниченных результатов удалось достичь на интеграционистском направлении. Именно в годы Примакова Россия получила членский билет в Парижский и Лондонский клубы, вступила в АТЭС, был ратифицирован Договор о партнерстве и сотрудничестве между Россией и Европейским Союзом, подписан Основополагающий акт Россия-НАТО. В 1996 г. было создано Сообщество Белоруссии и России (позднее трансформировавшееся в Союз), заключено Соглашение об углублении интеграции в экономической и гуманитарной областях между странами «ядра СНГ». Следует, правда, заметить, что не вошедшие в него члены Содружества не без под держки Запада создали альтернативную организацию -ГУУАМ - как средство дистанцирования от России. На других направлениях успехи были менее очевидными «Доктрина Примакова» прошла испытание на прочносп трижды во время борьбы по поводу расширения НАТО 1996-1997 гг., иракского кризиса конца 1997 - начал 1998 г. и в период войны против Югославии весной 1999 И практически в каждом случае России пришлось отступить, удовлетворившись символическими компенсациями У России не оказалось сколько-нибудь разумной возможности бросить вызов объединенному Западу. Прекращение контактов с ним привело бы к растущей изоляции России что было крайне нежелательно, особенно учитывая постоянно росшую зависимость экономической политики Ельцина (вплоть до финансового краха в августе 1998 г.) от кредитов западных финансовых структур. К концу 90-х годов стало очевидно, что и на глобальном уровне Россия не в состоянии противопоставить что-либо существенное расширению НАТО. Идея треугольника Москва-Пекин-Дели не материализовалась. Ельцин по состоянию здоровья так и не сумел осуществить многократно откладывавшийся визит в Индию, а стратегическое партнерство с Китаем, хоть и заметно продвинулось вперед, по-прежнему ограничивалось узким кругом вопросов, который не угрожал особым отношениям Пекина с Вашингтоном. Расчеты же на движение Евросоюза к собственной внешнеполитической идентичности оказались явно преувеличенными или преждевременными. Закат политики, основанной на «доктрине Примакова», был связан с войной в Югославии. Примаков, тогда премьер-министр, изначально, как и Ельцин, занял крайне жесткую позицию, которая отражала настроения политического класса и всего общества в России. Но когда страны НАТО попали в сложное положение, не представляя, как закончить войну, Ельцин вопреки своей изначальной позиции направил бывшего премьера Виктора Черномырдина выручать Запад. Тем самым президент отказался от примаковской альтернативности, обеспечив себе благоприятные условия для участия в кёльнском саммите «восьмерки» в июне 1999 г. К этому времени Примаков был отправлен в отставку. Что, впрочем, было связано не столько с внешней политикой, сколько с недовольством.которое вызвал у окружения президента рост популярности Примакова. С лета 1999 г. и до марта 2000 г. в стране шли предвыборные баталии, принесшие успех и на парламентских, и на президентских выборах коалиции политических сил во главе с Владимиром Путиным. А на Западе между тем резко усилились антироссийские настроения, подстегиваемые скандалами, связанными с коррупцией в окружении Ельцина, влиянием «семьи», министерской чехардой, новой войной в Чечне и выяснением вопроса «Кто потерял Россию?» Отношения Запада и Москвы ухудшились и дошли почти до точки замерзания.
Билет № 9
Интеграционизм - «доктрина Путина» Внешнеполитический курс президента Путина, сочетая в себе элементы преемственности и новизны, строился и развивался на адекватном понимании ресурсной базы внешней политики России и места, которое наша страна занимает в мире. В программной статье «Россия на рубеже тысячелетий», вышедшей 30 декабря 1999 г. - за день до отстав ки Ельцина, - Путин отмечал: «Россия переживает один и самых трудных периодов в своей многовековой истории. Пожалуй, впервые за последние 200-300 лет она стоит перед лицом реальной опасности оказаться во втором, а то в третьем эшелоне государств мира». Отдавая себе отчет относительном ослаблении потенциала страны, он в то же время полагал, что Россию преждевременно отпевать в качестве великой державы: «Россия уже давно не урезанна! карта Советского Союза, а самостоятельное государство вполне самодостаточное, приобретает все большую и большую уверенность в себе». Путин критически высказывался в отношении либеральной козыревской школы. Явным камнем в их огород выглядело заявление о том, что «Россия не скоро станет, если вообще станет, вторым изданием, скажем, США или Англии, где либеральные ценности имеют глубокие исторические традиции». Продолжая линию Примакова, он разделял концепцию многополярного мира и выступал «против попыток искусственного возврата к одностороннему решению ключевых проблем мировой политики и экономики, против разделения мира на ведущих и ведомых». При этом, отвечая на вопрос о путях преодоления отставания России, Путин заметно усиливал акцент на необходимости более тесного сотрудничества с Западом, отверг; идею опоры на собственные ограниченные ресурсы и объявлял стратегическим курс на экономическую открытость интеграцию в мировую экономическую систему. Это сочеталось с повышенной дипломатической активностью, основанной на принципах независимости и прагматизма: «О самостоятельности нашей внешней политики не вызывает ее мнений. Основу этой политики составляют прагматизм, экономическая эффективность, приоритет национальных задач». Логика Путина легла в основу Концепции внешней политики Российской Федерации, утвержденной президентом в июле 2000 г.. где содержалась развернутая и структурированная система приоритетов. Первым, высшим приоритетом внешнеполитического курса называлась защита интересов личности, общества и государства. В рамках этого процесса главные усилия предлагалось направить на обеспечение надежной безопасности страны, сохранение и укрепление ее суверенитета и территориальной целостности, прочных и авторитетных позиций в мировом сообществе, которые в наибольшей мере отвечают интересам России как великой державы: воздействие на общемировые процессы в целях формирования стабильного, справедливого и демократического миропорядка, строящегося на общепризнанных нормах международного права; создание благоприятных внешних условий для поступательного развития России: формирование пояса добрососедства по периметру российских границ. Среди новых вызовов и угроз национальным интересам России называлась тенденция к созданию однополярной структуры мира при экономическом и силовом доминировании США. Для противодействия этому предлагалось добиваться формирования многополярной системы международных отношений. «Борьба за многополярное мироустройство представляет собой не противостояние кому бы то ни было, а стратегию последовательных шагов по формированию новой архитектуры международных отношений.. - пояснял Игорь Иванов. Вторую группу приоритетов в Концепции внешней политики составили основные задачи страны в решении глобальных проблем. В их числе были названы: формирование нового мироустройства, стабильной системы международных отношений, в центре которых останется Организация Объединенных Наций и ее Совет Безопасности; укрепление международной безопасности, снижение роли фактора силы, укрепление режима контроля над вооружениями; развитие международных экономических отношений как средства укрепления национальной экономики; усилия по защите прав и свобод человека во всем мире. Наконец, в третьей группе оказались региональные приоритеты. Важнейшим среди них было названо обеспечение соответствия многостороннего и двустороннего сотрудничества с государствами - участниками СНГ задачам национальной безопасности страны - исходя из концепции «разноскоростной интеграции». Разъясняя суть нового подхода Игорь Иванов подчеркивал: «Отношения с каждым из этих государств отныне строятся с учетом ответной заинтересованности в сотрудничестве, готовности должным образом учитывать интересы России, в том числе в области безопасности и в обеспечении прав наших соотечественников». Как традиционно приоритетное направление были отмечены отношения с европейскими государствами - в контексте создания стабильной системы общеевропейской безопасности, развития сотрудничества с ЕС. О взаимодействии с Соединенными Штатами говорилось прежде всего в связи с проблемами обеспечения глобальной стратегической стабильности. Важным и все увеличивающим свое значение было названо азиатское направление внешней политики, где особое место отводилось развитию дружеских отношений с Китаем и Индией, устойчивому развитию отношений с Японией, равноправному участию России в решении корейской проблемы и в ближневосточном урегулировании. Новый набор принципов и приоритетов внешней политики, усилия по консолидации государственной власти, динамичное лидерство позволили российской дипломатии достичь очевидных результатов. Установив взаимопонимание с Думой и Советом Федерации, президент добился ратификации важнейших соглашений - СНВ-2, Договора о запрещении ядерных испытаний, которые без движения несколь ко лет пролежали в парламенте. Улучшившаяся внешнепо литическая координация создала у наших партнеров восприятие России как предсказуемой и последовательной страны. Началось быстрое размораживание отношений с западными странами, подчеркнутое серией встреч на высшем уровне. Была поставлена цель добиться для России впер- вые права голоса по всем вопросам повестки дня в «восьмерке». Был придан импульс сотрудничеству с Европейским Союзом, что проявилось и в ходе состоявшихся саммитов Россия-ЕС. Более сложным было взаимодействие с Североатлантическим альянсом. Путин пошел, несмотря на возражения многих военных, на размораживание отношений с блоком, прерванных после начала бомбардировок Югославии. Однако в качестве условия полноценного партнерства президент ждал признаков превращения НАТО из военно-политической в чисто политическую организацию, отказа от планов дальнейшего расширения и от новой доктрины, предусматривавшей возможность осуществления «гуманитарных интервенций», которую он расценивал как ошибочную и нарушающую нормы международного права. На начальном отрезке президентства Путин сравнительно мало внимания уделял вопросам российско-американских отношений. С одной стороны, он утверждал, что Россия «никогда не сделает выбор в отношениях с Соединенными Штатами в сторону возобновления каких бы то ни было конфронтационных элементов». С другой стороны, повестка дня двусторонних отношений не выглядела для него многообещающей. Камнем преткновения стало намерение американской администрации начать развертывание НПРО, сталкивавшееся с жесткими возражениями Москвы: если США выходят из Договора по ПРО. Россия, в свою очередь, выйдет из системы договорных отношений по ограничению и контролю над вооружениями и приступит к проведению самостоятельной политики в области ядерного сдерживания. В качестве альтернативного пути обеспечения безопасности, в том числе и от ракетной угрозы со стороны «стран-изгоев», Путин предлагал дальнейшие глубокие сокращения стратегических вооружений в рамках будущего Договора СНВ-3, создание общей глобальной системы контроля за нераспространением ракет и ракетных технологий, разработку совместной с Западом системы ПРО. Одновременно резко активизировались контакты с Китаем как на двусторонней, так и на многосторонней основе -в рамках Шанхайской организации сотрудничества. Возобновился российско-индийский диалог на высшем уровне. Возражения Соединенных Штатов против сотрудничества России с Ираном в строительстве ядерных реакторов не возымели особого действия. Напротив, соглашение о таком сотрудничестве было продлено, а сам Путин заявил о недопустимости чьих-либо попыток вытолкнуть нас с иранского рынка. При этом президент ужесточил контроль за возможной утечкой чувствительных технологий военного назначения и предупредил оборонщиков, что «спрос за утечку технологий будет строгий». После длительного перерыва российская дипломатия возобновила прямые контакты с северокорейским руководством, что дало России шанс стать игроком в процессе межкорейского урегулирования, от которого она была отстранена (впрочем, почти добровольно) на протяжении 1990-х годов. Существенным водоразделом в мировой политике стала атака террористов на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке и Пентагон 11 сентября 2001 г., открывшая новый, качественно более высокий этап в отношениях России с США и Западом в целом. Владимир Путин был первым, кто принес соболезнования и оказал всю возможную поддержку американскому президенту в антитеррористической кампании. На саммите в Вашингтоне и в Кроуфорде в ноябре 2001 г. было заявлено о долговременном партнерстве двух стран. Уместно ли говорить в связи с этим об очередном изменении системы внешнеполитических приоритетов России? Коренной смены курса не произошло. Выступая с посланием Федеральному собранию в 2002 г., Путин подтвердил в качестве главных направлений своей внешней политики прагматизм, обусловленный имеющимися возможностями1 и национальными интересами, и намерение строить со все-; ми государствами мира конструктивные, нормальные отношения. Остались прежними и три основных географических, приоритета: страны СНГ, Европейского Союза - в контексте экономического сотрудничества и Соединенные Штаты - в контексте стратегической стабильности и участия России в антитеррористической коалиции. Для улучшения двусторонних отношений большее значение имели сдвиги в самом Вашингтоне, где осознали, что в реализации новых стратегических приоритетов Америки -борьба с международным терроризмом и распространением оружия массового поражения, обеспечение энергетической безопасности, интеграция Китая в мировую систему -от России зависит не меньше, а может, и больше, чем от прямых союзников США. Отсюда заинтересованность администрации Джорджа Буша-мл. в укреплении партнерства с Россией. Таким образом, события 11 сентября изменили не столько политику Москвы, сколько контекст и повестку дня международных отношений. У России и западных стран впервые появился общий враг - международный терроризм. Однако было бы неправильно не замечать и весьма существенные элементы концептуальной новизны в российских подходах. Прежде всего следует отметить прозападный крен, особенно ощутимый в российско-американских отношениях. Как подчеркивал президент Путин в июле 2002 г., «в основе наших сегодняшних отношений - новое прочтение национальных интересов двух стран, а также - схожее представление о самом характере современных мировых угроз... Доверительное партнерство России и США - не только в интересах наших народов. Оно оказывает позитивное воздействие на всю систему международных отношений и потому остается одним из наших безусловных приоритетов». Произошло заметное смягчение позиции России по проблемам контроля над вооружениями и расширения НАТО. Кремль фактически отказался от некогда священного принципа ядерного паритета. После выхода США из Договора по ПРО Путин выразил сожаление, но не более того. Россия пошла на подписание Договора о сокращении стратегических наступательных потенциалов, несмотря на возражение критиков, недовольных его неконкретностью и возможностью для США не уничтожать, а складировать сокращаемые боеголовки. Решение пражского (2002 г.) саммита НАТО о присоединении к блоку семи стран Центральной и Восточной Европы, включая государства Балтии, было названо «бесполезным», но не вызвало дипломатических осложнений. Де-факто Россия дала согласие на проецирование американской военной силы в постсоветском пространстве (Центральная Азия. Грузия), которое ранее рассматривалось как зона эксклюзивного стратегического влияния РФ, и на применение военной силы в непосредственной близости от этого пространства (Афганистан). Более того. Россия оказала поддержку США организацией и вооружением антиталибского Северного альянса, предоставлением разведывательной информации, воздушных коридоров для военных самолетов, доступа к базам в бывших советских республиках и доставкой гуманитарных грузов. При этом Путин взял на вооружение один из доктринальных элементов американской внешней политики - концепцию превентивных ударов в борьбе с терроризмом. На совещании с членами правительства 28 октября 2002 г. президент заявил, что на угрозы со стороны террористов применить средства, сопоставимые с оружием массового уничтожения. «Россия будет отвечать мерами, адекватными угрозе Российской Федерации. По всем местам, где находятся террористы, организаторы преступлений, их идейные и финансовые вдохновители. Подчеркиваю, где бы они ни находились». После 11 сентября укрепились позиции России в ведущих международных институтах. Россия обрела полноправный статус в рамках «восьмерки», взаимодействие с НАТО стало осуществляться в формате «двадцатки». Президент ускорил реализацию планов вступления России во Всемирную торговую организацию, чтобы добиться повышения роли страны на мировом рынке, участия в определении правил игры. Все это означает усиление интеграции России в глобализирующийся мир, заметное сокращение конфликтной зоны в отношениях с основными внешнеполитическими партнерами. Новый - достаточно сложный - этап во взаимоотношениях России с Западом начался с марта 2003 г.. когда англо-американские войска без санкции СБ ООН вторглись Ирак. Реакция Путина была крайне негативной, что объяснялось не только внутриполитическими соображениями (давление на президента элит, начало избирательной компании. опасение недовольства со стороны мусульманского населения), но и жестким противодействием политике США со стороны Франции и Германии, взявшими на себя роль лидеров антиамериканской коалиции. Отношения нашей страны с Вашингтоном оказались на самой низкой точке с начала президентства Путина. Мог произойти и разрыв, но этого не случилось. Администрация Дж. Буша считала улучшение отношений с Россией крупным достижением, от которого не следовало отказываться. Путин, со своей стороны, призвал на помощь присущий ему прагматизм, тем более что Париж и Берлин после свержения Саддама Хусейна уже сами искали пути примирения с Америкой. Ось России с ведущими странами Евросоюза оказалась временной и нестойкой и не позволила нам получить осязаемых дивидендов в отношениях с ЕС. Более того, отношения с европейскими структурами по ряду серьезных вопросов - вступление России в ВТО. свобода передвижения граждан, ситуация -> Чечне - даже осложнились. На встрече с представителями деловых кругов в Екатеринбурге Путин назвал позицию «евробюрократов- по вопросу нашего членства в ВТО «неоправданной и нечестной-: «Должен сказать, что руки у России становятся все крепче и крепче. Выкрутить их вряд ли представляется возможным даже такому сильному партнеру, как Евросоюз», В то же время стали выравниваться отношения с США. Россия поддержала резолюцию С6 ООН. которая фактически легитимизировала присутствие Соединенных Штатов и Англи1/ в Ираке, выразила готовность сотрудничать с ними в послевоенном восстановлении этой страны. Уверенную черту под разногласиями подвели встречи Путина и Буша в Санкт-Петербурге и Кемп-Дэвиде. Как отметил наш президент «благодаря сближению Соединенных Штатов и России удалось создать обстановку доверия и стратегической стабильности в мире... наше сотрудничество носит не декларативный, а совершенно конкретный и прагматический характер».
Билет №1
Вестфальская модель мира – это совокупность объединенных общими закономерностями функционирования сменявших друг друга исторических систем международных отношений в период с 1648 г. до 1990-х гг. Свое хронологическое начало эта модель берет с Вестфальских мирных договоров, завершивших Тридцатилетнюю войну 1618-1648 гг., которая воспринималась как первая общеевропейская война. Закрепленный в Вестфальском мире принцип религиозного суверенитета, определявшего юридическое равенство католической и протестантской конфессий, позднее начал концептуализироваться как общий принцип незыблемости государственного суверенитета в целом и как примат суверенных государств в международных отношениях.
В рамках Вестфальской модели мира можно выделить пять основных закономерностей:
Вестфальский мир состоит из суверенных государств, в нем нет общемировой высшей власти, и отсутствует принцип универсалистской иерархии в управлении;
Вестфальский мир базируется на принципе суверенного равенства государств и их невмешательстве в дела друг друга;
в Вестфальском мире суверенное государство обладает неограниченной полнотой власти на своей территории над своими гражданами;
Вестфальский мир регулируется международным правом, понимаемым как право договоров суверенных государств между собой;
в Вестфальском мире только суверенные государства выступают субъектами международного права, и потому только они являются признанными акторами в мире[1].
В 1990-е гг. в связи с процессами глобализации, интернет-революции и размывания государственных границ (и «гибкими» трактовками суверенитета), а также под воздействием окончания холодной войны начался процесс эрозии Вестфальской модели мира и формирования единой политической системы мира и целостной глобальной политии, где все возрастающий объем суверенных властных полномочий объективно передается от государств на общеглобальный уровень. В политической практике и в теоретической рефлексии этого периода проявился ряд альтернативных Вестфалю форм нового мирового порядка, таких, например, как глобальный демократический консенсус (у Б.Клинтона) и глобальное доминирование ведущей державы мира (у правых республиканцев в США).
Эрозия Вестфаля оказала существенное влияние на рост популярности мировой политики как новой научной дисциплины, оформление ее предметного поля и закрепление инновационного «поствестфальского» вектора в ее ключевых исследовательских направлениях (главным образом, в концепциях глобального управления и исследовании новых акторов мировой политики).
Ялтинско-потсдамский порядок обладал рядом особенностей. Во- первых, он не имел прочной договорно-правовой базы. Лежавшие в его основе договоренности были либо устными, официально не зафиксированными и долгое время остававшимися секретными, либо закрепленными в декларативной форме. В отличие от Версальской конференции, сформировавшей мощную договорно-правовую систему, ни Ялтинская конференция, ни Потсдамская к подписанию международных договоров не привели. Это делало ялтинско-потсдамские основоположения уязвимыми для критики и ставило их действенность в зависимость от способности заинтересованных сторон обеспечить фактическое исполнение этих договоренностей не правовыми, а политическими методами и средствами экономического и военно-политического давления. Вот почему элемент регулирования международных отношений при помощи угрозы силой или путем ее применения был в послевоенные десятилетия контрастней выражен и имел большее практическое значение, чем то было характерно, скажем, для 1920-х годов. Ялтинско-потсдамский порядок просуществовал (в отличие от версальского и вашингтонского) более полувека и разрушился с распадом СССР. 2. Во-вторых, ялтинско-потсдамский порядок был биполярным. После Второй мировой войны возник резкий отрыв СССР и США от всех остальных государств по совокупности своих военно-силовых, политических и экономических возможностей и потенциалу культурно- идеологического влияния. Если для многополярной структуры международных отношений была типична примерная сопоставимость совокупных потенциалов нескольких главных субъектов международных отношений, то после Второй мировой войны сопоставимыми можно было считать лишь потенциалы Советского Союза и Соединенных Штатов. В-третьих, послевоенный порядок был конфронтаиционным. Теоретически биполярная структура мира могла быть как конфронтационной, так и кооперационной - основанной не на противостоянии, а на сотрудничестве сверхдержав. Но фактически с середины 1940-х до середины 1980-х годов ялтинско-потсдамский порядок был конфронтационным.
Только в 1985-1991 гг., в годы «нового политического мышления» М. С. Горбачева, он стал трансформироваться в кооперационную биполярность, который не было суждено стать устойчивой в силу быстрого саморазрушения одной из ее опор - СССР. В условиях конфронтации международные отношения приобрели характер временами остро конфликтного взаимодействия, пронизанного подготовкой главных мировых соперников - Советского Союза и США - к отражению гипотетического взаимного нападения и обеспечению своей выживаемости в ожидаемом ядерном конфликте. Это породило во второй половине XX в. гонку вооружений невиданных масштабов. Ключевое слово Конфронтация —тип отношений между странами, при котором действия одной стороны систематически противопоставляются действиям другой. Не исключает периодического сотрудничества между противостоящими субъектами по отдельным направлениям отношений. В-четвертых, послевоенная биполярность приобрела форму политико-идеологического противостояния между «свободным миром» во главе с США и «социалистическим лагерем», руководимым Советским Союзом. Хотя в основе международных противоречий чаще всего лежали геополитические устремления, внешне советско-американское соперничество выглядело как противостояние идеалов и моральных ценностей. Идеалов равенства и уравнительной справедливости - в «мире социализма» и идеалов свободы, конкурентности и демократии - в «свободном мире». Острая идеологическая полемика привносила в международные отношения дополнительную непримиримость. Она вела к взаимной демонизации образов соперников - советская пропаганда приписывала Соединенным Штатам замыслы по части уничтожения СССР точно так же, как американская - убеждала западную общественность в намерении Москвы распространить коммунизм на весь мир. Наиболее сильно идеологизация сказывалась в международных отношениях в 1940-1950-х годах. Позднее идеология и политическая практика сверхдержав стали расходиться таким образом, что на уровне официальных установок глобальные цели соперников по-прежнему интерпретировались как непримиримые, а на уровне дипломатического диалога стороны научились вести переговоры, пользуясь не идеологическими понятиями, а геополитическими аргументами. В-пятых, ялтинско-потсдамский порядок складывался в эпоху ядерного оружия, которое, внося дополнительную конфликтность в мировые процессы, одновременно способствовало появлению во второй половине 1960-х годов механизма предупреждения мировой ядерной войны - модели «конфронтационной стабильности». Ее негласные правила, сложившиеся между 1962 и 1991 гг., оказывали сдерживающее влияние на международную конфликтность глобального уровня. СССР и США стали избегать ситуаций, способных спровоцировать вооруженный конфликт между ними. В эти годы сложились концепция взаимного ядерно-силового сдерживания и основанные на ней доктрины стратегической стабильности на базе «равновесия страха». Ядерная война стала рассматриваться лишь как самое крайнее средство решения международных споров. В-шестых, ялтинско-потсдамский порядок отличался высокой степенью управляемости международных процессов. Как порядок биполярный он строился на согласовании мнений всего двух держав, что упрощало переговоры. США и СССР действовали не только в качестве отдельных государств, но и в роли групповых лидеров - НАТО и Варшавского договора. Блоковая дисциплина позволяла Советскому Союзу и Соединенным Штатам гарантировать исполнение «своей» части принимаемых обязательств государствами соответствующего блока.
Международный порядок - комплекс взаимоотношений между членами международного сообщества, на основе взаимодействия разнородных факторов, наиболее важную роль среди которых играет соотношение совокупных потенциалов отдельных участников и построенная на нем иерархия (взаимное положение стран), а также принципы и правила этих взаимоотношений.
Билет № 2 Россия и современный мировой порядок Лекция первая Окончание «холодной войны» и ее итоги
Двадцатилетие 1965 – 1985 гг. внешне было переходным периодом от взаимной ненависти России и Запада к почти союзническому сближению. Последовала материализация климата разрядки: десятки соглашений по вопросам торговли, судоходства, сельского хозяйства, транспорта, мирного использования атомной энергии и т.п.
Однако для Запада период с 1949 по 1991 год ни на миг не был ничем иным как войной, ставкой в которой было мировое господство. Вот что пишет по этому поводу известный американский геостратег З. Бжезинский: «Последовавшие (за окончанием Второй мировой войны) 50 лет ознаменовались преобладанием двухполюсной американо-советской борьбы за мировое господство… Геополитический расклад не мог быть яснее: Северная Америка против Евразии в споре за весь мир. Победитель добивался бы подлинного господства на земном шаре. Как только победа была бы окончательно достигнута, никто не смог бы помешать этому».
После поражения СССР и мирового социалистического лагеря в этой гонке сложилась новая геополитическая реальность. Мир снова, как и 40 лет назад, стал видеться универсальным в виде огромной пирамиды с Западом на вершине. Ф. Фукуяма объявил о конце истории, так как даже Россия отказалась видеть альтернативу либеральному капитализму. Единый мир, универсальные ценности, идейная и материальная взаимозависимость снова стали рассматриваться главными характеристиками мира, где Запад выиграл крупнейшее в XX веке состязание, вошедшее в историю под названием «холодной войны».
В чем причины победы Запада? Дело не только в крахе Организации Варшавского договора и СССР. Задолго до этого, в 80-е гг. ХХ века Запад как бы ощутил новый подъем – экономический, идейный, моральный. СССР – и то, на что он распался, начал явно отставать, привлекательность его общественной модели ослабела.
Обратимся вновь к Бжезинскому. Он выделяет четыре фактора силы, превосходство в которых обеспечило победу США и ее союзников в «холодной войне» и нынешнее ее доминирование в мире. Это:
военная мощь,
экономическое могущество,
научно-технологическое лидерство
и привлекательность массовой культуры Запада (особенно среди молодежи).
По некоторым критериям СССР удавалось догнать, а кое-где и перегнать Запад (например, в отдельных параметрах военной мощи и областях научно-технического прогресса), но советская экономическая модель и коммунистическая идеология на каком-то этапе утратили динамизм и конкурентоспособность, что в конечном итоге и создало предпосылки для краха СССР и мировой социалистической системы.
Была ли гибель СССР неизбежной? Многие аналитики, в том числе западные, не склонны считать так, подчеркивая роль двух субъективных факторов. Один из них – неспособность позднесоветской элиты и политических лидеров СССР 1970-х – 1980-х годов адекватно реагировать на угрозы и вызовы, вовремя осуществлять модернизационные усилия. Другой – позиция Запада, который, никогда не забывал о том, что СССР – враг. В ситуации, когда советская элита поверила в возможность прекращения «холодной войны» и проявила готовность идти на самые широкие уступки, Запад увидел свой шанс уничтожить своего исторического противника – русский коммунизм [1].
«Советский союз, – пишет М. Раш, – хотя и встретил трудности, вовсе не был обречен на коллапс и, более того, не был даже в стадии кризиса. Советский Союз был жизнеспособным и наверное существовал бы еще десятилетия – может быть очень долго – но он оказался восприимчивым к негативным событиям вокруг… То, что ослабленный организм пошел не по дороге жизни, а умер на руках у неуверенного доктора, использующего неиспытанные доселе лекарства, является, прежде всего, особым стечением обстоятельств».
А вот мнение советника президента Клинтона С. Зестановича: «Трудное международное окружение ранних 1980-х годов обязало советское руководство прибегнуть к переменам, но жесткая западная политика не позволила этому руководству завершить свою работу. Рейган, Тэтчер, Буш и другие западные лидеры, имевшие дело с Горбачевым... по существу дали ему орудие самоубийства».
Стратегия Запада была основана на нескольких ключевых элементах:
Использование внутренних слабостей страны для усиления экономического, военного и идеологического давления в сочетании с обещаниями ускоренной интеграции в западное сообщество;
Использование большей идеологической открытости и свободы слова внутри страны для дискредитации существующего политического и экономического строя, пропаганды западных ценностей, формирования демократического мифа, манипулирования общественным мнением;
Поддержка лидеров и элит, которые либо в силу некомпетентности, либо в силу продажности способствовали своей деятельностью ослаблению страны и еще большему недовольству массовых социальных групп ее политическим руководством;
Нарушение принятых на себя обязательств, в ситуации, когда Россия уже пошла на необратимые уступки.
Такую стратегию можно назвать циничной и вероломной, но нельзя при этом назвать неэффективной. Однако, для ее успеха, недостаточно было только экономических, социальных или внешнеполитических трудностей СССР. Важным необходимым условием была утрата руководством страны воли к сопротивлению, его неумение и нежелание последовательно отстаивать национальные интересы страны.
Русский коммунизм погубили специфические качества позднесоветской элиты: ее идеологическое разложение, комплекс неполноценности по отношению к Западу, утрата веры в собственные силы, некомпетентность, ставшая результатом разрушения системы подбора и продвижения талантливых кадров к высшим управленческим должностям. Все большее число интерпретаторов акта распада Востока приходят к выводу о ключевом значении восприятия окружающего мира советскими лидерами, Горбачевым в первую очередь. Иначе не объяснишь крах государства, в котором рабочие не бастовали, армия демонстрировала предельную покорность, союзные республики (до поры) думали максимум о «региональном хозрасчете», село трудилось, интеллигенция писала и учила.
В свою очередь Запад продемонстрировал весьма важное умение: сначала он навязывал правила внешнеполитической игры (например, игра должна вестись в интересах прав человека, демократии, экономического процветания, гражданского общества), затем объявлял себя арбитром в соблюдении этих правил и, наконец, после этого, играя по своим правилам и со своим судейством, неизбежно выигрывал партию. Таким образом, распространяя свои ценности как общечеловеческие, Запад использовал их принятие другими народами в своих корыстных интересах.
Подведем некоторые итоги «холодной войны».
для России:
во внешнеполитическом плане – утрата основополагающего союза – Организации Варшавского договора, позволявшего СССР занимать твердые позиции в Восточной и Центральной Европе, потеря военных баз на ключевых направлениях оборонительной системы России; утрата союзников и вассалов, так или иначе зависевших от Москвы, во всех частях Земли.
в экономическом отношении – утрату огромного рынка Совета экономической взаимопомощи, кооперации с государствами социалистического лагеря, утрату источников полезных ископаемых; развал уникального экономического организма советской экономики, созданной невиданными усилиями в предвоенное десятилетие и восстановленной в жестокие по накалу послевоенные годы.
во внутриполитическом отношении рухнула величайшая сила – советская общность народов, пережившая даже такие испытания как Великая Отечественная война.
в социальном отношении была утеряна общность трехсотмиллионного народа, сумевшего осуществить собственную индустриализацию только за счет чувства социального и исторического единства, классового сотрудничества, рухнул примерно равный уровень жизни, возникло социальное неравенство, потенциальный источник неисчислимых бед и исторического раскола.