76. Россия и мир на пороге третьего тысячелетия. Место россии в мировом сообществе

На рубеже XX–XXI вв. Россия оказалась в тяжелом социально-экономическом положении. В результате военных действий, политических репрессий и голода страна потеряла около третьей части населения, а если учесть неродившихся, то около половины. Это значительно больше, чем всякое другое крупное государство. И до настоящего времени положение остается ненамного лучшим. Смертность в стране в 1,6 раза превышает рождаемость, а продолжительность жизни практически на 20 % уступает среднеевропейской. Крайне болезненно происходит формирование в России рыночной экономики. И до настоящего кризиса уровень жизни в России был значительно ниже, чем в других развитых и даже во многих развивающихся странах.Первый период президентства В.В. Путина (2000–2001 гг.) прошел при охлаждении отношений с США и более тесном сближении с Германией и Францией, не входящей в НАТО. В сентябре 2001 г., после трагедии в Нью-Йорке – теракта со взрывом небоскребов Всемирного торгового центра, отношения между двумя странами изменились. Две мировые державы – рФ и США – объединили свои усилия на почве борьбы с международным терроризмом. Но и в наши дни более прочному налаживанию отношений с европейским сообществом и США мешают разные подходы к чеченскому вопросу.

Таким образом, уходящий XX в. оставил России очень тяжелое наследство:

1) бедность большой части граждан России при значительной дифференциации доходов;

2) высокую смертность и сокращение численности населения;

3) экологические проблемы на большей части пригодной для жизни людей территории;

4) иррациональную территориальную отраслевую структуру производства и расселения;

5) хронический дефицит бюджета;

6) непомерную внешнюю и внутреннюю задолженность;

7) криминализацию общества и экономики;

8) общую нестабильность и социальную напряженность.

Существуют позитивные условия для дальнейшего развития страны, а именно: 1) богатые и разнообразные природные ресурсы; 2) высокий образовательный уровень населения России; 3) значительный научный потенциал; 4) интеграция в мировое сообщество; 5) сравнительно благоприятные сложившиеся в стране геополитические условия; 6) в значительной мере реализованная, хотя и до конца не завершенная модификация командно-административной экономики в рыночную; 7) насыщенный рынок потребительских товаров и услуг; 8) конвертируемая, обеспеченная золотовалютными резервами национальная валюта;9) активный внешнеторговый баланс; 10) демократизация общественно-политической жизни.Будущее России, позитивный вариант развития видится политологам и экономистам в создании рыночной – регулируемой политике страны («социальный» вариант). Данный путь дальнейшего развития должен проходить с учетом:

1) дальнейшего усиления государственного регулирования экономики;

2) ускорения структурных преобразований;

3) возрождения управляемости госсектором;

4) применения индикативного планирования;

5) развития адресной социальной защиты нуждающегося населения;

6) активизации инвестиционной деятельности;

7) формирования государственной стратегии развития общества и экономики.

77. Россия в начале XXI века: тенденции социально-экономического и политического развития.К началу XXI века в России отчетливо обозначилось завершение революционного процесса. В пользу этого вывода свидетельствовал ряд новых элементов в политической и экономической жизни страны, включая укрепление государственной власти, макроэкономическую стабилизацию и консолидацию политической элиты.Как было оказано выше, бюджетный кризис является важнейшим фактором (и атрибутом) революционной эпохи и, соответственно, революционного экономического кризиса. Начиная с 1999 года федеральный бюджет России был сбалансирован, что стало важнейшим индикатором не только финансовой, но прежде всего политической консолидации. Бюджетная сбалансированность свидетельствовала о постепенном сближении позиций ветвей власти и различных политических групп, которые смогли, наконец, договариваться по важнейшим вопросам жизни страны. В результате с 2000 года в стране начался экономический рост.Общая стабилизация экономической и политической жизни находит отражение и в том, что правительство все активнее прибегает к инструментам долгосрочного ориентировочного планирования социально-экономического развития. Уже с 2000 года регулярно разрабатываются и уточняются программные документы социально-экономической политики на один и на три года. А в 2002 г. было положено начало процессу среднесрочного бюджетного планирования: дважды – весной и в декабре – Правительство обсуждало трехлетние ориентиры бюджета. Последнее также стало результатом выходом страны из полосы затяжного финансового кризиса и превращением долговой проблемы из политической в преимущественно техническую.Впервые процесс сближения элит обозначился на рубеже 1998-1999 годов, когда левое правительство Е.Примакова пошло на осуществление беспрецедентных по социальной жесткости бюджетных мер по рецептам правых. Одновременно им были фактически подтверждены результаты основных институциональных реформ 1990-х годов (прежде всего приватизации). Тогда же выяснилось, что возможные варианты колебания экономической политики не так уж и велики.В пользу вывода о сближении политических позиций различных сил свидетельствует и анализ экономических программ политических партий (ИЭПП 1999, с. 313-318: Дмитриев 2000). Возникает система новых базовых ценностей и ориентиров, которые перестают быть предметом политической борьбы. Разногласия между основными политическими силами (партиями, представленными в парламенте) остаются весьма существенными, но их идеологические ориентиры находятся уже в рыночной парадигме. Иными словами, дискуссии между ними перестают напоминать разговор слепого с глухим (или, если угодно, разговор здорового человека со слепоглухонемым), но становятся все более похожими на дискуссии между британскими консерваторами и лейбористами примерно 1950-х годов, когда при всем желании левых национализировать отдельные отрасли промышленности и усилить государственное вмешательство в экономику они ни в коей мере не предлагали заменить существующую систему на коммунизм сталинского типа.При всей остроте политических дискуссий в современной России никто из серьезных политических сил открыто не ставит под сомнение базовые результаты революции: политическую демократию и частную собственность в качестве основы экономического и политического строя. Хотя дискуссия об итогах приватизации и целесообразности возвращения под контроль государства отдельных секторов экономики продолжается и будет еще долго продолжаться, эти рассуждения уже очень далеки от экстремизма периода радикальной фазы революции. Никто не выступает с требованиями отказа от ответственной бюджетной и денежной политики. Все (даже левые) согласны с политикой снижения налогового бремени.Внешним толчком к политическому сближению стала отставка Б.Ельцина 31 декабря 1999 года. Вдруг выяснилось, что непримиримость левой оппозиции и правительства была результатом не столько неприятия идеологии, сколько личности первого Президента и его острой взаимной неприязни с коммунистами.С его уходом в отставку серьезных препятствий на пути консолидации элиты уже как будто бы не осталось. Разумеется, сказанное не означает готовность партий слиться в единую политическую организацию и сформировать «нерушимый блок». Речь идет лишь о том, что основные политические силы постепенно начинают говорить на одном языке, слышать аргументы друг друга – хотя и не разделять их.Наконец, консолидация элит стала проявляться и на региональном уровне. Федеральные власти смогли добиться отмены региональных законов, противоречащих федеральному законодательству. Произошло выравнивание налоговых и иных факторов социально-экономической жизни по территории страны.Сближение позиций элит происходило одновременно с завершением собственно посткоммунистических преобразований и возникновением новой социально-экономической системы, функционирование которой уже оказывается практически не связанным с проблемами и особенностями старого режима. Примерно к 2000 году были преодолены три фундаментальные черты коммунистической системы: тоталитарный политический режим, абсолютное господство государственной собственности, а также товарный дефицит. На это обратил внимание и В.Путин в послании Федеральному Собранию 2001 года, сделав вывод о том, что «меры переходного характера исчерпаны» (Путин 2001). Это, впрочем, не означает полного преодоления кризиса, но тяжелые структурные и макроэкономические проблемы, стоящие ныне перед Россией, не являются, строго говоря, наследием коммунистической системы. Структурный кризис российской экономики – результат развития и кризиса индустриальной системы, и в этом смысле российские проблемы во многом аналогичны тем, которые приходилось решать другим странам, выходившим из индустриального общества (прежде всего США и Западной Европы).Вместе с тем, следует подчеркнуть, что речь идет лишь о некоторой консолидации элит, а не о формировании устойчивого национального консенсуса по базовым ценностям. Стабилизация общества, выходящего из революции, является временным, неустойчивым явлением, в основном достигаемом на элитном уровне и точнее может быть охарактеризована как постреволюционная консолидация. Формирование национального консенсуса требует гораздо более продолжительного времени, исчисляемого десятилетиями. Длительное отсутствие этого консенсуса приводит к тому, что после завершения полномасштабной революции еще на протяжении достаточно длительного периода времени (измеряемого десятилетиями) периоды относительной стабильности будут чередоваться с крутыми политическими поворотами.Воспроизводство нестабильности непосредственно связано с характером того политического режима, который обычно устанавливается после революции. Как было показано выше, в марксистской традиции этот режим принято называть бонапартистским. Его важнейшей чертой является постоянное маневрирование власти между социальными группировками с существенно различными социально-экономическими интересами. В результате возникает весьма своеобразная система, в которой сама стабильность обеспечивается за счет колебаний власти, стремящейся к созданию новых коалиций. Текущая устойчивость при ощущении долгосрочной нестабильности – такова важнейшая характеристика бонапартизма.В отечественной литературе можно встретить диаметрально противоположные оценки бонапартистского режима и его роли в развитии страны. Эта различия вполне естественны, будучи отражением не только позиции того или иного автора в революционном процессе, но и накопленного опыта исторического развития. В частности, в представлении В.И.Ленина, бонапартизм есть система власти, «которая принуждена эквилибрировать, чтобы не упасть, - заигрывать, чтобы управлять, - подкупать, чтобы нравиться, - брататься с подонками общества, с прямыми ворами и жуликами, чтобы держаться не только на штыке» (ПСС, т. 17, с. 273-274), и такого рода рассуждения достаточно типичны для работ первой половины ХХ века.Современный же исследователь из колебаний бонапартизма делает совершенно иные выводы, делая акцент не столько на колебаниях курса, сколько на возможности обеспечения «В конечном счете это всегда продукт кризисов, стремления восстановить порядок и воссоздать общество из анархии… Бонапартизм повсюду выступает как сторонник единства и ищет его источники в интегрирующих идеалах, символах и исторических прецедентах». Причем «в условиях расколотого общества данный тип политического режима часто становится системной реакцией на процесс социального распада» (Медушевский 2001, с. 6-7, 12).Бонапартизм – это прежде всего текущий механизм воспроизводства колебаний и обеспечения стабилизации. В долгосрочном же плане такого рода политика может быть чревата серьезными политическими потрясениями. Поскольку бонапартизм является по сути своей авторитарным правлением (хотя может выступать и в демократических формах), он, решая текущие задачи политического балансирования, накладывает серьезные ограничения на возможности согласования глубинных интересов. «Складывающаяся система легитимации власти – фактическое назначение преемника президента или губернатора с последующим плебисцитарным оформлением – закрепляет… частный характер власти. В этом, однако, и основа ее долгосрочной неустойчивости, поскольку выборы в данной ситуации перестают быть механизмом обезличенного, публичного согласования интересов» (Ворожейкина 2002, с. 39).Тем самым закладывается механизм долгосрочной нестабильности. Опыт революций свидетельствует о возможности (если не неизбежности) повторяющихся с периодичностью в 15-20 лет политических взрывов, оставляющие заметный след в истории данной страны и нередко также определяемые термином «революция». Так, применительно к постреволюционной Англии речь идет о реставрации 1660 г., Славной революции 1689 г., конституционном кризиса 1711 г., и, наконец, последней попытке возвращения Стюартов в 1745 г. После этого политическая ситуация стабилизируется и ускоряется экономический рост. После Великой Французской революции происходили Реставрация в 1815 г., Июльская революция 1830 г., революции 1848 и 1870 годов. В СССР периоды относительной стабильности регулярно сменялись обострением борьбы за власть – будь то в форме «великого перелома» (1929-1930), «большой чистки» (1937-1938) или острых столкновений наследников Сталина в 1953, 1957, 1964 года; период постреволюционной нестабильности завершается здесь с формированием режима Л.Брежнева, главным политическим лозунгом которого была «стабильность», впоследствии квалифицированная как «застой».Иными словами, несмотря на очевидную политическую консолидацию элиты, долгосрочный анализ требует говорить о длительном периоде постреволюционной нестабильности. Разумеется, это уже нестабильность совсем иного рода, нежели нестабильность революционной эпохи, поскольку теперь в стране в течение некоторого периода времени будут сохраняться стабильность и порядок, а существенные политические колебания и взрывы будут происходить периодически, время от времени. Хотя сам факт их возможности, повышая общий уровень политической неопределенности, создает достаточно неприятный фон для социально-экономического развития страны.