Стратеги средств массовой информации в революциях
В чем Чаушеску был неодинок, так это в стратегических путях, по которым Первая, Вторая, Третья Волны коммуникации могли время от времени сочетаться или противопоставляться одна другой.
Хороший пример здесь дает религия. Одним из тех, кто больше всего выиграл от революций 1989 года в Восточной Европе, являлась католическая церковь, которая долго преследовалась, но не разрушалась коммунистическими режимами. Церковь, как предполагалось выше, сама по себе была СМИ. Задолго до сегодняшних протестантских телевизионных евангелических циклов Джимов Бейкеров и Джими Свагертов и задолго до того, как Пат Робинсон создал такое мощное TV, которое сделало для него возможным участие в кампании по выборам президента США.
Церковь сегодня обладает такой силой во всем мире, отчасти благодаря своему моральному влиянию и экономическим ресурсам, но еще и потому, что продолжает быть СМИ. Способная дойти до бесчисленного количества людей каждое воскресное утро, она достигает такого числа слушателей, по сравнению с которым кажутся маленькими аудитории популярных в мире теле-шоу. Конечно, она общается со своими членами и в остальные шесть дней недели, а также использует газеты, журналы и другие СМИ для поддержки своего общения с людьми лицом к лицу.
Поскольку католическая церковь (или любая другая официальная религия) может иметь огромную паству и таким образом собрать большую аудиторию, ни одно правительство не может ее игнорировать. Некоторые правительства, как мы знаем, делали попытку искоренить церковь (что принципиально невозможно). Другие пытались создать заменители религии, основанные на национализме, марксизме и некоторых других доктринах. Некоторые по-прежнему видят компромисс в попытках вобрать в себя церковь. Для тоталитарных государств является постоянной угрозой наличие в руках церкви незапрещенных СМИ, поскольку постоянно существует страх, что эти каналы станут доступны политической оппозиции. Это объясняет жестокость, с которой коммунистические государства пытались уничтожить церковь или подкупить ее, когда уничтожить становилось невозможным.
Признание того факта, что организованная религия, какой бы она ни была, это тоже СМИ, помогает объяснить многие недавние смещения власти. Это помогает объяснить, почему в истории так часто и в таких разных странах, как шахский Иран или Южная Корея под руководством Чон Ду Хвана, экономическое и другое массовое недовольство проявляется через религиозные движения. В Иране этот протест, выраженный в религиозной форме, привел к свержению светского режима. В Южной Корее это привело к росту христиан - как католиков, так и протестантов. В обеих странах официальная церковь выступила как политическая оппозиция.
По иронии, чем успешней тоталитарное правительство цензуирует и контролирует все другие СМИ, тем больше возрастает роль церкви как средства выразителя идей диссидентства. Это может стать единственным способом выражения оппозиции режиму. Но когда церковь открывает свои "каналы" и выражает массовое возмущение с церковной кафедры, то протест, который поначалу был вызван голодом или другим материальным поводом для недовольства, облачается в религиозную форму. Это объясняет, почему движения, которые начинали с борьбы за цели, лежащие далеко от религии, трансформировались в религиозные кампании. В Иране аятолла Хомейни запалил классовое недовольство и националистический гнев с помощью религиозного экстаза. Любовь к Аллаху + ненависть к империализму + антикапитализм = тройному заряду фанатизма, который обратил Средний Восток в легковоспламеняющийся регион.
Но Хомейни сделал больше, чем объединение этих элементов в единое целое. Он также совместил Первую Волну СМИ (массовые проповеди его мулл-сподвижников лицом к лицу с правоверными) с Третьей Технологической Волной (аудиозаписи политических посланий, протащенные в мечети, где они воспроизводились и размножались на дешевых проигрывателях).
Эта стратегия использования Первой и Третьей Волны СМИ для борьбы против того, кто контролирует Вторую Волну СМИ, является обычной среди революционных движений и была наиболее заметна в Китае во времена продемократических выступлений 1989 года. Пекинские старцы, которые дрожали, когда Чаушеску расстреляли в Бухаресте через шесть месяцев после того, как они устроили резню студентов на площади Тяньаньмень, недооценивали силу этой стратегии.