18. «Домострой» – книга, утвердившая нормы семейной жизни.

памятник русской литературы XVI века, являющийся сборником правил, советов и наставлений по всем направлениям жизни человека и семьи, включая общественные, семейные, хозяйственные и религиозные вопросы. «Домострой» — памятник средневековой русской литературы. Исследователи относят его к XVI веку. По предположениям филологов, он бытовал сначала как назидательный сборник среди торгово-промышленного люда Великого Новгорода, постепенно обрастая новыми наставлениями и советами. Авторство «Домостроя» иногда приписывается протопопу Сильвестру, священнику придворного Благовещенского собора в Кремле, одному из близких людей молодого Ивана IV Грозного, но Сильвестр был только составителем и редактором. «Домострой» представляет собой тщательно разработанный свод правил религиозного, общественного и семейно-бытового поведения, адресован он явно людям богатым и знатным. «Домострой» возник в XV веке во времена Новгородской республики в Великом Новгороде. По мнению исследователей, текст «Домостроя» появился в результате длительного коллективного труда на основе существовавших на момент написания литературных источников. Книга почти сразу получила распространение среди новгородских бояр и купечества.

Мирская, «домашняя» жизнь, в отличие от монастырской, долгие века не имела своего «Устава», она мало регламентировалась церковными и государственными установлениями, и поэтому представляла собой некоторую культурную лакуну, где жили языческие обычаи и сохранялся древний устрой жизни.

Слово «домострой» является словообразовательной калькой греческого слова «ойкономиа». В византийской традиции это слово имело сакральный смысл.

«индивид в средние века в первую очередь принадлежал семье. Большой семье, патриархальной или племенной. Под руководством своего главы она подавляла индивида, предписывала ему и собственность, и ответственность, и коллективные действия». «Согнездная» (семейная) любовь необходима для устройства жизни человека и мира. Забота о близких для мирянина считалась настолько важной, что в многочисленных «Поучениях» порицались те, кто покидали близких ради монашеского пострига: «...везде бо приимет нас Бог, аще заповеди его сотворим... Первее домашняя своя и род свой безпечали сотвори; тоже и инем милостыею твори. Се бо лицемерие есть, еже чюжая сироты наделяти, а род свой или челядь нази и боси и голодни. Како же душами их попечешися, а телесного неисправи» С точки зрения средневековой морали для мирянина супружество является вещью предпочтительной и даже обязательной, если этому не препятствуют чрезвычайные обстоятельства. В «Домострое» рассматривается достаточно подробно вопрос о браке, о взаимоотношении полов, который в средневековье был сложным. Ведь различие полов воспринималось как то, что будучи связано с разделением мира на духовный и чувственный, роднит человека с животными, а потому является основным препятствием на пути обожения человека. Без Евы «естество» Адама недостаточно, она то, без чего он не становится человеком. Она и душа дома: «И чад своих поучает, как и слуг... не беспокоится о доме своем ее муж».

Ксенофонт, «описывал определенную модель взаимообмена между супругами: муж в качестве высшей инстанции должен по преимуществу руководить, наставлять, обучать, направлять супругу в ее деятельности хозяйки дома , а жена должна спрашивать о том, чего не знает, и отчитываться в том, что смогла сделать». И не случайно «женский мир» в древнерусской культуре локализуется преимущественно в «домовом» пространстве, мужчине этот мир чужд. Этот стереотип закрепляется с принятием христианства. Но в языческие времена княгиня обладала многими правами князя, могла иметь свою дружину.

Домострой – памятник нравоучительной литературы, повествовательный элемент в нем подчинен назидательным целям поучения. 64 главы свода житейских правил, объединенных в единую книгу Домострой, поделены на 3 части: О строении духовном (Как веровати), О строении мирском (Как царя чтити) и О строении домовном (Как жить с женами и с детьми и с домочадцами). В последней части немало «картинок с натуры» – городских рассказов простонародного типа, характерных для демократической среды больших городов, коим была в 16 в. Москва. Иерархия в отношениях между людьми, точное соблюдение определенных циклов в организации жизненных процессов, в частности, регламентация личных отношений человека с близкими ему людьми – все это легко выявляется при чтении Домостроя.

Язык «домостроя» близок к разговорной речи, близок к пословицам и поговоркам (все это для того,чтобы лучше запоминалось содержание).

О неправедном житии, Как всякое платье кроити и остатки и обрески беречи, Како чад воспитати с наделком замужь выдати, Како к церквам Божиим и в монастыри с приношением приходити и тд. 19. Бытовая повесть. «Повесть о Горе и Злочастии».

Во второй половине XVII века широкое распространение получает повествовательная проза — небольшие по объему повести, истории, сказания. Процесс пробуждения сознания личности находит отражение в появившемся новом жанре-бытовой повести. Его появление связано с новым типом героя, заявившего о себе как в жизни, так и в литературе. В бытовой повести ярко отразились изменения, происшедшие в сознании, морали и быте людей, та борьба "старины" и "новизны" переходной эпохи, которая пронизывала все сферы личной и общественной жизни. Сама по себе бытовая повесть характеризуется отходом от средневековой условности в изображении событий и человека, интересом к отдельной личности, проявлением признаков психологизма в ее изображении. Бытовые конфликты, расширение социальной сферы действия героя, введение бытового и этнографического материала в сюжет — все это художественные компоненты нового жанра. Уже не так однозначно, как раньше, решается вопрос об авторском отношении к описываемым событиям: голос автора явно уступает место сюжету как таковому, а читателю предоставляется самому сделать вывод из этого сюжета.

"Повесть о Горе и Злочастии" дошла до нас в единственном списке первой половины XVIII века. По времени своего возникновения относится предположительно к первой половине XVII века.

Центральная тема повести - тема трагической судьбы молодого поколения, старающегося порвать со старыми формами семейно-бытового уклада, домостроевской моралью. «Повесть о Горе-Злочастии» задумана в широком морально-философском плане, который раскрывается уже во вводной части.

Сюжет повести крайне прост: он сводится к рассказу о том, как некий добрый Молодец (он не назван по имени) попадает в царев кабак, куда зазвал его "мил друг". Там он "упивается без памяти", а затем, ограбленный "братом названным", становится бродягой — идет по миру "в лапоточках" в надежде найти себе место в жизни, но это ему не удается, несмотря на все его усилия "жить умеючи", вернуться на "спасенный путь". Его неотступно преследует Горе-Злочастие, и никак не может он уйти от Горя. В изображении автора повести добрый Молодец — обычный человек. Стараясь дать обобщающий образ простого человека, автор сознательно не назвал его по имени и не показал условия, в которых он жил. Только по отдельным намекам в повести можно заключить, что герой из состоятельной купеческой семьи. Он персонаж не положительный, но и не отрицательный, может совершать ошибки, но может и исправиться. Все его "преступление" заключается в том, что он, пренебрегая родительской заповедью, захотел жить "как ему любо".

Автор с сочувствием следит за судьбой своего героя, так как понимает, что добрый Молодец – жертва неопытности, неустойчивости характера и неблагоприятно сложившихся обстоятельств. В повести связаны две темы — существование человека вообще и судьба русского человека в XVII веке. Следуя традиции древней литературы, автор ставит любое частное событие в соответствие с мировой историей. Не случайно повествование начинается с рассказа о грехопадении Адама и Евы, вкусивших запретного плода от "древа познания добра и зла". Адам нарушил заповедь и был изгнан из рая. История безымянного Молодца из повести как бы отголосок этих далеких событий. Адам и Ева были вынуждены покинуть рай. Добровольным изгнанником стал и Молодец, который со сраму "ушел на чужую сторону". До этого момента автор создает два параллельных ряда событий — ветхозаветных (рассказ об Адаме и Еве) и современных. То, что Молодцу суждено пережить, уже не ставится в прямую художественную связь с библейскими событиями. Молодец сам выбирает свою судьбу. Только в XVII веке утверждается в литературе идея индивидуальной судьбы, выбора самим человеком своего жизненного пути.

Молодец выбирает злую долю, злую судьбу. Она-то и воплощается в образе Горя-Злочастия. Оно является злым "духом-искусителем и двойником" Молодца.

Отчего так прилипчиво Горе? За какие грехи дана Горю власть над героем? Не только за пьянство. Ведь на чужбине Молодец снова "стал на ноги", разбогател, "присмотрел невесту". Вина Молодца в том, что он нарушил и другую заповедь: пока он был верен невесте, Горе-Злочастие было бессильно над ним. Но вот оно "излукавилось", явилось во сне к Молодцу в облике Архангела Гавриила и уговорило его бросить невесту. Так произошло окончательное падение героя.

Герой повести — человек раздвоенный, часто страдающий от собственных ошибок. Но автор считает, что он достоин сочувствия, просто потому, что это человек, пусть падший и погрязший в грехе. Такова гуманистическая идея повести. Образ героя народно-поэтического происхождения и восходит к представлению народных песен о злой доле.

"Повесть о Горе-Злочастии" пронизана фольклорной символикой и образностью. Автор широко пользуется народно-песенным языком, распространенными эпитетами и повторами (серый волк, сыра земля, удаль молодецкая).

Именно жанры народных песен и былин определили то новое, что внесла эта повесть в русскую прозу XVII века: лирическое сочувствие автора к своему герою и народно-поэтические художественные элементы.

Однако следует отметить, что бытописательный элемент в повести своеобразен. В повествовании нет точных этнографических деталей, указывающих на место действия, на географические понятия (перечень городов, рек), на время действия, герои не названы по имени, не обнаруживаются и исторические признаки времени.

Бытовой фон воссоздается указанием на житейские правила общества, через описание родительской проповеди, практической сметки торговых людей, бытовых советов, моральных наставлений. Моральные заветы добрых людей и родных создают нравственную атмосферу быта, однако, лишенную исторической конкретности.

Картину быта дополняют и отдельные этнографические детали, хотя и недостаточно многочисленные — "кабацкий двор", на который попадает добрый Молодец, "честен пир": "а в ызбе идет велик пир почестен, гости пьют, ядят, потешаются… Как будет пир на веселие, и все на пиру гости пьяны-веселы, и сидя все похваляютца"¹. В повести называются отдельные элементы одежды: "платье гостиное", "гунка кабацкая", "дорогие порты", "чиры" (башмаки), лапотки — "отопочки". В описании же места действия нет определенной конкретности. Детали окружающего мира рисуются в духе фольклорной поэтики: "чужая страна дална, незнакома". Упоминается без уточнений о "граде", избе "с высоким теремом" на дворе. Основным же элементом в изображении жизненного уклада является стихия устной разговорной речи, которой пронизано все произведение. Она воспроизводит бытовые реалии, почерпнутые из фольклорной эстетики.

Судьба, доля человека воплощается, как в народных песнях, в образе Горя: "серо Горе-горинское, босо-наго, нет на Горе ни ниточки. Еще лычком Горе подпоясано"². Из народной поэзии и такие элементы поэтики, как богатырский голос Горя: "богатырским голосом воскликало: Стой ты, Молодец, меня, Горя, не уйдешь никуды"³.

В повести раскрывается и внутренний мир человека, душевная драма Молодца, доведенного до отчаяния нищетой, голодом, наготой, всевластием над ним Горя. Для произведения характерны лирическая проникновенность и драматизм. Вместе с тем, «Повесть о Горе-Злочастии» — первое произведение русской литературы, которое так широко решило задачи художественного обобщения.

"Впервые в русской литературе с такой силой и проникновенностью была раскрыта внутренняя жизнь человека, с таким драматизмом рисовалась судьба падшего человека", — отмечал Д.С. Лихачев.⁷

Как мы видим на примере бытовых повестей XVII века, русская литература утрачивает связи с традиционными канонами и является благодатной почвой для развития литературы нового времени. 20. «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное». Автобиография «Жития». Демократизм и публицистичность «Жития». Традиция и новаторство в жанре «Жития».

Сочинения протопопа Аввакума (1621-1682), главы старообрядчества, представляют собой крупнейшее явление в истории русской литературы. Главное произведение Аввакума - "Житие" - написано в период 1672-1673 г.г. в пустозерской тюрьме. уникальный памятник русской литературы XVII века.

У «жития» есть главное отличие от других произведений того времени — грубый язык, нарочитая простота. В произведении не отражены литературные каноны и нормы. Его автор Аввакум Петров писал: «Занеже люблю свой русский природный язык, виршами философскими не обыкл речи красить». Аввакум положил начало автобиографии, до него она практически не существовала.

Житие протопопа Аввакума - это первое в отечественной литературе автобиографическое сочинение. Обычно жития пишутся после смерти святых подвижников на основании легенд и воспоминаний участников событий. Здесь же духовный вождь старообрядчества в качестве претендующего на соответствие церковным канонам Жития представил собственноручно написанные воспоминания о своей жизни.

Основу «жития» составляют те беды и неприятности, которые испытали на себе Аввакум и его семейство, отвергших реформу патриарха Никона. В «житии» Аввакум предстаёт несгибаемым старовером. Он будет терпеть до конца скитания, тюремное заключение, голодание, смерть детей. Он повсюду надеется на Бога, и везде обличает «блудную еретическую», даже гонители покоряются силе духа протопопа.

«Житие» содержит в себе образные характеристики видных деятелей тех времён, также описан случай «Кружка ревнителей древнего благочестия» и раскол церкви в XVII веке, есть подробности, которые расширяют представления о русской культуре, быте и мировоззрении XVII века^[1]. Житие протопопа Аввакума имеет непреходящее историко-культурное значение, поскольку оно характеризует умственное движение русского общества в XVII веке, в ту переходную эпоху, когда подготавливались Петровские преобразования. Оно передало ярко и непосредственно, как важные факты русской истории, проливающие свет на драматические события церковного раскола, так и незначительные детали и полутона эпохи, позволяющие почувствовать ее аромат.

В биографической части Жития Аввакум пространно повествует о перипетиях нелегкой судьбы, выпавшей на его долю и на долю его семьи, рассказывает о различных этапах своей многотрудной жизни, живописует сложную обстановку религиозных противоречий в обществе того времени. Он создает выразительную галерею лиц разных сословий (от царя до крестьян), которые непосредственно соприкасались с автором на разных этапах его жизненного пути. Слово Аввакума просто, лишено утонченных изысков, но при этом точно, правдиво и впечатляюще образно. Он широко использует народную речь даже в сюжетах, затрагивающих вопросы догматики. По ходу довольно пространного повествования он свободно варьирует приемы рассказа, внутреннего диалога, полемики.

Житие уникально по жанру, поскольку никто до этого на Руси не писал житий просторечным языком, никто не создавал и собственных житий, а образ Аввакума, нарисованный им самим, очень отдаленно напоминает церковный канон. Житие раскрывает личность Аввакума и историю идеологической борьбы, которую вел неистовый протопоп практически со всеми, даже с ближайшими соратниками. Фактически, это была первая автобиография в современном понимании этого слова. Житие протопопа Аввакума – одна из главных литературных жемчужин допетровской Руси и русской литературы в целом.

Отрывок из «жития»:

Таже с Нерчи реки паки назад возвратилися к Русе. Пять недель по льду голому ехали на нартах. Мне под робят и под рухлишко дал две клячки, а сам и протопопица брели пеши, убивающеся о лед. Страна варварская, иноземцы немирные; отстать от лошадей не смеем, а за лошедьми итти не поспеем, голодные и томные люди. Протопопица бедная бредет-бредет, да и повалится, — кользко гораздо! В ыную пору, бредучи, повалилась, а иной томной же человек на нее набрел, тут же и повалился; оба кричат, а встать не могут. Мужик кричит: «матушка-государыня, прости!» А протопопица кричит: «что ты, батько, меня задавил?» Я пришел, — на меня, бедная, пеняет, говоря: «долго ли муки сея, протопоп, будет?» И я говорю: «Марковна, до самыя смерти!» Она же, вздохня, отвещала: «добро, Петровичь, ино еще побредем»