1.Древнерусская литература (XI – XVII вв.) – начальный этап развития русской литературы. Проблемы периодизации. 2. Своеобразие древнерусской литературы. 3.Оригинальные памятники древнерусской литературы – летописи, торжественные проповеди, поучения, жития, паломническая литература как свидетельство высокого уровня государственной и культурной жизни Руси XI – XII вв. 4.«Повесть временных лет» как литературный памятник: содержание, художественные особенности, связь с фольклором. 5. «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона. Поэтическая образность «Слова о законе и благодати». 6. Житийная литература. «Житие Феодосия Печерского», написанное Нестором. 7. «Хождение» как литературный жанр. «Хождение игумена Даниила» в «святую землю». 8.Поэтическая образность «Слова о полку Игореве». Композиция «Слова о полку Игореве», лирические и публицистические отступления. 9.«Моление Даниила Заточника»: своеобразие памятника, его обличительный пафос, антибоярская и антиклерикальная направленность. 10. Повести о татарском нашествии. «Повесть о битве на реке Калке» (1223 г.), «Повесть о приходе Батыя на Рязань» (1237 г.) – воинские повести. 11.«Слово о погибели Русской земли». Гражданский патриотический пафос памятника. Народно-поэтическая стилистика. 12.«Житие Александра Невского». Идея защиты родины. Образ Александра Невского – полководца и государственного деятеля. 13.Летописные повести о Куликовской битве: «Задонщина», «Сказание о Мамаевом побоище», общность идейной направленности повестей. 14. «Житие Сергия Радонежского». Общая характеристика агиографического творчества Пахомия Лагофета. 15. «Повесть о взятии Царьграда» Нестора – Искандера. Историко-философское осмысление событий в повести. 16. «Хождение за три моря» тверского купца Афанасия Никитина. 17. Памятник Муромо-Рязанской литературы – «Повесть о Петре и Февронии». Поэтичность, демократизм повести. Образ крестьянки Февронии. 18. «Домострой» – книга, утвердившая нормы семейной жизни. 19. Бытовая повесть. «Повесть о Горе и Злочастии». 20. «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное». Автобиография «Жития». Демократизм и публицистичность «Жития». Традиция и новаторство в жанре «Жития». 21. Публицистика петровского времени. «Юности честное зерцало». 22. Екатерина II. «Всякая всячина». Н.И. Новиков, его литературные труды и сатирические журналы. Сатира на лица и на пороки. 23.Классицизм как литературное направление. А.Д. Кантемир, В.К. Тредьяковский, М.В. Ломоносов. 24. Творчество Д.И. Фонвизина. «Недоросль». 25. А.Н. Радищев. «Путешествие из Петербурга в Москву». 26. Просветительство и сентиментализм конца ХVIII века. Н.М. Карамзин. Его проза и поэзия. 27. И.А. Крылов – баснописец. Традиции сатирической литературы XVIII века. Своеобразие авторской позиции, проблема народности басен. 28. Основные течения в романтизме. Элегический романтизм В.А. Жуковского и К.Н. Батюшкова. 29.Особенности творческого пути А.С. Грибоедова. История создания и публикации «Горя от ума». Чацкий как герой эпохи 1810 –1820-х годов и «вечный» конфликт «старого и нового». Элементы классицизма, романтизма и реализма в комедии. 30. А.С. Пушкин и начало «золотого века» русской литературы. Периодизация творчества писателя и его структура.

31. Проблема взаимоотношений «Поэт – власть – деньги – народ» в лирике А.С. Пушкина. Образ «властителя наших дум» и его трансформация. Углубление философской тематики в стихотворениях 1830-х годов. 32. Роман в стихах «Евгений Онегин» – центральное произведение А.С. Пушкина. 33.Полемика о творчестве А.С. Пушкина и литературно-эстетическое самосознание писателя. Значимость наследия А.С. Пушкина в истории русской и мировой культуры и опыт его осмысления. 34. Поэты пушкинской эпохи и понятие «Плеяды». Общее и особенное в их авторских стратегиях: А.А. Дельвиг, П.А.Вяземский, Е.А.Боратынский, Д.В. Веневитинов, Н.М. Языков. Влияние их творческих исканий на дальнейшее развитие отечественной словесности. 35. Теория «официальной народности», социально-исторические концепции славянофилов и западников и их отражение в словесности второй половины 1830- х – первой половины 1850-х гг. 36. Традиции и новаторство М.Ю. Лермонтова - лирика в разработке темы смысла жизни, назначения поэзии, мотивов свободы и любви к Родине. 37. Становление психологического прозаического романа в творчестве М.Ю. Лермонтова. «Герой нашего времени» – квинтэссенция основных философско-этических идей писателя. 38. Н.В. Гоголь и развитие «высокой» комедии. Тематика «Ревизора» в свете социальных, этических и религиозных взглядов писателя. 39. «Мертвые души» – центральное произведение Н.В. Гоголя. Образ автора и общая концепция поэмы о «возрождении души». 40. Возникновение социального реализма в произведениях раннего Ф.М. Достоевского, И.А. Гончарова, И.С. Тургенева, А.Н. Островского. (на примере двух произведений разных авторов). 41. «Обломов» - вершина творчества писателя И.А. Гончарова. Двойственность оценки «старой» и «новой» жизни в романе. Н.А. Добролюбов и А.В. Дружинин об «Обломове». 42. И.С. Тургенев как «хроникер» русского общественно-политического движения. Роман «Отцы и дети». Понятие «нигилизма» и его трансформация в XX веке. 43. Основные этапы развития драматургии А.Н. Островского. Новаторство А.Н. Островского. Его традиции в современном театре. 44. Н.А. Некрасов как поэт революционной демократии. Его взгляды на роль художника и назначения искусства («Поэт и гражданин», «Белинский»). 45. Роман Н.Г. Чернышевского «Что делать?» Своеобразие жанра. Теория «разумного эгоизма». Понятия: «новые люди», «особенный человек». 46. Философская и политическая лирика Ф.И. Тютчева. 47. Художественное своеобразие лирики А.А. Фета: «музыкальность» стихов, «лирическая дерзость», эстетизм, черты импрессионизма. А.А. Фет о назначении поэта и поэзии. 48. Путь писателя Ф.М. Достоевского и периодизация его творчества. 49. «Война и мир» Л.Н. Толстого. Уникальность произведения в мировой литературе нового времени. Философия истории, свободы и необходимости в романе. 50. Периодизация творчества писателя М.Е. Салтыкова – Щедрина. Своеобразие его сатиры. Роман «Господа Головлевы». Основные проблемы и идеи. 51.Творческий путь писателя Н.С. Лескова. Н.С. Лесков – журналист. Лесковский сказ. 52. А.П. Чехов – самый крупный писатель поколения 1880 – 1890-х гг. Проблематика прозы и драматургии.

1. Древнерусская литература (XI – XVII вв.) – начальный этап развития русской литературы. Проблемы периодизации. Русская письменность начинает бурно развиваться с принятием христианства и введением кириллицы. Книга является средством для ознакомления с верой и пособием при совершении богослужения.

Приняв христианство от Византии, Русь подчинилась в духовном отношении её влиянию, тем более, что первые служители церкви и первые книжники на Руси были греками. Первоначально вся литература состояла из переводов с греческого (книги св. Писания, творения св. отцов, жития святых, сборники мудрых изречений и тому подобное).

Судьбоносным событием для Руси, развития ее культуры и книжности явилось создание славянской азбуки Кириллом и Мефодием в 863 году.

Русской литературе без малого тысяча лет. Это одна из самых древних литератур Европы. Она древнее, чем литературы французская, английская, немецкая. Ее начало восходит ко второй половине X в. Из этого великого тысячелетия более семисот лет принадлежит периоду, который принято называть «древней русской литературой».

Литература возникла внезапно. Скачок в царство литературы произошел одновременно с появлением на Руси христианства и церкви, потребовавших письменности и церковной литературы. Скачок к литературе был подготовлен всем предшествующим культурным развитием русского народа. Высокий уровень развития фольклора сделал возможным восприятие новых эстетических ценностей, с которыми знакомила письменность.

Древняя русская литература ближе к фольклору, чем к индивидуализированному творчеству писателей нового, времени.

Древнерусскую литературу можно рассматривать как литературу одной темы и одного сюжета. Этот сюжет — мировая история, и эта тема — смысл человеческой жизни.

Не то чтобы все произведения были посвящены мировой истории (хотя этих произведений и очень много): дело не в этом! Каждое произведение в какой-то мере находит свое географическое место и свою хронологическую веху в истории мира. Все произведения могут быть поставлены в один ряд друг за другом в порядке совершающихся событий: мы всегда знаем, к какому историческому времени они отнесены авторами. Литература рассказывает или по крайней мере стремится рассказать не о придуманном, а о реальном. Поэтому реальное — мировая история, реальное географическое пространство — связывает между собой все отдельные произведения.

В самом деле, вымысел в древнерусских произведениях маскируется правдой. Открытый вымысел не допускается. Все произведения посвящены событиям, которые были, совершились или хотя и не существовали, но всерьез считаются совершившимися. Древнерусская литература вплоть до XVII в. не знает или почти не знает условных персонажей. Имена действующих лиц — исторические: Борис и Глеб, Феодосии Печерский, Александр Невский, Дмитрий Донской, Сергий Радонежский, Стефан Пермский... При этом древнерусская литература рассказывает по преимуществу о тех лицах, которые сыграли значительную роль в исторических событиях: будь то Александр Македонский или Авраамий Смоленский.

Мировая история, изображаемая в литературе, велика и трагична. В центре ее находится скромная жизнь одного лица — Христа. Все, что совершалось в мире до его воплощения, — лишь приуготовление к ней. Все, что произошло и происходит после, сопряжено с этой жизнью, так или иначе с ней соотносится. Трагедия личности Христа заполняет собой мир, она живет в каждом человеке, напоминается в каждой церковной службе. События ее вспоминаются в те или иные дни года. Годичный круг праздников был повторением священной истории. Каждый день года был связан с памятью тех или иных святых или событий. Человек жил в окружении событий истории. При этом событие прошлого года не только вспоминалось — оно как бы повторялось ежегодно в одно и то же время. Кирилл Туровский в Слове на новую неделю по пасхе говорит: «Днесь весна красуеться, оживляющи земное естьство... Ныня рекы апостольскыя наводняються...» Сама природа как бы символизировала своим весенним расцветом события воскресения Христа.

История не сочиняется. Сочинение, со средневековой точки зрения, — ложь. Поэтому громадные русские произведения, излагающие всемирную историю,— это по преимуществу переводы с греческого: хроники или компиляции на основе переводных и оригинальных произведений. Произведения по русской истории пишутся вскоре после того, как события совершились, очевидцами, по памяти или по свидетельству тех, кто видел описываемые события. В дальнейшем новые произведения о событиях прошлого — это только комбинации, своды предшествующего материала, новые обработки старого. Таковы в основном русские летописи. Летописи — это не только записи о том, что произошло в годовом порядке; это в какой-то мере и своды тех произведений литературы, которые оказывались под рукой у летописца и содержали исторические сведения. В летописи вводились исторические повести, жития святых, различные документы, послания. Произведения постоянно включались в циклы и своды произведений. И это включение не случайно. Каждое произведение воспринималось как часть чего-то большего. Для древнерусского читателя композиция целого была самым важным. Если в отдельных своих частях произведение повторяло уже известное из других произведений, совпадало с ними по тексту, это никого не смущало.

Исторических сочинений великое множество. Но одна их особенность изумляет: говоря о событиях истории, древнерусский книжник никогда не забывает о движении истории в ее мировых масштабах. Либо повесть начинается с упоминания о главных мировых событиях (сотворении мира, всемирном потопе, вавилонском столпотворении и воплощении Христа), либо повесть непосредственно включается в мировую историю: в какой-нибудь из больших сводов по всемирной истории.

Подобно тому как мы говорим об эпосе в народном творчестве, мы можем говорить и об эпосе древнерусской литературы. Эпос — это не простая сумма былин и исторических песен. Былины сюжетно взаимосвязаны. Они рисуют нам целую эпическую эпоху в жизни русского народа. Эпоха и фантастична, но вместе с тем и исторична. Эта эпоха — время княжения Владимира Красное Солнышко. Сюда переносится действие многих сюжетов, которые, очевидно, существовали и раньше, а в некоторых случаях возникли позже. Другое эпическое время — время независимости Новгорода. Исторические песни рисуют нам если не единую эпоху, то, во всяком случае, единое течение событий: XVI и XVII вв. по преимуществу.

Древняя русская литература — это тоже цикл. Цикл, во много раз превосходящий фольклорные. Это эпос, рассказывающий историю вселенной и историю Руси.

Ни одно из произведений Древней Руси — переводное или оригинальное — не стоит обособленно. Все они дополняют друг друга в создаваемой ими картине мира.

Каждый рассказ — законченное целое, и вместе с тем он связан с другими.

Происходит как бы беспрерывная циклизация.

Произведения строились по «анфиладному принципу». Житие дополнялось с течением веков службами святому, описанием его посмертных чудес. Оно могло разрастаться дополнительными рассказами о святом. Несколько житий одного и того же святого могли быть соединены в новое единое произведение. Новыми сведениями могла дополняться летопись. Окончание летописи все время как бы отодвигалось, продолжаясь дополнительными записями о новых событиях (летопись росла вместе с историей). Отдельные годовые статьи летописи могли дополняться новыми сведениями из других летописей; в них могли включаться новые произведения. Так дополнялись также хронографы, исторические проповеди. Разрастались сборники слов и поучений. Вот почему в древнерусской литературе так много огромных сочинений, объединяющих собой отдельные повествования в общий «эпос», о мире и его истории.

Есть только один жанр, который, казалось бы, выходит за пределы этой средневековой историчности,— это притчи. Они явно вымышлены. В аллегорической форме они преподносят нравоучение читателям, представляют собой как бы образное обобщение действительности. Они говорят не о единичном, а об общем, постоянно случающемся. Жанр притчи традиционный. Для Древней Руси он имеет еще библейское происхождение. Притчами усеяна Библия. Притчами говорит Христос в Евангелии. Соответственно притчи входили в состав сочинений для проповедников и в произведения самих проповедников. Но притчи повествуют о «вечном».

в древнерусской литературе повторяются типы поведения, повторяются отдельные эпизоды, повторяются формулы, которыми определяется то или иное состояние, события, описывается битва или характеризуется поведение. Это не бедность воображения — это литературный этикет: явление очень важное для понимания древнерусской литературы. Герою полагается вести себя именно так, и автору полагается описывать героя только соответствующими выражениями. Автор — церемониймейстер, он сочиняет «действо». Его герои — участники этого «действа». Эпоха феодализма полна церемониальности. Церемониален князь, епископ, боярин, церемониален и быт их дворов. Даже быт крестьянина полон церемониальности. Впрочем, эту крестьянскую церемониальность мы знаем под названием обрядности и обычаев. Им посвящена изрядная доля фольклора — народная обрядовая поэзия.

Устойчивые этикетные особенности слагаются в литературе в иероглифические знаки, в эмблемы. Эмблемы заменяют собой длительные описания и позволяют быть писателю исключительно кратким. Литература изображает мир с предельным лаконизмом. Создаваемые ею эмблемы общи в известной, «зрительной» своей части с эмблемами изобразительного искусства.

Эмблема близка к орнаменту. Литература часто становится орнаментальной. «Плетение словес», широко развившееся в русской литературе с конца XIV в., — это словесный орнамент. Можно графически изобразить повторяющиеся элементы «плетения словес», и мы получим орнамент, близкий к орнаменту рукописных заставок, — так называемой «плетенке».

Литература — священнодействие. Читатель был в каком-то отношении молящимся. Он предстоял произведению, как и иконе, испытывал чувство благоговения. Оттенок этого благоговения сохранялся даже тогда, когда произведение было светским. Но возникало и противоположное: глумление, ирония, скоморошество. Пышный двор нуждается в шуте; придворному церемониймейстеру противостоит балагур и скоморох. Нарушения этикета шутом подчеркивают пышность этикета. Это один из парадоксов средневековой культуры.

ПРОБЛЕМА ПЕРИОДИЗАЦИИ

движение и развитие древнерусской литературы совсем не похоже на движение и развитие литератур нового времени. Они также своеобразны.

Начать с того, что национальные границы древнерусской литературы определяются далеко не точно, и это в сильнейшей степени сказывалось на характере развития. Основная группа памятников древнерусской литературы, как мы видели, принадлежит также литературам болгарской и сербской. Эта часть литературы написана на церковнославянском, по происхождению своему.

Кроме того, в эту общую для всех южных и восточных славян литературу входят сочинения по всемирной истории (хроники и компилятивные хронографы), сочинения природоведческиедревнеболгарском, языке, одинаково понятном для южных и восточных славян. К ней принадлежат памятники церковные и церковноканонические, богослужебные, сочинения отцов церкви, отдельные жития и целые сборники житий святых.

и даже сочинения, не одобрявшиеся церковью, — как, например, апокрифы. Развитие этой общей для всех южных и восточных славян литературы задерживалось тем, что она была разбросана по огромной территории, литературный обмен на которой хотя и был интенсивен, но не мог быть быстрым.

Большинство этих сочинений пришло на Русь из Болгарии в болгарских переводах, но состав этой литературы, общей для всех южных и восточных славян, вскоре стал пополняться оригинальными сочинениями и переводами, созданными во всех южных и восточных славянских странах: в той же Болгарии, на Руси, в Сербии и Моравии.

Ни мир литературы, ни мир политического кругозора не мог замкнуться пределами княжества. В этом было одно из трагических противоречий эпохи: экономическая общность охватывала узкие границы местности, связи были слабы, а идейно человек стремился охватить весь мир.

В развитии древней русской литературы имели очень большое значение нечеткость внешних и внутренних границ, отсутствие строго определяемых границ между произведениями, между жанрами, между литературой и другими искусствами,— та мягкость и зыбкость структуры, которая всегда является признаком молодости организма, его младенческого состояния и делает его восприимчивым, гибким, легким для последующего развития.

Литература все более и более отступает от своего первоначального единства и младенческой неоформленности. Она дробится по формирующимся национальностям, дробится по темам, по жанрам, все теснее контактируется с местной действительностью.

Новые и новые события требовали своего освещения. Русские святые вызывают необходимость в новых житиях. Возникает необходимость в проповедях и публицистических сочинениях, посвященных насущным явлениям местной действительности. Развивающееся национальное самосознание потребовало исторического самоопределения русского народа. Надо было найти место русскому народу в той грандиозной картине всемирной истории, которую дали переводные хроники и возникшие на их основе компилятивные сочинения. И вот рождается новый жанр, которого не знала византийская литература, — летописание [1]. «Повесть временных лет», одно из самых значительных произведений русской литературы, определяет место славян и, в частности, русского народа среди народов мира, рисует происхождение славянской письменности, образование Русского государства и т. д.

Число произведений, возникших под влиянием острых потребностей русской действительности и не укладывающихся в традиционные жанры, все растет и растет. Появляются исторические повести о тех или иных событиях. Жанр этих исторических повестей также не был воспринят из переводной литературы. Особенно много исторических повестей возникает в период татаро-монгольского ига. «Повести о Калкской битве», «Повесть о разорении Рязани Батыем», «Китежская легенда», рассказы о Щелкановщине, о нашествии на Москву Тамерлана и Тохтамыша, различные повествования о Донской битве («Задонщина», «Летописная повесть о Куликовской битве», «Слово о житии... Дмитрия Донского», «Сказание о Мамаевом побоище» и пр.) — все это, новые в жанровом отношении произведения, имевшие огромное значение в росте русского национального самосознания, в политическом развитии русского народа.

В XV в. появляется еще один новый жанр — политическая легенда (в частности, «Сказание о Вавилоне граде»). Жанр политической легенды особенно сильно развивается на рубеже XV и XVI вв. («Сказание о князьях Владимирских») и в начале XVI в. (теория Москвы — Третьего Римапсковского старца Филофея). В XV в. на основе житийного жанра появляется и имеет важное историко-литературное значение историко-бытовая повесть («Повесть о Петре и Февронии», «Повесть о путешествии Иоанна Новгородского на бесе» и многие другие). «Сказание о Дракуле воеводе» (конец XV в.) — это также новое в жанровом отношении произведение.

Бурные события начала XVII в. порождают огромную и чрезвычайно разнообразную литературу, вводят в нее новые и новые жанры. Здесь и произведения, предназначенные для распространения в качестве политической агитации («Новая повесть о преславном Российском царстве»), и произведения, описывающие события с узко личной точки зрения, в которых авторы не столько повествуют о событиях, сколько оправдываются в своей прошлой деятельности или выставляют свои бывшие (иногда мнимые) заслуги («Сказание Авраамия Палицына», «Повесть Ивана Хворостинина»).

Автобиографический момент по-разному закрепляется в XVII в.: здесь и житие матери, составленное сыном («Повесть об Улиании Осоргиной»), и «Азбука», составленная от лица «голого и небогатого человека», и «Послание дворительное недругу», и собственно автобиографии — Аввакума и Епифания, написанные одновременно в одной земляной тюрьме в Пустозерске и представляющие собой своеобразный диптих. Одновременно в XVII в. развивается целый обширный раздел литературы — литературы демократической, в которой значительное место принадлежит сатире в ее самых разнообразных жанрах (пародии, сатирико-бытовые повести и пр., и пр.). Появляются произведения, в которых имитируются произведения деловой письменности: дипломатической переписки (вымышленная переписка Ивана Грозного с турецким султаном), дипломатических отчетов (вымышленные статейные списки посольств Сугорского и Ищеина), пародии на богослужение (сатирическая «Служба кабаку»), на судные дела (сатирическая «Повесть о Ерше Ершовиче»), на челобитные, на росписи приданого и т. д.

Сравнительно поздно появляется систематическое стихотворство — только в середине XVII в. До того стихи встречались лишь спорадически, так как потребности в любовной лирике удовлетворялись фольклором. Поздно появляется и регулярный театр (только при Алексее Михайловиче) . Место его занимали скоморошьи представления. Сюжетную литературу в значительной мере (но не целиком) заменяла сказка. Но в XVII в. в высших слоях общества рядом со сказкой появляются переводы рыцарских романов (повести о Бове, о Петре Златые Ключи, о Мелюзине и пр.). Особую роль в литературе XVII в. начинает играть историческая легенда («Сказание об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы») и даже сочинения по тем или иным вопросам всемирной истории («О причинах гибели царств»).

Таким образом, историческая действительность, все новые и новые потребности общества вызывали необходимость в новых жанрах и новых видах литературы. Количество жанров возрастает необычайно, и многие из них находятся еще как бы в неустойчивом положении. XVIII веку предстояло сократить и стабилизировать это разнообразие.

Но были и силы, тормозившие развитие литературы. Исторический путь русского народа сопровождался трагической борьбой со степными народами за национальную независимость, за национальное освобождение при татаро-монгольском иге, затем — с иноземными интервентами в начале XVII в.

Ускоренное развитие централизованного государства, вызванное внешними обстоятельствами, сделало его особенно сильной машиной подавления народа. Государство развивалось за счет развития культуры. Государственное строительство притягивало к себе все силы народа, отвлекало народные силы от других областей культурной деятельности. В результате русская литература надолго сохранила печать особой серьезности, преобладания учительного и познавательного начала над эстетическим. Вместе с тем писатель с самого начала чувствовал свою ответственность перед народом и страной. Литература приобрела тот героический характер, который сохранился в ней и в новое время — в XVIII и XIX вв.

Непосредственное сочувствие человеку, простое сострадание ему, сопереживание с ним автора оказывались самыми сильными, революционными началами в литературе. Мир, который в основном рассматривался в традиционной части литературы с заоблачной высоты и в масштабах всемирной истории, вдруг представал перед читателем в страданиях одного человека. И какими неважными оказывались тогда положение в обществе этого страдающего человека, его принадлежность к тому или иному классу или сословию, его богатство или бедность! Все отступало на задний план перед самой личностью, индивидуальностью человека.

Жизненные наблюдения, вызванные вниманием к отдельному человеку в его человеческой сущности, разрушали средневековую систему литературы, способствовали появлению в литературе ростков нового. Но было бы неправильно думать, что эти жизненные наблюдения сами в какой-то мере не были присущи древней русской литературе как определенной эстетической системе. Природа древней русской литературы была противоречива.

(ВТОРОЙ ВОПРОС!!)

Было бы ошибочно думать, однако, что писатель Древней Руси сочувственно наблюдал человека только тогда, когда он испытывал жесточайшие мучения. В «Повести о Петре и Февронии Муромских» есть такая деталь. Когда разлученный с Февронией постригшийся в монастыре князь Петр почувствовал приближение смерти, он, исполняя данное Февронии обещание, прислал к ней звать ее умереть вместе с ним. Феврония ответила, что хочет закончить вышивание воздуха, который она обещала пожертвовать церкви. Только в третий раз, когда прислал к ней Петр сказать: «Уже бо хощу преставитися и не жду тебе», Феврония дошила лик святого, оставив незаконченным ризы, воткнула иглу в воздух, обернула ее нитью, которой вышивала, послала сказать Петру, что готова, и, помолясь, умерла. Этот жест порядливой и степенной женщины, обматывающей нитью иглу, чтобы работу можно было продолжить, великолепен. Деталь эта показывает изумительное душевное спокойствие Февронии, с которым она решается на смерть с любимым ею человеком. Автор многое сказал о ней только одним этим жестом. Но надо знать еще красоту древнерусского шитья XV в., чтобы оценить это место повести в полной мере. Шитье XV в. свидетельствует о таком вкусе древнерусских вышивальщиц, о таком чувстве цвета, что переход от него к самому важному моменту в жизни человека не кажется неестественным.

Литература, которая создала одну из величественнейших систем — систему пышную и церемониальную, — пришла к признанию ценности человеческой личности самой по себе, вне этой системы: обездоленного человека, человека в гуньке кабацкой и лапоточках, без денег, без положения в обществе, без друзей, находящегося во власти пороков. Автор сочувствует человеку даже тогда, когда он пропил с себя все, бредет неизвестно куда. Надо было сбросить с себя все, очнуться на голой земле с камушком под головой, чтобы в этом последнем падении обрести подлинное величие признания своей человеческой ценности.

«Повесть о Горе Злочастии» вырывается за пределы своей эпохи, в каких-то отношениях она обгоняет XVIII в., ставит те же проблемы, что и литература русского реализма.

Церемониальные одежды скрывали национальные черты. Теплое сочувствие к падшему и извергнутому из общества человеку вывело литературу за пределы всех литературных условностей и этикетов.

Интерес к личности человека, который пробивался в отдельных случаях на протяжении всех веков и стал доминирующей чертой литературы XVII в., очень важен в литературном развитии. Литература перестала нести художественность только в своем величественном, но безликом целом. Персонализация литературного героя, сознание неповторимости человеческой личности и ее абсолютной ценности — ценности, не зависимой от ее положения в обществе, заслуг или нравственных добродетелей, — все это было связано с развитием индивидуальных авторских стилей, авторского начала и появлением нового отношения к художественной целостности произведения.

Периодизация

По установившейся традиции в развитии древнерусской литературы выделяют три основных этапа, связанных с периодами развития Русского государства:

1. Литература периода Киевской Руси (XI- XII вв)

Это литература единой древнерусской народности. Литературу этого периода называют также литературой Киевской Руси. Киевское государство было одним из самых передовых государств своего времени. Русская земля славилась своими богатыми городами. В XII в. в ней было более 200 городов. К числу древнейших русских городов принадлежали Киев, Новгород, Чернигов, Смоленск.

В Киеве и других русских городах с конца XI в Киеве, сестрой князя Ярослава, Анной было учреждено женское училище, первое в Европе. Литература XI- XII вв. явилось той базой, на основе которой произошло впоследствии развитие литератур России, Украины и Белоруссии. Основные памятники этого периода связаны с Киевом. Здесь создаются важнейшие жанры литературы: летопись, историческая повесть, житие, слово.

 2. Литература периода феодальной раздробленности и объединения Северо-восточной Руси (XII-XV вв.)

Процесс феодального дробления привёл к распаду Киевской Руси и образованию новых политических и культурных центров: Владимирского, Московского, Новгородского, Тверского княжеств. Литература развивается в каждом из них обособленно. Но в период борьбы с татаро-монголами литература звала к объединению всех сил для борьбы против врагов. Наиболее значительные литературные памятники этого периода – «Моление Даниила заточника», «Повесть о разорении Рязани Батыем», «Задонщина», «Хождение за три моря», «Повесть о Петре и Февронии».

3. Литература периода централизованного русского государства (XVI-XVII вв.)

В этот период создается литература формирующейся русской нации. Церковное мировоззрение уступает место светскому, появляется более массовый демократический читатель. Демократичнее и по форме, и по содержанию становятся литературные жанры. Возникает художественный вымысел, которого до XVII в. не было в литературе. Литература XVIIв. носила в основном публицистический характер, отражала идеологические позиции борющихся сторон (Переписка царя Ивана Грозного с князем Андреем Курбским). Для литературы этого периода характерно развитие повести, представленной в своих различных жанровых подвигах: житийная («Повесть о Юлиании Лазаревской»), историческая («Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков»), бытовая («Повесть о Горе и Злочастии»), сатирическая («Повесть о Шемякином суде», «Повесть о Ерше Ершовиче», «Повесть о бражнике»).

2. Своеобразие древнерусской литературы

Обстоятельства возникновения древнерусской литературы, ее место и функции в жизни общества определили систему ее исходных жанров, то есть тех жанров, в рамках которых началось развитие оригинальной русской литературы. На первых порах, по выразительному определению Д. С. Лихачева, это была литература "одной темы и одного сюжета. Этот сюжет- мировая история, и эта тема - смысл человеческой жизни". И действительно, этой теме и этому сюжету были посвящены все жанры древнерусской литературы.

Древнерусская литература не менее традиционалистична, чем античная литература или произведения так называемого классицизма. Но ее традиционализм, каноничность иные. Культура Древней Руси не знала риторики и поэтики. Книжники прибегали к разнообразным риторическим приемам: к анафорам, к синтаксическому параллелизму, к риторическим вопросам и восклицаниям. Но при этом они подражали текстам, унаследованным из византийской литературы, а вовсе не правилам, четко сформулированным в специальных руководствах. До XVII в. на Руси не были распространены риторики, а отношение к ним было, по-видимому, устойчиво негативным. Для древнерусских книжников риторика была “чуждым знанием”, принадлежностью “латынского”, католического мира. А католицизм на Руси считали ересью, отступлением от христианства. Адресатом руководств по риторике был автор, творец, писатель, относившийся к тексту как к своему созданию. Но для древнерусской религиозно-культурного сознания книжник, писатель — это не автор в собственном смысле слова, а “инструмент” в руках Бога, “орудие” Господа. Он пишет по благодати Божией. Не случайно, киевский книжник конца XI — начала XII вв. Нестор, прекрасно начитанный в византийской агиографии (“агиография” — жития святых), пишет в Житии Феодосия Печерского о себе, что он “груб и неразумичен”. Истинный Творец — один Бог, создавший небо и землю. Слово, дарованное Им человеку, священно (сакрально), и словом нельзя “играть”: это кощунство, преступление против Создателя. Между тем, “риторическое” отношение к тексту предполагает именно такую игру и дерзновение: писатель творит автономный словесный мир, подобно Богу, создавшему Вселенную. Писатель “кичливо” демонстрирует свое мастерство. Такого отношения к тексту древнерусское сознание принять не могло.

Древнерусская книжность — это еще не художественная литература. Эстетическая функция в ней не самостоятельна, подчинена утилитарной, назидательной, культовой. Отсутствие саморефлексии в древнерусской литературе обусловило относительно меньшую, чем в средневековой Западной Европе или в Византии, роль автора.

Специфика древнерусской литературы и других православных славянских литератур действительно связана с верой. Но не с вероисповедальными отличиями, а с особенным религиозным отношением к слову: книжность, письменность и сама азбука были для православных славян сакральны.

Основная особенность литературы — это вымысел. Художественный мир литературных произведений обладает особенным статусом, “фикциональностью”: высказывание в литературном тексте — это и не ложь, и не правда. Но древнерусская литература вплоть до XVII столетия не знала вымышленных героев и сюжетов. С нашей, сторонней точки зрения многое в древнерусских произведениях представляется вымыслом. Современному человеку, обладающему рационалистическим сознанием, чудеса, описанные в житиях святых, кажутся также вымыслом. Но и древнерусские книжники, и их читатели верили в описываемые события.

Древнерусская литература до XVII в. не описывает любовных переживаний и как будто не знает самого понятия “любовь”. Она рассказывает либо о греховной “блудной страсти”, ведущей к гибели души, либо о добродетельном христианском браке (например, в “Повести о Петре и Февронии”).

В XVII в. в России постепенно распространяются беллетристические сочинения — любовно-приключенческие, авантюрные повести. Первые повести с вымышленными сюжетами и персонажами были переводами-переработками.

Обычно в учебниках и лекционных курсах принято разграничивать религиозную и светскую древнерусскую литературу; сохраняется это разграничение и во многих научных исследованиях. На самом деле оно отражает скорее особенности сознания исследователя, нежели строение древнерусской словесности. Конечно, богослужебное песнопение (канон) святому, слово (жанр торжественного красноречия) на церковный праздник или житие святого — произведения религиозного содержания. Но и воинская повесть, и летопись, относимые чаще всего к памятникам мирской литературы, изображают и истолковывают события с религиозной точки зрения. Все происходящее объясняется участием Провидения, реализацией божественного замысла: события совершаются либо по воле и благодати Божией (это благие события), либо попущением Божиим, как наказания за грехи русских князей и их подданных (это недобрые, “злые” события — нашествия иноплеменников, неурожаи, стихийные бедствия). Причинно-следственная связь в истории летописца не интересует — он не историк, а «регистратор».

В летописи русская история была вписана в ряд событий всемирной истории и рассматривалась в рамках представлений о движении времени, унаследованных от Библии. Ориентиры священной истории — сотворение мира, потоп и расселение народов после потопа, боговоплощение, крестная смерть и Воскресение Христа, распространение христианства и — в эсхатологической перспективе — Второе пришествие Христа и Страшный суд — таковы вехи истории для летописцев. Они постоянно проводят аналогии между современными им событиями и деяниями, описанными в Библии. Не случайно, большинство из них были монахи.

Собственно светских жанров древнерусская словесность до XVII столетия не знала. В ней не было ни любовной лирики, подобной поэзии миннезингеров и трубадуров в Западной Европе, ни повествований о подвигах и любовных приключениях, как рыцарские романы на Западе. Не было исторических сочинений, авторы которых предлагали собственные интерпретации, детальный анализ событий. На Руси “авторские” истории появляются только в XVI в. (“История о великом князе Московском” Андрея Курбского) и широко распространяются в следующем столетии.

О Христе и святых повествовали только священные тексты. Если о святом рассказывала летопись, то описание его жизни либо прямо заимствовалось из агиографии, либо было выдержано в агиографическом стиле. Когда древнерусские книжники описывали жизнь правителей, то под их пером она неизменно превращалась в житие: светской биографии древнерусская литература не знала вплоть до своего заката.

По отношению к древнерусской словесности было бы правильнее говорить не о разграничении религиозной и светской сфер, а о границах между сакральными боговдохновенными текстами и сочинениями низшего религиозного статуса. Библия (Священное Писание), Священное Предание (сочинения святых — Отцов Церкви, — сформулировавших основы христианского вероучения, догматику), литургические (богослужебные) тексты составляли ядро или — если использовать другой пространственный образ — вершину древнерусской книжности.

Памятники церковного красноречия, жития, хожения (описания паломничеств), патерики (сборники рассказов о монахах какой-либо обители или местности) обладали меньшей авторитетностью. Переписчики нередко редактировали, дополняли или сокращали их текст. Произведения, посвященные настоящему, повседневным событиям, находились еще “ступенькой ниже”.

Таким образом, древнерусская словесность не представляет собой жесткую систему с четко разграниченными сферами: между различными областями литературы — не границы, а постепенные, “плавные” переходы.

Древнерусская словесность не знала комических, смеховых, пародийных произведений. Встречаются лишь отдельные иронические фразы или сатирические “зарисовки”.

Только в XVII в. на Руси зарождается комическая словесность. В это же время, в 1670-е гг., создается русский театр, ставятся на придворной сцене и сочиняются первые пьесы. Актерство, лицедейство считались занятием греховным. Во-первых, это пустое развлечение. Во-вторых, и это главное, драматурги и актеры создавали свой собственный, иллюзорный мир, как бы покушаясь на права Бога — единственного Творца.

Древнерусская словесность — это не “изящная литература”. Древнерусская литература совсем иначе, чем литература Нового времени, связана с бытом, с обрядом, с практическими потребностями общества.

Летописи были для людей Древней Руси своеобразным юридическим документом.

В древнерусской литературе события и вещи, окружающие человека, — символы и проявление высшей, духовной, божественной реальности. В мире властвуют две силы — воля Бога, желающего блáга человеку, и воля дьявола, жаждущего своими кознями отвратить человека от Бога и погубить. Человек свободен в своем выборе между добром и злом, светом и тьмой. Но поддавшись власти дьявола, он теряет свободу, а прибегая к помощи Бога, обретает укрепляющую его Божественную благодать.

Время и пространство в древнерусской словесности — это не физические категории. Они обладают особой семантикой. Сквозь врéменное просвечивает вечность. Повторяющиеся каждый год церковные праздники: рождество, смерть и Воскресение Христа — были не просто воспоминанием о событиях земной жизни Спасителя, но таинственным и реальным повторением этих самых событий. Каждый праздник Рождества Христова верующие переживали как рождение младенца Иисуса, а каждый праздник Пасхи был для них новым воскресением Христа из мертвых.

Библейские события истолковывались как прообразы того, что происходит в настоящем. События прошлого для древнерусского человека не исчезали бесследно: они рождали долгое “эхо”, повторяясь, обновляясь в настоящем..

Пространство для древнерусского человека не было просто географическим понятием. Оно могло быть “своим” и “чужим”, “родным” и “враждебным”. Таковы, например, с одной стороны земли христианские и особенно “святые места” (Палестина с Иерусалимом, Константинополь с его святынями, афонские монастыри на Балканах). Семантику пространства в древнерусской словесности исследовал Ю.М. Лотман. “Святые”, “праведные” земли располагались на востоке, “на восходе солнца” (не случайно, главная часть христианского храма, его “святая святых” была всегда обращена на восток). “Грешные земли” и самый находились на западе и севере. Но понятия “восток” и “запад” имели в древнерусском религиозном сознании прежде всего не географический, а ценностно-религиозный смысл.

Стиль в древнерусской литературе зависел не от жанра произведения, а от предмета повествования. В описании жизни святого использовался устойчивый набор выражений — “трафаретов” и библейских цитат. Святой обычно именовался “земным ангелом и небесным человеком”, “дивным и пречýдным”, говорилось о “свете” его души и подвигов, о неуклонной, жаждущей любви к Богу. Он уподоблялся прославленным святым прошлого. Эти же “трафареты”, “общие места” используются при изображении святого и в летописном фрагменте, и в похвальном слове.

В древнерусской литературе властвовал канон — правила и образцы, по которым книжники составляли свои произведения.

Исследователь древнерусской словесности академик Д.С. Лихачев предложил особый термин для обозначения роли традиции, канона в памятниках средневековой русской словесности — “литературный этикет”. Вот как сам ученый разъясняет это понятие: “Литературный этикет средневекового писателя слагался из представлений о том: 1) как должен был совершаться тот или иной ход событий, 2) как должно было вести себя действующее лицо сообразно своему положению, 3) какими словами должен был описывать автор совершающееся. <...>

Термин “литературный этикет” стал общепризнанным в исследованиях по истории древнерусской словесности.

. Ю.М. Лотман видел функцию текстов канонического искусства в сообщении воспринимающему (читателю, созерцателю, слушателю) принципов, по которым эти тексты построены. Такие принципы — код (“язык”, система приемов, передающая информацию), с помощью которого читатель мог по-новому интерпретировать другие тексты. К их числу относятся, по Ю.М. Лотману, и окружающий мир, и представления о нем человека канонической культуры.

Авторское начало в древнерусской литературе приглушено, неявно. Древнерусские книжники не были бережны с чужими текстами. При переписывании тексты перерабатывались: из них исключались или в них вставлялись какие-то фразы или эпизоды, добавлялись стилевые “украшения”. Идеи и оценки автора заменялись на противоположные. Списки одного произведения, существенно отличающиеся друг от друга, исследователи называются “редакциями”. Древнерусские книжники редко указывали в рукописях свое имя. Как правило, авторы упоминают свои имена, лишь когда это необходимо, чтобы придать повествованию достоверность, документальность. Так, составители житий часто рассказывали, что были очевидцами событий из жизни святого.

Понятие авторства в современном смысле появляется лишь в XVII в. Придворные стихотворцы Симеон Полоцкий, Сильвестр Медведев, Карион Истомин уже считают себя создателями оригинальных творений, подчеркивая свое литературное мастерство. Они получают от царей денежные вознаграждения за свои сочинения.

Литература Нового времени представляет некую систему, все элементы (жанры, тексты) которой взаимосвязаны. Когда формируется какое-то литературное течение или направление, то присущие ему черты проявляются в самых разных жанрах. Так, исследователи пишут и о романтической поэме, и о романтической элегии, и о романтической трагедии или повести. Эволюция какого-то одного жанра или группы жанров, открытия, сделанные в этих жанрах, воспринимаются и произведениями, принадлежащими совсем иным литературным сферам. Так, приемы психологического романа середины — второй половины XIX столетия наследует лирика; под влиянием господствующей прозы “прозаизируется” стихотворство (лирика и поэмы Н.А. Некрасова); доминантная роль поэзии в литературе символизма приводит к “лиризации” символистской прозы.

В древнерусской литературе такой связи между разными видами книжности, которые ученые традиционно тоже именуют жанрами, нет.

Еще в XVII столетии, когда исторические повествования претерпевают разительные изменения и возникают прежде неизвестные жанры, книжники продолжают создавать жития святых по старым схемам. Одни жанры развиваются быстрее, другие медленнее, третьи “коснеют” в неподвижности.

В литературе Нового времени произведения различных жанров “говорят” о разном, создают различные художественные миры: мир элегии — это иной мир, нежели мир романа или комедии. Мир древнерусской словесности един — это реальность, созданная Богом. Но увидена она в разных жанрах с различных точек зрения; жанровое видение летописи непохоже на житийное: летописец фиксирует и отбирает события иначе, чем агиограф. Но эти различные подходы к реальности совместимы: к примеру, житийный рассказ нередко вставляется в летописный текст. Краткое упоминание в летописи о святом или рассказ о подвигах князя во имя земли и веры в летописи могут трансформироваться в агиографическое повествование. Представления о человеке и мире не создаются древнерусским книжником, а задано, “преднайдено” в церковном учении. В литературе же Нового времени эти представления имеют иное происхождение: они в разной степени диктуются жанром, эпохой, мировоззрением автора.

Религия определяет не просто набор тем древнерусской книжности, вера обусловливает самую сущность старинной словесности.

Реформы Петра I начертали для русской культуры и словесности новый путь: восторжествовало светское, мирское искусство, образцом стали сочинения западноевропейских авторов. Древние традиции были оборваны, собственная литература забыта. Постепенное открытие, “второе рождение” древнерусской словесности происходило в XIX и XX столетиях. Перед исследователями и читателями предстал особенный мир, прекрасный и загадочный в своей непохожести на современную литературу.