Глава VI Прекращение юридических лиц

Говоря о прекращении юридических лиц, нужно различать вопрос о способах, посредством которых существовавшее в действительности юридическое лицо может прекратить существование, и вопрос об юридической судьбе имущества, принадлежавшего юридическому лицу за время его существования. Способы прекращения юридических лиц по римскому праву приходится устанавливать более путем логических выводов из разных положений, выраженных в римском праве, чем ссылкой на такие места в источниках, в которых бы с точностью и определенностью были обозначены эти способы. А что касается вопроса о судьбе имущества юридических лиц, то места в источниках дали даже повод к возникновению в западноевропейской юриспруденции двух противоположных взглядов, взаимно исключающих друг друга: по одному взгляду имущество юридических лиц как bonum vacans принадлежит государству, а по другому взгляду имущество это подлежит разделу между бывшими членами распавшегося юридического лица.

Скажем сначала о способах прекращения юридических лиц.

Всего менее, конечно, склонны были римские юристы ставить вопрос о прекращении фиска, т.е. самого государства как юридического субъекта в области гражданских отношений: фиск должен существовать до тех пор, пока существует римское государство как политическое общение и как политическая сила, т. е. должен быть так же вечен, как вечен Рим.

В отношении к городам, напротив, допускается возможность уничтожения их личности по воле государства: политическим актом верховной государственной власти город может быть упразднен, так что уничтожение его в отношении к его юридической личности может быть сравниваемо с естественною смертью физического лица. Поэтому, если городу отказывается узуфрукт, а между тем город срыт до основания, то он перестает быть городом, как подвергся этой участи Карфаген, и перестает вместе с тем, как бы вследствие естественной смерти, иметь узуфрукт[814]. Итак, государственная власть, которая может вновь создать город, может и уничтожить город существовавший. Государственная власть может положить конец раздельному существованию двух ремесленных коллегий и образовать из них одну[815]. Тем менее стеснено государство в уничтожении юридической личности всяких других корпораций, кроме городов, как скоро эти корпорации заявили бы себя с опасной для государства стороны. Выше была речь о запретительном законодательстве против коллегий, получивших характер недозволенных обществ[816]. При христианских императорах подпали таковому же запрещению языческие сакральные коллегии, как служившие гнездилищем для языческих суеверий[817], вместе с храмами, при которых состояли эти коллегии, с жертвоприношениями и другими религиозными учреждениями[818]. Напротив, христианские религиозные учреждения представляются бессмертными, существованию их не полагается какого-либо предела времени, подобного тому термину, каковым является момент смерти для отдельного человека; христианские религиозные учреждения имеют существовать до конца веков, пока будет чтиться между людьми имя христиан[819]. Этим, однако, конечно, не исключается возможность прекращения местных христианских религиозных институтов вследствие случайных событий, уничтожающих все то имущество, которым обеспечивалась и условливалась деятельность институтной администрации в известном направлении. Существенное значение имущества для института законодатель представлял себе с совершенной ясностью, поэтому даже и устроение новой церкви не иначе разрешал строителю как после предварительных переговоров с епископом о необходимом имущественном обеспечении имеющего возникнуть института[820]. И если обеспечиваемый при своем возникновении институт вследствие позднейших случайных обстоятельств терял это имущественное обеспечение своего существования, то отсюда должно было вытекать и прекращение его юридического бытия, если только правительство не находило нужным и возможным поддержать деятельность института, несмотря на фактические обстоятельства, поставившие администрацию института в невозможность действовать. Помимо влияния этих случайных фактических обстоятельств, существование и деятельность церковных институтов могут прекратиться вследствие изменения цели института: цель церковного института может измениться, и вместо одного института может начать действовать другой. О возможности превращения одного института в другой источники с ясностью не говорят, но некоторые выводы в этом смысле можно сделать из того, что говорится в дигестах об обращении отказанных в пользу городов сумм на другие цели, чем какие намечены жертвователями. Положим, легат оставлен городу с тем, чтобы на доходы с отказанного имущества ежегодно для поддержания памяти об умершем устраивались зрелища. Допустим далее, что устроение зрелищ встречает препятствия с полицейской точки зрения. Все-таки отсюда несправедливо было бы делать тот вывод, говорит Модестин, чтобы сумма, назначенная умершим на зрелища, обратилась к выгоде наследников: на общем coвещaнии наследников и первых лиц города должно быть обсуждено, на какое употребление должен пойти фидеикомисс, так чтобы память о тестаторе поддерживалась, и притом дозволенным способом[821]. В другом месте источников говорится, что вообще venatio и spectacula (бои со зверями и зрелища) суть цели, на которые сенат запрещает делать отказы городам, и что сделанные ввиду этих целей отказы велено употреблять на то, что представляется в особенности необходимым для города. Вообще же отказанную муниципии денежную сумму обращать на какое-нибудь другое употребление, кроме того, которого желал умерший, дозволяется не иначе как с разрешения императора. Если деньги отказаны на одно какое-нибудь дело, а между тем дело это, благодаря той льготе, которая была установлена фальцидиевым законом в пользу наследника, не могло бы состояться, в таком случае дозволяется употребить свободную сумму на то, что представляется в особенности необходимым для республики. Если отказываются многие суммы на многие дела и, благодаря опять-таки фальцидиеву закону, свободных сумм оказывается недостаточно для свершения всех этих дел, то дозволяется употребить все оставшиеся за удовлетворением наследника деньги на одно какое-либо полезное дело по желанию города[822]. Итак, приведенные фрагменты говорят не о разных институтах, основываемых в городе, а говорят о самом городе как единственном институте, которому делаются отказы в пользу различных целей. Но отсюда и для рассматриваемого вопроса о прекращении институтов как юридических лиц можно сделать некоторые выводы: 1) хотя цель, ввиду которой учреждается тот или другой христианский pелигиoзный институт, пока он остается церковным институтом, никогда не может сделаться недозволенною, но может случиться, что во внимание к фактическим обстоятельствам и по требованиям целесообразности цели, преследовавшиеся двумя разными институтами, будут соединены в одном институте или же что цель, ввиду которой раньше существовал институт, оказывается не столь настоятельно необходимою, как другая, важность которой с большей и большей ясностью выступает в сознании общества и правительства; 2) упразднение существовавшего института с включением его деятельности в программу другого существовавшего раньше и имеющего существовать на будущее время учреждения или же превращение существовавшего института в новый может состояться не иначе как по воле верховной власти. Итак, упразднение юридических лиц возможно прежде всего по воле верховной власти.

Любопытно употребление, которое сделано было в Италии из того простого, по-видимому, начала, что в случае необходимости государственная власть может упразднять и изменять институты. Перед изданием закона 17 июня 1890 г. в парламенте происходили ожесточенные дебаты, причем большинство, в духе которого состоялся и самый закон, отстаивало прямолинейно общий принцип, что государство имеет право распоряжаться всегда по своему усмотрению всеми фундациями, не обращая внимания на волю фундаторов, преобразовывать их, изменять их цели, упразднять. Аргументация основывалась главным образом на том, что благотворители не сохраняют за собою никакого права над учрежденными ими институтами, которые ввиду социального характера их цели перестали быть частными институтами[823].

Другое возможное основание прекращения юридических лиц - отпадение или выбытие тех физических лиц, с организованным союзом которых связывается юридическое олицетворение гражданского права. Что наличная организация может последовательно сменяться и заменяться другими членами без уничтожения тем самым юридического тожества союза, об этом мы уже знаем[824]. Но вопрос далее в том, при каком количестве членов союз как юридическое лицо следует считать прекратившимся и, напротив, при каком минимальном количестве членов следует признавать его существующим? Классическое место из источников по этому вопросу принадлежит Ульпиану. Сказав, что для юридического тожества союзов как олицетворений гражданского права безразлично, все ли члены остаются налицо, или осталась только часть, или все переменились, Ульпиан продолжает: если бы союз умалился даже до одного члена, правильнее будет признавать для этого члена возможность вчинания исков и привлечения к ответственности по искам, так как право всех совместилось в одном лице и имя корпорации продолжает сохраняться[825]. Итак, если уцелеет в наличности даже один только член корпорации, корпорация юридически продолжает свое существование. Отношения корпорации представляются тогда в следующем виде: уцелевший член корпорации рассматривается как прирожденный, так сказать, актор, или синдик, который не нуждается в особом каком-либо полномочии со стороны корпорации на судебное ее представительство; вещные и обязательственные права, вообще все имущественные отношения корпорации, как они прежде существовали, не сливаясь с правами и имущественными отношениями отдельных членов, так и теперь, с умалением личного состава корпорации до одного члена, продолжают существовать особо же, не сливаясь с правами и имущественными отношениями этого единственного члена; значит этот единственный член не может просто-напросто взять себе имущество корпорации как свое собственное. Как долго продолжается это состояние? Пернице предел этого состояния видит в словах "ET universitatis nomen stet", передавая смысл их так: "пока имя общества еще продолжается", - следовательно, пока формального прекращения еще не последовало, общество все еще должно рассматриваться как существующее[826]. Грамматически едва ли можно оправдывать подобный перевод[827]. Приведенные слова содержат в себе, по конструкции речи автора, не предел времени, а причину того юридического явления, что уцелевший член universitatis может convenire и conveniri: это потому, говорит Ульпиан, что права всех перешли на одного и что имя universitatis стоит неизменно. Действительный термин существования корпорации в лице одного члена мог полагаться теми чисто фактическими обстоятельствами, о которых говорит сам же Пернице. В обществе с хорошими финансами всегда нашлись бы участники, и существование подобного общества в лице одного члена могло бы быть лишь кратковременным; или же финансовые дела общества могли быть безнадежны, и тогда уцелевшему члену общества было выгоднее оставить дела и имущество этого общества на произвол судьбы. С другой стороны, выражение Ульпиана "STET nomen universitatis" дало повод некоторым ученым относить весь приведенный фрагмент Ульпиана к политическим общинам, не распространяя его на другие союзы. Так, Кон[828] рассуждает, что словами "NOMEN universitatis stat" указывается на продолжение собственного имени или названия, собственное же имя было всегда достоянием политических общин, между тем как коллегии, напр. союзы ремесленников и солдат, не имели особого названия. Против этого рассуждения Гирке[829] справедливо возражает, что в высшей степени невероятным представлялось бы предположение, будто какие бы то ни было союзы могли существовать как безымянные и, будучи безымянными, все-таки выступать в качестве юридических субъектов. Из рубрики четвертого титула III-й книги дигестов "QUOD universitatis agatur eam contra vel nomine cujuscunque", а равно из содержания отдельных фрагментов, помещенных в этом титуле под приведенною рубрикой, явствует, что во имя всякой universitas можно искать и отвечать по иску: каким же образом возможно бы было universitatis nomine agere, если бы universitas была без имени? Да и умаление личного состава корпорации до одного члена легче представить себе в каких-нибудь коллегиях, чем, напр., в городах, и если политические общины также подходили под рассматриваемое нами общее правило Ульпиана, то практическое применение к ним этого правила могло иметь место не столько в городах, сколько в селениях (vici), небольшое население которых могло быть уничтожено во время войны или другого несчастья и уцелевшим членам которых могла явиться надобность, напр., отыскивать судом легат, назначенный по завещанию в пользу селения[830].

Если, таким образом, в источниках представляется возможным продолжение существования корпорации в лице одного члена, то отсюда должно вытекать, с другой стороны, что с отпадением и этого последнего члена существование корпорации должно безусловно прекратиться. Однако новейшие западноевропейские юристы, с точки зрения, впрочем, не римского, а современного права, идут дальше Ульпиана, допуская существование юридического лица даже и по отпадении всех физических лиц - членов корпорации. До Савиньи доктрина, по крайней мере цивилистическая[831], решала вопрос единогласно: корпорация с отпадением членов уничтожается, и имущество ее по правилам о bona vacantia, поступает в казну. Савиньи, как говорит Иеринг[832], не убоялся утверждать противное. По его мнению, было бы ошибочно с смертью всех членов корпорации связывать как необходимое юридическое последствие прекращение корпорации: там, где в основании корпорации лежит непрерывающаяся цель, имеющая публичный интерес, допустить такое последствие, говорит Савиньи, невозможно. Если, напр., в городе от холеры быстро, один за другим, умирают все члены ремесленного цеха, то было бы совершенно ошибочно считать цех прекратившимся и имущество его бесхозяйным или выморочным, поступающим в казну[833].

Пухта[834] в подкрепление взгляда Савиньи указал на то обстоятельство, что понятие корпорации обнимает не только настоящих, но и будущих членов и что поэтому именно корпорация не может прекратиться с вымиранием или с выходом всех членов: пока есть возможность возобновления ее новыми членами, до тех пор юридическую личность корпорации нельзя считать уничтоженной. Ведь римское право, рассуждает Пухта, находило же возможным продолжение существования корпорации при одном члене, а между тем, собственно говоря, и это было бы невозможно, если бы настаивать на непрерываемости союза лиц как подкладки для юридического лица. Корпорация может, таким образом продолжать существование и при одном члене, и при полном отсутствии членов: non est novum, ut quae semel utiliter constituta sunt durent, licet ille casus exstiterit, a quo initium capere non potuerunt[835], - эта "REGULA juris" одинаково относится и к тому, и к другому случаю и одинаково делает возможным, по мысли Пухты, продолжающееся существование корпорации в том и другом случае. Мнение Савиньи и Пухты было поддержано некоторыми другими учеными[836], но вызвало, с другой стороны, и возражения. Синтенис[837] оспаривал правильность приводимого у Савиньи примера вымирания цеха, говоря, что пример этот ничего не доказывает: возможно, что государственное правительство реорганизирует цех и его прежнее имущество обратит опять на ту же цель, но до момента реорганизации цех не существует, он угас, привилегии его никем не осуществляются и дрянная работа мастеровых цехом не преследуется. Что имущество бывшего цеха не может быть в качестве бесхозяйного завладеваемо всяким третьим, с этим готов согласиться и Синтенис, но дело тут в том, что государство, имеющее своим назначением поддерживать цели публичного интереса и обладающее правами надзора, больше, чем кто-либо другой, имеет право осуществлять при подобных обстоятельствах имущественные права, в отношении же к корпорациям, преследующим частные цели, государство не имеет даже и предпочтительного перед третьими права оккупации. Против Савиньи высказался также Бринц[838], который, по-видимому, всего скорее мог бы сойтись с Савиньи при его взгляде на имущество юридического лица как на целевое имущество: до каких же пор, спрашивает Бринц, продолжается существование корпорации по выбытии всех ее членов? Вновь вступающий член должен ли сам себя принять? Корпорация не может быть мыслима без лиц - так формулирует свою мысль Бринц. Штоббе и Барон также заявили себя против Савиньи и Пухты. По мнению первого[839], с исчезновением реальных субъектов перестает существовать и идеальная личность, которая потом уже не может получить новую жизнь посредством вступления новых членов. Барон[840] находит взгляд Савиньи и Пухты несогласным с источниками римского права, в которых говорится о продолжении существования корпорации при одном члене, но нигде не говорится о возможности существования корпорации без членов. Арндтс и Дернбург стараются, по-видимому, занять посредствующее положение между спорящими сторонами. Арндтс[841] в тексте поддерживает положение, что universitas personarum прекращается смертью или правомерным выходом членов ее, а в примечании высказывает суждение, близкое к мнению Савиньи, хотя и не тождественное с последним: "продолжение юридического лица возможно, - говорит Арндтс, - и по смерти всех членов его, поскольку имущество его до вступления новых членов сохраняется как Stiftung". Следовательно, по этому взгляду, корпорация по смерти всех ее членов прекращает свое существование как корпорация, но не перестает быть юридическим лицом, поскольку она на время превращается в институт. Та же самая мысль высказывается Дернбургом[842]: присоединяясь к мнению Бринца, что корпорация не может быть мыслима без лиц, Дернбург говорит, что иное дело, если в наличности находится не корпорация, a Anstalt, и заключает свое рассуждение замечанием, что временное и преходящее рассеяние членов корпорации, напр. вследствие войны или революции, не имеет, натурально, юридического значения. Наконец, Иеринг воспользовался возникшею между учеными контроверсой о возможности или невозможности существования корпорации без членов, чтобы добыть здесь для себя лишний аргумент в подкрепление своей теории о пассивных действиях прав. Юридически субъект тут отпадает, говорит Иеринг, но и по отпадении субъекта продолжается юридическая цель юридического лица, которая никоим образом не совпадает с теми физическими лицами, которые в данный момент являются его членами, а простирается на всех будущих членов, вследствие чего не может прекратиться с смертью или с выходом всех наличных членов. Наличность членов, по мнению Иеринга, имеет то же значение для понятия корпорации, как лицо кредитора для понятия обязательства, и поэтому отпадение членов для первого понятия имеет то же значение, как смерть кредитора для последнего: то и другое прекращаются, но затем вновь пробуждаются, если находятся люди, снова воспринимающие и продолжающие ту же цель[843]. В особенности Иеринг упрекает Савиньи за непоследовательность. Почему Савиньи ограничивает свое положение только такими юридическими лицами, в основании которых лежит непрерывающаяся цель, имеющая публичный интерес? Не заключается ли, напротив, спрашивает Иеринг, основание этого требования в самом существе universitatis personarum? Если члены клуба, наделенного корпоративными правами, или члены музыкального общества с таковыми же правами при осаде города или во время чумы погибают все до единого, то почему и их имущество не могло бы таким же точно образом сохраняться для той цели, которую имели в виду первые учредители и позднейшие участники? И тут, говорит Иеринг, признать за государством право обратить в свою собственность имущество корпорации значило бы то же самое, что признать за опекуном право на присвоение имущества опекаемого, - другими словами, это был бы просто-напросто грабеж, и неизвестно, почему государство не могло бы с одинаковым правом присвоить и все институты, для которых в известный момент не является ни одного перципиента, или все наследства, для которых в известный момент не оказывается наследников? Регельсбергер[844] думает, что с отпадением всех членов (все равно вымиранием или выходом их) прекращается корпорация, а равным образом и об Anstalt или Stiftung не может быть тут речи, а может быть речь о сохранении имущества наподобие лежачего наследства, в которое и может вступить вновь возникающая корпорация наподобие наследника.

Из представленного очерка мнений выдающихся цивилистов видно прежде всего, что здесь, как и во многих других вопросах, относящихся до юридических лиц, западная юриспруденция выходила за пределы римской юридической жизни и источников римского права, имея в виду понятия и отношения новейшего времени и пользуясь римским правом как одним из аргументов в пользу теории, представляющейся правильною с современной точки зрения. Римские юристы, как разъяснено было в предыдущих главах этого исследования, не были достаточно знакомы с понятием институтов как другой категории юридических лиц, тем менее могли знать то, что стало известно позднейшей юриспруденции из многовекового исторического опыта относительно возможности превращения корпорации в институт и обратно, хотя государство и могло бы представить для них пример подобного превращения, наконец, не вдавались в теоретические исследования по многим другим вопросам, входящим в учение об юридических лицах, как, напр., по вопросу о том, настолько ли важна цель для понятия юридического лица, чтобы понятие это, ввиду именно продолжающейся цели, могло быть поддержано в своем существовании несмотря на полное отпадение всех физических лиц, с которыми могло бы быть связано олицетворение. Поэтому, рассуждая с римской точки зрения и выходя из того положения, что римское понятие юридического лица имеет своим нормальным предположением союз физических лиц, мы должны решительно присоединиться к мнению Штоббе и Барона, к которому позднее примкнул Регельсбергер, что корпорация может продолжать свое существование при одном члене (конечно, в отступление от общего правила, по которому нормальным предположением для корпорации служит союз лиц, и, конечно, лишь временно), но с отпадением и этого последнего члена прекращается, так как не остается уже никого, кто мог бы в качестве актора искать и отвечать по делам корпорации. С точки зрения современной теории юридических лиц, напротив, не менее возможно признать и продолжающееся существование корпорации по отпадении всех ее членов, и при этом едва ли даже есть надобность прибегать к мысли о возможности временного превращения корпорации в институт. По крайней мере, Дернбург, устанавливающий понятие о юридических лицах как об общественных организациях, едва ли поступил последовательно, отрицая в рассматриваемом нами случае продолжение корпорации как корпорации и допуская продолжение заведения или института. Если быть последовательным и не терять из вида, что институт есть общественная организация, то ведь и существование института при полном отсутствии администраторов было бы так же трудно понять, как и существование корпорации при полном отсутствии членов. Для тех, кто видит в институте олицетворение имущества, нетрудно, разумеется, проводить вышеуказанное различие между корпорацией и институтом: по отпадении всех членов корпорации имущество все-таки остается, именно имущество целевое, следовательно, по прекращении корпорации остается в наличности институт. В первой главе были указаны те соображения, ввиду которых ни цель, ни имущество не могут быть олицетворяемы, а, напротив, олицетворение всегда должно быть связываемо с налично существующими людьми (членами и администраторами). С этой точки зрения институт с отпадением всех до одного администраторов должен был бы прекращаться точно так же, как и корпорация по отпадении всех до одного членов. Между тем корпорации и институты, преследующие более или менее важные для общественной и государственной жизни задачи, которые признаны и покровительствуются государством, и выполняющие ту или другую функцию в органическом процессе общественной жизни, не могут быть поставлены в своем существовании в полную зависимость от случайных причин. Случайное отпадение всех физических лиц, с которыми могло бы быть связано олицетворение, тогда только может иметь своим последствием прекращение существования юридического лица, когда государство не придает данному юридическому лицу настолько важного значения, чтобы с прекращением его образовался существенный пробел в органическом процессе общественной жизни. Государство, которое силою объективного права сдерживает в юридическом единстве и охраняет имущество безвестно отсутствующих и умерших, силою же объективного права охраняет и имущество юридического лица, лишившееся хозяина, пока не является новая организация на место прежней, которая, однако, будет организацией прежнего же, а не нового юридического лица, или пока не определится окончательно, что новой организации не будет[845]. В последнем случае имущество прекратившегося юридического лица имеет обыкновенную судьбу выморочного имущества, и государство по этому поводу нельзя было бы обвинять в грабительстве, как делает Иеринг, ибо не видно, чьи права могли бы быть нарушены в таком случае государством.

Но если источники римского права допускают возможность прекращения корпорации вследствие случайного отпадения всех до одного членов, то, напротив, сознательное и намеренное решение наличных членов о прекращении корпорации и с точки зрения римского права не может быть рассматриваемо, по общему правилу, как достаточное основание для уничтожения корпорации. Ибо существованием большей части их государство, как показывают многочисленные привилегии, слишком заинтересовано, чтобы возможно было допустить произвольное их прекращение[846]. Там, где особого интереса не существовало, как, напр., в товариществах мытарей и горнопромышленников[847], в похоронных коллегиях, корпорация сама могла постановить решение о своем закрытии, распущении или прекращении, и, конечно, настолько превышающим большинством голосов, чтобы несогласное меньшинство не в состоянии было за выходом большинства продолжать имя корпорации. В случае постановления решения о распущении или прекращении корпорации незначительным большинством голосов результат мог бы получиться лишь тот, что большинство вышло бы из корпорации, меньшинство же продолжало бы образовать корпорацию, юридически тождественную с прежнею[848]. Возможность же прекращения корпорации в силу единогласного решения членов (т. е. при указанном предположении, что государство не заинтересовано существованием ее) должна была вытекать из общего юридического начала, что все, установленное взаимным соглашением (consensus), может быть уничтожено противоположным соглашением (dissensus, contrarius consensus)[849]. Если современная теория права находит основания возражать против договорного происхождения корпораций и склонна видеть в возникновении корпорации акт общественной автономии, то, напротив, не было бы никакого основания приписывать эту мысль римской юриспруденции, которой всего менее была знакома идея общественной автономии.

В отношении к товариществам государственных откупщиков, арендаторов, мытарей возможны были и еще два способа прекращения товарищества как корпорации: истечение срока и смерть главного руководителя товарищества, на котором держалось все товарищество и потеря которого незаменима. Относительно срока выше было замечено[850], что нормальный срок для товариществ был пятилетний, хотя в действительности бывали и долгосрочные, даже столетние аренды. Было замечено также, что товарищество публиканов не разрушается смертью одного из товарищей и что пай умершего переписывается на имя его наследника, за исключением того случая, если благодаря именно усилиям умершего самое товарищество явилось на свет или если без умершего некому управлять товариществом[851]. Этот исключительный случай должен быть констатирован и поставлен вне сомнений ("QUOD est aestimandum causa ex ipsum"), т.е. должно состояться общее обсуждение оставшимися в наличности товарищами вопроса не только о том, способен ли наследник умершего заменить умершего, но и вопроса о возможности продолжения товарищества вообще, так как если на умершем лично держалось товарищество и без умершего администрация товарищества оказывается невозможною, то констатирование этого факта должно повести к упразднению товарищества в смысле прекращения корпорации и даже самого товарищеского предприятия.

С вопросом о способах прекращения юридических лиц связывается вопрос о юридической судьбе имущества, принадлежавшего юридическому лицу. Для некоторых юристов единственно возможною представлялась следующая конструкция: так как testamenti factio activa юридическому лицу, без всякого сомнения, не принадлежит и так как, без всякого же сомнения, юридические лица не могут иметь после себя наследников ab intestato (ибо наследование ab intestato основывается на родстве, которое в отношении к юридическим лицам немыслимо), то отсюда следует, что остающееся после юридического лица имущество есть выморочное и как bonum vacans становится собственностью фиска[852]. Единственное место из источников римского права, которое может быть приводимо в подкрепление указанной конструкции, есть упоминавшийся выше закон императоров Гонория и Феодосия об уничтожении коллегии дендрофоров. Относительно имущества упраздняемой коллегии в законе этом сказано, что оно отбирается в казну, за исключением того, что на основании предшествовавших конституций могло поступить уже в пользу церкви или отдельных лиц[853]. Закон, как справедливо говорить Белау[854], не дает основания делать общие выводы: тут дело идет не о правильном применении давно признанного юридического принципа, а об однократном распоряжении, об единичном акте чрезвычайного характера, о конфискации мест языческого богослужения. Но если бы даже это был и не единичный акт, а выражение общего правила, действовавшего по отношению к местам языческого богослужения, из того, что христианские императоры конфисковали имущество языческих религиозных коллегий, следует не более, чем из того факта, что и имущество частных лиц, изобличенных в участии в языческих жертвоприношениях, после предания виновных смертной казни на основании императорских законов подлежало конфискации же[855]. Как из этого последнего факта нельзя делать вывода о конфискации всякого имущества всяких частных лиц, так и конфискация языческих богослужебных мест не служит основанием к признанию общего положения, что имущество всякого юридического лица по прекращении существования этого последнего подлежало конфискации[856]. Предполагать, что имущество распавшегося товарищества публиканов или распавшейся похоронной коллегии подлежало неминуемому отобранию в казну, значило бы приписывать римским юристам и римскому праву чуждые им воззрения. Имущество юридического лица, помимо указанного случая конфискации, могло поступать в качестве выморочного в казну в том лишь случае, когда членами корпорации перед ее распущением не было ничего постановлено о судьбе имущества, ничего об этом не предусматривалось и в статутах (lex collegii), вooбщe лишь постольку, поскольку поступление имущества в казну не сопровождалось бы никаким ущербом для тех прав, которые принадлежат отдельным лицам в этом имуществе, в том числе и членам бывшей корпорации[857].

Но если нельзя признать правильным общего положения о поступлении имущества всякого прекратившегося юридического лица в казну, то неправильно было бы, с другой стороны, утверждать, в виде общего правила, что имущество прекратившей свое существование корпорации всегда подлежит разделу между его бывшими членами. Несостоятельность этого общего положения вытекает уже из того, что ранее сказано о возможности поступления имущества упраздненных юридических лиц в казну. Место из источников, которое служит в глазах некоторых юристов оправданием названного общего положения, по мнению других ничего не доказывает, так как относится не к прекратившимся юридическим лицам. Место это принадлежит Марциану и читается так: "COLLEGIA contra vel ex celebrat collegium constitutiones et mandata senatusconsultum coierit, corpus tale quodcunque Caesaris auctoritate senatusconsulti nisi autem, summa In partiri. se inter pecuniamque dividere habent quas si communes pecunias dissolvuntur, cum eis, permittitur set dissolvuntur; senatusconsultis constitutionibus mandatis illicita, fuerint qua"[858]. Большинством юристов фрагмент Марциана понимается в том смысле, что в нем речь идет о недозволенных союзах, которые, вcлeдcтвиe их недозволенности, несмотря на фактическое соединение не могут быть признаны в качестве корпорации. Другими словами, тут дело идет о таком случае, когда корпорация совсем не возникала и никогда не существовала, и в этом-то именно случае имущество фактически образовавших из себя союз лиц должно было подлежать разделу между наличными членами недозволенного правительством союза. Несправедливо выводили отсюда, говорит Савиньи[859], что если даже корпорация действительно существовала и позднее была уничтожена, имущество всегда должно было делиться между членами. Белау и вскоре за ним Кон сделали попытку истолковать фрагмент Марциана в смысле раздела имущества после действительно существовавших корпораций. Редакция фрагмента действительно не отличается ясностью и дает повод к недоумениям. Белау[860] не видит в приведенном фрагменте Марциана никакого указания на то, что коллегии, о которых идет тут дело, должны быть представляемы или мыслимы как основанные непосредственно перед появлением запретительных мандатов и проч., a между тем, при сколько-нибудь продолжительном существовании в персонале коллегии могли бы уже наступить изменения вследствие смерти отдельных членов, так что наличные члены коллегии не совпадали бы уже с заинтересованными и управомоченными участниками в res communes. Этот аргумент поддерживается также и Коном[861], и сила его полагается, очевидно, в том, что если допустить факт смерти одного или нескольких участников в (фактической) коллегии в промежуточное время между основанием ее и закрытием, имущество (фактической) коллегии не могло бы пойти в раздел между наличными в момент закрытия членами, так как и наследники умерших могли бы заявить претензии на соответствующую долю в этом имуществе. Аргумент этот, однако, нисколько не служит к обессилению общего взгляда и к подкреплению уклоняющихся взглядов Белау и Кона. Марциан, как и Юстиниан впоследствии, не считает нужным говорить об исключительном случае (возможном, конечно) несовпадения личного состава недозволенной коллегии в момент ее закрытия правительством с личным составом ее в момент основания, а имеет в виду нормальный порядок вещей, когда правительство закрывает открывшуюся фактически коллегию, прежде чем могли бы наступить какие-либо изменения в личном ее составе. По мнению Белау и Кона, ничем не доказывается, что упразднение недозволенной коллегии правительством должно наступить через самое непродолжительное время после ее основания. Однако если Ульпиан в предыдущем фрагменте того же титула той же книги[862] говорит, что отважившиеся на учреждение недозволенной коллегии подлежат тем же наказаниям, которые определены для вооруженных людей, насильственно занимающих публичные места или храмы, то едва ли правильно было бы вкладывать в слова Ульпиана такую мысль, что он имет в виду протечение более или менее продолжительного времени между моментом основания недозволенной коллегии и моментом ее закрытия. Напротив, естественно полагать, что юрист представляет себе подлежащими наказанию тех именно людей, которые виновны в основании недозволенного общества. Поэтому естественно полагать далee, что и Марциан представляет себе момент упразднения недозволенного общества столь быстро и непосредственно следующим за моментом его основания, что не мог и думать о каких-либо изменениях в личном составе этого недозволенного общества в промежуточное время между обоими моментами. А если бы и наступили подобные изменения, ничто не мешало бы наследнику умершего предъявить претензии на ту долю подвергшегося разделу имущества недозволенного общества, на которую мог бы претендовать член упраздняемого общества, если бы он был жив.

Дальнейшая аргументация Белау, исправленная в некоторых пунктах Коном, сводится к обяснению смысла слов "ILLICITUM collegium". Под illicitum collegium нужно, по мнению обоих писателей, понимать не такую коллегию, которая при самом появлении ее на свет выступает как нечто недозволенное и встречается с направленными против нее законами гражданскими и уголовными, а такую коллегию, которая раньше существовала как дозволенная и потом стала недозволенною, усвоив характер незаконного общества, и вследствие этого упразднена правительством именно путем издания запретительных мандатов, конституций и сенатусконсультов[863]. Слово "ILLICITUM" Кон производит от неупотребительного глагола "ILLICET", считая "ILLICITUM" формою perfecti passivi от этого глагола, - однако доказательств существования такого глагола в латинском языке не приводит. Притом, для того чтобы быть последовательным, нужно бы было и во всех других случаях, когда встречается в 22-м титуле XLVII книги дигестов слово "ILLICITUM", разуметь под ним общество, существовавшее в качестве законного и дозволенного и лишь впоследствии ставшее незаконным и недозволенным. В этом смысле, однако, трудно было бы истолковать "COLLEGIUM illicitum" в вышеприведенном фрагменте Ульпиана[864], который говорит об уголовном наказании лиц, основавших недозволенную коллегию, а не членов коллегии, ставшей недозволенною. Да и Марциан сам, говоря, что в конце концов всякая коллегия, составившаяся не на основании сенатского или императорского разрешения, есть нечто противозаконное[865], дает видеть, что речь у него идет о таких фактических соединениях, которые с первого же момента их существования являются противоречащими закону и недозволенными.

В фрагменте Марциана говорится: "COLLEGIA et si senatusconsultis constitutionibus mandatis illicita, fuerint qua dissolvuntur" etc. Творительные падежи "MANDATIS" и проч. не могут быть понимаемы здесь в смысле упразднения коллегии мандатами, конституциями и сенатусконсультами, так как трудно себе представить, чтобы для упразднения недозволенного союза, никогда не имевшего легального существования, мог требоваться по римскому праву специальный законодательный акт. Слова "MANDATIS" и проч. указывают скорее на общую законную основу упразднения, и переводить их нужно так: "недозволенные коллегии упраздняются на основании мандатов, конституций и сенатусконсультов", - а не так: "упраздняются мандатами" и проч. Кон, допуская возможность такого перевода с точки зрения господствующего взгляда, который видит в collegia illicita Марциана общества, никогда не существовавшие в качестве дозволенных, сам лично принимает творительные падежи в последнем смысле: по мнению Кона, дело идет тут не о таких обществах, которые никогда не существовали и не могли бы быть, так сказать, удостоены специального запретительного акта, а об обществах, имевших законное существование и лишь впоследствии ставших недозволенными. Но так как этого-то именно доказать и нельзя, то гораздо безопаснее присоединиться к господствующему мнению и слова "MANDATIS" и проч. переводить: "на основании мандатов" и т.д. Из всего сказанного следует, что fr. 3 pr. § 1 D. XLVII, 22 не содержит в себе общего правила о разделе имущества между наличными членами корпорации при ее прекращении, так как говорит не о прекращении существовавшей корпорации, а о недопущении недозволенного законами общества. Впрочем, против тех, кто принимает за общее правило римского права обращение в казну имущества упраздняемых корпораций, поцитованный фрагмент может сослужить ту службу, которую указывает ему Пернице[866]. Всякий раз, как корпорация упраздняется не путем вымирания ее членов (в этом случае имущество упразднившейся корпорации как bonum vacans должно поступить в казну), и поскольку третьи лица не имеют юридически обоснованных претензий на это имущество, оно отдается членам упраздняемой коллегии: это нужно выводить, говорит Пернице, наперекор всем искуственным объяснениям, a potiori из того производства, которое наблюдается при упразднении collegii illiciti, т. е. если при уничтожении недозволенной коллегии отдельным лицам предоставляется разделить между собою общее имущество, то тем более нужно предполагать таковой же раздел при упразднении дозволенной коллегии. Вообще же, как говорит Гирке[867], источники римского права не выражают ни того находимого в них позднейшими юристами положения, что непременно и всегда должен иметь место раздел имущества между бывшими членами, ни того принципа, будто непременно и всегда имущество упраздняемой корпорации должно поступать в казну. Да государство в действительности никогда и не претендовало на присвоение всякого имущества после всякого юридического лица[868], хотя вопрос о судьбе оставшегося имущества, не разрешенный в римском праве, никогда не был с достаточной ясностью и полнотой разрешен и в позднейших законодательствах. Без сомнения, практическое значение имеет он в отношении не к публичным корпорациям и не к институтам, а к частным обществам, практические же недоумения и неудобства могут быть вызваны тем обстоятельством, что ни в общих законах, ни в уставах обществ не предусмотрен этот пункт[869].