2. Теории и концепции социального старения

Как правило, устойчивая тенденция враждебности к пожилым и старым людям со стороны более молодых поколений расценивается как их страх перед старо­стью вообще, а не агрессивность к конкретным пред­ставителям старшего возраста. Речь в подобных случа­ях идет о часто описываемом в психологической лите­ратуре страхе молодых перед будущей собственной старостью и их стремлении забыть о ней, игнорируя окружающих беспомощных старых людей. По всей вероятности, в основе этой боязни старения и старо­сти у каждого человека лежит атавистический страх, оставшийся от далеких предков и закрепленный на генетическом уровне. Тогда в общественном сознании избавление от постаревших и потому ненужных роди­чей воспринималось как оправданное действие и не вызывало внутреннего протеста, с одной стороны, а с другой, — было выражением естественного защитного инстинкта сохранения собственной жизни, — молодые получали долю пропитания тех, кто уже не мог участво­вать в его добыче. До определенной степени в таком контексте могут восприниматься и современные точки зрения, парадигмы, теории и концепции социального старения, появившиеся в последние 40 лет. Интересно то, что в основу каждой из них положена биологичес­кая, соматическая, психическая или социальная ущер­бность лиц пожилого и старческого возраста. В свою очередь, нельзя не отметить тот факт, что все эти тео­рии появились в экономически благополучных странах Западной Европы и США, до сих пор воспринимаемых как «общества социального благоденствия».

Наиболее распространенным подходом к изучению проблем старения и старости является философско-социологическое направление СТРУКТУРАЛИЗМ, ко­торое рассматривает социальное поведение человека, его отношения и ценности полностью обусловленны­ми организацией и структурой общества, в котором он живет. По мнению сторонников данного социологическо­го направления, любое общество представляет собой устойчивое интегрированное целостное образование, основанное либо на консенсусе (согласии), либо на конфликте. Используя аналогии с биологией старения, высказывается мнение, что всякая социальная систе­ма носит функциональный характер, причем одни функции этой системы оказываются более важными, другие, напротив, менее важными. Как в организме человека разные органы и системы играют различную роль в процессе выживания, так и в обществе разные его граждане и разные учреждения выполняют раз­личные функции и играют различные роли, обеспечи­вая функционирование общества в целом (структурный функционализм). Исходя из представления о том, что человеческий организм — открытая и адаптивная си­стема, но тем не менее не бессмертная, структурный функционализм описывает и общество в самой простой форме как адаптивную и открытую систему с разнооб­разием составляющих ее функций в целях сохранения целостности и по возможности относительной неизмен­ности всей системы.

В начале 60-х гг. XX в. в рамках структурного функ­ционализма, а именно его подхода с позиции согласия (консенсуса), была предложена социологическая тео­рия старения ОТЧУЖДЕНИЯ (ОСВОБОЖДЕНИЯ). Согласно этой теории, по мере старения пожилые люди постепенно отчуждаются от ряда общественно значи­мых функций и ролей, для того чтобы это общество могло продолжать нормально функционировать. По мнению сторонников теории отчуждения, вытеснение пожилых из социального организма представляет со­бой «неизбежный процесс, в результате которого на­рушаются существенные отношения между стареющим человеком и другими членами общества, причем это отчуждение происходит на качественном уровне». Поэтому считается, что сам индивид и общество, в котором он живет, должны заранее готовиться к окон­чательному «разрыву», который может произойти в результате серьезного заболевания или смерти. В со­ответствии с этой теорией процесс «отчуждения» — это способ подготовки общества к новому структурному функционированию его членов и направлен на то, что­бы по наступлении неизбежного старения отдельного члена не прерывалось бы организованное функциони­рование всего общества. В то же время сторонники данной теории высказывают убежденность, что сами старые люди с удовлетворением принимают свое «освобождение» от постоянных профессионально-тру­довых обязанностей, от «привычного давления со сто­роны общества». Совершенно естественным призна­ется тот факт, что в результате ухода на пенсию ста­рые люди утрачивают свои прежние социальные роли, происходит естественное ограничение прежних соци­альных контактов, уменьшается и присущая им в прошлом приверженность к определенным привычным материальным ценностям и как следствие — «уход старого человека в себя». В целом общество получает большую выгоду, так как не прерывается естествен­ный процесс: молодые и энергичные люди занимают вакантные роли и функции, не задумываясь над пере­живаниями и желаниями ушедших пожилых предше­ственников.

Данная теория была подвергнута критике прежде всего из-за того, что она слишком демонстративно об­нажила социальную политику безразличия к пробле­мам пожилых людей, с одной стороны, а с другой — заинтересованность общества в разобщении поколе­ний, приводящем в конце концов к ненужности само­го существования поколения старшего возраста. Это в первую очередь представлялось опасным и траги­ческим восприятием всего жизненного пути для пред­ставителей молодого поколения, которые постоянно имели перед глазами пример мрачной перспективы собственного будущего. Но теория отчуждения как формы социального старения противоречила и всем цивилизованным традициям солидарности поколений и способствовала внедрению в общественное созна­ние принципов крайнего индивидуализма и конкурен­ции между различными возрастными группами.

Совершенно противоположной по своей сути пред­ставляется теория ДЕЯТЕЛЬНОСТИ (АКТИВНОСТИ) пожилых людей, сторонники которой считают, что последние должны сохранять свою активную роль, свойственную им в молодом и среднем возрасте, в целях нормального функционирования и устойчивого развития общества. Апологеты данной теории выдви­нули понятие «успешная старость», то есть необходи­мость сохранения стиля жизни и ценностных установок, исходно присущих личности. Счастья, по их мне­нию, в пожилом возрасте можно достичь только при условии, если человек не будет поддаваться возраст­ным стереотипам, в соответствии с которыми должны в старости утрачиваться интимные отношения, соци­альная и сексуальная активность или ролевые функ­ции, свойственные среднему возрасту. Для того чтобы получать удовлетворение жизнью в старости, необхо­димо постоянно заменять прежние социальные отно­шения новыми, которые бы позволяли на качественно новом уровне сохранять активную жизненную пози­цию и играть определенную роль в обществе.

С начала появления этой теории критика была сосредоточена на ее «радикальном идеализме». Со­вершенно очевидно, что нереалистично и даже жес­токо ожидать от всех пожилых и старых людей посто­янного поддержания или сохранения точно такого же уровня деятельности, какой им был свойствен в моло­дом и среднем возрасте, полностью игнорируя есте­ственные и неизбежные физиологические и нервно-психические ограничения, сопровождающие даже самые благоприятные виды старения. Общеизвест­но, что преобладающее большинство населения всех стран имеет преждевременное, патологическое ста­рение, особенно лица, занимающиеся тяжелым ма-локвалицированным трудом. Но эта теория оказалась нереалистичной и потому, что в любом обществе эко­номическая, политическая и социальная его струк­тура устанавливает определенные границы для ак­тивной профессиональной деятельности в старости. Даже в Канаде в 1985 г. в закон об упразднении обя­зательного выхода на пенсию по достижении пенси­онного возраста был внесен новый юридический элемент, который, запрещая возрастную дискрими­нацию, тем не менее определил понятие «разумного предела». Речь в данном случае идет о тех пожилых людях, которые в силу характерологических или объективно установленных психических особенностей (расстройств) не могут критически оценить свои про­фессиональные качества и возможность продолжать профессиональную деятельность.

Здесь уместно привлечь внимание к тому, что и в отечественной геронтологической литературе появи­лись публикации, в которых акцент делается на то, что социальная оценка старых людей не может базировать­ся только на отрицательных биологических изменени­ях, подчеркивающих атрофию структур, функций и реакций. Высказывается мнение, что для большинства пожилых людей справедливым является существую­щее законодательство, запрещающее занимать руково­дящую должность после достижения 65 лет, однако увольнение человека, высокого профессионала, полно­стью сохранившего свои трудовые и интеллектуальные качества, имеющего огромный опыт работы, справля­ющегося со своими обязанностями, может явиться для государства и общества существенной, а порой и неза­менимой потерей. Во избежание подобного рода потерь предлагается определять истинный возраст пожилого человека («календарный, биологический, ментальный, поведенческий, сексуальный и волевой») с помощью интегральной оценки соответствующей комиссией, после чего «милиция выдаст ему паспорт с указанием редуцированного возраста», который позволит претен­довать на сохранение прежней должности и признать его равные права с более молодыми работниками.

В определенной степени очень созвучна с теорией активности в последние годы приобретающая все боль­шую популярность концепция «модернизации старе­ния». По мнению некоторых социологов, в настоящее время происходит ломка авторитарной модели жизнен­ного пути, размывание традиционных представлений о жизненном цикле. На смену понятия «средний воз­раст» приходит понятие «нового среднего возраста», или концепция «середины жизни» (от 35 до 60 лет и старше). Согласно сторонникам модернизации старе­ния, в наше время все чаще показателем физического и социального благополучия личности выступает био­логический возраст. Вместе с тем происходит и глобаль­ное изменение всей культуры жизненного пути, зна­чимыми ценностями которой являются прежде всего гедонизм (любовь к удовольствиям) жизненного стиля, юношески-игровой подход к проблеме досуга, туризма, что позволяет наслаждаться вымыслом, несмотря на понимание его иллюзорности. Данная концепция позволяет говорить о жизни взрослого индивида как о процессе, не предполагающем с необходимостью пси­хосоциального становления и стадий роста, а ступени и барьеры, предписанные зрелой личности, могут быть уничтожены. Сам процесс «модернизации старения» нацелен на максимальное отдаление глубокой старо­сти путем «размывания» жизненного пространства зрелой личности и ее гибкой адаптации к ослабляю­щим «хронологическим оковам».

Модернизация старения включает в себя:

— разрушение устойчивой социокультурной ассоциации между выходом на пенсию и старостью, то есть культивирование новых ценностей;

— разработку динамической модели «середины жиз­ни», ориентирующей исследователя на индивиду­ализированный, биографический подход, который учитывает личностную уникальность субъектов среднего возраста.

Совершенно с других позиций социальное старе­ние рассматривается сторонниками теории конфликта в рамках структурализма. Исходя из взаимодействия между экономической и политической структурой общества и распределением ресурсов и социальных услуг, ими была предложена концепция СТРУКТУР­НОЙ ЗАВИСИМОСТИ, означающей зависимое состо­яние, связанное с ограниченным доступом к соци­альным ресурсам, особенно в сфере получения дохо­дов. Это касается в первую очередь пожилых и старых людей, живущих в бедности, доходы которых часто бывают ниже официальной черты бедности. По мне­нию этих теоретиков, бедность стариков является ес­тественным явлением и объясняется тем, что пожилые люди не принимают участия в производственной дея­тельности. Общество в состоянии оплачивать лишь настоящий труд, не вознаграждая труд прошлый. По­жилые люди подвергаются дискриминации в резуль­тате проведения экономической и социальной полити­ки, которая ориентирована на поддержку работоспо­собного населения, занятого в производстве. Согласно этой теории, бедность и зависимость пожилых объек­тивно обусловлены их отторжением от материальных и социальных ресурсов общества.

СИМВОЛИЧЕСКИЙ ИНТЕРАКЦИОНИЗМ объяс­няет социальные взаимодействия с позиций символи­ки, и основой его является индивидуализированный подход к пониманию моделей поведения каждого кон­кретного человека в достижении конкретных целей в конкретных условиях, а также стремление понять, ка­ким образом процессы, происходящие в социуме, ока­зывают влияние на жизнь конкретных людей. В рам­ках символического интеракционизма при исследова­нии процессов старения большое внимание уделяется теории ДЕВИАНТНОСТИ, которая объясняет необхо­димость выявления лиц с отклоняющимся поведением и выработки стереотипных методов общения с ними. Согласно данной теории, в процессе старения появля­ются новые особенности поведения пожилых людей, вызванные изменениями их жизненных условий в связи с уходом на пенсию, в результате чего человек сразу же попадает под определение «пожилой» и вы­нужден вести себя соответствующе, не претендуя на престижные виды трудовой и профессиональной дея­тельности. Общество же берет на себя обязательство обучать его «правильному» поведению.

Теория девиантности старения близка к теории МАРГИНАЛЬНОСТИ, которая рассматривает группу пожилых и старых людей как небольшую составляю­щую населения, но в отличие от других маргинальных групп (наркоманы, алкоголики, криминальные и асо­циальные элементы) старые люди стоят на чуть более высокой общественной ступени, так как имеют хотя и небольшие, но постоянные доходы в виде пенсий. Однако, как и в отношении всех других маргинальных групп, общество вынуждено применять и к старикам дискриминационную политику, чтобы их поведение соответствовало установленным моделям.

Для символического интеракционизма организа­ция социальной жизни возникает в недрах самого об­щества и является результатом взаимодействия, про­исходящего между его членами. Представители этого течения не признают значения действия внешних, и в первую очередь экономических, факторов на общество. По их мнению, структура общества состоит из гетеро­генных социальных групп, не зависящих друг от друга и развивающихся относительно обособленно. Отноше­ния между различными социальными группами или подгруппами носят соревновательный характер, поэто­му не может быть никакого теоретического обоснова­ния господства одной группы над другой. Положение старых людей постоянно ухудшается, а сами они в конце концов превращаются в изгоев с низкими дохо­дами и скудными социальными возможностями. Тру­доспособное и молодое население относится к стари­кам как к бесполезным, ненужным, утратившим уве­ренность в себе и потерявшим чувство социальной и психологической независимости. Оно считает себя вынужденным разрабатывать социальные программы для улучшения жизни населения старшего возраста. Социальная дезинтеграция общества используется для создания оптимальных условий управления меньшин­ствами и, как следствие, возникает их дискриминация. В рамках символического интеракционизма возник­ла и теория СУБКУЛЬТУРЫ, которая рассматривает пожилых людей как небольшую социальную группу со своей особой культурой, объединяющей их, и потому между стариками устанавливается особенная близость по интересам, увлечениям, воспоминаниям, что в свою очередь ведет к обособлению и отчуждению от других возрастных групп, в том числе от родственников и близ­ких. По мнению сторонников данной теории, в пред­дверии близкой отставки или ухода на пенсию люди объединяются на основе общности интересов, устойчи­вых моральных норм, традиционного поведения и при­вычных духовных ценностей при одновременном ослаб­лении семейных контактов. Развитие сети социальных услуг, предоставляемых старым людям, усиливает тен­денцию к формированию групп субкультуры и снижа­ет ее зависимость от членов семьи. Следует отметить, что данная теория на практике подтверждается очень редко, поскольку существуют объективные и субъектив­ные факторы, препятствующие созданию четких групп субкультуры людей пожилого и старческого возраста. Это в первую очередь нежелание самого человека, ушедшего на пенсию, считать себя старым и неспо­собным к любому виду активной деятельности, кроме профессиональной. Известно, что довольно часто люди, вышедшие на пенсию, с удовольствием начинали ре-ализовывать свои увлечения молодых лет, которые ранее оставались лишь желанием и мечтой.

В свою очередь, совершенно беспочвенным яв­ляется утверждение сторонников теории субкульту­ры пожилых о том, что старики якобы представляют собой однородную социальную группу хотя бы пото­му, что изначально они относятся к различным соци­альным слоям. Вне всякого сомнения, реальные се­мейные обстоятельства и отсутствие занятости для пожилых людей могут способствовать развитию осо­бой субкультуры пожилых, но это отнюдь не пана­цея для их социальной «включенности». Реализация на практике положений этой теории ведет к преры­ванию преемственности поколений и выхолащива­нию определенных ценностей, таких как сопричаст­ность, сопереживание, забота о близком человеке, у поколений, которым старость представляется как нечто очень далекое и потому нереальное явление, хотя и может способствовать развитию страха перед собственным будущим.

Теория ВОЗРАСТНОЙ СТРАТИФИКАЦИИ (стра­та — группа) рассматривает общество как совокупность возрастных групп, которые имеют обусловленные воз­растом различия в способностях, ролевых функциях, правах и привилегиях, то есть всякое общество разде­лено на группы в возрастном и социальном отношени­ях, причем основанием для этого разделения является прежде всего календарный возраст. Причисление людей к тому или другому поколению, к той или иной возрастной группе может иметь формальный и нефор­мальный характер, что обычно связано в первом слу­чае с четкими законодательно установленными возраст­ными нормативами, а во втором случае эти возрастные границы устанавливаются произвольно, на основании традиций, в соответствии с правилами поведения,

принятыми в данной популяции. Именно правила пове­дения, или социальные стереотипы, довлеют над людьми и заставляют их соответствовать тому поведению, кото­рое установлено для каждой возрастной группы. Эта теория в определенной степени помогает уяснить и объяснить характерные особенности различных поколе­ний, старших и младших, делает акцент на образе жизни, свойственном каждой возрастной страте. Сторонники данной теории считают, что каждое поколение старшего возраста уникально, обладает только ему одному прису­щим опытом, имеет свои особенности, свою внутреннюю дифференциацию, определяемую прежним социальным и экономическим положением. Вместе с тем эта теория пытается объяснить закономерность изменения места и роли старых людей в обществе в связи с индивидуаль­ными перемещениями из одной возрастной страты в другую, механизмами распределения социовозрастных ролей, взаимоотношениями с прочими возрастными груп­пами. Именно утратой старыми людьми участия «в сис­теме власти и влияния» объясняется потеря социального престижа, который всегда ассоциируется с основной сферой профессиональных занятий, а старость, к сожа­лению, неизбежно связана с увольнением и прекраще­нием трудовой деятельности.

В последнее десятилетие XX в. широкое рас­пространение получило понятие «ЭЙДЖИЗМ» (от ан­глийского слова age — возраст), впервые предложен­ное американским геронтологом Р. Батлером, который сначала интерпретировал его как «глубоко затаенную тревогу некоторых молодых и людей среднего возрас­та, их личностное отвращение и ощущение неприязни к стареющим людям, болезням, инвалидности, страх перед беспомощностью, бесполезностью и смертью». К началу XXI в. эйджизм уже трактуется как процесс систематической стереотипизации и дискриминации людей по причине их старости, так же как расизм или сексизм из-за цвета кожи и половой принадлежности, и рассматривается как превентивная дискриминация пожилых и старых людей. При этом различают: 1. Внутренний эйджизм в виде обидных, унижаю­щих достоинство старых людей прозвищ («старый что малый», «старая карга», «старая ведьма» и т.п.). Обыкновенно при этом наблюдается и неприязнен­ное отношение к пожилым и старым людям, демон­стративное пренебрежение и игнорирование их, а нередко физическое и психическое насилие. 2. Институциональный эйджизм — юридически закрепленная дискриминация пожилых и старых людей, ограничение в приеме на работу после до­стижения пенсионного возраста. Нужно сказать, что эйджизм чаще всего понимают как явление, относящееся исключительно к старым людям, так как среди населения старшего возраста имеются отдельные группы, меньшинства, которые в общественном сознании ассоциируются с различны­ми негативными характеристиками типа «бремя для государства», «демографическая нагрузка», «нахлебни­ки». Агрессия и отрицательное отношение к старым людям связываются сторонниками эйджизма с тем, что старые люди все менее уважаемы в обществе, чем остальные, поэтому с ними обходятся как с людьми, не заслуживающими равных прав. Однако довольно час­то эйджизм рассматривают как негативное явление, распространяющееся не только на старых людей, но и на всех, кого дискриминируют по возрастному призна­ку. По существу, каждый человек на новом этапе сво­ей жизни сталкивается с ограничениями, связанными с возрастом, и таким образом можно утверждать, что эйджизм определяет жизнь каждого человека в любом, а не только в пожилом возрасте.

Однако дать четкие определения, которые бы от­ражали дискриминацию любой возрастной группы, практически невозможно из-за того, что личное отно­шение к различным возрастным группам постоянно меняется по мере нашего взросления и старения. Нужно отметить, что с возрастом действительно рас­тет число негативных оценок старческого периода жизни и к 25 годам формируется стойкое неприятие старости и всевозможные проявления эйджизма по от­ношению к старикам. Существует мнение, что оп­ределенную роль в этом играют родители и крити­ческое отношение к ним со стороны детей. В какой-то степени созвучна данной точке зрения и уже упо­минавшаяся концепция МОДЕРНИЗАЦИИ, которая объясняет современное положение старых людей в обществе и негативное отношение к ним постоянно повышающимся образовательным уровнем населе­ния Западной Европы и США в XX в., «рост массового образования и грамотности уничтожил ореол старо­сти в смысле мудрости и знания». Сторонники дан­ной концепции утверждают, что, начиная с XVIII в., в американском и английском обществе происходили медленные, но неуклонные демократические измене­ния, в том числе и во взаимоотношениях между роди­телями и детьми, дедами и внуками. Все это способ­ствовало снижению авторитета старших и увеличе­нию негативного отношения со стороны молодых к старикам.

Английские психологи считают, что «в любой пе­риод быстрых социальных изменений, когда традици­онные способы деятельности претерпевают трансфор­мацию, вклад стариков в функционирование общества может быть обесценен. Их знания, умения, приобре­тенные в прежние годы, могут утратить свою ценность, так что престарелые могут чувствовать свое несоответ­ствие современным тенденциям общественного разви­тия... расплывчатое понятие «мудрость», включающее в себя знания и житейский опыт, выходит за рамки обычной практической помощи в жизни других людей. Нужно откровенно признать, что молодежь в большин­стве своем не воспринимает стариков как людей, кото­рые могут поделиться своей мудростью. Нельзя отне­сти это явление только за счет дикриминации по воз­расту, во многом оно обусловлено тем, что отражает реальную проблему определения тех сфер, в которые старый человек мог бы внести существенный вклад».

Согласно Маргарет Мид, в истории человечества различают три типа культур в зависимости от темпов научно-технического и социального развития общества, которые оказывают прямое влияние на межпоколен­ные взаимоотношения.

ПОСТФИГУРАТИВНАЯ культура — младшее поко­ление учится у старших и повторяет их опыт в своей жизни. Это патриархальное, традиционное общество, в котором социальные и другие технические измене­ния происходят очень медленно и незаметно.

КОФИГУРАТИВНАЯ культура — дети и молодежь учатся у своих сверстников, близких им по возрасту и опыту, и ориентируются не на старших и их моде­ли поведения, а вырабатывают свои собственные, что неизбежно ведет к различного рода межпоколенным конфликтам. Этот тип культуры принимается либо добровольно с целью успешной адаптации в новых жизненных условиях либо насаждается насильно с це­лью прервать преемственную связь между поколени­ями, чтобы безболезненно провести определенные со­циальные изменения. В результате складывается ситу­ация, когда молодое поколение радикально отличается по своему жизненному опыту от опыта своих родите­лей и других представителей той общности, к которой они непосредственно принадлежат.

ПРЕФИГУРАТИВНАЯ культура — весь опыт прошлых поколений, в том числе и поколения родителей, отрица­ется молодым поколением как не только ненужный, но и вредный в результате быстрого ритма жизни, до настоящего времени неизвестная предыдущим поко­лениям необходимость овладения совершенно новыми научно-техническими разработками и достижениями, новыми информационными технологиями. Впервые человечество столкнулось с уникальной реальностью: молодое поколение накапливает свой собственный опыт, которого никогда не было и не будет у старшего поколения. Старшее поколение еще при жизни убеж­дается в том, что их интеллектуальный и профессио­нальный опыт оказывается невостребованным молоды­ми потомками.

По мнению некоторых психологов, в настоящее, время складывается новый тип цивилизации, идущий на смену индустриальной, с лежащим в ее основе куль­том научно-технического прогресса, но не возрожда­ющий принципы организации традиционного общества с его политической геронтократией и одновременно сословно-генеалогической педофилией, Эта цивилиза­ция требует выработки еще неизвестных истории куль туры способов социальной организации отношений между продуктивно действующим слоем населения и детьми и стариками.