З. Фрейд Заметки о контрпереносе

1. Понятие контрпереноса

Можно выявить два противоположных подхода к понятию контрпереноса. Первый подход мы будем называть «классическим», для неё характерна концепция контрпереноса, рассматриваемого в качестве бессознательной реакции психоаналитика на перенос пациента. Такой подход тесно связан с введённым Фройдом (1910) отношением к этому термину, а также с советом Фройда психоаналитикам, чтобы они старались преодолевать свой контрперенос (Фройд, 1912). В этой перспективе происхождение контрпереноса усматривается главным образом в невротических конфликтах аналитика.

Второй подход мы будем называть «целостным» (“totalistic approach”); в его свете контрперенос представляет собой общую эмоциональную реакцию психоаналитика на пациента в ситуации лечения. Представители этого подхода считают, что сознательные и бессознательные реакции психоаналитика на пациентов, находящихся на лечении, зависят от многих факторов: от реальности самого пациента, от переноса пациента, от реалистичных потребностей психоаналитика, а ещё, конечно, от невротических потребностей аналитика. Кроме того второй подход подразумевает, что эти различные доли эмоциональных реакций психоаналитика тесно связаны друг с другом и что контрперенос, несмотря на то, что в конечном итоге он должен быть устранён, может предоставить огромную помощь, углубляя понимание пациентов. Короче говоря, второй подход исходит от более широкой дефиниции контрпереноса и призывает к более активному техническому использованию контрпереноса. Некоторые радикально настроенные представители этого направления в определённых обстоятельствах даже обсуждают с пациентом влияние своего контрпереноса, рассматривая это как часть аналитической работы.

Annie Reich (1951, 1960), Glover (1955), Fliess (1953), а в определённой степени Gitelson (1952) являются главными представителями «классического» подхода. К важнейшим представителям «целостного» подхода причисляют Cohen (1952), Fromm-Reichmann (1950), Heimann (1950), Racker (1957), Weigert (1952), Winnicott (1949, 1960) и до определённой степени Thopmson (1952). Определение, даваемое контрпереносу M. Littles (1951, 1960), стоит ближе к «классическому» подходу, но относительно практического обращения с контрпереносом её можно причислить скорее к «радикальному крылу» «целостного» подхода. Она наиболее решительно выступала за то, чтобы использовать контрперенос в качестве материала, сообщаемого пациенту. Среднюю позицию занимали Menninger (1958) и Orr (1954).

Представители «классического» направления прежде всего критиковали «целостный» подход за то, что расширении понятия контрпереноса на все эмоциональные феномены в психотерапевте вызывает только путаницу, лишая термин «контрперенос» любого специфического значения. Эти критики также полагают, что с такого рода расширением понятия контрпереноса чрезмерное значение начинает придаваться эмоциональным реакциям психоаналитика, что будет отрицательно сказываться на позиции неукоснительного соблюдения нейтральности, которую в принципе психоаналитик должен стараться сохранять. Ещё одну опасность приверженцы «классического» подхода видят в том, что, если эмоциональным реакциям психоаналитика будет придаваться столь большое значение, то в игру слишком сильно будет вводится персона аналитика. С другой стороны Анни Райх (1960) указала на то, что представители «целостного» подхода поступают совсем несправедливо, критикуя «классическую позицию за то , что требуемая там нейтральность равнозначна с холодной отстранённостью и недостаточным проявлением человечности со стороны психоаналитика. Хотя ещё Фройд (в письме к Пфистеру от 22. 10. 1927; см. Фройд 1963, стр. 120 и след.) ясно говорил о том, что требующаяся «аналитическая пассивность» не имеет ничего общего с отсутствием спонтанности и естественной теплоты в отношениях с пациентом, и что «досаждающее безразличие» некоторых психоаналитиков может пробудить у пациента сопротивление.

И, наоборот, аналитики «целостного» направления критикую в «классической» позиции прежде всего следующие пункты:

a)      Суженная дефиниция контрпереноса хорошо подходит для того, чтобы скрывать его истинное значение, так как в нём подразумевается, что в принципе контрперенос является чем-то «ошибочным» и «вредным». А из-за этого – как гласят подобного рода аргументы дальше – у психоаналитика подкрепляется фобическая установка на избегание своих эмоциональных реакций, что приводит к трудностям в понимании явлений, происходящих в аналитической ситуации

b)      Двухстороннее проникновение влияний идущих от переноса и реальности пациента, с одной стороны, и от прежней и нынешней реальности психотерапевта, с другой стороны, содержит массу важной информации об авербальной коммуникации между пациентом и психоаналитиком, которая может быть слишком легко утеряна, когда попытаются устранить эмоциональные реакции аналитика вместо того, чтобы поставить их вместе с их источниками в центр внимания. Но если, психоаналитик стоит на той точке зрения, что его эмоциональные реакции являются важным техническим инструментом, с помощью которого он может лучше понять и помочь пациентам, то тогда аналитик почувствует себя намного свободнее, будет более открыто воспринимать свои всплывающие в ситуации переноса позитивные и негативные чувства, не будет нуждаться более в подавлении таких реакций, а сможет их использовать для аналитической работы

c)      Одна из значимых групп пациентов – а именно, с тяжёлой патологией характера и с расстройствами на пограничном или даже психотическом уровне, поскольку они ещё могут быть вылечены аналитически ориентированной психотерапией –, воздействуя интенсивным, быстро появляющимся и резко сменяющимся характером своего переноса, часто вызывает у терапевта очень интенсивные реакции контрпереноса, которые иногда содержа важные опорные пункты для того, чтобы по ним можно было ориентироваться в понимании того, что имеет центральное значение в хаотических проявлениях в пациента в данный момент.

Я хотел бы немножко расширить некоторые позиции «целостного» направления. Не только перенос пациента, но и его реальность (как в аналитической ситуации, так и в вне пределов анализа в реальной жизни) может вызвать у аналитика сильные эмоциональные реакции, которые могут расцениваться как совершенно адекватные. Так, например, Winnicott (1949) говорит о том, что существует кое-что, что может быть названо «объективным контрпереносом», а именно, естественные эмоциональные реакции психоаналитика на экстремальные поведенческие проявления пациента по отношению к нему. А ещё существует, как упоминает Frieda Fromm-Reichmann (1950), определённые аспекты реакции психотерапевта на пациента, которые обусловлены профессиональной ролью терапевта, так как он, конечно же, работает не в вакууме, а репрезентирует определённый профессиональные стандарт, статус и группу. Это аспекты реальности психотерапевта, которые вторгаются в его работу с любым пациентом.

Racker (1953) вводит понятие так называемого «косвенного контрпереноса», то есть, эмоциональные реакции психотерапевта по отношению к третьим лицам, каким-либо образом втянутые в программу лечения. Tower (1956) исследовал то, насколько влияние обучающего аналитика сказывается на терапевтических действиях его питомца-аналитика.

Gitelson (1952) тоже относит все эти аспекты реальности к контрпереносу, но считает этот тип реакций отличным от того, что он называет «реакциями контрпереноса психоаналитика». Под первым типом реакции Gitelson понимает «тотальную» реакцию аналитика на персону пациента, которая появляется прежде всего в самом начале лечения и иногда не позволяет психоаналитику продолжать аналитически работать со своим пациентом. И совершенно другого рода по мнению Gitelson будут реакции контрпереноса, скорее всего они будут «частичными», колеблющимися и изменчивыми в зависимости от существующего материала, предлагаемого пациентом. Но M. B. Cohen (1952) удалось показать, что упоминавшаяся «тотальная» реакция психоаналитика на персону пациента находится в игре в течении всего срока анализа, то есть, эту реакцию невозможно ограничить только инициальной фазой лечения, а потому и невозможно чётко отграничить от реакций контрпереноса в смысле Gitelson. В подобном же русле протекает критика со стороны Paula Heimann (1960). Thompson (1952) говорит о том, что иногда очень трудно проложить границу между нормальными реакциями психоаналитика на своих пациентов и реакциями, которые явно связаны с его собственными проблемами.

Целостная концепция контрпереноса рассматривает аналитическую ситуацию как процесс интеракции, в котором прошлое и актуальный момент у обоих партнёров, а также реакции обоих на их прошлое и актуальный момент сливаются в единственную в своём роде эмоциональную структуру, охватывающее и то, и другое. Sullivan (1953) сделал эту концепцию интерперсонального интеракционного процесса краеугольным камнем своих теорий, да и Menninger (1958) тоже опирается на неё и особенно тогда, когда рассматривает контрперенос.

Обычно большинство встречающихся в литературе примеров феноменов контрпереноса относится к осознаваемым эмоциональным реакциям психоаналитика, причём бессознательные доли рассматриваются в смысле преходящих «слепых пятен» терапевта, преодолеваемых посредством того, что он осознает свои эмоциональные реакции. Естественно, что теперь можно легко утверждать, что начальные бессознательные «слепые пятна» являются проявлением контрпереноса, но этими вряд ли мы будем считаться с тем фактом, что подлинные проблемы для психотерапевта часто лежат не столько в том, чтобы открывать у себя какие-либо чувства, которые им доныне не замечались, а скорее касаются вопроса, каким образом психоаналитик должен обращаться с очень интенсивными чувствами, которые он переживает в работе с пациентом и которые сказываются на лечении. Меннингер (1958) установил, что «проявления контрпереноса могут осознаваться даже в тех случаях, когда интрапсихические условия, которые спровоцировали их появление, могут оставаться бессознательными». Эта идея постольку важна для применения контрпереноса, что имплицитно она подразумевает возможность того, что психоаналитик может понимать функцию своей реакции контрпереноса в соответствующей конкретной аналитической интеракции, даже если ему при этом остаётся неизвестной та доля, которая касается его собственной предыстории. Таким образом, хотя психоаналитик и не всегда может понять истоки некоторых позиции контрпереноса, определяющихся его собственным прошлым, психоаналитик может тем не менее воспринимать интенсивность и значение своих эмоциональных реакций и примерно оценивать то, насколько эти эмоциональные реакции обусловлены реальностью пациента, а насколько реальностью психоаналитика, так что удастся до определённой степени отграничить ту долю, которая принадлежит собственной предыстории аналитика.

Анни Райх (1951, 1960) различает «перманентный» контрперенос и «острую» реакцию контрпереноса, причём первый рассматривается в качестве проявления расстройств характера психоаналитика, а последний – как контрперенос, обусловленный различными предложениями переноса со стороны пациента. Обращение с перманентными установками контрпереноса по мнению Райх намного  труднее и в принципе требует прохождение дополнительного личного анализа самого психоаналитика. Но даже такие реакции контрпереноса, в которых главным образом отражаются неразрешённые характерологические проблемы терапевта, всегда самым тесным образом будут связаны с аналитической интеракцией с пациентом. Так как посредством механизма эмпатической регрессии может произойти и так, что определённые конфликты пациента вновь оживят у психоаналитика схожие конфликты из его собственного прошлого или заново активируют уже преодолённые прежние характерные защитные установки психоаналитика. Когда длительное время продолжают сохраняться сильные негативные реакции контрпереноса, независимо от того по какой причине, то может быть и так, что психоаналитик в своёй интеракции с этим определённым пациентом начинает вновь проявлять невротические паттерны поведения, от которых он уже давно отказался в обращении с другими пациентами и в своей частной жизни. Психоаналитик как бы обращается к одному этому пациенту своими наихудшими сторонами. Если исходить из суженного понятия контрпереноса, то тогда будут слишком легко приписывать все такие реакции характерологическим проблемам самого психоаналитика, слишком мало при этом учитывая специфические способы, посредством которых пациент вызывает такие реакции у аналитика.

Можно описать целый спектр реакций контрпереноса, простирающийся от форм контрпереноса, характерных для симптом-неврозов, до контрпереноса у психотиков. В этом ряде соответствующее соотношение долей реальности и переноса пациента и психотерапевта изменяется довольно характерным способом. А именно, в той степени, в которой мы удаляемся от «невротического полюса» на спектре форм контрпереноса и приближаемся к «психотическому полюсу», перенос пациента среди различных влияний на контрперенос терапевта всё большую долю, в то время как те доли контрпереноса, которые определяются прошлым терапевта, в той же степени начинают терять своё значение. В обхождении с пограничными случаями и с тяжело регрессировавшими пациентами психотерапевт переживает – иначе чем в работе с пациентами с симптом-неврозами или более лёгкими формами расстройств характера – причём часто ещё в самом начале лечения, сильные эмоциональные реакции, которые скорее имеют дело с быстро развивающимся, интенсивным, хаотическим переносом пациента и с общей способностью психотерапевта выдерживать стресс и страх, чем с какой-либо специальной проблемой, обусловленной прошлой жизнью терапевта. Говоря другими словами: если мы сравним различных психотерапевтов – допуская, что все они до определённой степени психически стабильны и адаптированы – по их обращению с одним и тем же тяжело регрессировавшим и дезорганизованным пациентом, то контрпереносы терапевтов по-видимому во многом окажутся схожими, скорее отражая проблемы пациента, чем какие-либо специальные проблемы из предыдущей истории психоаналитиков. M. Литтл (1951) считает, что чем дезинтегрированней пациент, тем необходимее будет ему требоваться психоаналитик, который со своей стороны отличается хорошей интеграцией; к тому же решающая работа в лечении психотических пациентов в определённых обстоятельствах будет полностью связана с контрпереносом, и именно, главным образом, посредством идентификации с Оно пациента. Об этом же пишет Will (1959).

А этим контрперенос становится одним из важнейших диагностических инструментов, позволяющему психотерапевту сделать вывод о степени регрессии пациента, о доминирующей у него эмоциональной реакции по отношению к терапевту и о соответствующих изменениях этой установки. Чем раньше и мощнее появляется эмоциональная реакция психотерапевта на пациента, тем больше это будет угрожать принципу сохранения нейтральности и чем более изменчивой, скачущей, хаотичнее она становится, тем скорее психотерапевт вынужден будет допустить, что он имеет дело с тяжело регрессировавшим пациентом. А на другом конце нашего спектра стоит работа с пациентами, которые страдают от симптом-неврозов или не слишком тяжёлых расстройств характера; интенсивные эмоциональные реакции описанного рода по отношению к психотерапевту появляются здесь только иногда и на короткий момент, да и то в общем только после прошествии определённого времени, необходимо для того, чтобы такие реакции «сформировались» (то есть, как правило, не во время начальной фазы лечения); да и угрожают они столь серьёзно стабильности и нейтральности психоаналитика.