Эволюция понятий и концепций психодинамической терапии.

Как уже отмечалось, генезис теоретических представлений и методических приемов психодинамической терапии неразрывно связан с историей развития психоанализа. Становление психоаналитического учения, в свою очередь, наиболее полно может быть понято только сквозь призму жизненной дина­мики биографии его основателя — Зигмунда Фрейда и тех клинических слу­чаев, которые послужили основой для создания аналитических построений (Анна О., Дора, маленький Ганс, Человек-волк, Человек-крыса и др.). Кроме того, как отмечает современный психоаналитик X. Томэ, «профессиональное мышление и действия психоаналитика рождаются и развиваются в контексте его личной жизненной истории и в дискуссиях с работами Фрейда, которые переплетены с духовной историей нашего столетия» (Томэ).

Необходимость исторического обзора продиктована также и тем, что пси­хоанализ часто рассматривают как целостную и последовательную систему мышления, что во многом, как указывают Сандлер Дж., Дэр К. и Холдер А., не соответствует действительности. Так, не все понятия психоанализа опре­делены достаточно четко. Сам Фрейд в процессе эволюции своего учения не­однократно менял формулировки используемых понятий, пересматривал их, расширяя применение технических процедур. По мере развития и аспектного видоизменения психоанализа значения его понятий также подвергались из­менениям. Более того, имели место случаи, когда один и тот же термин ис­пользовался в разных значениях на одном и том же этапе развития психоана­лиза. Ярким примером является многозначное использование таких понятий, как Эго, идентификация, интроекция и др.

В дальнейшем из всего накопленного объема психоаналитического знания мы сосредоточим внимание лишь на тех аспектах, которые имеют непосред­ственное отношение к практике психодинамической терапии. При этом необ­ходимо учитывать, что когда мы говорим о том или ином аспекте психоана­лиза, необходимо сопоставлять его с конкретной исторической датой.

Классическая психоаналитическая теория Фрейда.

Зигмунд Фрейд родился 6 мая 1865 г. в маленьком моравском городке Фрейберге в семье еврейского торговца. В гимназии он был одним из первых учеников, но для еврея высшее образование было возможно только в области медицины или юриспруденции. Под влиянием своих кумиров Ч. Дарвина и Й. Гёте он в 1883 г. выбрал медицинский факультет Венского университета.

Обычно выделяют несколько этапов истории психоанализа, не вполне чет­ко очерченных хронологически, но достаточно ясно различающихся по сво­им исследовательским интересам, теориям, терапевтическим целям и техни­кам.

Период формирования психоанализа (1880-1896 гг.) связан с завершени­ем Фрейдом обучения на медицинском факультете Венского университета, работой в физиологической лаборатории Э. Брюкке и Т. Мейнерта, стажи­ровкой в клиниках Ж.-М. Шарко и И. Бернгейма, дружбой с Й. Брейером и В. Флиссом, а также ранними работами в области гистологии, анатомии и нев­рологии.

Впервые основы психодинамического понимания психической патологии и вытекающего из него психотерапевтического воздействия были заложены в клиническом случае пациентки, позже получившей широкую известность под именем Анны О. Как отмечает Р. Дадун, «эффект шока и первотолчка, который он произвел на него (Фрейда. — Авт.), позволяют считать данный случай начальной, нулевой отметкой в трех планах — историческом, тера­певтическом и теоретическом» (Дадун, с. 81).

Анна О., привлекательная и одаренная девушка 21 года, заболела во время ухода за находившемся при смерти отцом, которого она горячо любила. С декабря 1880 по июнь 1882 г. она страдала рядом довольно тяжелых рас­стройств, которые, по мнению врачей того времени, имели истерический ха­рактер: спастическим параличом правых конечностей с потерей чувствитель­ности, нарушением движений глаз и зрения, трудностью удерживания голо­вы, сильным нервным кашлем, отвращением к пище, нарушением речи (ут­ратой способности говорить на родном языке и понимать его). Кроме того, у нее наблюдался «типичный», по мнению Р. Л. Стюарта, случай раздвоения личности. Как пишет А. Лоренцер, в одном состоянии сознания «она была вполне нормальна, в другом походила на озорного и непослушного ребенка... Переход от одного состояния к другому опосредовался фазой самогипноза» (Лоренцер, с. 137). С современной точки зрения можно предположить, что на самом деле это было состояние, подобное абсансу.

Несмотря на то что тогда к истерикам относились как к злостным симу­лянтам, ее лечащий врач, знаменитый своими исследованиями физиологии дыхания, Йозеф Брейер отнесся к пациентке с интересом и участием. В один из своих визитов, который, по счастливой случайности, совпал с приступом, он заметил, что в самопроизвольном полутрансовом состоянии больная бор­мотала слова, которые, казалось, относились к каким-то занимавшим ее мыс­лям. Брейер запомнил эти слова, а затем, повергнув девушку в состояние гип­ноза, повторил их и попросил сказать еще что-нибудь на эту тему. «Больная пошла на это и воспроизвела перед врачом то содержание психики, которое владело ею во время спутанности и к которому относились упомянутые сло­ва. Это были... фантазии, сны наяву, которые обычно начинались с описания положения девушки у постели больного отца. Рассказав ряд таких фантазий, больная как бы освобождалась и возвращалась к нормальной душевной жиз­ни» (Фрейд, 1989, с. 349), но ненадолго.

Поскольку это имеет принципиальное значение для понимания метода, не­обходимо подчеркнуть, что когда больная «с выражением аффекта вспоми­нала в гипнозе, по какому поводу и в связи с чем известные симптомы поя­вились впервые, то удавалось совершенно устранить эти симптомы болезни» (там же). Напротив, если по какой-либо причине воспоминания психотрав-мирующей сцены не сопровождались аффектом, то симптомы не исчезали. Первоначально Брейер назвал этот метод очистительным рассказом, а в кни­ге 1895 г. «Исследования истерии» (Studien uber Hysterie) ввел термин «ка-тартическая терапия». Далее Брейер дополнил вечерние сеансы подобной те­рапии ежеутренним гипнозом.

После примерно годичного курса Брейер отказался от лечения в связи с тем, что в его отношениях с пациенткой возникло то, что впоследствии полу­чило название трансфера (переноса): он ежедневно посещал ее и только о ней и говорил, что вызвало ревность у его жены. Он сообщил о прекращении лечения Анне (которой к тому времени стало намного лучше) и попрощался с ней, но в тот же вечер его снова к ней вызвали, и он нашел ее в состоянии сильнейшего возбуждения. Пациентка, которую он считал до той поры со­вершенно бесполым существом, на протяжении всего лечения не делавшая и намека на интерес к этой предосудительной теме, испытывала истерические родовые муки (pseudocyesis) — следствие фантомной беременности, незамет­но развившейся во время и вследствие катартической терапии. Когда ее спросили, что происходит, она ответила: «Это рождается ребенок от доктора Брейера» (Дадун, с. 82). Несмотря на потрясение, Брейеру удалось успокоить ее посредством гипноза. На следующий день он вместе с женой уехал в Ве­нецию во «второе свадебное путешествие». Впоследствии Фрейд в своем письме С. Цвейгу от 2 июня 1932 г. так выразил свое отношение к этому эпи­зоду: «В этот момент у Брейера в руках был ключ от "главных дверей", но он выронил его. Несмотря на большую умственную одаренность, в нем не было ничего фаустовского. Придя в ужас от того, что случилось бы на его месте с

любым врачом, не владеющим психоанализом, он обратился в бегство, пору­чив пациентку своему коллеге» (цит. по: Дадун, с. 82).

В дальнейшем дела несчастной пациентки шли не так хорошо, как можно было судить но публикациям Брейера. У нее произошло возвращение к прежнему состоянию и она была помещена в санаторий в Гросс-Энцерсдорфе (где, кстати, у нее опять возник роман с лечащим врачом). Че­рез год после завершения лечения Брейер посетовал Фрейду, что «она совсем свихнулась» и что он желает ей смерти, «чтобы освободить несчастную от страданий» (Лоренцер, с. 140). Тем не менее она вновь поправилась, подру­жилась с женой Фрейда (которой приходилась дальней родственницей) и да­же смогла самореализоваться: стала первой в Германии и одной из первых в мире женщин, занявшихся социальной работой, и основала журнал и не­сколько учреждений, в которых готовились девушки — социальные работни­ки.

В 1882 г. Брейер рассказал об этом случае Зигмунду Фрейду, в то время ординатору лаборатории профессора Эрнста Вильгельма фон Брюкке (из­вестного своими работами по микроскопической анатомии и физиологии зрения, пищеварения и голоса)⁵, который был на 14 лет младше его и только заканчивал медицинское образование.

Рассказ Брейера произвел впечатление на Фрейда, но в это время его ос­новные интересы были связаны с биологией, и он вернулся к рассмотрению данного случая только через несколько лет.

1882 г. был значим для истории психоанализа еще одним: Фрейд надеялся получить освобождающуюся должность в лаборатории, но у Брюкке были два прекрасных ассистента, претендовавших на это место раньше Фрейда. Фрейд писал: «Поворот произошел в 1882 г., когда мой учитель, к которому я питал высочайшее возможное уважение, исправил великодушную щедрость моего отца, серьезно посоветовав мне, ввиду трудного денежного положения, оставить теоретическую карьеру» (цит. по: Фейдимен, Фрейгер, с. 13). Кроме того, Фрейд нуждался в средствах для содержания семьи.

Фрейд с неохотой обратился к частной практике, но его основными инте­ресами все равно оставались научное исследование и наблюдение. Сначала он работал как хирург, потом — как терапевт, затем стал «семейным врачом» в главной больнице Вены. Он прослушал курс психиатрии, что пробудило его интерес к взаимосвязям между психическими симптомами и физически­ми болезнями.

⁵ Заметим, что фрейдовское «биологизаторство» может быть прослежено до представлений самого Э. Брюкке, который, являясь приверженцем идей Германа фон Гельмгольца, однажды следующим образом сформулировал свою позицию: «Никакие силы, кроме обычных химических и физических, не действуют в ор­ганизме. В тех случаях, которые не могут быть в настоящее время объяснены этими силами, нужно либо ис­кать особый путь или особую форму их действий средствами физико-математических методов, либо предпо­ложить иные силы, соответствующие по статусу физико-химическим свойствам материи, сводимым к силам притяжения и отталкивания» (цит. по: Фейдимен, Фрейгер, с. 12).

Клиентура Фрейда включала несколько больных истерией, и он лечил их всеми доступными в то время методами, включая массаж, электротерапию,

водолечение, длительный отдых, специальное питание и т. п. Не удовлетво­ренный результатами, он вспомнил о рассказе Брейера и попытался исполь­зовать гипноз как психотерапевтический метод.

В 1885 г. Фрейд получил стипендию для обучения в парижской клинике Сальпетриер (наряду с Нанси крупнейшего центра по изучению гипноза в то время) у знаменитого французского психиатра Ж.-М. Шарко. «Ни один чело­век не имел на меня такого влияния... Мне случалось выходить с его лекций с таким ощущением, словно я выхожу из Нотр-Дама, полный новым представ­лением о совершенстве», — утверждал он позже (цит. по: Дадун, с. 65).

Это неудивительно, так как Шарко был такой величиной в медицинском мире, что для него специально при Салпетриере была создана клиника нерв­ных болезней. Ее специализацией стало лечение больных истерией. Как мы уже отмечали, в то время истерию считали симуляцией, а ее симптомы, в случае если их все же описывали (притом лишь у женщин), полагали связан­ными с заболеваниями матки из-за буквального восприятия этимологии сло­ва (usteгia — по-гречески матка), а некоторые врачи — с удалением клитора. Шарко же установил действительную сущность болезни, выявил ее наличие у мужчин, уточнил картину ее проявлений на основе изучения травматиче­ской истерии и проводил впечатляющие гипнотические «сеансы-спектакли».

После четырехмесячной стажировки у Шарко Фрейд понял, что при исте­рии пациент демонстрирует симптомы, которые анатомически невозможны. Так, например, при «истерической анестезии» руки человек может ничего не чувствовать в нижней части руки (пальцах, ладони и пр.), но сохранять нор­мальные ощущения в запястье и верхней части руки. Поскольку нервы про­стираются от плеча по всей руке, этот симптом не может быть объяснен фи­зической причиной. Кроме того, Шарко показал, что истерические симптомы можно вызвать или ослабить с помощью гипнотического внушения. М. Фуко выделяет еще одно следствие обучения Фрейда у Шарко: «Фрейд был пер­вым, кто всерьез принял реальность пары врач—больной и решился не отво­дить от нее ни своего взгляда, ни поиска, кто не пытался замаскировать ее психиатрической теорией, более или менее сочетаемой с прочими медицин­скими познаниями... Он первым вывел все следствия из реальности этой па­ры. Фрейд демистифицировал остальные структуры сумасшедшего дома: он отменил молчание и взгляд извне, он снимает признание безумным на осно­вании игры отражений, он заставляет умолкнуть инстанции проклятия. Но он, в свою очередь, эксплуатирует структуру, включающую в себя роль ме­дика; он раздувает добродетели чудотворства, придавая всемогуществу врача чуть ли не божественный статус» (цит. по: Лоренцер, с. 96-97).

⁶ Один из них изображен на картине Андре Бруйе, которая висела в кабинете 3. Фрейда. На ней мы видим женщину, изогнувшуюся в истерическом припадке, с заломленными руками, откинутой назад головой и не­пристойно выпяченным животом, Ж.-М. Шарко, аудиторию врачей-мужчин, а в глубине — схему, изображаю­щую судороги.

Шарко считал Фрейда очень способным студентом и даже доверил ему пе­ревод своих сочинений на немецкий. Фрейд, в свою очередь, вернулся в Вену

с «безмерным восхищением» по поводу Шарко, которое нашло отражение в докладе Венскому медицинскому обществу и привело в раздражение венские светила от медицины.

В ряду «пионеров» психодинамического направления, наряду с Брейером и Шарко, была еще одна личность, оказавшая существенное влияние не только на психоаналитическое учение Фрейда, но и аналитическую психологию К. Г. Юнга и индивидуальную психологию А. Адлера, а также позже возникшие в лоне психоанализа школы неофрейдистов, эгопсихологии и объектных от­ношений, — французский исследователь Пьер Жане, которого Фрейд считал «наследником трудов Шарко по истерии» (цит. по: Лоренцер, с. 98) и кото­рый, согласно работе Г. Элленбергера «Открытие бессознательного», может соперничать с Фрейдом за приоритет открытия бессознательного и модели личности.

Жане, будучи преподавателем гимназии в Гавре, обратился к исследова­нию гипноза и истерии. Между 1882 и 1888 гг. он проводил в Гавре исследо­вания, результаты которых публиковались в Revue philosophique. Его откры­тия касались взаимосвязи между истерической симптоматикой и жизненной историей пациента, на основании изучения которой он построил свою тео­рию истерии как следствия диссоциированной психики.

Ядром этой теории является конституциональная патология — неспособ­ность индивида к психическому «синтезу» (то, что современная психоанали­тическая эгопсихология назвала бы «слабостью Я»). Вот как излагает ее сущность сам Фрейд: «У Жане мы обнаруживаем теорию истерии, которая во Франции является господствующим учением о роли наследственности и вы­рождения. Согласно этому учению, истерия есть форма изменения нервной системы, которая дает о себе знать через врожденную слабость психического синтеза. Истерические больные с самого начала не способны объединять многообразие душевных процессов, а к этому добавляется склонность к ду­шевной диссоциации. Если вы позволите мне банальное сравнение, то исте­рики у Жане напоминают глупую женщину, отправившуюся за покупками и возвращающуюся нагруженной кучей свертков и пакетов. Двумя руками и десятью пальцами она с этой грудой никак не справляется, а потому свертки падают один за другим. Она наклоняется, чтобы поднять один, но в это время роняет другой и т. д.» (цит. по: Лоренцер, с. 132).

Далее об открытиях Жане и его вкладе в психодинамическое понимание истерической патологии Фрейд писал так: «Шарко пытался устранить много­образие форм проявления путем описательных формул; Пьер Жане призна­вал бессознательные представления, скрывающиеся за такими припадками; психоанализ добавил к этому, что они являются мимическими представле­ниями пережитых и сохранившихся в памяти сцен, которые занимают фанта­зию больных, не доходя до их сознания» (цит. по: Лоренцер, с. 122).

Но давайте оставим в стороне споры о приоритете и рассмотрим бесспор -ный вклад Жане в психодинамическое понимание психопатологического функционирования человеческой психики.

Во-первых, он первый указал на временную связь между неврозом и жиз­ненной историей. Так, в его описаниях случаев Люси (1886), Марии (1889), Марселя (1891) и Ахилла (1893) можно прочитать о травмах «13 лет», «6 лет»

и др.

Во-вторых, он первый указал на содержательную связь между неврозом и жизненной историей. Так, в описываемых им случаях почти все истерические феномены объясняются содержанием полученных психических травм («судьбоносных событий»).

В-третьих, все психотравмы обрисовываются им как социальные травмы. Так, например, в случае Марии Жане пишет, что источником ее психопато­логических проблем является не сам по себе опыт первой менструации, а ее социальный контекст: «господствующие воззрения» сгустились у пациентки в субъективное впечатление о том, что менструация есть «нечто постыдное».

В-четвертых, Жане рассматривает социальную травму как травмирующие отношения. Так, он приводит клинический пример психотравмы, когда «в высшей степени чувствительного шестилетнего ребенка» родители, несмотря на его крики и протесты, укладывают в одну постель с больным сверстником.

И наконец, в-пятых, Жане прямо рассматривает психотравмирующее воз­действие как повреждение структуры личности.

Открытие Жане жизненно-исторического значения симптомов базирова­лось на разработке некоторых методических правил, позже нашедших свое отражение и в практике психоанализа:

1. пациентов нужно обследовать только наедине, без свидетелей;

2. необходимо точно записывать все, что сказал или сделал пациент;

3. следует в точности проверять всю историю жизни и предшествующего лечения пациента.

Вернувшись в Вену в апреле 1886 г. и безуспешно пытаясь донести до ме­дицинского сообщества французские идеи о сходстве между явлениями пси­хической диссоциации, которые можно вызвать гипнозом и которые харак­терны для истерических больных, Фрейд начал широко и систематически ис­пользовать гипнотическое внушение в своей частной практике, так что Т. Мейнерт даже начал считать его «простым гипнотизером». С целью усовер­шенствования своей техники гипноза летом 1889 г. Фрейд отправляется на вторую стажировку во Францию, в Нанси к Огюсту Амбруазу Льебо и Иппо­литу Бернгейму. Необходимо сказать, что в отличие от школы Шарко, счи­тавшей гипноз ненормальным явлением, нансийская школа развивала аними­стическую теорию гипноза, согласно которой гипноза не существует, а есть только внушение. Через внушение объяснялось и возникновение психонев­рологических нарушений. Этот комплекс идей определял и своеобразие пси­хотерапевтического метода. Терапевты этой школы лечили все заболевания; каждый пациент лечился на глазах у всех остальных, не обращая внимания на окружающий шум; преобладающую часть пациентов составляли лица «низкого сословия», так как Бернгейм учил, что «гипноз легче проводить с

людьми, привыкшими к пассивному послушанию, например среди бывших солдат или фабричных рабочих» (Лоренцер, с. 89).

Вот как описывает свои наблюдения сам Фрейд: «В 1889 г. я видел старого и трогательного Льебо, принимающего женщин и детей пролетарского насе­ления Нанси... Больной сидит, он кладет ему руку на лоб и, даже не глядя на пего, говорит: "Сейчас вы уснете". Затем закрывает ему глаза, уверяя, что тот спит. Поднимает руку пациента: "Вы не можете опустить руку". Если боль­ной ее опускает, Льебо делает вид, что ничего не замечает. Затем заставляет его вращать предплечьями, уверяя, что тот не может остановиться. При этом он сам очень быстро вращает руками и говорит, говорит без остановки силь­ным и вибрирующим голосом» (цит. по: Ахмедов, Жидко, с. 31-32).

Вдохновленный увиденным и в то же время хорошо понимавший ограни­чения и недостатки гипноза как психотерапевтического метода, по возвраще­нии домой в случае Эмми фон Н. (страдавшей спазмами лица и странным цо­каньем языком) Фрейд впервые применил «лечение словом» по Брейеру. За­тем он пошел дальше и в течение некоторого времени использовал модифи­цированную «технику концентрации». С помощью наложения рук или одно­го пальца на лоб и осуществляя легкие нажимы, он просил пациента скон­центрироваться на том, что его беспокоит, и постараться вспомнить, когда этот симптом появился впервые.

При этом в общении с больными он вел себя достаточно настойчиво и провокативно, в стиле следователя: подвергал пациента психологическому давлению, задавал мучительные вопросы, подталкивал к «правильным» отве­там, стараясь вырвать вынужденные признания. Поскольку одна из больных (Эмма фон Н.) пожаловалась, что эти постоянные вопросы мешают ей сле­дить за своими мыслями, Фрейд осознал чересчур авторитарный характер своего метода и стал меньше вмешиваться, позволяя пациенту все более сво­бодно и спонтанно предаваться процессу ассоциирования, который становит­ся ключевым моментом психотерапии.

Последовательное очищение метода Фрейда отчетливо просматривается в его разнообразных работах об истерии и неврозах, опубликованных за 10 лет, с 1886 по 1896 г. Вокруг центральной книги, «Исследования истерии» (1895, в соавторстве с Брейером), группируются статьи, которые проливают свет на природу, причины и эволюцию нервных расстройств, в которых авторы пы­таются дать необходимую классификацию и т. п.

⁷ «Травма» в дословном переводе с греческого означает «рана», «повреждение», «результат насилия».

Исходя из результатов клинических наблюдений, авторы объясняли исте­рический невроз теорией травмы. Согласно этой теории, невроз рассматри­вается как следствие травматических переживаний — соблазнения, насилия, психологической депривации, которые не были утилизированы обычным способом, т. е. посредством «сознательных рефлексов» или постепенного «уничтожения». Вместо этого аффекты и/или связанные с ними воспомина­ния отделились (диссоциировались) от сознания, в то же время стремясь тем

или иным путем (в том числе и в виде психопатологических симптомов) вер­нуться в него. Таким образом, заявляли авторы, «истерик страдает от воспо­минаний» (Стюарт, с. 8).

Брейер и Фрейд также предположили, что дальнейшее поддержание дис­социации связано с тем, что либо воспоминания по тем или иным причинам непереносимы для Эго пациента (причем в этом случае термин «Эго» ис­пользовался в значении «Самости» («Я»), что не тождественно более поздне­му понятию Эго в структурной теории), либо психологическая травма имела место, когда сам пациент находился в диссоциированном состоянии созна­ния, получившего название гипноидного состояния.

Психотерапия, основанная на этой модели, заключалась в работе по воз­вращению «забытого» в сознание с одновременной разрядкой «заряда аффек­та» в форме катарсиса (специализированного «очищающего» переживания патогенных аффектов) или абреакции (спонтанного эмоционального отреа-гирования).

Кроме того, необходимость подобной разрядки вытекала из принципа по­стоянства, согласно которому, по мнению авторов, в нервной системе име­ется так называемая «сумма возбуждения», изменяющаяся в результате пси­хических раздражений и обладающая тенденцией к уменьшению количества возбуждения для нормальной деятельности организма. Брейер и Фрейд были уверены, что одной из основных функций психического аппарата является поддержание постоянного уровня «суммы возбуждений». Они также рас­сматривали возбуждение как физическую реальность, физиологический раз­дражитель, воздействующий на нейрон и требующий разрядки по типу реф­лекторной дуги. Этот процесс сравнивался с электрическим зарядом, кото­рый в англоязычной литературе получил название катексиса.⁸

Рассматривая проблему возвращения «забытого» в сознание пациента, Фрейд сформулировал фундаментальное положение о том, что пациенты ак­тивно сопротивляются воспоминаниям болезненных переживаний и событий, которые целенаправленно вытесняются из сознания, в отличие от простого забывания незначительных событий. Этот защитный процесс он назвал вы­теснением, считая, что с его помощью сознание оберегает себя от возможной перегрузки неприятными или угрожающими чувствами и переживаниями. Принятие подобного положения привело к введению еще одного психодина­мического понятия — интрапсихического конфликта, под которым пони­мается противоречивость требований внутри субъекта.

⁸ Таким образом в английских и русских переводах работ З. Фрейда передается немецкое слово Besetyung (занятие, оккупация, вложение).

В дальнейшем Фрейд пришел к выводу, что описанный им процесс диссо­циации присущ не только психоневрозам, но имеет место у любого человека в виде оговорок, описок, ошибочных действий и т. п., чему он посвятил свою работу «Психопатология обыденной жизни».

Мысль об активности процесса диссоциации в разной форме остается ос­новополагающим положением в работах по психодинамической терапии, хо­тя в разное время и Фрейд и другие исследователи выдвигали на первый план различные аспекты содержания диссоциированных и бессознательных эле­ментов психического.

Проиллюстрируем описанные теоретические построения примером из кни­ги «Исследование истерии».

Катарина, девушка 18 лет, была родственницей хозяев гостиницы, где Фрейд остановился во время поездки в горы. Узнав, что он врач, она обрати­лась к нему за помощью в связи с «болями при дыхании», которые развива­лись примерно по следующей схеме: «резь и ощущение давления в глазах — тяжесть в голове — гул в ушах — головокружение — затрудненное дыхание — тревожность из-за ощущения, что кто-то стоит за спиной». После дли­тельного опроса Фрейду удалось заставить Катарину вспомнить, как два года назад она «застукала» своего дядю с кузиной Франциской, когда «он лежал на ней», и как после этого инцидента она три дня страдала рвотой. Опираясь на эти данные, Фрейд заявил, что аффект возбуждения, вызванный увиден­ным, и воспоминания о том, как дядя пытался ее соблазнить, привели к раз­витию у этой девственницы «гипноидного» состояния, которое, в свою оче­редь, трансформировалось в истерическую симптоматику «отвращения».

Сразу же после выхода книги, весной 1896 г., произошел разрыв Фрейда с Брейером. Он был связан как с разногласиями по поводу роли сексуальности в этиологии неврозов, так и с возрастающим влиянием другой дружбы Фрей­да — с Вильгельмом Флиссом, немецким отоларингологом, посещавшим в Вене лекции Фрейда по неврологии. Именно он пробудил интерес Фрейда к проблемам пола, и в частности бисексуальности и детской сексуальности. Флисс занимался заболеванием носа, которым страдал Фрейд. Используя свою широкую биологическую эрудицию, он установил тесную связь (в не­котором роде даже структурную) между носом и гениталиями и утверждал, что существуют «сексуальные периоды» — временные периоды, аналогич­ные менструальным периодам у женщин, но исчисляющиеся двадцатью тре­мя днями, которые определяют такие события личной жизни, как рождение, болезнь, зачатие, смерть и т. п. Фрейд в письмах или на «маленьких конгрес­сах» (которые они проводили в горах или в Берлине) сообщал Флиссу обо всех своих мыслях и экспериментах. При этом Флисс играл для него важную роль поверенного или «резонатора» либо, говоря психоаналитическим язы­ком, явился новым объектом идеализированной фигуры.

Влияние Флисса на Фрейда особенно ярко проявилось в драматической ситуации, разыгравшейся в связи с теорией соблазнения. Развивая идеи психической травматизации, Фрейд выдвинул предположение, что истериче­ский невроз и невроз навязчивых состояний являются следствием сексуаль­ного совращения, действительно имевшего место в детстве (преимуществен­но раннем) и чаще всего совершенного отцом. Основанием для подобного утверждения послужило клиническое открытие того, что в ходе лечения па­

циенты порой вспоминали об опыте сексуального обольщения — живых сце­пах, в которых инициатива принадлежала другому человеку (в большинстве случаев взрослому), а содержание менялось от простых словесных намеков или жестов до более или менее явных случаев сексуального совращения, вы­зывающих испуг, но пассивно претерпеваемых субъектом.

В упрощенном виде эта теория предполагала, что травма возникает на двух этапах, отделенных друг от друга периодом полового созревания. Первый этап, или этап соблазнения в собственном смысле слова, характеризовался Фрейдом как «досексуальное событие» сексуальной жизни, обусловленное факторами, внешними по отношению к субъекту, который еще не способен испытывать сексуальные эмоции в связи с отсутствием соматических усло­вий возбуждения и невозможностью освоить этот опыт. Соответственно мо­мент соблазнения не подвергается вытеснению. Лишь на втором этапе другое событие (не обязательно имеющее собственно сексуальное значение) ассо­циативно вызывает в памяти первое событие. Из-за прилива эндогенных воз­буждений воспоминание подвергается вытеснению.

При активной поддержке Флисса Фрейд уже в более решительной форме объявил о своем открытии в печати и выступил с лекцией в местном Общест­ве психиатрии и неврологии. «Эти ослы встретили лекцию ледяным молча­нием», — так он описывал реакцию на это сообщение. Мало того, признан­ный авторитет в области сексопатологии Р. Крафт-Эббинг заявил, что это прозвучало как научно изложенная волшебная сказка. Поэтому, когда в 1897 г. Фрейд установил, что многие из так называемых «воспоминаний» о трав­матических переживаниях, рассказанных пациентами-истериками, фактиче­ски не являются воспоминаниями о реальных событиях, а представляют со­бой отчеты о фантазиях, он отказался от первоначальной теории, заявив, что она провалилась из-за собственного неправдоподобия.⁹

⁹ Справедливости ради отметим, что по недавно опубликованным данным доктора Эстер Кнорр Андерс, собранным в специализированном центре для анонимного обследования детей, подвергшихся сексуальному насилию, ежегодно в Германии около 1000 детей становятся объектом развратных действий, при этом 80% из них — девочки, а 98% преступников — мужчины и в 1/3 случаев — отцы своих жертв. Еще в 65% случаев это другие члены семьи, а также друзья и знакомые. И лишь в 5% случаев это совершенно чужие люди. Кроме того, эти данные, без сомнения, являются заниженными, так как далеко не все дети, оказавшиеся в подобной ситуации, обращаются за помощью в специализированные центры. Таким образом, можно признать, что пер­воначальная гипотеза З. Фрейда об инцестуозных наклонностях отцов сегодня может быть достаточно обос­нована, что, впрочем, не исключает и более поздней идеи о сексуальных фантазиях детей (цит. по: Фрейд А., Фрейд З. 1997, с. 7). Более подробно по этой проблеме см. «Руководство по предупреждению сексуального насилия над детьми».

Тем не менее провалившаяся теория соблазнения сыграла значительную роль в истории развития психодинамических идей. Вот как это описывал сам Фрейд: «Хотя и верно, что истерики возводят свои симптомы к мнимым травмам, момент новизны заключается в том, что подобные сцепы создаются фантазией, а потому наряду с практической реальностью необходимо учиты­вать и реальность психическую. За этим вскоре последовало открытие того, что эти фантазии способствовали сокрытию аутоэротической активности ре­бенка в первые годы жизни, ее приукрашиванию и возвышению.. А теперь за всеми этими фантазиями возникает картина сексуальной жизни ребенка во

всей ее полноте» (цит. по: Лапланш, Понталис). Кроме того, с течением вре­мени ряд аналитиков в той или иной степени возвращались к идеям теории соблазнения. Так, например, Ш. Ференци в 1932 г., развивая положения этой теории, показал, что взрослая сексуальность с ее «языком страстей» является следствием надлома детского мира с его «языком нежности». В табл. 1.1 в краткой форме приведено сравнение обеих теорий.

против старого друга.

В октябре 1896 г. умер отец Фрейда, и это стало одной из поворотных то­чек в развитии психоанализа. Именно в это время впервые употребляется термин «психоанализ», с этого момента начинается самоанализ Фрейда и второй этап развития психоанализа.

¹⁰ В различных (не только русскоязычных) переводах фрейдовский термин Trieb интерпретируется либо как инстинкт, либо как влечение. Как отмечают Ж. Лапланш и Ж.-Б. Понталис, «фрейдовская концепция вле­чения как побуждающей силы, не предопределяющей жестко ни формы поведения, ни типа объекта, прино­сящего удовлетворение, отлична от теорий инстинкта, как традиционных, так и современных, опирающихся на новейшие исследования (ср. понятие паттерна, или схемы поведения, внутренних механизмов "запуска" поведения, особых стимулов-сигналов и пр.)». (Лапланш, Понталис, с. 167.)

На втором этапе развития психоанализа (1896-1923 гг.) происходит посте­пенный переход от теории травмы к теории инстинктов или влечений (драйвов)¹⁰, т. е. к изучению бессознательных желаний и побуждений, а так­же того, как последние проявляются внешне. Это был период, в ходе которо­го возникли основные подходы в понимании функционирования психики:

динамический, топографический, энергетический и структурный. Большин­ство клинических понятий, которые используются в психодинамической те­рапии, также были первоначально разработаны именно на втором этапе раз­вития психоанализа.

Реакция на смерть отца и признание обострившегося в связи с этим собст­венного «опытного невроза» заставили Фрейда обратиться внутрь себя и на­чать исследовать методом свободных ассоциаций наиболее доступный мате­риал — материал снов. Помимо этого интерес Фрейда к сновидениям был обусловлен тем, что они являются нормальными процессами, знакомыми ка­ждому, и в то же время могут служить примером того, как работают меха­низмы формирования невротических симптомов. Самоанализ позволил Фрейду прийти к заключению, что чаще всего образы и сюжеты сновидений тесно связаны с детскими чувствами, такими как любовь к матери, соперни­чество с отцом, страх кастрации и т. п., вытесненными с наступлением взрос­лости, но продолжающими оказывать воздействие на образ жизни человека в виде бессознательных желаний.¹¹ Результатом этого титанического труда стала появившаяся в 1900 г. фундаментальная работа «Толкование сновиде­ний», собравшая воедино результаты всех предыдущих исследований.

Прежде чем перейти к ее рассмотрению, отметим, что в анализе сновиде­ний в неявной форме нашли свое отражение метапсихологические подходы к функционированию психики, более четко сформулированные позже (в ча­стности, в статье 1914 г. под названием «Бессознательное»):

1. динамический подход, рассматривающий психику как местонахожде­ние взаимодействующих или противоборствующих сил;

2. топографический (систематический) подход, рассматривающий пси­хику как нечто, состоящее из различных систем с разными функциями и ха­рактеристиками;

3. экономический подход, который пытается проследить чередование различных возбуждений и прийти к сравнительной оценке их значимости.

¹¹ Отметим, что вначале метод самоанализа представлялся З. Фрейду основополагающим. Впоследствии он стал более сдержанно относиться к нему, опасаясь подмены им психоанализа в собственном смысле сло­ва. Сегодня многие психоаналитики считают, что самоанализ — особая форма сопротивления психоанализу, связанная с потаканием нарциссизму и устранением главного терапевтического фактора — трансфера. Одна­ко у некоторых авторов (например, К. Хорни) самоанализ рекомендуется и выступает как дополнение к ос­новному лечению, как его подготовка или продолжение.

Все научные теории сновидений, существовавшие в то время, рассматри­вали их как психическое явление, связанное со снижением (или особого рода искажением) обычной психической активности. Практически никто из авто­ров, занимавшихся этой тематикой, не попытался выявить возможное отно­шение между содержанием сновидения и личной историей сновидца. Не­смотря на свою приверженность академическим традициям, Фрейд последо­вал по пути исследования сновидений, представленных в античных, восточ­ных и прочих «сонниках», прежде всего фокусировавшихся на тайном смыс­ле символики сновидений. Впрочем, следует отметить, что в отличие от

«сонников» З. Фрейд переносит фокус внимания на применение сновидной символики лишь к одному отдельно взятому индивиду, и в этом смысле его метод противоположен приемам истолкования в сонниках.

Фрейд считал, что сновидения имеют психологический смысл, постичь ко­торый можно с помощью интерпретации (толкования) — специальной процедуры, придающей сновидениям (либо симптомам или цепочкам сво­бодных ассоциаций) какое-либо значение, расширяющее и углубляющее то значение, которое им придает сам пациент. Интерпретация нацелена на пре­одоление психологической защиты, выявление актуального интрапсихиче-ского конфликта и обнаружение изначального желания. Согласно исходным формулировкам, сновидение включает в себя: а) явное (манифестное) со­держание, т. е. сновидение в том виде, как его переживают, рассказывают или помнят и б) скрытое (латентное) содержание, которое раскрывается путем интерпретации. Фрейд также полагал, что существует работа снови­дения, переводящая скрытое содержание в явное, и, следовательно, интер­претация сновидения представляет собой процесс, обратный работе сновиде­ния.

Фрейд утверждал, что все сновидения являются результатом исполнения желаний. С этой точки зрения скрытое содержание — это желание, которое исполняется во сне в галлюцинаторной форме, причем необходимость его перевода в явное содержание диктуется двумя факторами: 1) физиологиче­скими условиями сна, которые делают сновидение в основном визуальным, а не вербальным процессом, и 2) тем, что желание неприемлемо для бодрст­вующего Эго. Характеризуя второй фактор, Фрейд вводит понятие цензора (цензуры) — психической инстанции запрета, ответственной за недопуще­ние в предсознание и сознание бессознательных желаний и возникших на их основе образований и соответственно деформацию сновидений. Таким обра­зом, функция сновидений заключается в сохранении сна путем представле­ния бессознательных желаний как исполненных. Кошмары и тревожные сны составляют неудачи в работе сновидений, а травматические сновиде­ния (в которых просто повторяется пережитая травма) являются исключени­ем из теории.

Фрейд утверждал, что материалом сновидений выступают телесные раз­дражения (например, голод, жажда и т. п.), остатки дневных впечатлений (события предыдущего дня, прямо или ассоциативно связанные с бессозна­тельными желаниями, исполняемыми во сне) и давние воспоминания. Меха­низмами работы сновидений (как и формирования симптомов) являются конденсация, смещение, драматизация, символизация, интерпретация.

Конденсация (сгущение) — процесс, посредством которого два (или бо­лее) образа объединяются (или могут быть объединены) так, чтобы образо­вать составной образ, наделенный смыслом и энергией, полученными от обоих. Он может осуществляться по-разному: иногда из множества элемен­тов сновидений сохраняется лишь один элемент (тема, персонаж и т. п.), многократно встречающийся в различных скрытых содержаниях («ядро»);

иногда различные элементы складываются во внутренне разнородную сово­купность (например, персонаж, составленный из черт разных людей); иногда соединение различных образов может приводить к затушевыванию различий и усилению общих черт.

Смещение — процесс, посредством которого энергия перемещается с од­ного образа на другой. Так, например, в сновидениях один образ может сим­волизировать другой.

Драматизация (учет образности) — процесс отбора и преобразования сновидных мыслей в образы, прежде всего зрительные. Так, например, абст­рактное понятие «унижение» может быть образно представлено как умень­шение в размерах или падение на нижнюю ступень лестницы.

Символизация — процесс косвенного, образного представления бессоз­нательного желания или конфликта за счет использования устойчивых отно­шений между символом и символизируемым бессознательным содержанием, наблюдаемых не только у отдельного человека, но и в самых различных об­ластях (миф, религия, фольклор, язык и т. п.). Считается, что в сновидениях детей этот механизм используется реже, чем у взрослых, поскольку детские желания искажаются меньше или не искажаются совсем. Хотя психоанализ открыл множество символов, общая область символизируемого весьма огра­ниченна: тело, родители и кровные родственники, рождение, смерть, нагота и особенно сексуальность (половые органы, сексуальный акт и т. п.).

Интерпретация (вторичная обработка) — процесс переделки сновиде­ния с целью представить его в виде более или менее связного сценария. Этот процесс вступает в действие при обработке продуктов, полученных в резуль­тате действия других механизмов, и осуществляется главным образом в со­стоянии, близком к бодрствованию, особенно когда пациент рассказывает о своем сновидении. Зачастую вторичная обработка использует уже сложив­шиеся сновидения.

Все эти процессы Фрейд назвал первичными процессами, противопоставив их вторичным процессам. В первичных процессах энергия свободно пере­мещается, при этом игнорируются законы пространства и времени, они управляются принципом удовольствия — т. е. принципом уменьшения не­удовольствия от инстинктивного напряжения путем галлюцинаторного ис­полнения желания. Идея принципа удовольствия (первоначально представ­ленного как принцип неудовольствия) основывалась на уже знакомой нам гипотезе принципа постоянства возбуждения (гомеостаза), согласно которой «психический аппарат стремится поддерживать имеющееся в нем количество возбуждения на возможно более низком уровне и устойчивом уровне» (Ла-планш, Понталис, с. 364). Вторичные процессы подчиняются правилам формальной логики, используют связанную энергию и управляются прин­ципом реальности — принципом уменьшения неудовольствия от инстинк­тивного напряжения путем адаптивного поведения.

Фрейд расценивал первичные процессы как филогенетически и онтогене­тически более ранние по сравнению с вторичными (с этим связана и терми­нология) и считал их неотъемлемым свойством слабую адаптивность. По его мнению, все развитие Эго вторично по отношению к вытеснению первичных процессов. Вторичные процессы развивались наравне и одновременно с Эго и с адаптацией к внешнему миру, а поэтому они теснейшим образом связаны с вербальным мышлением. С этих позиций грезы, образная и творческая дея­тельность, а также эмоциональное мышление являются смешанными прояв­лениями обоих процессов.

В «Толковании сновидений» были заложены основы научного понимания бессознательного. И до Фрейда в естественных пауках, философии и литера­туре в том или ином значении употреблялись понятия «бессознательного», «неосознаваемого», «влечений» и т. и. и указывалось на их значимость в пси­хической жизни человека (Б. Спиноза, Г. В. Лейбниц, К.-Г. Карус, Э. фон Гартман, И. Ф. Гербарт, А. Шопенгауэр, Э. Т. А. Гофман и др.). Однако толь­ко Фрейд смог исследовать бессознательное и создать на этой основе его ме-тапсихологическую картографию.

Говоря о содержании, функциях и механизмах сновидений, Фрейд разли­чал сознание и бессознательное. Он писал: «Толкование сновидений — это королевская дорога к познанию бессознательной активности мозга». При этом понятие бессознательное Фрейд употреблял в нескольких значениях: во-первых, для обозначения совокупности содержаний, не присутствующих в актуальном иоле сознания, во-вторых, как систему, состоящую из содержа­ний, не допущенных в предсознание и сознание в результате вытеснения. Представление о системах бессознательного, предсознания и сознания полу­чило название первой топики (топографической модели).

Согласно этой топике, основные черты бессознательного сводятся к сле­дующему:

1. содержания бессознательного являются репрезентаторами влечений, т. е. элементами или процессами, в которых выражаются влечения, эти содер­жания управляются особыми механизмами первичных процессов;

2. содержания бессознательного, сильно нагруженные энергией, стремятся вернуться в сознание и проявиться в поведении, однако они способны найти доступ к системе предсознание—сознание лишь в результате компромиссов (психических образований, представляющих обе стороны конфликта), будучи искаженными цензурой;

3. фиксации в бессознательное чаще всего подвергаются детские желания.

Предсознание содержит в себе материал, не входящий в актуальное поле сознания и поэтому являющийся бессознательным в первом значении этого понятия (например, неактуализированные знания и воспоминания). При этом он отличается от содержаний системы бессознательного тем, что остается доступным сознанию и управляется вторичным процессом. Кроме того, он

отделен от бессознательного цензурой, которая допускает бессознательные содержания и процессы в предсознание лишь в преобразованном виде.

Сознание (или система «Восприятие—Сознание») находится на перифе­рии психического аппарата и принимает информацию одновременно из внешнего и внутреннего мира. В отличие от бессознательного и предсозна-ния сознание не имеет никакой памяти, или, точнее, мнестические следы остаются в ней ненадолго. С точки зрения экономического подхода сознание отличается тем, что располагает свободно перемещающейся энергией и мо­жет нагружать ею тот или иной элемент (таким образом психоанализ объяс­нял механизм внимания). Кроме того, Фрейд считал, что сознание играет важную роль как в динамике конфликтов (сознательное избегание неприят­ного и более тонкое регулирование принципа удовольствия), так и в динами­ке терапии (границы и функции осознания).

Фрейд также предполагал, что между этими системами пролегают грани­цы, которые при определенных условиях могут быть полупроницаемыми или полностью проницаемыми. Степень этой проницаемости определяется цен­зурой, определенным образом трансформирующей динамический материал. Заметим, что топографическая модель вполне согласуется с современными данными психологии памяти и восприятия, а также с моделью реактивного возбуждения в теории научения и поведенческой терапии.

Развитие представлений о возбуждении и его взаимосвязи с детскими же­ланиями, фиксированными в бессознательном (в частности, с уже описанным в «Толковании сновидений» эдиповым комплексом), а также исследование извращенных форм человеческой сексуальности привели к тому, что в своей следующей работе «Три очерка по теории сексуальности» Фрейд ввел и стал рассматривать понятие влечений (инстинктов) и их «судьбы». Он считал, что они имеют:

1. биологический источник;

2. запас энергии этого источника;

1. цель, т. е. осуществляют специфические для данного влечения действия, ведущие к его удовлетворению и к разрядке заключенной в нем энергии;

3. объект, в отношении которого эта цель может быть достигнута.

На этом этапе психоанализ предполагал, что неудача в нахождении объек­та и достижении цели влечения (инстинктивной цели) ведет к фрустрации влечения и к увеличению инстинктивного напряжения. Это повышенное на­пряжение переживается как страдание. В соответствии с принципом удо­вольствия это страдание ведет либо к возрастанию активности в достижении разрядки, либо к введению механизмов защиты для уменьшения напряжения (Эго реагирует на угрозу инстинктивного напряжения, превышающего порог толерантности, сигнальной тревогой, которая стимулирует Эго к введению защитных мер).

В более поздней работе 1915 г. Фрейд описал четыре «превратности», ко­торым может подвергаться влечение: а) обращение в свою противополож­

ность (обычно замена активной роли на пассивную); б) поворот против се­бя, т. е. использование себя в качестве инстинктивного объекта; в) вытесне­ние и г) сублимация, в результате которой энергия влечений в конечном счете разряжается в действиях, лишь символически связанных с первичной

12

инстинктивной целью.

Несмотря на то что Фрейд признавал наличие у человека множества раз­личных инстинктов (влечений), он был последовательным сторонником дуа­листической теории инстинктов (влечений). Он предполагал, что все ин­стинкты можно разделить на две группы, антагонистически настроенные по отношению друг к другу, и конфликты между этими двумя группами несут ответственность за невроз. Однако на разных этапах его представление о том, что именно представляют собой эти группы, менялось. Так, во втором перио­де он считал, что это сексуальное влечение и влечения Эго, соответство­вавшие биологическим инстинктам воспроизведения потомства и самосохра­нения (причем под самосохранением Фрейд понимал жизненно важные по­требности и функции, прообразом которых являлись голод и функция пище­варения).

В связи с этим Фрейд прояснил и понятие либидо (энергии, служащей подосновой всех преобразований сексуального влечения), которое он исполь­зовал начиная с 1896 г. Если в первых сочинениях понятие «либидо» обозна­чало энергию, качественно отличную от соматического сексуального возбу­ждения, то теперь либидо (относящееся к любви, как голод к пищевому ин­стинкту) предстало и как количественное понятие, как нечто подобное сексу­альному желанию, нацеленному на удовлетворение. «Его возникновение, его возрастание и убывание, распределение и перемещение позволяют мам объ­яснить психосексуальные явления».

Кроме того, в этой работе Фрейд полностью опроверг привычные пред­ставления о нормальной и ненормальной сексуальности. Как он сам пишет, главные открытия психоанализа в этой области заключались в следующем.

1. Сексуальная жизнь начинается не с наступлением половой зрелости, а вскоре после рождения.

2. Нужно четко различать понятия «сексуальное» и «половое». Первое по­нятие значительно шире и включает в себя многие проявления, не имеющие ничего общего с гениталиями.

3. Сексуальная жизнь включает в себя функцию получения удовольствия от различных зон тела — функцию, которая впоследствии была использована в целях воспроизводства. Однако две эти функции редко совпадают полно­стью.

¹² Как отмечает Ч. Райкрофт, подобное рассмотрение влечений с той или иной степенью вероятности применимо только к сексуальным и агрессивным влечениям.

Фрейд постулировал ряд последовательных либидных стадий и фаз, сфо­кусированных на различных участках тела (эрогенных зонах), через которые

проходит индивид, начиная с младенчества. Он считал, что эти фазы син­хронны параллельной серии фаз развития Эго.

Начало сексуальной жизни характеризуется двумя фазами, отличающими­ся ролью, которую играют эрогенные зоны (доминирующая или недомини­рующая). Первая, или прегенитальная, фаза сексуального развития пред­ставляет собой динамический процесс, кульминационный момент которого приходится на конец пятого года жизни. Затем следует латентный период, после чего с момента возрождения сексуального импульса в период половой зрелости начинается вторая, или генитальная, фаза.

В прегенитальной фазе обычно выделяют три отдельные стадии сексуаль­ного формирования (до- или преэдиповы), через которые индивиды обоих полов проходят одинаково.

Наиболее примитивная стадия наделения либидо понимается как диффуз­ное распространение энергии влечений по всему телу (внутри и по кожной поверхности), постепенно фокусирующееся возле ротовой области.

Оральная стадия связана со ртом как с первичным органом удовольствия, через который младенец осуществляет контакт со своим первым объектом желания — материнской грудью. Когда грудь отнимается или является не­доступной, он прибегает к суррогату (например, пытаясь удовлетвориться сосанием пальца или какого-то другого предмета). Этот интерес к области рта, никогда полностью не исчезающий, заметен в удовольствии, которое взрослые получают при курении, еде, поцелуях и оральных формах секса. Оральная стадия, в свою очередь, иногда подразделяется на два этапа. Ран­ний оральный (инкорпоративный) этап этой стадии развития может быть ви­ден непосредственно после рождения и перед тем, как младенец получил грудь, так как сосательные движения наблюдаются еще до подлинного соса­ния. С прорезыванием первых зубов в возрасте шести месяцев младенец на­чинает вести себя все более активно и агрессивно, вступая в орально-садистический этап. Этот более поздний этап был описан Карлом Абраха­мом, эмбриологом, которому принадлежит большая часть разработки перво­начальной фрейдовской теории психосексуального развития.

Оральную стадию частично перекрывает и сменяет анальная стадия. Анально-садистический этап этой стадии заключается в появлении импульса к господству, укреплении мускулатуры тела и усилении контроля над сфинк­терами. Анально-ретентивный этап связан с тем, что эрогенная слизистая мембрана ануса также проявляет себя как орган, характеризующийся пассив­ной сексуальной целью. Из-за этого агрессивное первоначальное выталкива­ние сменяется удержанием. С этой стадией связаны такие черты характера, как аккуратность, бережливость и упрямство (в совокупности определяющие так называемый «анальный характер»).

В конце третьего года сексуальный интерес смещается на генитальный ап­парат (фаллос у мальчиков и клитор у девочек) и наступает фаллическая

стадия.¹³ В отличие от аутоэротических доэдиповых стадий (которые иногда определяют как нарциссические, так как в них отсутствует объект любви), фаллическое удовлетворение требует внешнего объекта. В это время наи­большее удовольствие детям доставляет мастурбация. Именно в это время мужское и женское сексуальное развитие становятся дифференцированными.

На эдиповом этапе (названном так в честь главного героя трагедии Софок­ла «Царь Эдип») наступает высшая точка инфантильной сексуальности и преодоление усилий данного периода при достижении взрослой сексуально­сти считается необходимым для нормального развития, тогда как бессозна­тельная фиксация на эдиповых тенденциях является типичной для невроти­ческой психики.

На ранних стадиях маленький мальчик совершает «вложение» либидо (объект-катексис) в свою мать и идентифицирует себя с отцом. В течение фаллической стадии объект-катексис мальчика к своей матери усиливается и у ребенка появляется желание избавиться от отца и запять его место рядом с матерью (позитивная форма). Угроза кастрации (кастрационная тревога) заставляет мальчика отказываться от инцестуозных желаний и подавлять их. Разрешение эдипова комплекса для мальчика подразумевает отказ от его объект-катексиса к матери, что может вести к идентификации с матерью или, что случается чаще, к усилению идентификации с отцом. Ситуация Эдипа часто усложняется в связи с наличием у ребенка бисексуальной склонности. Так, вместо привязанности к матери и двойственного отношения к отцу мо­жет иметь место любовь к родителю того же пола и ревнивая ненависть к ро­дителю противоположного пола (негативная форма) или смесь привязанно­сти и двойственного отношения к каждому из родителей. Фрейд отмечал, что у обоих иолов именно относительная выраженность мужских и женских сек­суальных тенденций определяет, какого рода идентификация — с отцом или с матерью — возникнет в результате разрешения эдипова комплекса.

¹³ Слово «фаллический» было использовано З. Фрейдом для указания на то, что сексуальным объектом являются не гениталии как таковые, а именно фаллос, потому что данная стадия, по его мнению, знает лишь один вид гениталий — мужской. Позднее многие психологи активно критиковали эту «фаллоцентрическую» ориентацию Фрейда.

Как и для мальчика, для девочки первым объектом любви является мать. В течение фаллической стадии основная эрогенная зона у девочки — клитор. Фрейд полагал, что в ходе превращения девочки в женщину основной эро­генной зоной должно стать влагалище, а также должен измениться пол объ­екта любви. Период, характеризующийся сильной привязанностью девочки к матери, заканчивается тогда, когда девочка начинает понимать, что ее клитор (биологический эквивалент пениса) имеет не такую уж большую ценность и что у нее нет пениса (девочка думает, что в этом «виновата» ее мать). Со­гласно классической психоаналитической теории, зависть, испытываемая к мальчикам, которые имеют пенис (зависть к пенису), и желание иметь пе­нис — очень важная женская черта. Желание получить пенис от отца заменя­ет потребность в пенисе, и именно на этом этапе у девочки развивается эди­

пов комплекс: она начинает стремиться к обладанию отцом и к избавлению от матери (важной особенностью здесь является то, что если мужской эдипов комплекс разрушается посредством комплекса кастрации, то женский, на­против, вызывается с его помощью). Как и у мальчиков, у девочек данная си­туация осложняется при наличии бисексуальных склонностей: наблюдения свидетельствуют, что девочки задерживаются на эдиповом этапе в течение неопределенного времени и разрешают его поздно и зачастую не полностью. Впрочем, со временем выраженность женского эдипова комплекса уменьша­ется вследствие неизбежного разочарования в отце.

Период сексуальной латентности начинается примерно в шестилетнем возрасте (возможно, у девочек несколько позже) и заканчивается к началу периода менархе и половой зрелости. Латентность может быть полной или частичной, что зависит от развивающихся в этот период сексуальных запре­тов. По мере развития индивида либидинозные импульсы могут сублимиро­ваться либо индуцировать противоположные антикатексисы (т. е. вклады­вать энергию в поддержание вытеснения катектированного процесса), вызы­вая реакции отвращения, стыда, моральных переживаний и т. п.

Генитальная фаза, которая начинается в период менархе или в период половой зрелости, предполагает подчинение всех источников сексуального чувства доминирующим генитальным зонам. Возникшие ранее либидиозные катексисы могут быть сохранены посредством включения их в сексуальную деятельность (или в предварительные и вспомогательные действия) либо по­средством их подавления или сублимации. В период половой зрелости у мальчиков либидо усиливается, у девочек же усиливается подавление, при­чем особенно сильно подавляется клиторальная сексуальность. В период ме­нархе и половой зрелости преодолевается стремление к кровосмесительному выбору объекта, следствием чего служит уход из-под родительского автори­тета. Если предшествующее сексуальное развитие индивида было адекват­ным, он готов к установлению гетеросексуальных половых отношений.

С точки зрения этой схемы психосексуального развития правильное воспи­тание рассматривалось Фрейдом как воспитание, гибко изменяющееся в пре­делах, с одной стороны, удовлетворения, достаточного для того, чтобы соз­дать атмосферу безопасности и удовольствия, и с другой — в пределах, при­емлемых по уровню развития фрустраций, чтобы ребенок постепенно (дози-рованно) учился заменять принцип удовольствия («Я хочу удовлетворения всех моих желаний, в том числе и взаимно противоречивых, прямо сейчас!»), принципом реальности. («Удовлетворение некоторых желаний проблематич­но, исполнение же наилучших стоит того, чтобы подождать»). Заметим, что Фрейд очень мало говорил о роли родителей своих пациентов. Когда же он обращался к данной теме, то упущения родителей он видел либо в чрезмер­ном удовлетворении желаний, при котором ничто не подталкивало ребенка к развитию, либо в чрезмерных ограничениях, так что способность ребенка воспринимать суровую реальность оказывалась перегруженной. Воспитание,

таким образом, было искусством балансирования между потворством и огра­ничением.

До 1910 г. теория влечений на основании этой схемы постулировала: если ребенок чрезмерно фрустрирован или получает чрезмерное удовлетворение на какой-либо ранней стадии своего психосексуального развития (что явля­ется результатом конституциональных особенностей ребенка и действий ро­дителей), он будет фиксирован на проблемах данной фазы. Тип невроза по­нимался как вызванная фрустрацией полная или частичная регрессия (за­щитный возврат) к стадии, обладающей определенным количеством точек фиксации. Так, депрессивный индивид рассматривался как тот, которым ли­бо пренебрегали, либо чрезмерно потворствовали ему на оральной стадии развития; в случае появления симптомов навязчивости считалось, что про­блемы возникали на анальной стадии; в случае истерии — ребенок был от­вергнут или соблазнен, либо и то и другое, на фаллической стадии. Кроме то­го, на этом этапе развития психоанализа зачастую можно было услышать, что пациент имеет оральный, анальный, фаллический характер в зависимости от того, что кажется центральным в человеке. Сегодня немногие психодинами­ческие терапевты продолжают размышлять только в терминах стадий психо­сексуального развития или конфликта и понимать патологию, используя ис­ключительно понятия задержки развития или конфликта на определенной стадии, но большинство из них в той или иной степени опираются на эту теорию.

В 1950-1960-х гг. американский психоаналитик Эрик Эриксон переформу­лировал стадии психосексуального развития в соответствии с межличност­ными и внутрипсихическими задачами, которые ребенок решает в каждом периоде. Хотя работы Эриксона обычно рассматриваются в рамках эгопси-хологии, его теория этапов психосоциального развития во многом созвучна предпосылкам фрейдовской теории психосексуального развития. Одним из наиболее интересных дополнений Эриксона к теории Фрейда (а сам Эриксон видел свою концепцию как дополняющую, а не заменяющую теорию Фрей­да) стало изменение названий ранних этапов с целью модификации фрейдов­ского биологизма.

Так, Эриксон понимал оральную стадию как состояние полной зависимо­сти, во время которой формируется базовое доверие (или его отсутствие) — специфический результат удовлетворения или неудовлетворения оральной потребности. Анальная стадия рассматривалась им как стадия достижения автономии (или, в случае неправильного воспитания, стыдливости и нере­шительности). Помимо туалетного тренинга она может включать в себя ши­рокий диапазон вопросов, относящихся к тому, как ребенок учится самокон­тролю и приспосабливается к ожиданиям семьи и появлению более широкого окружения. На фаллической стадии, по его мнению, происходит развитие чувства базовой эффективности («инициатива против вины») и чувства удовлетворенности от идентификации с объектами любви. Подчеркнем, что Эриксон распространил идею стадий развития и задач этих стадий на пе­

риод всей жизни. Он также разбил ранние фазы на подфазы (орально-инкорпоративная, орально-экспульсивная; анально-инкорпоративная, аналь-но-экспульсивная и т. п.).

В 1950 г. другой американский психоаналитик, Гарри Стэк Салливан, за­нимавшийся групповым лечением психотических расстройств и подчерки­вавший важность межличностных отношений, предложил собственную тео­рию стадий развития, которая подчеркивала коммуникативные достижения (например, речь или игру), а не удовлетворение влечений.

Еще одним шагом к психоаналитическому осмыслению развития личности стали работы Маргарет Малер, посвященные динамике взаимоотношений матери и ребенка.

Малер предполагала, что нормальное развитие начинается с нормальной аутистической фазы, когда младенец «проводит большую часть своего вре­мени в полуспящем, полубодрствующем состоянии», преимущественно со­средоточенный на своих внутренних ощущениях, а не на стимулах внешнего мира. В нормальной симбиотической фазе ребенок начинает получать больше удовольствия от внешних стимулов (по большей части исходящих от матери), при этом находясь в иллюзии, что он и мать — единое целое. Кроме того, для такого симбиотического состояния характерна иллюзия всемогуще­ства, ощущение, что весь окружающий мир находится в полной гармонии с желаниями ребенка. Мать непроизвольно поддерживает эти иллюзии, эмпа-тически угадывая нужды ребенка. Однако уже на этой фазе младенец может напрягать свое тело в ответ на раздражающие стимулы или неприятные ощущения от слияния с телом матери, что является первыми попытками от­делиться и обрести собственную независимость. В фазе сепарации / инди-видуации, в субфазе дифференциации происходит «вылупливание из яйца» — ребенок начинает исследовать мир вокруг себя, постепенно отстраняясь от матери и сравнивая окружающие объекты и людей с ней. На этой субфазе впервые появляется сепарационная тревога — состояние пониженного на­строения и энергетики, возникающее вследствие разлуки с матерью. На суб­фазе ранней практики ребенок использует мать как «базу», путешествуя в мир окружающих вещей (часто полностью поглощенный только ими), но всегда оглядываясь на нее или возвращаясь к ней для эмоциональной под­держки. В случае, если мать испытывает тревожные или амбивалентные чув­ства в связи с таким отделением ребенка, она может преждевременно или без особых причин прерывать исследовательскую деятельность малыша и все­лять в него свою тревогу. На субфазе практики у ребенка развивается «лю­бовный роман с миром»: ребенок переживает восторг от свободного освое­ния мира, зачастую забывая о присутствии матери. На субфазе повторного сближения ребенок снова начинает остро осознавать свою потребность в ней, в ее эмоциональной поддержке и практической помощи. В это время ре­бенок переживает определенный кризис, который хорошо иллюстрируется разными играми, связанными с убеганием-преследованием: вырываясь и убе­гая, ребенок внезапно ощущает свою независимость и в то же время может

тут же обрести единство, будучи пойманным. В фазе консолидации ребенок разрешает этот кризис путем выработки у себя внутреннего образа матери, который сохраняется даже тогда, когда ее нет рядом.

Теорию Малер обычно относят к теориям объектных отношений, по в ее внутренних предпосылках о фиксации на разных фазах и субфазах преодоле­ния младенческого аутизма и симбиоза и развития чувства индивидуальности чувствуется влияние фрейдовской модели.

Эти постфрейдовские разработки теории стадий развития личности дали возможность психодинамическим терапевтам по-новому взглянуть на про­блемы фиксации. Теперь в интерпретациях проблем стало возможным опе­рировать не только гипотезами о том, что кто-либо слишком рано или слиш­ком поздно был отнят от груди, слишком грубо или слишком небрежно при­учен к горшку, соблазнен или отвергнут во время эдиповой фазы. Появилась возможность говорить о том, что затруднения пациентов отражают семейные процессы, которые осложнили им доступ к чувству безопасности, автономии или удовлетворенности своей идентификацией (согласно трактовке Эриксо­на), или в предподростковый период у них не было близкого друга (точка зрения Салливана), или же госпитализация матери в то время, когда им ис­полнилось два года, разрушила процесс воссоединения, присущий этому воз­расту и необходимый для оптимальной сепарации (в соответствии с гипоте­зами Малер). Не останавливаясь более подробно на психоаналитических тео­риях развития, в табл. 1.2 мы приведем лишь сопоставление тех моделей раз­вития личности, которые наиболее активно используются современными психодинамическими терапевтами.

Малер

Фаза аутиз­ма

Симбиотиче-ская фаза

Диффе­ренциация 1 -я субфа­за

Практика (Prac­ticing) 2-я субфаза

Повторное сближение (Rapproche­ment) 3-я субфаза

Консолида­ция 4-я субфаза

Фазы отделения и индивидуализации

Эрик-сон

Базовое доверие против базового недоверия

Автономия против стыда и сомнения

Инициатива про­тив чувства вины

Сал-ливан

Оральный ди­намизм

Естественное обучение через «вчувство-вание» в эмоциональное состояние мате­ри

Культур­ное обу­чение че­рез овла­дение языком и столкно­вение ин­тересов ребенка с интереса­ми роди­телей

Вин-никот

Интеграция Крайняя за­висимость

Персонализация от относительной зави­симости до относительной независимо­сти

Объектное отношение

На втором этапе развития психоанализа Фрейд из одинокого, неторопливо­го и добросовестного исследователя, периодически представляющего резуль­таты своего труда широкой, но отчасти индифферентной публике, становится главой движения, за короткий срок приобретшего международный масштаб. В 1902 г. у него появляются несколько последователей, с которыми он снача­ла проводит собрания каждую среду у себя в гостиной, а затем, по мере уве­личения числа участников, сборы перемещаются в Медицинский колледж. Несмотря на довольно сильные нападки со стороны медиков, психологов, философов, поборников нравственности и представителей прессы, психоана­лиз постепенно преодолевает границы венской группы. В разных странах на­чинают создаваться психоаналитические общества (например, Цюрихское, в состав которого входил известный психиатр Э. Блейлер), основываются пе­риодические издания (в 1909 г. был напечатан первый номер «Международ­ного журнала по психоанализу»), почти ежегодно собираются конгрессы (первый состоялся в 1908 г. в Зальцбурге), публикуются значительные науч­ные работы, и наконец психоаналитическое движение организационно оформляется в виде Международной психоаналитической ассоциации.

Вместе с тем, по мере развития психоаналитического движения, в нем воз­никают внутренние расколы, связанные с появлением ряда психодинамиче­ских теорий (А. Адлера, К. Г. Юнга, В. Штекеля, а позднее Ш. Ференци, О. Ранка, В. Райха и др.), не вписывавшихся в границы учения Фрейда.

В 1914 г. Фрейд начал писать книгу очерков, которая должна была подвес­ти итоги и суммировать все изменения, происшедшие в психоанализе на вто­ром этапе, но Первая мировая война и опыт применения психоаналитической терапии к «военным неврозам» заставили его обратиться к проблемам агрес­сии и смерти. С Обсуждая истории болезней пациентов, на которых психо­аналитическая терапия не оказывала никакого действия, он сравнил процесс отвлечения либидо от реальности внешнего мира и замыкании на Эго с гре­ческим мифом о Нарциссе. В работе «К введению в нарциссизм» Фрейд ввел понятия первичного нарциссизма — любви к себе на ранней стадии разви­тия, когда либидо ребенка полностью обращено на себя и которая предшест­вует любви к другим, и вторичного нарциссизма — любви к себе, являю­щейся результатом изъятия либидо из объекта и обращения его вновь на Эго. Эта работа стала важной вехой в истории развития психодинамической тера­пии, так как в ней впервые происходит отход от главных идей теории влече­ний — дуализма сексуальных влечений и влечений Эго и противопоставле­ния принципа удовольствия и принципа реальности.

В 1920 г. Фрейд опубликовал работу «По ту сторону принципа удовольст­вия», в которой частично вернулся к своим ранним идеям принципа постоян­ства и объяснял агрессивные и самодеструктивные тенденции индивида че­рез введение нового понятия — влечения к смерти (Танатоса).¹⁴ Этим по­нятием он обозначает фундаментальную категорию влечений со своей осо­бой энергией, аналогичной либидо¹⁵, нацеленных на полное устранение на­пряжения, т. е. на приведение живого существа в неорганическое состояние. Согласно его точке зрения, влечения к смерти направлены прежде всего во­внутрь, на саморазрушение, и лишь вторично проявляются в форме влечения к внешней агрессии.

Обосновывая введение этого революционного понятия, Фрейд выдвигает еще несколько идей, имеющих большое значение для практики психодина­мической терапии. Так, он говорит о том, что принцип удовольствия ограни­чивается не только принципом реальности, но и «потребностью в повторе­нии». Он описывает пример с собственным внуком, полуторагодовалым Эрнстом, который предавался следующей игре: бросая привязанную за ве­ревку катушку, он заставлял ее то исчезать, то вновь появляться. Эта игра со­провождалась следующими выразительными восклицаниями: «О-о-о-о», т. е. «сильно», «далеко» — когда катушка исчезала, и «Да», «Вот», когда она вновь появлялась. Фрейд сделал вывод, что этим своим действием ребенок воспроизводил тяжелую ситуацию ухода матери, а именно травмирующий момент расставания. Клиническая практика лечения неврозов свидетельство­вала, что подобное повторение часто встречается и у взрослых: «Повсюду мы наталкиваемся на людей, чьи человеческие взаимоотношения имеют одина­ковый исход: возьмем, к примеру, благодетеля, которого через какое-то вре­мя в раздражении покидает каждый из его протеже, при всем различии или сходстве последних, благодетель же, кажется, обречен испить всю горечь не­благодарности; или человек, дружба которого всегда заканчивается преда­тельством со стороны его друга; или человек, который время от времени в течение всей своей жизни возводит кого-нибудь на пьедестал великого лич­ного или общественного авторитета, а затем, через определенный промежу­ток времени, свергает этот авторитет и заменяет его новым; или любовник, каждая из любовных связей которого проходит через одни и те же фазы и достигает одних и тех же результатов» (цит. по: Кан).

¹⁴ Как убедительно показывает А. Эткинд, введение и развитие этого понятия З. Фрейдом во многом свя- зано с работами русского психоаналитика Сабины Шпильрейн.

¹⁵ Позднейшие авторы, развивавшие эти идеи, предлагали называть такую энергию «мортидо» или «дест- рудо», но данные термины не прижились.

Кроме того, Фрейд, вслед за английским психоаналитиком Барбарой Лоу, сформулировал принцип нирваны, объясняющий причины влечения к смерти: это «...тенденция к ослаблению, постоянству, подавлению внутрен­него напряжения, связанного с возбуждением» (цит. по: Лапланш, Понталис, с. 364). В отличие от введенного ранее принципа постоянства, под которым имелась в виду тенденция к сохранению постоянного энергетического уров­

ня, принцип нирваны подразумевал глубинную направленность на полное устранение возбуждения.¹⁶

По Фрейду, влечение к смерти противостоит влечению к жизни (Эросу),

под каким понятием он объединил все выявленные им влечения. Этим про­тивостоянием объясняются состояния грусти и меланхолии, суицид, несчаст­ные случаи, вредные привычки, преступления, совершаемые с бессознатель­ным стремлением быть уличенным, а также такие сексуальные перверсии, как садизм и мазохизм.

Отметим, что концепция влечения к смерти — практически единственное из заявлений Фрейда, которое вызвало бурю протеста среди его ортодоксаль­ных сподвижников, воспользовавшихся преимущественно языком морально­го осуждения. И поныне это один из самых спорных моментов психоанализа. С одной стороны, несмотря на то что «не было обнаружено ни одного биоло­гического наблюдения, которое подтверждало бы идею инстинкта смерти — идею, которая противоречит всем принципам биологии» (Райкрофт, с. 58), эта идея составляет существенную часть психоаналитической теории М. Кляйн (речь о которой пойдет чуть дальше). С другой стороны, многие со­временные психодинамические терапевты рассматривают эти фрейдовские положения как метафизические.

На третьем этапе развития психоанализа (1923-1939 гг.) была разрабо­тана структурная модель психического функционирования. В ней психоана­литики переместили свой интерес с содержания бессознательного на про­цесс, посредством которого это содержание удерживается вне сознания, и с этих позиций откорректировали основные психодинамические понятия.

Исследуя обнаруживаемое у пациентов бессознательное чувство вины, а также учитывая ряд несоответствий и противоречий, возникших в ходе прак­тического применения топографической модели психического функциониро­вания, Фрейд выдвинул новую (а точнее, усовершенствованную) теоретиче­скую модель, в которой новые определения не полностью заменяли старые, а скорее соседствовали с ними. В своей работе «Я и Оно» он сформулировал основные положения структурной модели (вторичной топики), согласно которым психика членится на составляющие, названные им Ид (Оно), Эго (Я) и Суперэго (Сверх-Я).

¹⁶ В более ранних работах З. Фрейда эта тенденция называлась также «принципом инерции»

Оно (Ид) — самая древняя из трех инстанций (приблизительно соответст­вующая бессознательному в первой топике) содержит в себе исходные ин­стинктивные влечения со всеми наследственными и конституционными эле­ментами. С точки зрения экономического подхода Оно является первичным резервуаром психической энергии. Его деятельность направлена на обеспе­чение немедленной и свободной разрядки возбуждения. Соответственно эта часть психики управляется принципом удовольствия и функционирует в со­ответствии с первичными процессами.

По мере созревания и развития, а также вследствие взаимодействия с внешним миром часть Ид (прежде всего телесная, которая формируется из ощущений тела) претерпевает изменения и превращается в Эго. Несмотря на то что Эго также стремится к удовольствию, эта инстанция функционирует в соответствии с принципом реальности и является колыбелью вторичных процессов. Первостепенной функцией Эго Фрейд считал задачу самосохра­нения. Эго контролирует произвольные действия, становясь между пережи­ванием потребности и действием в соответствии с данной потребностью. Эго имеет дело с внешними событиями, задействуя восприятие и память, избегая чрезмерных стимулов, приспосабливаясь к умеренным стимулам и способст­вуя совершению действий, целью которых является изменение внешнего ми­ра с учетом своей выгоды. Касаясь внутренних событий, связанных с инстан­цией Ид, Эго пытается управлять влечениями, принимая решения, касаю­щиеся выбора времени и способа их выполнения, или подавляя обусловлен­ное этими требованиями возбуждение. Фрейд сравнивал Ид с лошадью, а Эго — с наездником. Он отмечал, что, как правило, Эго оказывается слабее Ид, поэтому Эго привыкло преобразовывать желания Ид в действия так, будто желания Ид являются его собственными желаниями.

Таким образом, Эго служит посредником между требованиями Ид и огра­ничениями реальности и этики. Оно имеет как сознательный, так и бессозна­тельный аспекты. Сознательный аспект — то, что большинство людей пони­мает под термином «Собственное Я» (Самость), или «Я», в то время как бес­сознательный аспект включает в себя механизмы психологической защиты.

Третью инстанцию, Суперэго (или Сверх-Я) Фрейд рассматривал как формирующуюся в пределах Эго и являющуюся чем-то вроде осадка или ос­татка ранних конфликтов и идентификаций в детской психике, в особенности связанных с родителями или другими близкими людьми. Главной функцией Суперэго, которое поглощено самонаблюдением, является подавление требо­ваний Ид посредством морального влияния на Эго. Согласно коррективам, внесенным в теорию развития на базе второй топики, первоначально ребенок инстинктивно прибегает к самоотречению из-за боязни потерять любовь или из-за опасения агрессии со стороны внешнего, или родительского, авторите­та. Впоследствии, после усвоения внешнего сдерживающего начала, ин­стинктивное самоотречение возникает из-за страха перед внутренним авто­ритетом — Суперэго.

Для Суперэго характерно наличие Эго-идеала, основанного на восхищении совершенством, которое ребенок усматривает в родителях, и на стремлении им подражать. Часто эти понятия выступают как синонимичные. Сам Эго-идеал состоит из предписаний типа «ты должен быть таким... » и запретов ти­па «ты не должен быть таким...». В основе этих предписаний и запретов ле­жат прежде всего идентификации и подавления, являющиеся результатом разрешения эдиповой стадии (отметим, что современные аналитики находят их истоки гораздо раньше — в примитивных представлениях младенца о том, что хорошо и что плохо). Они представляют собой то, что близко к обыден­

ному пониманию совести. Действия, совершаемые индивидом вопреки «го­лосу совести», с большой степенью вероятности способствуют возникнове­нию чувства неполноценности и вины, а также ощущению потребности в на­казании.

Очевидно, что по сравнению с моделью предыдущего этапа в структурной теории расстановка акцентов меняется. Здесь роль Эго сводится к функции посредника, разрешающего проблемы, которому каждую минуту приходится сталкиваться с требованиями, возникающими в Ид и в Суперэго, а также с требованиями окружающей среды. Чтобы удовлетворять этим, часто проти­воречивым, требованиям, Эго приходится временами идти на очень сложные компромиссы. Эти компромиссы в конечном счете могут привести к симпто­мам, которые, при всей их патологичности, представляют тем не менее наи­лучший вариант адаптации, возможный в данных обстоятельствах. Подобные компромиссы имеют непосредственное отношение к формированию характе­ра и личности, к выбору профессии и объектов любви и ко всему остальному, что придает любому человеку свойство неповторимой индивидуальности.

В 1933 г. нацисты сожгли книги Фрейда. Фрейд прокомментировал это так: «Какой прогресс! В Средние века они сожгли бы меня, теперь они до­вольствуются сожжением моих книг». После аншлюса Австрии в 1938 г. Фрейду было разрешено уехать в Лондон, где он скончался в 1939 г.

Четвертый этап развития психоанализа, начавшийся уже после смерти Фрейда, представлен преимущественно трудами других исследователей-психоаналитиков, которыми был сделан весьма весомый вклад в развитие теории и практики психодинамической терапии. Далее мы рассмотрим вклад эгопсихологии, традиции объектных отношений, сэлф-психологии и струк­турный психоанализ Ж. Лакана.

Эго-психология.

Важным толчком в развитии теории и практики психодинамической тера­пии явилось появление в 1936 г. работы дочери Фрейда, представительницы континентальной школы психоанализа, Анны Фрейд «Эго и механизмы защиты», а в 1939 г. — книги Хайнца Хартмана «Психология эго и проблема адаптации».

В своей работе Анна Фрейд рассматривала роль защитных механизмов в условиях нормального психического функционирования личности. Она рас­ширила понятие защиты, включив в него как защиту против опасностей, уг­рожающих со стороны внешнего мира, так и против угроз, связанных с внут­ренними инстинктивными импульсами.

Хартман уделял особое внимание врожденному развитию того, что он на­зывал сферой Эго, свободной от конфликтов. В противоположность Фрей­ду, которого интересовали прежде всего клинические данные индивида и возможности развития у него специфических навыков и способностей, помо­гающих справиться с конфликтной ситуацией, Хартман придерживался точ­ки зрения о том, что существует множество сторон нормально функциони­

рующей психики, которые следуют автономному курсу развития и не явля­ются результатом интрапсихического конфликта.

В дальнейшем эгопсихология как направление стала отражать взгляды тех психоаналитиков, которые сосредоточили свое внимание на процессах нор­мального и патологического функционирования Эго.

Основываясь на структурной модели, представители эгопсихологии пред­ложили новые пути в понимании некоторых типов патологии. По их мнению, каждый индивид развивает защитные реакции Эго, которые могли быть адаптивными в детстве, в семье, но могут оказаться неадаптивными во вне-семейной реальности.

Важным нововведением как для терапии, так и для психодинамической диагностики явилось представление о том, что Эго обладает широким диапа­зоном действий — от глубоко бессознательных (например, примитивные чувственные реакции на события, блокируемые такой мощной защитой, как отрицание) до полностью осознаваемых. В рамках этого представления сло­жилась рабочая модель, согласно которой в течение процесса психоаналити­ческой терапии «наблюдающее Эго» — сознательная и рациональная часть психики, способная комментировать эмоциональное состояние, формирует терапевтический альянс с психоаналитиком в целях понимания вместе с ним всего Эго, в то время как «переживающее Эго» вмещает в себя более внутренний (чувственный) смысл того, что происходит в терапевтических взаимоотношениях.

«Терапевтическое расщепление Эго» стало рассматриваться как необхо­димое условие эффективной аналитической терапии. В случае, если пациент оказывался не способен говорить с позиции наблюдателя о менее рациональ­ных, более глубинных эмоциональных реакциях, первой задачей становилась помощь в развитии этих способностей. Присутствие или отсутствие наблю­дающего Эго стало прогностическим критерием первостепенной важности, поскольку дистонность (чуждость наблюдающему Эго) симптома или про­блемы делало процесс психотерапии гораздо более быстрым и эффективным, нежели синтонность проблем, т. е. восприятие их пациентом как вполне ор­ганичных и в связи с этим не заслуживающих внимания. Это открытие при­вело к появлению таких терминов, как «Эго-дистонный» или «Эго-синтонный» личностный стиль.

Кроме того, учет важной роли Эго в восприятии и адаптации к реальности позволил ввести такое понятие, как «сила Эго». Под ним подразумевается способность личности к восприятию реальности, даже когда она чрезвычайно неприятна, без использования более ранних (примитивных) психологических защит (например, отрицания). В связи с этим по мере развития психодинами­ческой практики стали проводиться различия между архаичными и зрелы­ми психологическими защитами. Под первыми стали понимать психологи­ческое избегание или радикальное отвержение беспокоящих жизненных фак­тов, а под вторыми — включение в себя большей приспособляемости к ре­альности.

Эгопсихологи также предположили, что для психологического здоровья необходимы не только зрелые защитные реакции, но и способность исполь­зовать разнообразные защитные процессы. Другими словами, стало очевид­но, что человек, отвечающий на любой стресс привычным для него образом (скажем, проекцией), не столь психологически благополучен, как человек, пользующийся различными способами в зависимости от обстоятельств. В связи с этим в работах этого периода стали использоваться и развиваться та­кие идеи, как «ригидность» личности или «панцирь характера».

Применение понятий «синтонности» и «дистонности» к Суперэго также имело важное диагностическое значение. Так, например, пациент, заявляю­щий, что он плохой, поскольку у него возникают негативные мысли и чувст­ва по отношению к собственным родителям, в клиническом плане отличается от пациента, утверждающего, что «часть его» чувствует, что он плохой, когда у него возникают подобные мысли. Обоих пациентов следует рассматривать как депрессивные личности, склонные к самообвинению, но проблема перво­го пациента намного глубже, чем второго.

Помимо этого развитие концепции Суперэго в рамках эгопсихологии при­вело к тому, что психотерапевты перестали рассматривать цель психодина­мической терапии исключительно как попытку сделать бессознательное со­держание сознательным. В рамках эгопсихологии задача психотерапии включает в себя изменение слишком жесткого Суперэго пациента на более адекватное.

Еще одним достижением эгопсихологии стала попытка понимания про­блем пациента на основании не только теории фиксации на определенной фа­зе развития, но и в соответствии с характерными для него способами справ­ляться с тревогой.