-- ребенок осознавал себя как часть общества, распространяя свой интерес на других людей и сотрудничая с ними;

-- посторонние люди воспринимались как опасность;

-- ребенок был несамостоятелен и боялся оставаться один.

2. Тип события

а. Опасности, несчастные случаи, телесные и другие наказания. Вос- поминания о них «раскрывают преувеличенную тенденцию сосредоточи- ваться преимущественно на враждебной стороне жизни» (Сидоренко, с. 99).

б. Болезни и смерть. Согласно наблюдениям Адлера, «воспоминания о болезни и смерти отражают страх перед ними и стремление подготовиться к

ним, став врачом, медсестрой и т. п.» (Сидоренко, с. 101)⁸². По его мнению, картины смерти имеют тенденцию оказывать неизгладимое воздействие на душу ребенка. «Когда дети видят внезапную и скоропостижную смерть чело­века, это оказывает очень значительное влияние на их души. Иногда такие дети начинают болезненно интересоваться смертью... Иногда, не развивая в себе болезненного страха смерти, они тем не менее посвящают всю свою жизнь проблеме смерти и начинают вести профессиональную борьбу против болезни и смерти, становясь врачами или фармацевтами» (там же).

в. Проступки, кражи, сексуальные эксперименты и т. п. «Воспомина- ния о проступках, кражах и сексуальных опытах, если они совершались как нечто привычное, указывают на огромное усилие избегать их в дальнейшем» (там же).

г. Новые жизненные ситуации.

3. Способ восприятия ситуации субъектом

а. Преобладающий вид чувствительности. «У ребенка, который страдал от трудностей со зрением и который научил себя смотреть более тщательно, мы обнаружим склонность к зрительным запечатлениям. Его воспоминания будут начинаться со слов "Я увидел вокруг себя" или с описания предметов различного цвета и формы. Ребенок, у которого были трудности с движением и который хотел ходить, бегать или прыгать, выкажет эти интересы... Собы- тия, запоминаемые из детства, должны быть очень близкими к основному интересу индивидуума; а если мы знаем его главный интерес, то мы знаем его цель и стиль жизни» (цит. по: Сидоренко, с. 102).

б. Ощущение принадлежности. Зависит от того, какое именно местоиме- ние «Я» или «Мы» (и, соответственно, «Я-ситуация» или «Мы-ситуация») употребляется пациентом в продукции ранних воспоминаний. Использование местоимения «Мы» может свидетельствовать о большем развитии социаль- ного чувства и сотрудничества. Но следует обращать внимание на то, какова смысловая нагрузка этого «Мы»: в понятие «Мы» может входить узкий круг лиц, например, только членов семьи, или «Мы» распространяет свои границы на большую группу людей.

• ⁸² Интересно, что сам Адлер в 5 лет заболел настолько тяжелым воспалением легких, что семейный врач посчитал его уже неизлечимым. Его жизнь спас другой врач, после чего Адлер принял решение в будущем стать врачом.

в. Чувства и эмоции. Адлер считал, что все чувства и эмоции психологи- чески целенаправлены, т. е. ориентированы согласно жизненному стилю ин- дивида. «Мы знаем, что ребенок, привыкший, чтобы мать всегда была рядом, помогала и поддерживала его, может обнаружить, что тревога (каким бы ни был ее источник) — это очень эффективное средство управления матерью... Человек, который достигает превосходства через печаль, не может быть ве- селым и удовлетворенным своими достижениями. Он может быть счастли- вым, только когда он несчастен... Можно увидеть, что в каждом человеке чувства росли и развивались в том направлении и в той степени, которые бы-

ли существенны для достижения его цели. Тревога или смелость, радость или печаль всегда согласовывались со стилем его жизни... Стиль жизни выстраи­вается вокруг стремления к определенной цели совершенствования, и поэто­му мы должны ожидать, что каждое слово, действие или чувство будет орга­нической частью этой целостной линии действий» (цит. по: Сидоренко, с. 104).

Соответственно чувства, которыми проникнуты ранние воспоминания, не­сут в себе общий эмоциональный окрас, соответствующий избранному жиз­ненному стилю. «Подавленный человек не сможет оставаться в подавленном состоянии, если начнет вспоминать свои хорошие минуты и свои успехи. Он должен говорить сам себе: " Вся моя жизнь была несчастьем" — и отбирать только такие события, которые он сам мог бы толковать как примеры несча­стливой судьбы» (цит. по: Сидоренко, с. 105).

Таким образом, чувства и эмоции, описываемые пациентом или хотя бы вскользь упомянутые в материале ранних воспоминаний, являются важным показателем его жизненного стиля. В связи с этим многие психотерапевты-адлерианцы специально обращают внимание испытуемых на необходимость и важность описания чувств, даже неясных, смешанных или кажущихся не­значительными. С другой стороны, показательно само по себе включение па­циентом описания чувств и эмоций в продукцию ранних воспоминаний, так как это отражает его интерес к эмоциональной стороне жизни, к собственным чувствам и к чувствам других, стиль подхода к проблемам и задачам.

Заметим, что при работе с продукцией раннего воспоминания необходимо учитывать все наличествующие содержательные категории (например, как «присутствие», так и «отсутствие» каких-то фигур), несмотря на их возмож­ную противоречивость. Все выделенные на каждом этане содержательные категории должны рассматриваться как рабочие гипотезы, которые в даль­нейшем, в общем сравнительном анализе, либо объединяются целостной ло­гикой жизненного стиля, либо отбрасываются как .опровергаемые этой логи­кой.

В дальнейшем выделенная идея жизненного стиля пациента формулирует­ся в виде некой вербальной формулы, которая обычно начинается со слов, предложенных Адлером — «Жизнь — это...» или «Жить — значит...». Ранние воспоминания могут стать основным содержанием психотерапевтического процесса. На фазе изучения жизненного стиля пациента психотерапевт вместе с пациентом, анализируя полученные ранние воспоминания, исследу­ет его жизненный стиль. Чаще всего это происходит в форме диалога, в кото­ром проверяются так называемые пробные гипотезы, например, «Может быть, у вас были и другие подобные ситуации?» При этом, работая с вер­бальными сообщениями, терапевт пытается перевести высказывание (описа­ние) в скрипт (обращение). Например, если пациент говорит: «Это привыч­ка», то возможный перевод может выглядеть так: «Не пытайтесь это изме­нить»; или «Разговор об этом заставляет меня страдать»; или «Давайте не бу­дем об этом говорить». Постепенно проясняя смысл вербальных и невер­

бальных проявлений, терапевт формирует гипотезы причин невроза, а затем подтверждает или отвергает их.

За фазой изучения жизненного стиля пациента наступает фаза реориента-ции — непосредственного изменения жизненного стиля, т. е. представлений о жизни и способов поведения в типичных жизненных ситуациях. М. Линг и Т. Коттман предлагают использовать на этой фазе метод визуализации ран­них воспоминаний. Как и любой другой визуализационный метод, он начи­нается с нескольких стандартных рекомендаций, направленных на достиже­ние как можно более глубокого состояния релаксации (например, просьбы закрыть глаза, принять максимально комфортное положение тела, сделать два-три глубоких вдоха-выдоха и т. п.). Затем терапевт просит пациента, на­ходящегося в полугипнотическом состоянии, представить себе какой-нибудь случай из детства, отражающий выявленное ошибочное представление о жизни. При этом пациенту рекомендуется представлять выбранное воспоми­нание диссоциированно, например как сцену в фильме или спектакле, кото­рую он как зритель наблюдает с некоторого расстояния. После этого его про­сят описать сцену так, как она разворачивается перед ним, и рассказать о чувствах, которые она вызывает. Если пациенту достаточно хорошо удается это сделать, далее его просят представить, как он, уже взрослый, попадает в эту воображаемую сцену, и его взрослое «Я» утешает его детское «Я», гово­ря, что он значим, любим, или предоставляя ресурсы, недостаток которых пациент испытывал в детстве. Таким образом визуализированный взрослый помогает проработать ошибочные представления ребенка.

В групповой терапии адлерианского направления совместный анализ ран­них воспоминаний участников в маленьких подгруппах рассматривается как одна из стадий и возможностей группового процесса.

Процесс психотерапии по Адлеру преследует четыре цели:

Под «хорошими» психотерапевтическими отношениями понимаются дружественные отношения между равными. Психотерапевт и пациент сидят

83

• ⁸³ Многие адлерианцы предпочитают работать без стола, поскольку дистанцирование и отделение могут породить нежелательную психологическую атмосферу.

час; тому, чему научился «плохо», можно научиться лучше; ошибочные вос­приятие и ценности могут быть изменены и модифицированы.⁸⁴ Поэтому с самого начала психотерапии пациент активно участвует в работе, беря ответ­ственность за успех собственного обучения и сотрудничества с психотера­певтом на себя.

Сотрудничество в индивидуальной психотерапии означает согласование целей. Несовпадение целей может привести к тому, что терапия «не сдвинет­ся с места». Так, например, пациент может стремиться «победить» терапевта, подчинить его своим нуждам или, напротив, присвоить ему роль могущест­венного и ответственного наставника. Наконец, пациент может хотеть осла­бить только свои симптомы, но не лежащие в их основе убеждения. Посколь­ку проблемы сопротивления и переноса определяются исходя из расхожде­ния целей пациента и психотерапевта, то на протяжении терапии цели будут расходиться и общая задача будет заключаться в перестраивании целей так, чтобы оба двигались в одном направлении.

Пациент привносит в терапию свой стиль жизни. Какие бы факторы ни предопределили жизненный стиль пациента, вытекающие из него убеждения дают пациенту чувство безопасности. Задача психотерапевта состоит в том, чтобы запустить процесс реориентации — убеждения пациента, что измене­ние его жизни в его же интересах. Нынешний образ жизни пациента обеспе­чивает ему «безопасность», но не счастье. «Поскольку ни терапия, ни жизнь не предоставляют гарантий, не хотел бы он рискнуть частью своей "безопас­ности" ради возможности большего счастья, самореализации или ради какой бы то ни было цели, которая, по его представлению, должна у него быть?». /11/ При этом, если пациент считает, что терапевт подвергает сомнению или угрожает его убеждениям, он должен защищаться, сопротивляться, даже если согласен с терапевтом в том, что все делается в его (пациента) интересах. Кроме того, принося свой стиль жизни в терапию, пациент ожидает от тера­певта тот вид реакции, который, как он привык с детства, должны давать лю­ди. Он может почувствовать себя непонятым, или что его лечат не тем, или что его не любят. У него также может появиться предчувствие, что терапевт плохо к нему относится и будет его эксплуатировать. Часто пациент бессоз­нательно старается склонить терапевта к такому способу поведения, который адлерианцы называют «знаками». В этом способе поведения пациент явля­ется профессионалом, тогда как психотерапевт по сравнению с ним является любителем. Поэтому психотерапевту нет надобности побеждать в этой игре, ему просто не нужно в нее играть. Так, однажды пациент Адлера спросил его с улыбкой: «Кто-нибудь из ваших пациентов лишал себя жизни?», а тот отве­тил: «Пока нет, но я готов к тому, что это может случиться в любой момент».

• ⁸⁴ Показательно, что на входной двери венской клиники для несовершеннолетних преступников, построен­ной на принципах индивидуальной психологии, находится надпись: «Никогда не бывает слишком поздно».

ний сотрудничества и взаимного уважения и доверия. Несмотря на время от времени возникающие трения и ощущение пациента, что его не понимают, эти отношения могут выдержать испытание и дать пациенту понять, что пло­хие межличностные отношения являются результатом ошибочного воспри­ятия, неверных выводов и беспочвенных ожиданий, входящих в стиль жизни.

Исследование динамики включает две части. Во-первых, психотерапевт стремится понять стиль жизни пациента, а во-вторых, понять то влияние, ко­торое этот стиль оказывает на реализацию жизненных целей. Возможны слу­чаи, когда у пациентов с адекватными стилями жизни проблемы возникают вследствие попадания в непереносимые или чрезвычайные ситуации, из ко­торых они не могут выпутаться собственными силами.

И содержание, и форма коммуникации с пациентом рассматривается пси­хотерапевтом не в описательном смысле, а с точки зрения выявления «сцена­рия» (scripts) межличностного взаимодействия. Г. Мосак пишет, что в ходе психотерапии терапевт действует как детектив, за исключением лишь того, что у него другая цель: он не стремится установить виноватого. Стремясь по­нять пациента, он изучает любые намеки, складывает их в паттерны, посте­пенно собирая разрозненные кусочки информации и решая головоломку.

При этом свободные ассоциации и «болтовня», за исключением редких случаев, когда они служат психотерапевтическим целям, избегаются. Анали­тические интерпретации строятся в контексте исследования взаимодействия между стилем жизни и жизненными целями — каким образом стиль жизни оказывает влияние на личностные функции и дисфункции по отношению к жизненным целям.

Исследование динамики и стиля жизни позволяет установить происхожде­ние «базисных ошибок» пациента — частичных «истин» личной мифологии, которые человек путает с реальностью.

Выделяют следующие базисные ошибки: