Проблема, которую надлежит разрешить, заключается в следующем: как природа в своей слепой закономерности может сохранять видимость свободы и, наоборот, действуя как будто свободно, подчиняться слепой закономерности?
147
Для этого соединения свободы и закономерности мы знаем только одно понятие — стремление. Следовательно, вместо того чтобы говорить, что природа действует в своих формированиях одновременно закономерно и свободно, мы можем сказать, что в органической материи действует изначальное стремление к формированию, в силу которого материя принимает, сохраняет и все время восстанавливает определенную форму.
2. Однако стремление к формированию — лишь выражение изначального соединения свободы и закономерности во всех образованиях природы, но не основание для объяснения самого этого соединения. На почве естествознания стремление к формированию (в качестве основания для объяснения), совершенно чуждое понятие, неприменимое к конструкции, если оно должно иметь в ней конститутивное значение,— не что иное, как преграда для исследующего разума или нечто смягчающее в виде некоего смутного качества, призванного успокоить разум.
Это понятие уже предполагает наличие органической материи, ибо такое стремление должно и может действовать только в органической материи. Следовательно, этот принцип не может указывать причину организации, напротив, само понятие стремления к формированию предполагает высшую причину организации; устанавливая это понятие, мы уже постулируем такую причину, так как названное стремление немыслимо без органической материи, а материя немыслима без причины всякой организации.
Следовательно, это понятие не только ни в коей мере не ограничивает свободу исследования природы, но, напротив, расширяет ее, так как оно указывает на то, что последнее основание организации, которое обнаруживают в самой органической материи, уже предполагает органическую материю и, таким образом, не может быть первопричиной организации, поэтому найти ее можно только вне органической материи.
Если стремление к формированию уже предполагает бесконечное наличие органической материи, то в качестве принципа это означает лишь одно: если считать, что первопричину организации следует искать в организованной материи, то она должна находиться в бесконечности. Но причина, которая находится в бесконечности,— то же, что причина, которая нигде не находится; ведь, когда говорят, что точка пересечения двух параллельных линий находится в бесконечности, это означает, что ее нет нигде. Следовательно, в понятии стремления к формированию
148
заключено положение: первопричина организации может быть найдена в самой организованной материи в ее бесконечности, т. е. вообще не может быть найдена; следовательно, искать подобную причину, если она должна быть найдена (от чего естествознание никогда не отказывается), следует вне организованной материи, и поэтому стремление к формированию никогда не может служить в естествознании основанием для объяснения — оно может только напоминать исследователям природы, что первопричину организации следует искать не в самой органической материи (в ее мертвых формирующих силах), а вне ее.
Примечание. Я далек от того, чтобы считать, будто тот, кто создал это понятие, мыслил именно так; достаточно, если из его понятия следует то, что я из него вывел. Это понятие, занявшее место эволюционной теории, впервые открыло путь к возможному объяснению (доступ к которому данная теория с самого начала закрывала). Ибо я не могу поверить в то, что это понятие должно было вновь закрыть путь к объяснению и само служить первым основанием для объяснения, хотя многие из тех, кому подобное основание для объяснения кажется вполне приемлемым, по-видимому, так полагают. Для них стремление к формированию есть последняя причина роста, воспроизведения и т. д.; если же кто-нибудь выходит за пределы этого понятия и спрашивает, посредством чего же стремление к формированию постоянно сохраняется в самой организованной материи, то они сознаются в своем неведении и требуют, чтобы и другие пребывали вместе с ними в том же неведении. Некоторые из них утверждают даже, что Кант в «Критике способности суждения» дает возможность для такого удобного объяснения. Что касается уверений в невозможности выйти за пределы данной степени формирования, то наилучшим ответом на них будет выход за эти пределы.
3. Я совершенно убежден в том, что организующие процессы природы можно объяснить и исходя из начал природы. Формирование животной материи происходило бы без влияния внешнего начала по законам мертвых химических сил и вскоре привело бы к остановке природного процесса, если бы на животную материю беспрерывно не воздействовало внешнее, не подвластное химическому процессу начало, если бы оно вновь и вновь не возбуждало природный процесс и беспрерывно нет нарушало образование животной материи по мертвым химическим законам; если же принять в качестве предпосылки подобное начало, то слепую закономерность природы во всех ее образованиях
149
можно, как мне кажется, полностью объяснить из действующих при этом химических сил материи, а свободу в этих образованиях или случайное в них — из случайного по отношению к химическому процессу нарушения действия сил, формирующих животную материю, посредством внешнего, независимого от химического процесса начала.
4. Если бы стремление к формированию было абсолютным основанием ассимиляции, роста, воспроизведения и т. д., то его невозможно было бы подвергнуть дальнейшему анализу; но оно — понятие синтетическое, которое, подобно всем понятиям такого рода, имеет два фактора: положительный (природное начало, посредством которого все время нарушается мертвая кристаллизация животной материи) и отрицательный (химические силы животной материи). Только из этих факторов можно конструировать стремление к формированию. Но если бы оно было абсолютным основанием, не допускающим дальнейшего объяснения, то оно должно было бы быть присуще организованной материи вообще как таковой и проявляться с одинаковой силой во всех организациях, подобно тому как тяжесть в качестве основного свойства присуща все телам в равной мере. Между тем, например, в способности к воспроизведению у различных организаций обнаруживается очень большое различие, и это может служить доказательством того, что само это стремление зависит от случайных условий (следовательно, не есть абсолютное основание).
5. Равномерный рост всего тела может быть объяснен, только если приписывать каждому органу свойственную ему (специфическую) силу ассимиляции; однако она сама также окажется qualtas occulta, если не принять, что сохраняющая ее причина находится вне организации. Можно установить в качестве закона, что орган тем труднее восстанавливается, чем большей специфической силой ассимиляции он обладает. Если бы стремление к формированию было абсолютным основанием воспроизведения, то не было бы основания для того, что один орган восстанавливается с большей легкостью, чем другой. Если же это стремление зависит, с одной стороны, от постоянного влияния на организацию положительного природного начала, с другой — от химических свойств органической материи, то очевидно, что, чем своеобразное и индивид у алчнее (химический) состав и форма органа, тем труднее должно быть и его восстановление. Поэтому способность к восстановлению свидетельствует не столько о совершенстве, сколько о несовершенстве организации. Если бы стремление к формированию
150
было абсолютным, то воспроизведение во всех его формах должно было бы быть всеобщим свойством органических частей, а не только таких организаций, в которых отсутствует выраженная индивидуальность органов (по их качеству и форме).
Рассмотрим тело полипов. Все тело этих созданий, известных своей неизменной способностью к воспроизведению, почти сплошь однородно; здесь ни один орган не выделяется, здесь нет ярко выраженного образа: весь полип кажется единой массой слипшегося студенистого вещества; вся его ткань состоит из студенистых частиц, которые держатся на тонкой общей, также студенистой основе (см. Блуменбах. «О стремлении к формированию», с. 88). Именно эти полипы, восстанавливая часть тела (ибо в данном случае вряд ли можно говорить об органе), используют для этого вещество материи всего своего остального тела, и это может служить доказательством того, что их способность к воспроизведению зависит от однородности материи, из которой состоит все их тело. «При этом весьма заметно, что восстановившие утраченную часть своего тела полипы даже при обильном питании становятся значительно меньше, чем были прежде, и, по мере того как искалеченное тело воспроизводит утраченные части, оно само как будто в такой же степени сжимается и становится короче и тоньше» (Блуменбах, с. 29).
Сколь значительна, напротив, индивидуальность органов во всех тех организациях, которые не восстанавливают утраченные члены! И разве не снижается заметно способность к восстановлению, по мере того как индивидуальность органов (а следовательно, и разнородность их химического состава и связанное с этим различие в их виде) бесконечно увеличивается? И разве мы не видим, как в одной и той же организации способность к воспроизведению уменьшается пропорционально росту индивидуальности и прочности органов? Что (по Блуменбаху) сила стремления к формированию уменьшается обратно пропорционально возрасту, может быть объяснено только тем, что с возрастом каждый орган все более индивидуализируется; разве смерть от старости приходит не из-за увеличивающейся закостенелости органов, которая препятствует непрерывному осуществлению жизненных функций и, обособляя органы, делает невозможной жизнь целого?
И наконец, разве мы не видим, что органы, которым мы из-за важности функций должны приписывать самую полную и нерушимую индивидуальность, такие, как мозг,
151
уже с первого момента их формирования выделяются природой из всех остальных и что именно эти органы в наименьшей степени допускают восстановление? Галлер утверждает, что, когда в эмбрионе уже можно что-либо различить, оказывается, что голова и особенно церебральные части относительно велики, тело же и отдельные члены малы. Наконец, строение мозга наиболее неизменно, все остальные, менее индивидуализированные части отличаются более часто встречающимся и заметным разнообразием (см. Блуменбах, с. 07). Из всего этого следует (как мне кажется) с достаточной ясностью, что способность к воспроизведению вообще не есть абсолютная способность, а зависит от меняющихся условий, следовательно, без сомнения, сама предполагает материальное начало в качестве своей первопричины.
С
Разве мы не видим отчетливо, что все действия природы в органическом мире являют собой постоянную индивидуализацию материи? Предполагаемое обычно постепенное облагораживание и очищение питательных соков в растениях есть не что иное, как подобная растущая индивидуализация. Чем более богатые и грубые соки поступают растению, тем оно пышнее и тем сильнее оно разрастается; это произрастание — не цель природы, оно только средство, чтобы подготовить более высокое развитие.
. Как только семя начинает прорастать, мы обнаруживаем, что растение сначала обретает листья и стебель, и, чем обильнее поступают ему питательные соки, тем дольше можно сохранять его в таком состоянии и препятствовать процессу природы, которая, если ей не мешать, безудержно стремится к конечной индивидуализации всех питательных соков. Как только соки достаточно наполнили растение, оно сжимается в чашечке, а затем вновь расширяется в лепестках цветка. Наконец, природа достигает величайшей индивидуализации, возможной в одной растительной индивидуальности, посредством образования противоположных половых органов. Ибо с последней ступенью, которую природа также посредством смены расширения и сокращения наконец обретает в плоде и семени, уже заложена основа для нового индивидуума, в котором природа с самого начала повторяет свое созидание. «Так посредством непрерывного расширения и сокращения она совершает свое вечное творение — продолжение рода посредством двух полов» (И. В. Гёте. «Опыт о метаморфозе растений». 790).
152
2. Следовательно, можно установить закон, согласно которому последней целью природы в каждой организации является постепенная индивидуализация (то, что в этой
продолжающейся индивидуализации возникает как бы по путно, по отношению к цели природы совершенно случай но) ; ибо, как только в организации достигнута высша
индивидуализация, она должна в соответствии с необходимым законом перенести свое существование на новый индивидуум, и, наоборот, природа не допускает, чтобы растение размножалось, пока она не достигла в нем высшей индивидуализации. Поэтому постепенно идущий рост, когда произрастающее растение переходит от узла к узлу, от
листа к листу, есть не что иное, как феномен постепенной индивидуализации и тем самым такое же действие природы, как само размножение (ср. Гёте, § 3).
3. Мы видим здесь, следовательно, непрерывную связь между ростом и размножением всякой организации. Поскольку мы в развитии одушевленных организаций познаем ту же последовательность в действиях природы (ибо образование половых органов и способность производить потомство есть момент остановившегося роста; животные,
наиболее схожие с растениями, например насекомые, которые, подобно растениям, обретают органы размножения лишь посредством метаморфозы, погибают, как и цветок,
как только совершен акт размножения), мы должны считать всеобщим законом природы, что рост всякой организации есть лишь продолжающаяся индивидуализация, вер
шина которой достигается в развитой способности к раз умножению двух противоположных полов. Одно и то же развитие ведет к возникновению того и другого пола: в растениях это бросается в глаза. Только разделение на два пола происходит на различных ступенях
развития. Чем выше индивидуальность, которой достигает зародыш будущего растения, тем раньше разделяются два пола (распределенные между двумя стволами). Другие
достигают степени индивидуализации, при которой про исходит разделение полов, позже, но прежде, чем чашечка образует цветок; тогда два пола распределяются между
Двумя цветками, но в одном индивидууме. И наконец, на последней (высшей) ступени разделение полов происходит одновременно с раскрытием цветка, и простой процесс
развития каждого растения подтверждает, что рост и раз умножение ~ лишь феномены безудержного стремления природы бесконечно индивидуализировать организацию;
а с этим совпадает общее наблюдение, что в тех организациях
153
, которые обладают выраженной индивидуальностью, пол развивается позднее всего и, наоборот, что раннее развитие пола происходит за счет индивидуальности.
5. Если мы теперь обратимся к причинам этого постепенного развития, то ясно, что, например, растение на каждой более высокой ступени развития обладает более высокой степенью редукции (или раскисления), которой оно в конце концов достигает одновременно с образованием плода. Сначала растущее растение образует листья — это первый механизм выдыхания, так как только посредством листьев испаряется необходимый для дыхания воздух; продукт редукции открывается на первой ступени в виде цветка (который своим цветом обязан кислороду, и, выдыхая беспрерывно портящийся воздух, цветок показывает, что удерживает в себе это животворное вещество), наконец, на высшей ступени, в плоде, который, вытянув из растения все питательные соки, оставляет растение совершенно расчисленным.
Примечание. Уже почка, образовавшись, может рассматриваться как совершенно отличный от маточного растения и пребывающий для себя индивидуум, как хорошо показал Дарвин в своей «Зоономии» (перевод Брандиса, с. 82) 3. Сколько почек на дереве, столько же новых индивидуумов. Впрочем, что природа только в почке достигает первой ступени индивидуальности, явствует из феномена прививки растений, так как получается, что характер ствола не оказывает никакого влияния на образование плода. Различные качества плода целиком и полностью зависят от различной стадии процесса редукции, который предшествовал его образованию; это становится очевидным, например, из того, что посредством добавления кислорода одна растительная кислота превращается в другую. Сами растения отличаются друг от друга только различной степенью редукции питающей их воды. Следует заметить, что существует бесконечное число степеней раскисления и что ни одна из них не является предельной. Наиболее горючие растения, темных цветов, встречаются, как и животные темной окраски, в жарком климате; ароматные растения, преобладающие в нашей климатической зоне, любят тепло песчаной почвы. Маслины лучше всего произрастают на сухой и каменистой почве, благородная виноградная лоза — на каменистом грунте; это доказательство того, что облагораживание растительных соков зависит только от степени процесса редукции в растении. 6. Разделение на два пола в природе столь же необходим
154
мо, как рост, так как оно — лишь последний шаг к индивидуализации, поскольку единое, однородное до этого момента начало распадается на два противоположных. Мы не можем удержаться от того, чтобы и разделение на два пола не объяснять в соответствии со всеобщими принципами дуализма. Там, где природа достигла крайнего предела разнородности (нарушенного равновесия), она в силу необходимого закона возвращается к однородности (к восстановлению равновесия). После того как жизненные начала в отдельных существах индивидуализированы до противоположности друг другу, природа торопится восстановить однородность посредством соединения полов. Закон, по которому головка, оплодотворяющая цветок, приближается к женскому рыльцу и после оплодотворения отталкивается им, есть лишь модификация всеобщего закона природы, по которому и частицы противоположного электрического заряда сначала притягивают друг друга, а затем, возбудив друг в друге однородное электричество, отталкиваются. Даже насекомое, переносящее оплодотворяющую пыльцу от мужского цветка к женскому, только следует в этом необходимому инстинкту, который ведет его от одного к другому. Если мы и не можем материально показать начала, разделяющиеся на два противоположных пола, даже если наше воображение неспособно проследить эту уходящую в бесконечность индивидуализацию начал, то подобный дуализм начал тем не менее заключен в первых принципах натурфилософии; ибо, что только существа, принадлежащие к одному физическому виду, в своем соединении способны к воспроизведению, и наоборот,— принцип, являющийся высшим принципом всякой естественной истории (см. Гиртаннер. «О Кантовом принципе естественной истории», с. 4 U) ,~ следует лишь из всеобщего принципа дуализма (который подтверждается как в органической, так и в неорганической природе), а именно из того, что только между началами одного типа существует реальное противоположение. где нет единства такого рода, нет и реального противоположения, а где нет реального противоположения, нет и порождающей стиль. Поскольку природа не терпит в органическом мире нейтрализации, то посредством соединения противоположных начал в ней пробуждается ее стремление к индивидуализации; когда она нарушает соотношение двух (какими бы средствами это ни достигалось), в ней возникает новый индивидуум. Какое начало получает при этом перевес, представляется нам случайным; необходимо
155
же, чтобы перевес одного начала над другим выражался в различном строении; это, без сомнения, столь же естественно, как и то, что на посыпанном янтарным порошком сгустке смолы появляются фигуры, одни из которых обладают положительным, другие — отрицательным электрическим зарядом.
Всякое образование как в органической, так и в неорганической природе происходит посредством перехода материи из жидкого состояния в твердое. Этот переход называется, преимущественно применительно к животным жидкостям, свертыванием. Поразительно, что уже в крови (непосредственном источнике всех питательных соков) можно различить как бы дуализм основных органов животного тела. Кровь, вытекая из сосудов, делится на две различные составные части, на кровяные сгустки и плазму. По-видимому, можно считать решенным, что в первых содержатся составные части мышечной ткани. Мнение, будто кровь вне тела сгущается в результате утраты тепла, опровергнуто уже, а позднее Пармантье и Дейё (см. их работы о крови в «Физиологическом архиве» Райля. Т. , № 2, с. 25) 32. Ученые, названные последними, утверждают, что причиной свертываемости крови служит исчезновение особого рода жизненного начала.
Несомненной причиной свертываемости крови является кислород. Ведь общеизвестно, что все животные жидкости, например молоко, свертываются при введении кислот. Масло отделяется от молока только под действием атмосферного кислорода. Слизистые выделения из носа обретают твердость вследствие влияния сконцентрированного в воздухе кислорода и тем самым становятся причиной насморка, который можно искусственно вызвать вдыханием пара окисленной соляной кислоты (см. работу Фуркруа и Воклена, там же, № 3, с. 48 ел.33). Слезы также свертываются под действием окисленной соляной кислоты, под действием щелочи они становятся более жидкими. Со свертываемостью всегда связано отделение кровяных сгустков от плазмы. Создается впечатление, что при соприкосновении с кислородом нейтральное соотношение этих двух субстанций крови нарушается и что за этим следует свертывание красной и волокнообразной части. Ибо во всяком случае несомненно, что все кислоты, в особенности минеральные, вызывают свертываемость крови. Напротив,
156
при соприкосновении со свободной от кислорода средой, например с водородом, кровь становится более жидкой н меньше свертывается (Гамильтон в «Annales de chme».
Но самое поразительное заключается в том, что нейтральные соли полностью останавливают свертывание крови, причем так, что его больше уже ничем нельзя вызвать. Из этого следует, что свертыванию крови должно предшествовать разделение двух ее составных частей (кровяных сгустков и плазмы). В последней содержится чистая щелочь в свободном состоянии. Из этого следует, как я полагаю, что в крови живого тела кислород и щелочь находятся в равновесии и что всякое свертывание, или соединение в твердые части, связано с нарушением этого равновесия. Эту идею я рассматриваю как первооснову теории процесса питания. Если красная часть крови содержит элементы мышечной ткани, то, вероятно, каждое соединение в мышце твердых частей связано с кислородом, что является первым подступом к раздражимости. Основой всех белых органов животного тела, следовательно преимущественно нервов, служит студенистое вещество. Волокнообразная часть крови, по Пармантье, Дейё, Фуркруа, не содержит студенистого вещества. Следовательно, элементы нервных фибр должны содержаться в другой части крови, в так называемой плазме. Так оно и есть, студенистое вещество находится только в плазме. В ней оно соединено со щелочью и поэтому теряет свою студенистость. Разделение крови на противоположные части, беспрерывное сокращение и связанное с •этим воспроизведение первых органов жизни (мышц и нервов) есть тем самым, без сомнения, один и тот же процесс.
7
Поскольку (в соответствии со сказанным выше) жизненный процесс оставляет в каждой организации осадок мертвой массы в качестве Caput mortuum 34, природа может придать жизненному процессу постоянство только в том случае, если она все время повторяет его с самого начала, т. е. посредством непрерывного разложения и восстановления материи. Следовательно, в каждом одушевленном теле Должна поддерживаться постоянная смена материи, даже если бы мертвая масса сама по себе не была подвержена постоянной угрозе разложения, поскольку она находится в состоянии вынужденности, из которого она, во всяком
157
случае когда жизнь угасает, произвольно выходит. Следовательно, для того чтобы была возможна жизнь, необходимо постоянное чередование процессов разложения и восстановления, в ходе которых животная материя повинуется не только слепым законам химического сродства, но и влиянию положительной причины жизни, которая препятствует полному разложению в живом теле. Что подобное непрерывное чередование в животной материи следует и из опытных данных, убедительно показано в работе Брандиса о жизненной силе.
8
Нет сомнения в том, что с каждым соединением твердых частиц (происходящим посредством свертывания) связано наличие кислорода, который поступает в кровь посредством дыхания. Там, куда этот поступивший в кровь кислород проникает, он должен был бы в конце концов привести к перенасыщенности им органов (suroxydes); тем самым соединение твердых частей, т. е. процесс питания, должно было бы наконец прекратиться, если бы кислород не выводился посредством обратного процесса и емкость органов таким образом не восстанавливалась бы. Следовательно, мы можем априорно доказать, что процессу окисления, который постоянно идет в животном теле, должен быть противопоставлен постоянный процесс раскисления, в результате чего мы, наконец, приходим к более высокому понятию жизни; согласно этому понятию, жизнь состоит в чередовании отдельных процессов, каждый из которых есть обратный, или отрицательный, по отношению к предыдущему.
Теперь спрашивается только, можно ли действительно апостериорно обнаружить подобный постоянный процесс раскисления в живом теле?
Опыт как будто бы сам идет нам навстречу. Давно уже творят, и это можно считать решенным, что кислород играет в раздражимости значительную роль. Неизвестно было только, как кислород при этом действует. По нашему представлению, роль его в этом только вторична. Каждое сокращение есть раскисление; для того чтобы понять, как подобный процесс создает сокращение, можно сначала представить себе, что в результате каждого раскисления объем органа, в котором оно происходит, сокращается.
158
Во все функции жизни должна быть привнесена непрерывность, одна функция должна переходить в другую, дома — непрерывно воспроизводить другую. Подобно тому как ходьба есть постоянно сдерживаемое падение, так жизнь — постоянно сдерживаемое угасание жизненного процесса. Функции животного организма по отношению друг к другу должны быть положительными и отрицательными. Таким образом, раздражимость для нас прежде всего не что иное, как отрицательный процесс питания. Лишь постольку, поскольку раздражимость есть процесс, обратный процессу питания, она необходима в системе жизни животного организма, и в качестве таковой мы могли вывести ее априорно. Непосредственное доказательство нашего утверждения состоит в следующем.
a) Чем большей раздражимостью обладает живое существо, тем больше его потребность в пище. Животное. которое много двигается, обладает большим аппетитом, но