Fuko_Mishel_Bezopasnost_territoria_naselenie_Kurs_lektsiy_prochitannykh_v_Kollezh_de_Frans_v_1977-1978_uchebnom_godu

pec; в результате трансформаций, на которые я вам указывал, эти выступления привели к появлению таких элементов, как общество в противовес государству, экономическая истина, в противовес ошибке, непониманию, слепоте, интерес всех в противоположность частному интересу, абсолютная ценность населения как живой и естественной реальности, безопасность, — в противовес небезопасности и угрозе, свобода в противовес регламентации.

Более схематично резюмировать все то, что я хотел вам сказать, можно так: государственный интерес, как вы помните, установил в качестве основного закона скрижали современного управленчества, и вместе с тем исторической науки, что отныне человек живет в бесконечном времени. Правительства будут всегда, государство будет всегда, и не надейтесь, что это прекратится. Новая историчность государственного интереса исключает империю последних дней, исключает царство эсхатологии. Против этой идеи, которая была сформулирована в конце XVI в. и которая действует еще и теперь, направлены антиповодырские выступления, утверждающие, в принципе, что однажды время закончится, полагающие возможность эсхатологии, последних времен, остановки или завершения исторического и политического времени, момента, если угодно. Но что его остановит? Возникновение общества как такового. В тот день, когда гражданское общество сможет освободиться от принуждения и опеки государства, когда государственная власть наконец будет поглощена тем самым гражданским обществом, о котором я вам говорил, пытаясь показать, как оно зарождается, в самой форме, в самом анализе управленческого интереса, — в этот день если не время истории, то уж точно время политики, время государства сразу завершится. Такова революционная эсхатология, неотлучно преследующая XIX и XX вв. Первая форма антиповодырства: утверждение конца времен, когда гражданское общество одержит верх над государством.

Во-вторых, я попытался показать вам, что государственный интерес заложил в качестве своего фундаментального принципа послушание индивидов и что с тех пор индивидуальной подданости должны были следовать не в феодальной форме обязательств верности, а в форме общего и безогово-

рочного послушания в своих поступках любым повелениям государства. И здесь возникло антиповодырство, антиповодырские устремления следующего смысла: должен наступить момент, когда население, порвав все узы послушания, на деле обретет право — не юридическое, а естественное фундаментальное право порвать все возможные узы послушания государству, и, восстав против него, заявить: мой закон, закон моих требований к себе, закон самой природы населения, закон моих фундаментальных потребностей должен прийти на смену правилам послушания. На сей раз эсхатология принимает форму безусловного права на восстание, на бунт, на разрыв всех уз послушания — право на революцию. Такова вторая форма антиповодырства.

И, наконец, по поводу государственного интереса я попытался показать, что в его логике именно государство, или те, кто его представляет, являются владельцами определенной истины о людях, о населении, о том, что происходит внутри территории и в общей массе, образованной индивидами. Государству как владельцу истины антиповодырство может противопоставить вот что: сама нация в своей целостности должна быть способна в данный момент в каждой своей точке и в своей массе обладать истиной о том, что она есть, чего она хочет и что ей нужно делать. Идея нации, владеющей знанием, что она есть, чего она хочет и что ей нужно делать. Идея нации, владеющей знанием о себе, идея общества, которое прозрачно для самого себя и которое хранит свою собственную истину, пусть даже эту истину формулирует один элемент населения, одна организация, партия, но представляющая население в целом, лишь бы истиной общества, истиной государства, государственным интересом распоряжалось не само государство, а вся нация. Это третья из основных форм антиповодырства, которая почленно противостоит тому, что характеризует государственный интерес, возникший в XVI в., но опирается при этом на различные понятия и элементы, родившиеся в процессе его преобразований.

Что бы ни противопоставлялось государству — гражданское общество, население или нация, все эти элеметы вошли в оборот в рамках генезиса государства, новоевропейского государства. Поэтому они и разыгрываются, стоят на кону в

борьбе государства и того, что ему противостоит. А это значит, что история государственного интереса, управленческого ratio, правительственного интереса, и история непокорного им антиповодырства неразрывно сплетены друг с другом.*

Вот и все, что я хотел вам сказать. Моей целью в этом году был всего лишь небольшой методологический опыт, призванный показать, что на основе относительно локального, относительно микроскопического анализа форм власти, характеризующих пастырство, вполне возможно, как мне кажется, без парадоксов и противоречий объединить общие проблемы государства, лишь избегая возведения государства в ранг трансцендентной реальности, история которой самопорождается. История государства должна создаваться из самой практики людей, из того, что они делают, из того, как они

*Фуко оставляет здесь в стороне две последние страницы рукописи,

вкоторых, определяя революционные движения как «мятежи, или скорее типы мятежей, которые соответствуют тем формам общества, в которых «управление людьми "стало одним из атрибутов общества, если не самой важной функцией, он кратко исследует вопрос об их" религиозной наследственности»:

«Часто обращаются к религиозной наследственности революционных движений современной Европы. Это не прямая наследственность. Или во всяком случае это не родственная связь «религиозная идеоло- гия—революционная идеология». Связь сложнее, и она не заключается

вотношении идеологий. Государственному пасторству противостоят мятежные формы поведения, которые заимствовали или приспособили некоторые из его тем, касающихся религиозных форм мятежей. Скорее, рядом с антипасторскими тактиками, с раскольническими или еретическими разрывами, рядом с борьбой против власти Церкви, следует искать и причину определенной окраски революционных движений.

Влюбом случае, перед нами феномены, имеющие реальную связь: утопический социализм имел свои реальные корни не в текстах, книгах или идеях, но в определенных практиках: коммунах, колониях, религиозных организациях, таких как квакеры в Америке, в центральной Европе, [...] а также родственные или альтернативные феномены: методизм и французская революция. Религиозная идеология была поглощена революционными процессами? Разве только в странах со слабой государственной структурой, с сильным экономическим развитием и с разнообразной пасторской организацией мятежные формы поведения смогли принять более парадоксальную „архаическую" форму, нового пасторства».

460

мыслят. Государство как образ действия, государство как образ мысли, — я считаю, что это, конечно, не единственная возможность анализа, подходящая для создания истории государства, но одна из возможностей, которая, на мой взгляд, довольно плодотворна. Ее плодотворность связана, думаю, с тем очевидным фактом, что между уровнями микровласти и макровласти нет никакого разрыва, и, говоря об одном, можно говорить и о другом тоже. Анализ в терминах микровласти без труда сопрягается с анализом таких проблем, как управление и государство.

Пр и м е ч а н и я

1Nicolas Delamare. Traite de la police. Op. cit. Труд состоит из трех томов, опубликованных в Париже у J. & P. Cot, в 1705 (т. I), затем у P. Cot в 1710 (т. II) и у М. Brunet в 1719 (т. III). Четвертый том, написанный A.-L. Lecler du Brillet, учеником Деламара, дополнил собрание через пятнадцать лет после смерти автора: Continuation du Traite de la police. De la voirie, de tout ce qui en depend ou qui у a quelque rapport. Paris: J.-F. Herissant, 1738. Расширенное переиздание двух первых томов у М. Brunet в 1722. Мошенническое переиздание четырех томов, называемое 2-м изданием, появилось в Амстердаме, «за счет Компании», в 1729-1739 (Bondois Р.-М. Le Commissaire N. Delamare et le Traite de la police, цит. статья [см. выше, примеч. 26], Р. 322. N. 3). Первый том включает четыре первые книги: I. «О полиции вообще и о ее руководителях и служащих», II: «О религии», III: «О нравах», IV: «О здоровье»; второй том, 23 первых заглавия книги V: «О продовольствии»; третий том, продолжение книги V; четвертый - книги VI: «О путях сообщения». Оставшийся незавершенным, оконченный труд образует лишь одну часть - почти половину - программы, установленной Деламаром (не хватает книг, которые должны быть посвящены безопасности городов и больших дорог, наукам

исвободным искусствам, торговле, ремеслам, слугам, лакеям и поденным рабочим, беднякам).

2 См.: Ednte de La Poix de Freminville // Dictionnaire ou Traite de la police generate des villes, bourgs, paroisses et seigneuries de la campagne. Paris: Gissey, 1758 (переизд. Nimes: Praxis, 1989) (сборних правил полиции, распределенных по алфавитным рубрикам); Du Chesne (лейтенант полиции в Витриен Кампань), Code de la police, ou Analyse des reglemens de police. Paris: Prault, 1757 (4 изд., 1768); Sal-

461

WJ.-A. L'Esprit des ordonnances et des principaux edits declarations de Louis XV, en matiere civile, criminelle et beneficiale. Paris: Bailly, 1771; Nicolas Des Essarts. Dictionnaire universe! de police. Paris: Moutard, 1786-1791. 8 vol. (который, согласно P.-M. Bondois, цит. статья, «все украл» из Traite de la police).

3Delamare N. Traite de la police. Т. I, livre I, titre I. P. 4: «[...] Co времен рождения христианства императоры и наши короли добавили к этом древнему разделению заботу и дисциплину бедных, как значительную сторону публичного блага, примера которому мы не обнаруживаем ни в полиции Афин, ни в полиции языческого Рима».

4Что касается Деламара, то он насчитывает только одиннадцать. См. ibid.: «Полиция, согласно нашему мнению, полностью сосредоточена на тех одиннадцати сторонах, которые предстают перед нами: религии; дисциплина нравов; здоровье; продовольствие; безопасность и публичное спокойствие; пути сообщения; науки и свободные искусства; торговля, мануфактуры и ремесла; домашние слуги, поденные рабочие и бедняки». Это различие основано на том факте, что Фуко представил театр и игры как особую рубрику, тогда как они включались в рубрику нравов, как поясняет Деламар (см. следующее примеч.), и Фуко различает области, которые Деламар объединяет. В своем докладе «Omnes et singulatim» вместо этого он говорит об «одиннадцати объекта полиции» со-

гласно Деламару.

5 Traite de la police. Loc. cit.: «[...] вместо того, как греки полагали

первым объектом своей полиции сохранение естественной жизни, мы возлагаем эти заботы на тех, кто может сделать нашу жизнь лучше, что мы, как и они, разделяем на два пункта: религию и нравы». (См. ibid. Р. 3: «Первые законодатели этих знаменитых [греческих] республик считали, что жизнь есть основа всех остальных благ, являющихся объектом полиции, и что сама жизнь, если она не сопровождается Добрыми и мудрыми поступками, а также внешней помощью, которая ей необходима, остается весьма несовершенным благом, разделяющим любую полицию на три части: сохранение, доброта и житейские увеселения».

6Ibid.: «Когда мы обратились ко второму объекту - к сохранению жизни - мы все еще следовали в этом отношении тому же подразделению, прилагая заботы нашей полиции к этим двум важным вещам:

кздоровью и к существованию граждан».

7Ibid.: «По отношению к удобствам жизни, которые были третьим объектом полиции древних, мы, как и они, подразделяем его на шесть пунктов: публичное спокойствие; заботы о Зданиях,

462

улицах, публичных площадях и дорогах; науки и свободные искусства; торговля; мануфактуры; ремесла; слуги и поденные рабочие».

8 Ibid.: «Мы в конце концов подражаем этим древним республикам в тех заботах, какими они наделяли этот раздел полиции, касающийся житейских увеселений. Тем не менее такое различие между древними и нами, как игры и зрелища, составляло у них важную часть культа, поклонения их божествам, а их законы нацелены были лишь их приумножать, усиливать их великолепие: взамен наши законы больше соответствуют чистоте нашей религии и нашим нравам, и имеют целью исправлять злоупотребления, которым чрезмерная вольность позволяет появиться, или же обеспечивать спокойствие. Отсюда следует, что вместо того, чтобы делать, как они, из увеселений отдельный ранг нашей полиции, мы включаем его в тот, что касается дисциплины нравов».

4 См. выше, примеч. 3.

10См. предшествующую лекцию (29 марта).

11DomatJ. Le Droit public. Op. cit. Livre I Titre VIII. Ed. 1829 P. 150: «[...] согласно природе одно из использований, каким Бог наделил моря, потоки и реки, является открытием путей, связывающих все страны мира навигацией. И благодаря полиции все обстоит так, что города и другие места, где люди собираются и общаются, используя улицы, публичные площади и другие места, подходящие для такого использования, все обстоит так, что такие места в каждом городе, в каждой провинции, у каждого народа могут сообщаться со всеми другими странами благодаря большим дорогам».

12Е. de La Poix de Freminville. Dictionnaire ou Traite de la police generate des villes... Op. cit. Предисловие. P. vi.

13Ibid.

14См. выше, лекция от 22 марта.

15 Намек на критику капитализма в ситуационизме, который объявляет о двойном царстве товарного фетишизма и общества спектакля. Фуко вернется к этому в следующем курсе. См. Рождение биополитики, лекция от 7 февраля 1979.

16 См, например: Charles Loyseau. Traite des seigneuries (1608), - которого Фуко, в рукописных листках о полиции, к которым он уже обращался (выше, примеч. 2), цитирует, обращаясь к Деламару, Traite de la police. Livre I. Titre I. P. 2: «Это - право, говорит этот мудрый юрисконсульт, посредством которого позволяется заниматься своим делом, руководствуясь одним лишь интересом общественного блага, не устанавливая никаких правил, которые обязывали бы и

463

связывали бы всех граждан одного города ради их блага и их общей пользы. И он добавляет, что власть руководителя полиции более близка и более причастна власти принца, чем власть судьи, который имеет право лишь выносить решение о споре между истцом и ответчиком».

Оригинальный текст следующий: «[...] право полиции заключается в том, чтобы уметь создавать особые правила для всех граждан ее округа и территории: это превосходит полномочия простого судьи, который имеет власть лишь объявлять решение в споре между истцом и ответчиком: не устанавливая какого-либо истца, не выслушивая какого-либо ответчика, создавать правила, касающиеся и связывающие весь народ: так эта власть более близка и более причастна власти принца, чем власти судьи, ввиду того, что эти правила подобны законам и особым распоряжениям, которые также назывались эдиктами, о чем будет сказано в третьей главе». (Traite des seigneuries. Ч. IX, § 3. Paris: L'Angelier, 1613, 4-е расширенное изд. Р. 88-89).

17 Jean Bacquet (ум. около 1685), Тгак1ё des droits de justice. Paris: L'Angelier, 1603. 4. 28 («Принадлежат ли права полиции, наблюдения и путей сообщения, верховным судьям. Или королю»), р. 381: «О том, что права правосудия и полиции не имеют ничего общего друг с другом» (= заглавие § 3). «Также важно, что права правосудия не содержат в себе прав полиции, поскольку это разные и разделенные права. Так что сеньор, подчиненный правосудию, не может утверждать права полиции (§3). «Более того, совершенно верно, что исполнение обязанностей полиции включает в себя сохранение и благополучие обитателей города, а также публичное благо: нельзя сказать, что права полиции принадлежат кому-то другому, кроме короля» (§ 4).

18 Catherine II. Supplement а Г Instruction pour un nouveau code (= Instructions pour la commission chargee de dresser le projet du nouveau code de loix). Saint^tersbourg: Академиия наук, 1769. § 535 (см.: «Надзирать и наказывать», — где Фуко делает ссылку на тот же отрывок. Цит. по: Наказъ императрицы Екатерины II, данный комиссш о сочиненш проекта новаго уложешя. Указ. соч. С. 144-145)). Этот текст почти дословно воспрозводит отрывок из 1'Esprit des lois Монтескье, кн. XXVI, ч. 24 («О том, что полицейские правила относятся к иной области, чем прочие гражданские законы»): «Ведению полиции подлежат повседневные дела, касающиеся обыкновенно мелочей и потому не требующие формальностей. Действия полиции быстры и касаются поступков, повторяющихся изо дня в день, поэтому она не может налагать

464

суровых наказаний. Она постоянно занята подробностями, и крупные нарушения закона не входят в ее компетенцию» (Montesquieu, О. С., цит. изд. [«Bibliotheque de la Pleiade»], 1.1. P. 775-776.

19 Catherine II. Supplement...; Montesquieu. Loc. cit. P. 776: «Она

руководствуется больше распоряжениями, чем законами». 20 См. выше, примеч. 16.

21 М. Guillante (служащий маршальского суда в Иль-де-Франс). Memoire sur la reformation de la police de France, soumis au roi en 1749. Paris: Hermann, 1974. P. 19: «У нас были лишь те управляемые города, которые пострадали от пожаров, и казалось, для того чтобы иметь взаимосвязанную систему полиции, необходимо было поджечь все то, что мы объединили; но это неосуществимое средство, и, по всей видимости, мы навсегда привязаны к тому старому зданию, которое не можем сравнять с землей и которое следует со всех сторон достраивать [...] Речь не идет о том, чтобы общество превратить в монастырь, это невозможно: необходимо, насколько возможно, уменьшить определенные неудобства: но, возможно, было бы опасно их уничтожать. Следует брать людей такими, какие они есть, а не такими, какими они должны быть. Необходимо сочетать то, что актуальное состояние общества позволяет или не позволяет сделать, и работать по этим правилам».

22См.: «Надзирать и Наказывать» (III ч.: «Дисциплина»).

23См. выше, лекция от 18 января.

24О «хорошей цене» на зерно см., например: Кенэ Ф. Статья «Зерно» (1757). Op. cit. [F. Quesnay et la physiocratie. Т. 2]. P. 507-509, и статья «Люди». Ibid. P. 528-530; см. также: Weulersse G. Le Mouvement physiocratique. Op. cit. Livre II, ch. 3: «Хорошая цена на зерно». P. 474-577; Les Physiocrates. Op. cit. Ch. 4: «Торговая программа: Хорошая цена на зерно». Р. 129-171.

25 О значении хорошей цены, или рыночной цены (см.: Kaplan S.L., Le Pain, le Peuple et le Roi, цит. перевод [выше, примеч. 4], примеч. 14 к части II. Р. 402: «[...] Для Тюрго „справедливая цена" всегда предполагала истинную рыночную цену, которую время оставляло в покое или нарушало. В этом смысле справедливая цена - это нормальная цена, то, что экономисты называют хорошей ценой (об этом понятии см. предыдущее примечание). О смысле понятия «справедливой цены» в нравственно-теологической традиции и в рассуждениях о полиции до XVIII в. см.: «Рождение биополитики». Лекция от 17 января 1979 г.

26См. выше, примеч. 19 и 24.

27См. выше, лекция от 8 марта.

30 Мишель Фуко

28 См. например, Гримма, который высмеивал всю секту на- сквозь, «ее культ, ее церемонии, ее жаргон и ее таинства» (цит. в кн.: Weulersse G. Les Physiocrates. P. 25).

29См. выше, лекция от 8 марта.

30Ibid.

31Фуко вернется к этому понятию гражданского общества в последней лекции (4 апреля 1979) из «Рождения биополитики».

32См. статью «Очевидность» из «Энциклопедии» (т. VI, 1756), переизданную Кенэ под покровом анонимности (в кн.: F. Quesnay et la physiocratie. Т. 2. P. 397—426).

33Это выражение, уже использованное в конце лекции 8 марта (см. выше: «Мне хорошо известно, что есть и такие, кто скажут, что говорить о власти не значит ничего иного, кроме как излагать внутреннюю и циркулярную онтологию власти»), отсылает к критике, адресуемой некоторыми к анализу власти, над которым Фуко начал работать середины семидесятых годов.

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ КУРСА*

Идея пастырской власти приобретает размах на Востоке — и главным образом в еврейском обществе. У этой идеи есть ряд особенностей: власть пастуха осуществляется не столько над ограниченной территорией, сколько над множеством, движущимся к определенной цели; ее роль в том, чтобы давать стаду пропитание, неотлучно следить за ним и хлопотать о его спасении; и еще эта власть индивидуализирует, парадоксальным образом наделяя одну-единственную овцу таким же значением, как и все стадо в целом. Власть такого типа как раз и была введена на Западе христианством и приняла институциональную форму в церковном пастырстве: управление душами сложилось в христианской церкви как основополагающая, требующая особых знаний, деятельность, необходимая для спасения всех и каждого.

Но в XV и XVI вв. начинается и усиливается общий кризис пастырства. И это не отход от института пастырства, но куда более сложный процесс поиска иных (не обязательно менее суровых) модальностей духовного руководства и новых типов отношений между пастырем и паствой, а также поиски способа «управлять» детьми, семьей, владением, державой. Общий пересмотр способа управления и самоуправления, поводырства и поведения сопровождает в конце феодальной эпохи зарождение новых форм социально-экономических отношений и новых политических структур.

2. Затем мы проанализировали некоторые аспекты формирования политического «управленчества», то есть способа, каким руководство множеством индивидов все более явно включается в сферу отправления верховной власти. Это важное преобразование заявляет о себе в ряде трактатов по «искусству управления», созданных в конце XVI—-первой половине XVII в. Оно, несомненно, связано с возникновением понятия «государственного интереса». От искусства управления, заимствующего свои принципы из круга традиционных добродетелей (мудрость, справедливость, уважение свободы, божественных законов и человеческих обычаев) или общезначимых навыков (осторожность, тщательное обдумывание решений, способность окружить себя хорошими советниками) постепенно переходят к искусству управления, рацио-

473

нальность которого обретает свои принципы и свою особую область применения в государстве. «Государственный интерес — это не императив, во имя которого можно или нужно отринуть прочие правила; это новая матрица рациональности, согласно которой государь должен вершить свою суверенную власть, управляя людьми. А это совсем другое дело, нежели долг справедливого суверена или даже героя Макиавелли.

Развитие идеи государственного интереса коррелятивно исчезновению имперской модели. Рим наконец уходит в прошлое. Формируется новое восприятие истории, уже не устремленное к концу времен и объединению всех отдельных держав в последней империи; оно открыто бесконечному времени, в котором государства состязаются друг с другом, обеспечивая продолжение своей жизни. И более важным, чем проблемы легитимной власти суверена над определенной территорией оказывается познание и приумножение сил государства. В пространстве конкуренции государств (одновременно и европейском, и мировом), весьма отличном от того, в котором соперничали друг с другом королевские династии, главной проблемой становится проблема динамики

сил и рациональных технологий, позволяющих вмешиваться в эту динамику.

Таким образом, государственный интерес, выходя за рамки теорий, которые его сформулировали и обосновали, воплощается в двух больших совокупностях знаний и политических технологий: первая из них — это военно-дипломатическая технология, которая заключается в накоплении и приумножении сил государства посредством системы союзов и аппарата армии: поиск европейского равновесия, который выступил одним из руководящих принципов Вестфальских соглашений, представляет собой следствие этой политической технологии. Второй технологией стала «полиция» в том смысле, какой придавался тогда этому слову, то есть совокупность средств, необходимых для внутреннего приумножения сил государства. _ В точке стыковки двух этих больших технологий, как их общий инструмент, следует поместить торговлю и внутригосударственное денежное обращение: именно в коммерческом обогащении видели средство прироста населения, рабочей силы, производства и экспорта, а также содержания сильных и

многочисленных армий. Пара «население—богатство» была в эпоху меркантилизма и камералистики центральным объектом приложения нового государственного интереса.

3. Разработка проблемы населения—богатства (в ее различных конкретных аспектах: налоги, голод, сокращение населения, праздность—нищета—бродяжничество) и послужила одним из условий возникновения политической экономии. Она начала развиваться, когда стало ясно, что управление соотношением ресурсов и населения не может в должной мере осуществляться системой, которая стремится просто нарастить население, чтобы увеличить ресурсы. Физиократы, в отличие от меркантилистов предшествующей эпохи, не были антипопуляционистами, они иначе ставили проблему населения. Для них население — это не простая сумма подданных, которые живут на одной территории, сумма, являющаяся результатом желания каждого иметь детей или результатом законодательства, которое благоприятствовало или препятствовало рождаемости. Это переменная величина, зависящая от ряда факторов. Далеко не все эти факторы являются естественными (система налогов, активность обращения, распределение прибыли — тоже важные детерминанты показателей населения). Но эта зависимость допускает рациональный анализ, так что население оказывается «естественно» зависящим от множества факторов, которые могут искусственно изменяться. Так, в виде ответвления «полицейской» технологии и параллели зарождающейся экономической рефлексии, начинает складываться политическая проблема населения. Население понимается теперь не как собрание субъектов права и не как совокупность рабочих рук; оно анализируется как совокупность элементов, которые, с одной стороны, присоединяются к общему режиму существования живых существ (население зависит в таком случае от «человеческого вида»: это понятие, новое для того времени, следует отличать от «рода человеческого»), а с другой — могут подвергаться согласованным вмешательствам (посредством законов, а также изменений их отношения к жизни, образа существования и деятельности с помощью пропагандистских «кампаний»).

СЕМИНАР

Семинар был посвящен некоторым аспектам так называемой Polizeiwissenschaft в XVIII в., то есть теории и анализу всего «того, что стремится к утверждению и увеличению могущества государства, к правильному использованию его сил, к дарованию счастья его подданным», прежде всего «средствам поддержания порядка и дисциплины, регламентациям, призванным сделать их жизнь удобной и дать им все то, в чем они нуждаются, чтобы существовать».

Мы попытались показать, какие проблемы эта «полиция» должна была решать: насколько роль, которая ей была отведена, отличалась от той, что позже досталась полицейскому институту; какие результаты, способствующие усилению государства, от нее ожидались, — неизменно ввиду двух целей: обозначать и укреплять положение государства в соперничестве и конкуренции европейских держав и гарантировать внутренний порядок за счет «благоденствия» индивидов. Развитие государства конкуренции (военно-экономическо- го), развитие государства Wohlfahrt (богатство—спокойст- вие—счастье): вот два принципа, которые «полиция», понимаемая как рациональное искусство управления, должна была научиться координировать. «Полиция» рассматривается в эту эпоху как своего рода «технология государственных сил».

Среди главных объектов, которыми эта технология должна была заниматься, — население, в котором меркантилисты видели принцип обогащения и в котором все вскоре признали важнейшую составляющую силы государства. Чтобы распоряжаться населением, потребовалась, помимо прочего, политика здравоохранения, призванная сокращать детскую смертность, предотвращать эпидемии и снижать показатели заболеваемости, вмешиваться в условия жизни, чтобы изменять и нормировать их (речь могла идти о питании, о жилье или об оснащении городов), и обеспечивать наличие доста- * точного медицинского оборудования. Развитие со второй половины XVIII в. того, что называли медицинской полицией (Medizinische Polizei), общественной гигиеной, социальной медициной (socizal medicine), должно быть включено в об-

щие рамки «биополитики». Биополитика стремится трактовать «население» как совокупность живущих рядом друг с другом живых существ, которые обнаруживают особые патологические и биологические признаки и, следовательно, предполагают особые знания и технологии. В свою очередь эта «биополитика» должна быть рассмотрена исходя из обсуждавшейся с XVII в. Проблемы распоряжения государственными силами.

Были сделаны доклады о понятии Polizeiwissenschaft (П. Паскуино), о кампаниях вариолизации в XVIII в. (А. М. Мулен), об эпидемии холеры в Париже в 1832 г. (Ф. Делапорт), о законодательстве о несчастных случаях на работе и развитии страхования в XIX в. (Ф. Эвальд). ; ,

Мишель Сенеляр*

КОНТЕКСТ КУРСА