Иван Куклин. История музыкальной культуры. Дума о музыке v. 2

61

То есть музыка чужда истинно православному христианину,

она есть прелесть бесовская. Когда христианин постигает блага

духовные, его организм пропитывается Истиной, он не может

воспринимать музыку, подобно сыну мира сего – она будет ему

чужда.

ВАРСОНОФИЙ ОПТИНСКИЙ писал: «Под воздействием

музыки, пения человек действительно испытывает наслаждение.

Но оно бессильно переродить его» (54, стр. 387).

В подтверждении святой отец приводит историю знакомого с

ним композитора Пасхалова, спившегося и покончившего с собой

из-за пленения бесом пьянства. Итак, все разговоры о нравственной

силе музыки – ложь. Вот наглядный пример. Об этом можно

прочитать подробнее в книге бесед отца с духовными чадами (55).

ИОАНН

КРОНШТАДТСКИЙ писал: «Диавол…

слух

приучил

нежиться

светскими

музыкальными

звуками,

расслабляющими душу» [56, с. 25].

Великий русский подвижник благочестия, талантливейший

духовный

писатель,

епископ ВАРНАВА

(БЕЛЯЕВ),

умерший

сравнительно недавно, в 1963 году, писал в своей книге «Основы

искусства святости», великом труде, который синтезировал опыт

великих подвижников Православной Церкви, труде, который может

по своему значению стоять для нашего наравне с Лествицей

Иоанна Синайского, об этом:

«Против того, что музыка обладает страстным

характером, не спорят и самые рьяные ее защитники. Даже такие

авторы, как Bloch, и то советуют пользоваться ею с

осторожностью, так как она может вызвать сильные эмоции

(как, например, музыка Вагнера). Э. Фукс, про которого уже никак

нельзя сказать, что он умеет отличать вещи целомудренные

от бесстыдных в христианском смысле, и тот говорит про оперу

(увлечение которой признается ныне верхом культурного лоска):

«Опера — сконцентрированная чувственность. Каждое слово,

каждый звук, каждый ритм, каждая линия, каждое красочное

61

62

пятно — все в ней насыщено чувственностью, эротикой. Ее

содержанием является исключительно чувственность, эротика,

любовь, сведенная на сладострастие. Вокруг сладострастной

любви вертится основная мысль сюжета, ею напоена любая ария,

которая

поется,

и

ничего,

кроме

сладострастной

любви,

не символизируют тысяча изворотов и арабесок балета. Другими

словами: все в ней сконцентрированная обнаженность, физически

— в костюме и движениях, духовно — в диалоге. Она не

второстепенная в ней черта, а единственная сознательная цель.

Не простая случайность поэтому, что во всех классических операх

балет играет такую большую роль. Балет — просто неотделим

от оперы, так как в нем чувственность линий и движений находит

свое утонченнейшее выражение».

Правы поэтому были наши предки, наши древние

святители, преподобные, церковные проповедники и даже

светские люди, когда безбоязненно обличали игру на музыкальных

инструментах и приписывали ей характер бесовский. Они имели на

то глубокое основание, потому что воочию и непосредственно

имели дело с самими, невидимыми, вдохновителями этого

искусства, тогда как нынешние люди не только не видят демонов,

но и того, что делается в собственной душе. Приведу несколько

примеров.

Преп. Исаакию, затворнику Печерскому (XII в.), бесы

являются с музыкальными инструментами (сопелями, бубнами и

гуслями) и играют на них.

Св. Кирилл, еп. Туровский (+ 1183 г.), называет в своих

проповедях

музыкальные

орудия

сатанинскими

—

«сопели сотонинския».

«Смеха бегай лихаго, скомороха... и гудця и свирця не уведи

удом свой глума ради, поганьско бо то есть... дьяволи бо то суть»,

— поучает черноризец Григорий (по списку XIII века).

62

63

«Сопели,

гусли...

собирают

около

себе студные бесы, держай же сопельника, в

сласть любуй гусли...

чтить темнаго беса», — говорится в «Слове о русалиях».

«Не люби игры,

да

не обрящешися

тамо с бесовскими

слугами», — говорит митрополит Даниил64 в своем поучении.

От трапезы, за которой происходят гудение, плясание и игры,

ангелы

Божии

«отъидут

скорбни»,

а

«нечестивии

демони возрадуются,

видя

волю

свою

содевающу

безумнии

християне», — говорит Домострой, произведение XVI века,

изящное по языку и мыслям.

Когда однажды преп. Феодосии Печерский захотел

отдохнуть

после

вечернего

правила,

то

вдруг

«слышаше глас хлопота в пещере

от

множества

бесов...

в

тимпаны биющем, и инем в сопели сопущем».

Св. Церковь от лица священника спрашивает на исповеди

кающихся: «слушал ли гусельников, или пел еси песни бесовские, или

слушал поющих?»

Даже

плата,

даваемая

игрецам,

считается

жертвой диаволу, то есть тяжким грехом (теперь это можно

сравнить с покупкой билета на концерт, в театр, в

кинематограф). «За кую вину, — восклицает автор «Слова о

русалиях»,

— даеши сребро свое

дьяволу

в

жертву, велику пагубь души своей творя, а дьяволу же радость».

Если же перейдем от древней церковной литературы к

светской тогдашнего времени, увидим тот же взгляд: музыка —

дело бесовское. Так, например, в былине о Садко, когда под звуки

гуслей этого игреца расплясалось и расскакалось все подводное

царство, расходилось бурное море, потопляя корабли без счету,

герою былины является старик «седатый», или «Никола

Можайский», или «старчище», и обращается к нему с такими

словами:

63

64

Полно тебе играть в гуселки яровчаты,

Полно губить людей бесповинных.

От твоих от игор от бесовскиих,

И от тьшх от плясок нечестивыих,

Океан сине море всколебалося.» [57, т. 3]

Анна

Ильинская

вспоминала

о местночтимом святом ФЕОДОСИИ КАВКАЗСКОМ: «Хоронили

без музыки; батюшка был противник подобных лицедейств. Одной

женщине даже мать помянуть отказался; «С музыкой хоронила,

пусть музыка ее и поминает»».

Афонские монахи писали: «под приятностью и сладостью

звуков музыки мира не почивай, но твердо знай, что он ничто иное

как Сирена, которая привлекает тебя пением, дабы умертвить

твою душу, мучить тебя в сей жизни и низринуть в бездну адову»

(25, с. 179)

Итак, музыка мира сего, то есть классическая светская,

убивает душу человека, разлагает ее и готовит

для унесения в

преисподнюю. Наше исследование убедительно показывает

верность этой мысли…

Другое поучение иноков Святой горы гласит:

«Только теперь, когда можно оглянуться назад, мне

стало понятно, что мирские знания не уничтожают заблуждений,

а лишь увеличивают их. Ясность и разумение приходят только в

благодатном постижении Бога. Воображение – это дурная

привычка ума рыться на свалке помышлений. Ум, оскверненный

воображением, подобен пучине, заглатывающей жизнь человека.

Всякое мирское творчество – это попытка познать мир и

человека нечистым воображением греховного ума, заводящего

душу в тупики отчаяния.

Несомненно, увлечением художественной литературой и

классической музыкой приходится переболеть нравственно. Это

направление человеческой деятельности развивает подростковый

64

65

ум, но, развив, начинает его убивать, замыкая все его устремления

на слепом лжеверии в абсолютную ценность провозглашенных ею

идей.

С другой стороны, не прикоснувшись хотя бы слегка к

лучшим человеческим достижениям в литературе и музыке,

человек не обязательно останется простецом, храня уникальное

состояние простого детского разума. Редки такие простецы,

особенно во времена всеобщего бездуховного образования. Большей

частью неразвитый ум заменяет свою неразвитость хитростью и

изворотливостью.

Всякая

испорченная псевдознанием душа,

поставившая

эталоном собственные литературные или музыкальные критерии,

становится нетерпимой к тем, кто имеет иное представление об

этих предметах. Ограждение помогает вырасти молодому

деревцу, но убивает взрослое дерево, впиваясь в его тело своими

железными объятиями. Раздумья, рожденные вымыслами, не

имеют конца.

Желания,

спровоцированные

художественным

творчеством, не имеют предела. Все они укрепляют эгоизм,

пожирающий

человеческое

существо,

не

замечающее

спасительной простоты истины – Христа. Такая эгоистическая

цивилизация без Христа становится цивилизацией негодяев, так

как эгоистическое существование целиком замешано на гордости.

У человеческого духа нет границ, поэтому его не

заполнить ни книгами, ни музыкой, как бы гениальны они не были.

Это пространство безгранично и жаждет одного – полного

преображения Божественной благодати через Христовы

заповеди. Как бы ни был талантлив человек, но без Христа он

останется тем животным, который только роется в грязи, не

имея никакой возможности взглянуть на звезды. Оставить

этот псевдомир литературных и музыкальных грез и услаждений

можно лишь постигнув нечто, несравненно превышающее узкий

мирок эстетических и интеллектуальных наслаждений, испытав к

65

66

нему полное отвращение, как к коварной ловушке и преграде для

духовного роста.

Всякая попытка научного ли, художественного или

эстетического познания убивает в человеке самую способность

духовного восприятия. Стремление к спасению — единственный

источник всех добрых дел и поступков. Если этого стремления

нет, то тщеславие начитанностью и культурный снобизм или

гордыня уничтожают все плоды наших действий, как ржавчина

железо. Душа достигает меры возмужалости лишь в полноте

Христа, в полноте Его благодати».

(Поучения монахов Афона (72))

Выдающийся духовный писатель нашего времени, отец

Рафаил (Карелин) пишет:

«Светская музыка — это трансформация страстей в

ритмы и мелодии. Страстность музыки может достигать

утонченных и облагороженных форм, как, например, музыка Баха,

которую неправильно называют духовной. В музыке могут

отражаться космические ритмы; музыка может быть

прозрачной, как струи реки, или задумчивой, как грезы,

воплощенные в звуки. Но музыка принадлежит области

человеческих эмоций — она не может быть сверхкосмической.

Область духа нельзя выразить языком музыки: это область

безмолвия, но не как отсутствия и пустоты, а как полноты

жизни; не как статика, а как динамика вечных энергий, которые

невозможно выразить в высоте и частоте звуковых волн.

Внимать голосу духа — значит уметь слушать безмолвие, где нет

ни звуков, ни ритмов, ни мелодий,

а всенаполняющая тишина.

Музыка — наиболее непосредственный и интимный вид искусства,

поэтому она глубоко

захватывает

душу человека; здесь —

опасность: музыка властно включает душу в область страстных

мечтаний.

Церковное пение как музыка человеческого голоса,

трансформирующая молитвенные чувства в мелодии — условно и

66

67

символично. Каноны этой музыки создали тот фильтр, который

очищает ее от налета страстей. Для того, чтобы понимать ее,

требуется предварительная подготовка. Она может показаться

несколько сухой и однообразной для человека, ищущего в музыке

наслаждения и восторга.

Покаяние и молитва могут открыть душе красоту

церковных песнопений. Но для современного сластолюбивого,

нетерпеливого и ленивого человека она оказалась чужой и была

постепенно забыта и вытеснена из храма страстными

мелодиями, мало связанными с текстом и духом молитвы.

Мирская музыка не может выразить красоту духовного

мира, но она способна уловить и воплотить звуки безумия мира

демонического: хаоса, тьмы и распада. Современные рок– и поп-

музыка — это демонический апокалипсис, пляска смерти и

предчувствие будущих катастроф.

Музыка — наиболее интимный вид искусства, поэтому она

воплотила в себе коллективную истерию забывшего Бога и

погибающего в своих грехах человечества» (60. с. 352-353)

Приведем ответ (75) отца архимандрита на вопрос о

причинах почитания искусства музыки отцом Серафимом (Роузом)

[11/05/2012] Давид спрашивает:

«Благословите, Отче. Меня приводит в недоумение и даже

в глубине сердца огорчает текст, принадлежащий о. Серафиму

Роуз (да простит меня его душа). Привожу его в сокращенном

виде:

«Ребенок, который с детства приучен к хорошей

классической музыке, не подвергается искушениям современной

псевдомузыки в той мере, в какой подвергается им выросший без

музыкального воспитания.

67

68

Ребенок, приученный к хорошей литературе, драме и

поэзии, не станет легко приверженцем современного телевидения

и дешевых романов... Нет ничего трагичнее, чем видеть человека,

выросшего в православии и при этом не осознающего, что

происходит вокруг него. Слишком возвышенное и витающее в

облаках тепличное православие не способно помочь людям в

повседневной жизни, наш мир достаточно жесток и своей

грубостью ранит души».

Батюшка, неужели в наше время невозможно воспитать

детей молитвенниками, которые опытно увидят, что утолить

жажду сердца может только Бог, а не хоть лучшее мирское

искусство?

Я в мыслях пытаюсь как-то «оправдать» этот текст из-

за уважения к отцу Серафиму, но не получается. С уважением,

Давид»

Архимандрит Рафаил отвечает:

«Давид! Я уважаю о. Серафима Роуза, считаю его

«рыцарем Православия», но, должен сказать, что не во всем

согласен с ним. Узнав о том, что он, будучи монахом, посещает

концерты классической музыки, я испытывал чувство недоумения

и огорчения.

Мне кажется, что тем самым он переводил свою

внутреннюю жизнь с духовного на душевно-эмоциональный

уровень, хотя бы временно, и эти посещения были для него, как

делателя Иисусовой молитвы, – духовной потерей. Но что нам

делать: ведь даже святые несовершенны и у них бывают ошибки,

колебания, провалы, которые можно сравнить с темными

пятнами на солнце.

В житии преподобного Силуана содержится следующий

эпизод: один из афонских монахов навестив его, сказал, что он

читает газеты, так как, узнавая про ужасы, которые происходят

68

69

в большевистской России, начинает молиться горячо, со слезами.

Преподобный Силуан не одобрил этого, а сказал, что те, кто

стяжал Иисусову молитву и без газет чувствуют скорби и

страдания людей и молятся о спасении мира.

Я не хочу осуждать Серафима Роуза. Следует помнить,

что он жил в тяжелой духовной атмосфере, прошел через ад

восточных религий, и находил мало поддержки и понимания среди

окружающих его людей. Может быть, поэтому, изнемогая в

духовном единоборстве, он искал отдушину в классическом

искусстве, где страстные чувства воплощены во внешне

благообразные формы; он как бы хотел на время отключиться и

забыться в волнах этой музыки. Он боролся с духом либерализма в

самом центре либерализма и, может быть, в этой тяжелой

борьбе проявлял некоторые человеческие слабости и даже

ошибки.

Призываю на вас Божие благословение. Помоги вам

Господи».

Итак, православные подвижники могли позволить себе

музыку, как отдохновение после тяжелой схватки. Но солдату,

который много пострадал за Родину небесную, можно простить то,

чего нельзя – духовному дармоеду, который шатается по борделям,

а потом идет в консерваторию слушать Баха.

Выдающийся русский хоровой композитор Иван Гарднер

пишет в статье «Об инструментальной музыке и хоровом

полифоническом пении в православном богослужении»

«Вопрос о допущении в православных церквах

инструментальной музыки уже давно волновал умы многих

ревнителей церковного благолепия, не чужд был он и части нашего

духовенства. Многократно указывались и предполагались

разнообразные причины недопущения инструментальной музыки в

наше богослужение; одна из них та, что мы Бога должны хвалить

живым голосом, а не бездушным инструментом. Однако, все

объяснения

причин

запрещения

музыки

не

удовлетворяли

69

70

вопрошавших.

Доводы

же

сторонников

допущения

инструментальной музыки можно в общем свести к следующему.

Музыка есть высокое и благородное искусство. Слушая

музыку, человек может скорее придти в молитвенное настроение

и даже в молитвенный восторг (экстаз). Инструментальная

музыка богаче звуками, чем вокальная, а потому может сильнее

воздействовать на чувство слушающих. И легче молиться, слушая

красивую музыку; тогда душа, как бы на крыльях, витает в

надземных сферах и весь человек как бы претворяется в молитву.

«Слушая дивную музыку, я молюсь», — любят повторять

сторонники такого взгляда (особенно дамы). Мы должны

приносить в дар Богу все самое лучшее, а что же лучше, красивее,

благороднее и чище, чем гармонические звуки? И что лучше —

нестройное пение скверного хорика, или звуки не то что органа, но

хотя бы даже простой хорошей фисгармонии? Конечно, красивее,

гармоничнее и даже благочиннее звуки фисгармонии, а не гнусавое

пение безголосых дьячков. Когда нестройно поют, слушатель не

может молиться, ибо он постоянно раздражается

нестройностью пения. Он нервничает, сердится, недовольный

уходит из храма, где не нашел ни молитвенного, ни эстетического

удовлетворения. Вывод отсюда — православное богослужение

много бы выиграло, если бы была допущена при нем

инструментальная

музыка.

Так

говорят

сторонники

богослужебной музыки. Заметим при этом, что они особенно

любят ссылаться на пример католиков и протестантов.<…>

Однако, вышеизложенные

доводы

в

пользу

инструментальной

музыки

встречают

весьма

сильное возражение в

области, куда,

к сожалению,

никогда

не

заглядывают требующие введения инструментальной музыки в

православное богослужение. А эта область — основная в жизни

христианина, а именно — область внутренней, духовной жизни.

<…> причина запрещения музыкальных инструментов в

православных церквах коренится в православной аскетике, и

именно здесь можно усмотреть отличие последней от аскетики

католичества

и

протестантства,

допускавших

у

себя

за

70