6 Заказ 1846 81

>>>82>>>

большей степени общности (норма) к знанию меньшей степени общности (конкретная ситуация), т. е. дедуктивным путем.

Однако дедуктивное умозаключение как логическая форма квалификации будет представлять познавательную ценность только во взаимодействии с индукцией. Оторванная же от индукции, дедукция выражает лишь формальную сторону квалификации. Поэтому вопреки традиционному взгляду на логическую форму уголовно-правовой квалификации, которую понимают как дедуктивное умозаключение, следует говорить о диалектике индуктивных и дедуктивных умозаключений в процессе квалификации.

Процесс квалификации в целом логически можно представить как единство ин-дукции и дедукции.

Например. Тайное хищение личного имущества граждан является кражей. Н. тайно похитил деньги, принадлежащие А. Следовательно, Н. совершил кражу. Правильно соединить эти две посылки не представляет труда. Отдельное (действие Н. ) соединяют с всеобщим (кража) через особенное (тайное хищение как средний термин). Но связь отдельного и всеобщего в данном умозаключении внешне не обусловлена анализом особенного в деянии. «Тайное хищение» в большей посылке и «тайное хищение» в меньшей — это противоположности, не имеющие пока внутренней связи, они не находятся в непосредственном тождестве. «Тайное хищение» в большей посылке является абстрактным, оно охватывает всякое «тайное хищение», но как раз в силу этого не может в таком виде полностью выражать «тайное хищение» в меньшей посылке¹. В подобной логической связи между действиями Н. и кражей нет посредствующего звена. Такое звено образуется при формировании содержания особенного, каковым является «тайное хищение». Оно позволяет соединить уголовно-правовую норму (общее) и квалифицируемое событие (отдельное).

Решающая роль в формировании посредствующего звена, на наш взгляд, должна быть отведена отдельному, т. е. совершенному деянию. Оно является побудительным,

¹ Общее положение, как указывал В. И. Ленин, верное для определенного класса предметов, «.слишком обще и потому недостаточно по отношению к данному особому случаю» (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 30, с. 13—14).

82

>>>83>>>

исходным моментом в оценке события преступления, на него направлено и вокруг него вращается наше познание. Квалифицируемое деяние дано в чувственно воспринимаемых признаках: информация о преступлении закрепляется в протоколах, свидетельских показаниях, заключениях экспертов и т. п. Все это обусловливает индуктивное обобщение, которое, в принципе, невозможно без знания юридических дисциплин.

Таким образом, на пути от чувственно-конкретного к абстрактному — при формировании меньшей посылки и от абстрактного к конкретному—при формировании большей посылки имеет место взаимодействие различных видов умозаключений.

Переход от общего к отдельному через особенное при квалификации преступлений посредством индуктивно-дедуктивного процесса основан на единстве, тождестве фиксируемого содержания того и другого. Мы вычленяем из общего (применяемой уголовно-правовой нормы) особенное содержание лишь на основе содержания отдельного. Такую же «процедуру» мы осуществляем с отдельным (единичным случаем), выявляя его особенное, «предписываемое» общим, т. е. поднимаем единичность в особенность. Осуществляется это на основании знания состава преступления, который является в совокупности своих элементов посредствующим звеном в переходе от общего к отдельному, «примиряющим» их в тождестве. При установлении состава преступления необходимо разрешить целый комплекс уголовно-правовых, уголовно-процессуальных, социально-психологических и теоретико-познавательных вопросов. Основная их масса связана с выбором уголовно-правовой нормы и установлением (оценкой) фактических обстоятельств.

Это—сложная мыслительная работа, в процессе которой квалифицируемое преступление анализируется по отдельным своим признакам, имеющим юридическое значение. Каждый из них соотносится с элементами состава (его признаками), закрепленными в соответствующих статьях Общей и Особенной частей УК- Тем самым создается определенная их система. Одновременно с уяснением содержания состава, выявлением его конструкции осуществляется его разграничение со смежными составами преступлений. Конечный этап этой умственной работы завершается синтезом, представляющим собой вывод в форме индуктивно-дедуктивного умозаключения.

83

>>>84>>>

Совокупность установленных фактических обстоятельств дает нам содержание квалифицируемого деяния. На нем формируется фактический состав преступления, меньшая посылка. Обобщение элементов состава преступления протекает в форме индуктивного умозаключения, но, как указывалось выше, эта индукция невозможна без дедукции.

Формирование меньшей посылки хотя и протекает в виде индуктивного умозаключения, но при «участии» и на базе дедукции, так как, обобщая фактические обстоятельства, мы должны определить, содержанием какой уголовно-правовой нормы они систематизируются.

В этом проявляется единство дедукции и индукции как двух сторон процесса мышления. Возьмем, например, квалификацию по объекту преступления. Выявление объекта идет через обобщение характеризующих его доказательств по делу. Это индуктивный процесс. Одновременно с индукцией протекает дедукция. Квалификация объекта невозможна без знания закона, теории уголовного права, руководящих указаний высших судебных инстанций и т. п.

Следующий этап в квалификации — выбор нормы, формулирование большей посылки. Это, как обмечалось, мыслительный процесс по сопоставлению основного содержания деяния с признаками «подходящей» нормы. С логической стороны он носит сложный индуктивно-дедуктивный характер. Здесь мыслительная работа связана с процессом толкования правовой нормы, с выявлением ее содержания, с фиксацией родового состава преступления. Другими словами, исходя из формулировки соответствующей уголовно-правовой нормы, решается вопрос о том, что является объектом, объективной стороной, субъектом, субъективной стороной квалифицируемого преступного деяния. Большая посылка выступает общим выводом из посылок, характеризующих тот или иной элемент состава преступления, она есть индуктивный вывод. Но и здесь, так же как и при формировании меньшей посылки, индукция невозможна без дедукции. Например, знание о субъекте преступления, квалифицируемого пост. 106УК РСФСР (неосторожное убийство), составляет посылку индуктивного умозаключения для вывода о содержании нормы (установлении большей посылки). Но это знание нельзя получить без дедукции. Например, в ст. 10 УК РСФСР указаны преступления, уголовная ответст-

84

>>>85>>>

венность за которые установлена с 14 лет. Статья 106 УК РСФСР упоминается в ст. 10 УК РСФСР, отсюда следует вывод, что субъектом преступления, предусмотренного ст. 106 УК РСФСР, может быть лицо, достигшее 14-летнего возраста. Этот вывод становится посылкой в индуктивном умозаключении для установления содержания нормы (большей посылки), которая в свою очередь становится посылкой в итоговом дедуктивном умозаключении в процессе квалификации. Конечно, в реальном процессе квалификации все логические операции протекают в убыстренном, сокращенном виде. В методологическом же рассмотрении квалификация выступает как единство умозаключений, представляемое поэтапно.

Последний этап в логике квалификации преступления заключается в дедуктивном выводе из двух индуктивно полученных посылок. И в целом логический процесс квалификации преступления представляет собой индуктивно-дедуктивное рассуждение.

Квалификация преступления анализировалась нами выше в динамике как процесс установления признаков того или иного состава преступления в действиях лица. Но она, как было отмечено, может быть рассмотрена и в качестве результата этой деятельности, официально закрепленного в акте судебных и прокурорско-следственных органов (обвинительном заключении, приговоре и т. д.).

В таком аспекте квалификация преступления обладает некоторой специфичностью своей логической характеристики, что делает необходимым рассмотрение логических форм, в которых она выражается.

Квалификация преступления в своем динамическом аспекте протекает в различных логических формах, но все их разнообразие является составной частью (момен--том, стороной) силлогизма, выступающего основой логического процесса квалификации. В какой же форме мысли выражается результат квалификации? Он выступает выводным знанием и заключается в суждении. Например, Н. совершил повторную кражу личного имущества граждан. Однако данное суждение — лишь внешняя («формальная») характеристика результата квалификации. Внутреннее же («рабочее») логическое содержание квалификации как результата — другое. Рассмотрим это на конкретном примере из судебной практики.

Приговором Волгоградского областного суда Д. приз-

85

>>>86>>>

нан виновным в совершении умышленного убийства с особой жестокостью М., а также в завладении его одеждой. Преступление совершено при следующих обстоятельствах. Д. в нетрезвом состоянии на вокзале станции Ярыженская встретил М., которого раньше не знал. Поссорившись, они пошли от станции в лесопосадку «выяснять отношения». Там Д. имевшимся у него перочинным ножом убил М., нанеся ему 33 телесных повреждения. После убийства он снял с потерпевшего одежду.

Вина Д. в совершении указанных действий подтверждается его собственными показаниями, вещественными доказательствами, заключением судебно-медицинской экспертизы.

Полученный вывод о квалификации действий Д. по п. «г», ст. 102 и ч. 1 ст. 144'УК РСФСР не произволен, не выдуман судом; его содержание составляют именно те признаки, которые отличают квалифицируемое деяние от всех других социальных явлений. Эти признаки свидетельствуют о преступной сущности действий Д. не только потому, что уголовный закон признает ее преступной, а потому, что действия Д. объективно общественно опасны и противоправны.

Мы имеем такую выраженную в логической форме копию преступления, в которой схвачены необходимые, существенные признаки совершенного деяния. Именно существенные, так как они служат показателями его существования (возникновения, становления) и определяют тот ущерб, который наносится общественным отношениям. Формой же мысли, в которой предметы обобщаются (выделяются) «по более или менее существенным признакам», являются понятия¹.

Не суждение, а понятие является, таким образом, логической формой квалификации как результата деятельности органов дознания, следствия, прокуратуры и суда. Понятие выступает итогом оценки (сама оценка), к которой стремится мысль юриста в процессе квалифи* кации. Квалификацией выявляется преступная сущность общественно опасного деяния. Сущность же, как философская категория имеет различные уровни, которые отражаются в соответствующих формах. В законодательной практике она выражается в правовых нормах (законе),

¹ См.: Войшвилло Е. К. Понятие. М., 1967, с. 117.

86

>>>87>>>

а при применении норм права — в различных понятиях, «снятых» с квалифицируемого деяния.

Это обстоятельство имеет большое методологическое значение для квалификации, которая может быть рассмотрена (в логическом плане) как формирование (образование) единичного понятия конкретного преступления. В этом случае теория понятия становится частью методологического оснащения квалификации и помогает юристу осознать движение и связь всех форм мысли, в которых протекает квалификация. Полученное понятие отдельного преступления, являясь результатом квалификации, выступает идеальным выражением объективно существующего деяния. Оно — и оценка, и образ, и путь формирования своего объективного содержания.

Формирование понятия отдельного преступления — это сложный познавательный диалектический процесс. Процесс же образования понятия конкретного преступления, по-видимому, принципиально ничем не отличается от образования вообще понятий. Если в науке образование понятий — это длительный процесс научного исследования, предполагающий применение всей совокупности логических приемов и методов, то при квалификации преступления он сжат по времени, «выглядит» концентрированным, выправленным, ускоренным.

Формирование юридических понятий в сознании юриста в каждом отдельном акте квалификации преступления, на наш взгляд, идет тем же самым путем, что и исторический процесс их образования.

Так, формирование единичных понятий «умышленное убийство с особой жестокостью» н «кража личного имущества» (в приведенном выше примере) не повторяет формирование этих же общих понятий, данных законодателем в п. «г» ст. 102 и ч. 1 ст. 144 УК РСФСР (пусть даже в сжатом виде). Эти единичные понятия как бы возникают на базе общих, целиком заимствуя их содержание, если, конечно, устанавливается тождество, единство противоположностей отдельного (совершенное деяние) и общего (правовой нормы).

С точки зрения логики квалифицировать деяние — значит дать ему определение¹, т. е. установить общее и

¹ Термин «определение», или «дефиниция», в различных языках имеет происхождение от слов, значение которых приблизительно одно и то же, от греческого слова horos — пограничный столб, от

87

>>>88>>>

существенное через особенное и специфическое, через единичное и индивидуальное. При этом следует учитывать, что формированию единичного понятия преступления в процессе его квалификации свойственна некоторая упрощенность, которая переносится и на его определение, а другими словами, сводится к нему. Например, определение понятия конкретного преступления — это 'не перечисление всех признаков деяния, а отражение наиболее важных, существенных из них, тех, которые характеризуют данное деяние и отличают его от других преступлений. Ясно, что при этом ряд конкретных признаков преступного деяния всегда остается за пределами понятия о нем.

Это обусловлено не только спецификой юридического познания, но и требованиями диалектической логики в отношении определения понятий. Формулируя методологические основания определения понятий, В. И. Ленин писал: «Чтобы действительно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все связи и «опосредствования». Мы никогда не достигнем этого полностью, но требование всесторонности предостережет нас от ошибок и от омертвения». Это во-первых. Во-вторых, диалектическая логика требует, чтобы брать предмет в его развитии, «самодвижении» (как говорит иногда Гегель), изменении. В-третьих, вся человеческая практика должна войти в полное определение предмета и как критерий истины, и как практический определитель связи предмета с тем, что нужно человеку. В-четвертых, диалектическая логика учит, что «абстрактной истины нет, истина всегда конкретна», как любил говорить, вслед за_ Гегелем, покойный Плеханов¹.

Сформулированные требования выступают также критерием существенности познаваемых признаков того или иного предмета, явления. Особенно это относится к ленинским словам о человеческой практике. Вся практика расследования и судебного рассмотрения того или иного преступления входит в знание о нем и обобщенно выра-

латинского finis — граница, конец чего-либо. В русском языке «определение» означает устанавливать предел, границу (см.: Горский Д. П. Определение. М, 1974, с. 95). Смысл термина «определение» указывает на глубокую связь процессов квалификации и определения.

'Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 42, с. 290.

>>>89>>>

жается в юридических понятиях, в правовых нормах. Поэтому отдельная применяемая уголовно-правовая норма является критерием существенности познаваемых приз-накрв совершенного деяния. А состав преступления, описываемый в этой норме, будет специфической формой для выражения сущности деяния, для определения его понятия.

Возьмем для примера рассмотренные уже преступные деяния Д. Так как в уголовном законе сформулированы общие понятия «умышленное убийство с особой жестокостью» (п. «г» ст. 102 УК РСФСР) и «кража личного имущества» (ч. 1 ст. 144 УК РСФСР), то задача по определению понятий преступлений, совершенных Д., сводится к следующему: мы посредством признаков этих общих понятий образуем содержание единичных понятий умышленного убийства с особой жестокостью и кражи личного имущества, совершенных Д. Операцией определения совершенных преступлений мы одновременно осуществляем конкретизацию применяемых норм УК и деяний, совершенных Д. Для этого в отношении каждого преступления нам необходимо выделить родовые (содержание состава преступления, данное законом) и видовые (содержание квалифицируемого деяния) признаки, т. е. дать родо-видовое определение (через род и видовое отличие).

Такая форма определения очень распространена в познании. Например, человек — это животное (родовой признак), способное производить орудия труда (видовой признак). Человеку присущи все признаки, характеризующие любое животное, но имеются такие, которые присущи только ему как виду животного.

В данном определении преследуется цель — выделить человека из всех животных, поэтому внимание заостряется на видовых (отличительных) признаках. В процессе квалификации задача иная: нам не так важно выделить особенность, неповторимость кражи, совершенной Д., а, наоборот, объединить, отождествить эту дражу со всеми другими кражами, ответственность за которые предусмотрена в ч. 1 ст. 144 УК РСФСР. Поэтому при определении понятия «кража, совершенная Д.» нас будут интересовать лишь родовые признаки.

Связь родовых (правовой нормы) и видовых (совершенного деяния) признаков предопределяет установление преступного характера квалифицируемого деяния. Ква-

89

>>>90>>>

лификация конкретного преступления — центральное звено применения уголовно-правовой нормы. Диалектика содержания и объем применяемых норм таковы, что первое определяет второе, т. е. содержание понятия фактического деяния позволяет отнести его к объему той или иной уголовно-правовой нормы. Закон, и только закон, выступает всеобщим критерием существенности признаков конкретного деяния, ибо он, по словам К. Маркса, является «подлинным выразителем правовой природы вещей»¹.

Выводы

1. Процесс квалификации преступления в своем динамическом аспекте по логической форме представляет собой единство индуктивного и дедуктивного умозаключения: установление фактических обстоятельств дела (формулирование меньшей посылки) происходит преиму* щественно индуктивным путем; установление уголовно-правовой нормы, предусматривающей квалифицируемое общественно опасное деяние (формулирование большей посылки), носит индуктивно-дедуктивный характер; итоговый вывод о квалификации преступного деяния по логической форме напоминает дедуктивный силлогизм.

2. Результат квалификации по своей внешней логической форме представляет собой суждение (например, Н. совершил кражу).

3. Внутренней логической формой результата квали» фикации преступления является понятие. Полученное лицом, применяющим норму права, понятие конкретного преступления есть субъективное выражение объективно существующего общественно опасного деяния.

4. Определение понятия квалифицируемого преступления логически происходит путем выделения родовых (содержание состава преступления, данное в уголовно-правовой норме) и видовых признаков (содержание конкретного квалифицируемого деяния), т. е. путем родовидового определения.

¹ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 122.

90

>>>91>>>

3. Характеристика логических ошибок в квалификации преступлений

Возможность ошибочной квалификации преступного деяния определяется сложностью воссоздания в сознании юриста объективного преступного события. Но эта возможность непременно становится действительностью, если при квалификации были нарушены требования методологии познания, и в первую очередь законы материалистической диалектики и формальной логики.

Марксистско-ленинская гносеология применяет две взаимосвязанные характеристики нашего мышления: его правильность и истинность.

Под правильностью мышления понимается соблюдение в процессе вывода основных логических законов¹. Мысль является правильной, если соответствующие ее части соединены логическим законом, т. е. мысль представляет собой логический закон. Например, если рассуждение протекает по формуле (модусу) условно-категорического силлогизма

А —-+В.А

В

[где А я В — любые утвердительные или отрицательные суждения, знак—»—условия зависимости между ними), то оно будет правильным, так как этот модус выражает логический закон. Например.

Если лицо, совершившее кражу, достигло 14-летнего возраста, то оно может быть привлечено к уголовной ответственности.

Совершившему кражу Н. исполнилось 15 лет.

Следовательно, Н. может быть привлечен к уголовной ответственности.

В данном случае во второй посылке утверждается истинность основания. Признав же истинность основания, мы должны признать и истинность следствия.

Если же наше рассуждение будет протекать по другому модусу условно-категорического ситлогизма, а именно по модусу

А—* в,в

¹ См.: Бажанов А. В. О природе логической правильности. — В сб : Вопросы логики. М., 1965, с. 107; Войшвилло Е. К-Предмет и значение логики. М., 1960, с. 24, и др.

91

>>>92>>>

то это рассуждение может быть и неправильным, ибо такая связь между посылками не всегда приводит к истинным выводам. Например.

Если Н. совершил тайное похищение личного имущества граждан, то он привлекается к уголовной ответственности за хищение личной собственности.

Н. подлежит уголовной ответственности за хищение личной собственности.

Отсюда, однако, нельзя сделать вывод, что Н. совершил кражу. Такой вывод из этих посылок не вытекает с необходимостью, так как одно и то же следствие условного суждения может иметь различные основания. Н. мог совершить как кражу, так и другой вид хищения (грабеж, разбой, мошенничество).

Таким образом, правильность характеризует логический переход от одной мысли к другой, который обеспечивает нам получение истинного результата. Истинность же — это характеристика содержания нашего знания, его совпадения, тождественности содержанию соответствующих предметов и их связей. Правильность характеризует мышление со стороны его формы (формального содержания), а истинность—-со стороны его содержания (конкретного содержания). Правильность мысли выступает логическим методом, который служит средством познания действительности, ведет к истине.

Правильность и истинность как характеристики нашего мышления (содержания и формы мысли) обусловливают деление всех ошибок в квалификации преступлений на фактические (ошибки в содержании) и логические (ошибки в связи между элементами или частями мыслительного содержания). Поскольку основания деления ошибок (форма и содержание) диалектически взаимосвязаны, постольку названные виды ошибок нельзя противопоставлять друг другу. С этой точки зрения фактические ошибки при квалификации преступлений могут найти объяснение и как логические ошибки. Квалификация — это логический процесс, переход от исходного знания к выводному через обосновывающее знание Лишь единство этих знаний обеспечивает правильную квалификацию. Рассматривая логические связи той или иной части рассуждения в процессе квалификации, мы тем самым выявляем объективно необходимые данные для вывода, устанавливаем, например, что некоторые положения отсутствуют, другие—не до-

92

>>>93>>>

казаны, сомнительны и т. д. Таким образом, логическая ошибка в квалификации преступления имеет обобщающий смысл для фактической ошибки. Анализ логической формы того или иного содержательного рассуждения служит выявлению и устранению фактических познавательных ошибок. Следовательно, применение логических законов позволяет выделить неправильные рассуждения (обнаружить логические ошибки) и быстрее раскрыть, в чем конкретно состоит фактическая ошибка.

Изучение следственной и судебной практики свидетельствует и о том, что многие, причем типичные и повторяющиеся, ошибки возникают вследствие нарушения основных правил логики, и особенно формально-логических законов тождества, противоречия (непротиворечия), исключенного третьего и достаточного основания. Эти законы получили название основных потому, что они выражают наиболее важные свойства правильного мышления: его определенность, непротиворечивость, пос-ледовательность и обоснованность. Нарушение логических законов делает мышление путанным, неясным и ошибочным. Известно, что отражением окружающего материального мира является не только содержание мысли, но и ее форма. Поэтому основные формальнологические законы тоже представляют собой отражение в сознании человека определенных взаимосвязей между предметами и явлениями окружающей материальной действительности. Законы логики не выдуманы, они объективны.

Закон тождества означает, что одна и та же мысль должна быть тождественна сама себе:

А есть А, или А=А,

где А означает любую мысль. Разновидностью нарушения закона тождества является логическая ошибка, заключающаяся в подмене тезиса- Она возникает, когда доказывается или опровергается не выдвинутое положение, а другое, которое принимается за выдвинутое.

Так, приговором Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Дагестанской АССР М. был осужден по ч. 3 ст. 117 УК РСФСР к 12 годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии строгого режима. Определяя М. этот

93

>>>94>>>

вид исправительно-трудовой колонии, суд исходил из того, что ранее виновный отбывал наказание в мевтах лишения свободы. Основанием для такого вывода послужило то обстоятельство, что несколько лет назад М. был осужден к лишению свободы. Однако в то время в кассационном порядке приговор в отношении М. был изменен, а наказание снижено до срока, в течение которого он содержался под стражей в качестве меры пресечения.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР в своем определении по данному делу изменила приговор Верховного Суда Дагестанской АССР, справедливо указав, что предварительное содержание под стражей до вступления приговора в законную силу не может расцениваться как пребывание в местах лишения свободы и потому М. подлежит направлению для отбывания наказания в исправительно-трудовую колонию усиленного режима¹.

Ясно, что при вынесении решения по делу Верховный Суд Дагестанской АССР допустил ошибку. В точном соответствии с законом (ст. 24 УК РСФСР) отбывание наказания в исправительно-трудовой колонии строгого режима назначается осуждаемым за особо опасные государственные преступления либо ранее отбывавшим наказание в виде лишения свободы. Для обоснования своего решения о виде исправительно-трудовой колонии суд должен был' привести доказательства того, что М. ранее отбывал наказание в виде лишения свободы. Однако вместо этого суд привел другой тезис, а именно, что М. ранее осуждался к лишению свободы. Так как отбывание наказания в виде лишения свободы вовсе не тождественно осуждению к лишению свободы, то рассуждения суда, таким образом, относятся к разным предметам, ошибочно принимаемым за один. М., как видно из обстоятельств дела, не отбывал это наказание. В соответствии же с постановлением Пленума Верховного Суда СССР №8 от 19 октября 1971 г. «О практике назначения судами видов исправительно-трудовых учреждений лицам, осужденным к лишению свободы» «не могут рассматриваться как ранее отбывавшие наказание в виде лишения свободы... лица, ранее осуждавшиеся к лишению свободы в пределах сро-

¹ См.: «Бюллетень Верховного Суда РСФСР», 1972, № 8, с. 6.

94

>>>95>>>

ка нахождения их под стражей в качестве меры пресечения, поскольку они не отбывали наказание в исправительно-трудовых учреждениях».

Закон противоречия (непротиворечия) выражает требование непротиворечивости мышления. Две противоположные мысли об одном и том же предмете, взятом в одно и то же время и в одном и том же отношении, не могут быть одновременно истинными:

АлТ '

где А — любое суждение, А — суждение, отрицающее А, а черта над всей формулой — отрицание двух суждений, соединенных знаком конъюнкций Л , обозначающим союз «и».

Закон противоречия имеет важное значение как в теоретической, так и в практической деятельности человека- Известно, как высоко оценивал значение этого формально-логического закона В. И. Ленин. Он писал, что логической противоречивости (при условии, конечно, правильного логического мышления) не должно быть ни в экономическом, ни в политическом анализе¹. Трудно переоценить значение рассматриваемого закона и для процесса применения норм права в области уголовного судопроизводства.

Приговором Ногинского городского народного суда Московской области Т. и М. осуждены по пп. «а» и «б» ч. 2 ст. 146 УК РСФСР. Осужденные ворвались в комнату рабочего общежития и потребовали, чтобы проживавшие там Ч. и Р. выложили деньги на стол. Получив отказ, Г. и осужденный по делу К- избили Ч. и Р., сняли наручные часы с Ч., а затем вместе с М. забрали принадлежавшие потерпевшим и их товарищам радиоприемник, нейлоновую рубашку, авторучки и деньги.

Московский областной суд и Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР оставили приговор без изменений. Заместитель Генерального Прокурора СССР внес в Президиум Верховного Суда РСФСР протест, в котором поставил вопрос о переквалификации действий Г. и М. на ч.2 ст. 145 УК РСФСР. Однако протест был отклонен.

Признаком грабежа, предусмотренного ч. 2 ст. 145 УК РСФСР, является применение насилия, не опасного для

¹ См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 30, с. 91.

95

>>>96>>>

жизни и здоровья потерпевшего. Между тем виновные нанесли потерпевшему Р. такие телесные повреждения, которые отнесены судебно-медицинским экспертом к категории легких, причинивших расстройство здоровья¹. Таким образом, уже одно это обстоятельство не позволяет считать совершенное преступление грабежом-

В протесте, который был отклонен Президиумом Верховного Суда РСФСР, содержались два противоположных суждения:

А — виновные совершили открытое похищение имущества, совершенное с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего (потерпевшему были нанесены легкие телесные повреждения, причинившие расстройство здоровья);

/I — виновные совершили грабеж, т. е. открытое похи-шение с насилием, не опасным для жизни и здоровья потерпевшего.

Эти суждения противоречат друг другу, поэтому не могут быть одновременно истинными. Виновные либо не причинили потерпевшему телесных повреждений, связанных с расстройством здоровья, и совершили грабеж, либо причинили потерпевшему телесные повреждения, повлекшие расстройство здоровья, и тогда должны нести ответственность за разбой. Так как в действительности установлено, что виновные причинили потерпевшему телесные повреждения с расстройством здоровья, истинно суждение А. Таким образом, и здесь • несоблюдение формально-логического закона противоречия (непротиворечия) привело к ошибочному утверждению о том, как квалифицировать совершенное преступление.

Закон противоречия, указывая на ложность одного из двух противоречивых суждений, оставляет открытым вопрос об истинности или ложности второго суждения. Этот вопрос решается на основании закона исключенного третьего, согласно которому из двух противоречивых суждений в одно и то же время и в одном и том же отношении одно непременно истинно:

AVA,

где А — любое суждение, А — суждение, противоречащее А.,\/ —знак дизъюнкции, союз «или». Таким обра-

¹ См.: «Бюллетень Верховного Суда РСФСР», 1969, №11, с. 11—12.

96

>>>97>>>

зом, одно из этих двух противоречивых суждений непременно ложно, другое — непременно истинно, а третье суждение исключается.

Несоблюдение этого закона также нередко приводит к ошибкам, особенно в стадии установления фактических обстоятельств дела. Закон исключенного третьего распространяется только на противоречивые суждения (различные по качеству и количеству), а не на противные (различные лишь по качеству).

Для примера полезно рассмотреть два противных суждения: «Нож, которым был убит потерпевший, принадлежит М.» и «Нож, которым был убит потерпевший, принадлежит Н.» Они не могут быть одновременно истинными, но могут быть одновременно ложными: нож мог принадлежать и другим лицам, помимо М. и Н. Следовательно, из двух противных суждений оба могут быть ложными. Если же первое суждение сравнить с противоречащим ему суждением: «Нож, которым был убит потерпевший, не принадлежит М.», то станет очевидным, что одно из них непременно истинно.

Значит, если в процессе предварительного следствия или судебного рассмотрения дела установлено, что две версии (например, выдвинутые обвиняемым — подсудимым) противоречат друг другу, то это еще не основание для того, чтобы их опровергнуть (одна из них истинна). Напротив, принятие на том же основании (из противоречия первых двух) третьей версии будет ошибочным.

Требование доказательности мышления выражает закон достаточного основания: всякая истинная мысль должна быть обоснована другими мыслями, истинность которых доказана. Он тоже имеет важное теоретическое и практическое значение, особенно для стадии установления фактических обстоятельств, в зависимости от которых должна быть применена та или иная уголовно-правовая норма. Изучение следственной и судебной практики показывает, что именно в этой стадии процесса применения правовых норм больше всего допуска-'ется ошибок, связанных с нарушением логического закона достаточного основания. Одни только опубликованные материалы практики Верховного Суда СССР за 1968—1970 гг. дают возможность заключить, что отмена 20,4% приговоров связана с тем, что они основывались на предположительных суждениях о фактических обстоятельствах дела.