ИРАН И ЕГО ОППОНЕНТЫ.

Как ведется игра вокруг иранского ядерного оружия и в чем ее смысл?

Владимир Новиков – ведущий аналитик МОФ-ЭТЦ

Вопрос об иранской ядерной программе является одним из острейших вопросов мировой политики. Этот вопрос приковывает к себе особое внимание дипломатов, спецслужб, экспертов, средств массовой информации.

В центре внимания экспертного сообщества – характер иранской ядерной программы, возможные сроки получения Тегераном как самой ядерной бомбы, так и средств её доставки, возможные последствия ядерного статуса Ирана и так далее. Все это, безусловно, заслуживает самого тщательного обсуждения.

Однако в этом исследовании речь пойдет о другом. О том, что иранскую ядерную программу нельзя рассматривать в отдельности от ракетных разработок Тегерана. Мало научиться изготавливать ядерные боезаряды. Нужны еще и средства доставки этих боезарядов. А такими могут быть либо стратегическая авиация, либо ракеты. А раз так, то обсуждение вопроса о наличии в Иране ракет, позволяющих доставить в нужную точку ядерный боезаряд, совершенно необходимо. Вопрос о наличии у Ирана ракет нужного типа не менее важен, чем вопросы о том, насколько приблизилась иранская сторона к технологии обогащения урана, сколько именно ядерного сырья она уже успела обогатить и так далее.

Анализ некоторых сделок по продаже в Иран ракетной техники позволяет нам многое уточнить относительно военных возможностей Ирана, его реальной стратегии, характера проводимой им международной политики, соотношения в этой политике риторики и реальных действий.

Ниже будут обсуждаться цепочки поставок в Иран военной техники, образцов вооружения, материалов и «чувствительных технологий». Цель не в том, чтобы уточнить военно-технические детали, а в том, чтобы обнаружить парадоксальность как привлекающих острое внимание иранских ядерных сюжетов, так и иранской политики вообще. Выявить несоответствие между «официально принятой» в мировом сообществе версией событий и реальным положением вещей. И, двигаясь от частного к общему, доказать, что общепринятая схема – «фундаменталистский Иран против западной цивилизации» – содержит в себе весьма существенные изъяны, что эту схему нельзя принять на вооружение, коль скоро мы хотим адекватно обсуждать и решать ключевые проблемы XXI века.

Любая крупная военная программа в странах «третьего мира», к числу которых, безусловно, относится Иран, не может обсуждаться без ответа на вопрос о том, кто является конкретным спонсором этой программы. А уж если речь идет о ядерных программах – программе изготовления боезарядов, программе создания средств доставки боезарядов, – то ответ на вопрос о спонсоре (спонсорах) этих программ имеет первоочередное значение. Причем речь идет как о разных программах, так и о разных видах спонсорства (политическом, технологическом, финансовом и так далее). Ибо вне указания на конкретных спонсоров конкретных программ обсуждение иранской ядерной проблемы приобретает чересчур уж риторический и беспредметный характер.

Ведь есть убедительные свидетельства того, что Иран в его современном состоянии не способен самостоятельно разработать и создать ни собственное ядерное оружие, ни средства его доставки. Никоим образом не желая уничижительно относиться к научно-техническим возможностям стран «третьего мира» вообще и Ирана в частности, мы считаем тем не менее необходимым оговорить, что для решения ядерной проблемы своими силами необходимо иметь не только соответствующие кадры (ученых, инженеров, рабочих), но и соответствующие индустриальные модули: разноплановую высококачественную промышленность соответствующего профиля, ресурсную базу, причем не только базу добычи сырья, но и базу переработки этого сырья (по отношению к урановому сырью речь идет об очень сложной переработке), а также многое другое. Так называемые «горячие камеры», реакторное оборудование и т.д. Расчеты показывают, что, даже бросив весь свой интеллектуально-промышленный потенциал на создание ядерного оружия, Иран в том виде, в каком он существует, никак не может решить эту проблему своими силами.

Что же касается привлечения возможностей других, более развитых стран, то на этом пути стоят немалые препятствия. Доступ Ирана к тем средствам реализации ядерной программы, которыми располагает мировое сообщество, формально ограничен многочисленными жесткими санкциями, которые наложили на официальный Тегеран США и их союзники после исламской революции 1979 года.

Таким образом, ядерные возможности Тегеран может получить только из чужих рук и только по так называемым «закрытым каналам». Обладатели необходимого Ирану не будут задействовать свои возможности и свои закрытые каналы в его интересах, руководствуясь исключительно филантропией. Или даже элементарными соображениями примитивной экономической выгоды. Они будут решать вопрос о передаче ядерных технологий Ирану лишь в случае, если он сможет в ответ предоставить им нечто крайне существенное. Что же именно?

Ответ на подобный вопрос требует рассмотрения феномена так называемой Большой Игры. Ибо только в ее рамках возможны те или иные варианты обмена какого-то иранского «предложения» на иранский ядерный «спрос».

О каком же «предложении» может идти речь? И может ли вообще идти речь о каком-то «предложении»? В поисках ответа обратимся к истории вопроса. Иранский ядерный проект – история вопроса 

Когда говорится об иранской ядерной программе, то обычно подразумеваются те исследования в ядерной сфере, которые ведет современный Иран. То есть государство, сложившееся после исламской революции 1979 года в период режима Хомейни и постхомейнистских трансформаций. Однако исторические данные говорят о более раннем этапе начала работы как над мирной атомной программой, так и над военными составляющими ядерных исследований.

Как известно, у истоков ядерной программы Ирана стоял шахский режим, который 5 марта 1957 года подписал с США соглашение о начале сотрудничества в области ядерных исследований исключительно мирного характера¹.

Десять лет спустя, в 1967 году, Тегеран закупил у США реактор мощностью 5 МВт. В том же году американцы поставили в Тегеранский ядерный научно-технический центр несколько граммов плутония для исследовательских целей и «горячие камеры» со способностью переработки до 600 грамм плутония в год².

У шахского Ирана были обширные планы по развертыванию исследований в ядерной области. По плану администрации Пехлеви до 2000 года на ядерные проблемы должно было быть израсходовано до 30 млрд. долларов³. Сама же программа предполагала строительство 23 ядерных реакторов⁴. Для реализации всех этих масштабных начинаний была создана Организация атомной энергии Ирана (ОАЭИ). Основным направлением деятельности этой структуры стал импорт оборудования и создание инфраструктуры для реализации ядерной программы⁵.

Технологическую помощь шахскому режиму в атомных вопросах оказали в 1970-е годы Германия и Франция. С ними были достигнуты договоренности о строительстве нескольких АЭС в Иране⁶.

В 1974 году Иран закупил во Франции и Западной Германии два атомных реактора. А в 1977 году к ним добавились еще четыре, закупленных все в той же ФРГ. Причем атомщики из Бонна сразу же берутся за другой важный проект – строительство двух энергоблоков АЭС в Бушере⁷.

В 1970 году Иран присоединился к Договору о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО). И шахский режим декларировал исключительно мирный характер иранской ядерной программы. Однако соответствовало ли это реальности?

Российские военные эксперты (например, ведущий научный сотрудник Института Военной истории МО РФ В. Яременко) утверждают, что над военной составляющей иранской атомной программы начал работать еще шах. И американская администрация ему в этом (видимо, вполне осознанно) потворствовала. В качестве доказательства приводится рассекреченный недавно Меморандум Госдепа № 292 «О сотрудничестве между США и Ираном в области ядерных исследований» 1975 года, подписанный лично Генри Киссинджером⁸.

Согласно этому документу, США предлагали Ирану помощь в освоении полного цикла обогащения урана. А эти технологии уже можно использовать в военных целях. Интересно, что за ядерное сотрудничество с Ираном тогда выступали будущие «антииранские ястребы» – Д.Чейни, Д.Рамсфелд, П.Вулфовиц, занимавшие различные посты в администрации Д.Форда⁹.

В следующем 1976 году уже лично президент Форд издал директиву, по которой шахскому режиму предлагалось купить технологию получения плутония из уранового сырья. Вашингтон намеревался поставить в Иран 6-8 ядерных реакторов общей стоимостью 6,4 миллиарда долларов. Кроме того, Вашингтон предлагал Тегерану купить за 1 миллиард долларов 20% акций завода по производству ядерного топлива¹⁰.

Фактически администрация Форда предлагала шахскому режиму беспрецедентное содействие в мирном, а в перспективе и в военном освоении атомной энергии – получение доступа к технологии выработки плутония. В значительной степени Вашингтон, содействуя иранской ядерной программе, дестабилизировал ситуацию не только на Ближнем и Среднем Востоке, но и в мире.

Конечно, шахский Иран – это не Иран Хомейни, Ахмадинежада или даже Рафсанджани. Однако Иран – это такое государство, которое по определенным причинам всегда будет восприниматься с настороженностью своими соседями. Иран – это носитель иного, не арабского этнического (персидского) и религиозного (шиитского) начал. И его ядерная программа в сочетании с тогдашней американо-израильской ориентацией не могла не беспокоить как суннитских арабских соседей, так и Турцию, чья настороженность по отношению к персидскому соседу имеет давнюю историческую традицию. А в эпоху шаха все это дополнялось тем, что Тегеран был фактически главным союзником США и Израиля на Ближнем Востоке со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Раз так, то США эпохи Форда, предоставляя Ирану все большие ядерные преференции, просто не могли не понимать всех последствий «ядерного накачивания» Ирана. Тем более, что к числу существенных последствий передачи Ирану ядерных технологий (включая двойные) относилась и потеря монополии пулом имевшихся тогда ядерных игроков. Уже тогда проблемы нераспространения носили крайне острый характер. И расширение круга ядерных игроков несло издержки, в том числе и для США, порождая все глобальные риски, связанные с так называемым расползанием ядерного оружия.

Кроме того, Иран не был столь стабильным союзником США, как Израиль. И предоставление Ирану ядерных технологий двойного назначения превращалось в сверхрискованную затею. Ведь нестабильность шахского Ирана стала очевидной задолго до 1979 года!

И, тем не менее, США и совокупный Запад шли на риск потенциального ядерного вооружения шахского Ирана. Имеющаяся теперь в открытом доступе документальная база фактически не оставляет по этому поводу никаких сомнений.

Подчеркнем, что такая политика США в серьезной степени отличалась от политики их тогдашнего главного оппонента – СССР. Приведем конкретный пример. Примерно в то же время, 1950-1970-е гг., свою ядерную программу начал осуществлять и Ирак. Не вдаваясь в детали иракских сюжетов, укажем лишь, что в иракской ядерной программе поучаствовали и СССР, и США, и Франция. И выделим здесь то, что нас в наибольшей степени интересует, – советскую позицию.

А она заключалась в содействии исключительно мирным ядерным начинаниям, препятствуя военным составляющим иракской ядерной программы.

Так, в частности, при подписании в 1959 году советско-иракского межправительственного соглашения о помощи в реализации ядерной программы специально оговаривался ее исключительно мирный характер. Данная позиция была отражением личной позиции тогдашнего советского лидера Никиты Хрущева, который категорически выступал за отказ от передачи ядерных оружейных секретов «третьим странам» – от КНР до государств Ближнего Востока¹¹.

Но и в постхрущевские времена, в 1975 году, в ответ на просьбу тогдашнего вице-президента Ирака Саддама Хусейна передать более совершенный ядерный реактор советские руководители потребовали от своего иракского визави сотрудничать в атомной сфере с МАГАТЭ¹². Как известно, Хусейн в итоге получил ядерные технологии военного назначения, но не от СССР, а от Франции.

Возвращаясь к иранским ядерным проблемам, укажем, что после исламской революции 1979 года ядерные исследования были заморожены. Дело в том, что лидер исламской революции аятолла Хомейни считал ядерное оружие «антиисламским», что и определило позицию иранских властей на долгие годы по отношению к этой проблеме¹³.

Однако уже в первой послереволюционной генерации иранского режима нашлись люди, которые считали необходимым продолжить ядерную программу (включая ее военную составляющую).

В числе таких людей был видный соратник Хомейни, генеральный секретарь Исламской республиканской партии Сейед Мохаммад Хосейни Бехешти. Он заявил Хомейни в одной из дискуссий начала 1980-х гг.: «Вашим долгом является, прежде всего, создание атомной бомбы для Исламской республиканской партии. Наша цивилизация на грани гибели, и, если мы хотим ее защитить, нам нужно ядерное оружие»¹⁴.

Но Бехешти был убит в результате террористического акта 28 июня 1981 года. И сторонники нового развертывания иранской ядерной программы надолго отложили реализацию своих планов.

Реанимация иранского ядерного проекта в конце 1980-х гг.

Ядерные исследования Ирана были возобновлены лишь в 1987 году. К этому времени Хомейни, все еще являвшийся религиозным лидером, изменив позицию по ядерному вопросу, дал санкцию на возобновление иранской ядерной программы¹⁵ При этом некоторые эксперты указывают, что на решение о реанимации иранской ядерной программы повлияла ирано-иракская война 1980-1988 гг., когда Ирак активно применял в ходе боевых действий оружие массового поражения (химическое, например), а также устраивал ракетные обстрелы крупнейших иранских городов (включая Тегеран) и стратегических объектов (включая обстрелы в 1987 и 1988 гг. блоков законсервированной Бушерской АЭС)¹⁶.

Однако Хомейни никоим образом не превратился в особого ревнителя ядерной иранской программы. Он просто уступил и реальности, и политическому давлению своих набирающих политическую мощь сподвижников. Реанимация иранской ядерной программы была существенно обусловлена укреплением позиций Х.А.Рафсанджани и успехом проводимого им политического курса. Х.А.Рафсанджани, являясь представителем реформаторского крыла иранского руководства, считал абсолютно необходимым превращение Ирана в сверхдержаву, пусть и под лозунгами исламской революции. А ядерная программа являлась для него и его сподвижников одним из инструментов такой трансформации¹⁷.

Отметим, что в настоящее время наиболее ярым «атомным радикалом» принято считать действующего иранского президента М.Ахмадинежада. И это во многом именно так. Сам Ахмадинежад не скрывает своей приверженности «атомному выбору».

Однако внимательный анализ проблемы показывает, что иранская ядерная программа осуществлялась и при шахе, и при позднем Хомейни, и в постхомейнистском Иране. Как мы видим, скорее представитель определенной части иранских фундаменталистов откажется от ядерной программы из-за своих религиозных установок, чем тот или иной рациональный политик, ориентированный на вестернизацию, как шах, или на иранскую исламскую сверхдержавность, как Рафсанджани.

Вряд ли смена конкретного первого лица в Тегеране (например, Ахмадинежада на Рафсанджани или на другого реформатора Мусави) что-либо изменит в отношении иранских руководителей к ядерной программе Ирана.

Известно, например, что главный кандидат от «реформистских сил» на иранских президентских выборах 2009 года Мир-Хосейн Мусави в ходе предвыборной кампании говорил о необходимости продолжения иранской ядерной программы. Правда, он оговаривался, что будет стремиться к тому, чтобы ядерная программа Ирана не носила военный характер. Но время от времени что-то сходное можно услышать и из уст Ахмадинежада. И совершенно ясно, что все разговоры о мирном характере ядерной программы Ирана – просто дань конъюнктуре. И что на самом деле политики Ирана стремятся не к мирному, а к военному атому.

Заявление Мусави датировано апрелем 2009 года¹⁸. Его оговорка о том, что он будет стремиться исключительно к мирному использованию иранского атома, конечно, важна. Но только в качестве иллюстрации на тему об игре, которую иранские элиты ведут вокруг ядерного проекта. В рамках этой игры допустима разная риторика. Но лишь постольку, поскольку она обеспечивает решение главной задачи – задачи вывода Ирана на новые, регионально-сверхдержавные рубежи. Причем Иран не Индия и не Китай. Ему не надо восполнять дефицит газа и нефти с помощью мирных ядерных реакторов. У него нет дефицита этих стратегически важных ископаемых.

Реальную помощь Ирану в возобновлении его ядерной программы оказали, во-первых, Китай и, во-вторых, Пакистан.

Китайская сторона поставила исследовательскому центру в Исфагане небольшой реактор¹⁹. Кроме того, в 1993 году Пекин обещал содействовать Тегерану в достройке АЭС в Бушере путем предоставления рабочей силы и технологий, а также в строительстве новой АЭС на юго-западе Ирана (мощность объекта – 300 МвТ). В 1995 году была достигнута еще одна договоренность – о сооружении под Исфаганом завода по обогащению урана²⁰. Также еще в 1990 году между Китаем и Ираном было заключено соглашение сроком на 10 лет о подготовке иранских специалистов в ядерной сфере²¹.

Такое активное сотрудничество Тегерана и Пекина в атомной сфере вызвало негативную реакцию США. И в 1999 году ирано-китайское сотрудничество было официально свернуто. Но лишь официально. Об этом свидетельствует то, что уже в 2002 году американские власти ввели санкции против трех фирм из КНР, поставлявших в Иран вещества и материалы, которые могут быть использованы для производства оружия массового поражения²².

Что касается ирано-пакистанских контактов в ядерной сфере, то известно, что Исламабад и Тегеран в 1987 году заключили секретное соглашение о сотрудничестве в области ядерных исследований²³. Подробно тему пакистано-иранского сотрудничества мы осветим ниже. Здесь же просто зафиксируем, что такое сотрудничество имело место.

Россия, которую чаще всего обвиняют в потворстве и спонсорстве иранского ядерного проекта, присоединилась к нему лишь в 1992 году. И нужно отметить, что российская доля в иранском проекте – это строительство АЭС в Бушере, которое находится под строгим контролем МАГАТЭ и носит исключительно мирный характер. Китай, Пакистан и Северная Корея как действующие лица иранской ядерной игры 

Анализ существующих данных говорит о том, что различные составляющие иранской ракетно-ядерной программы чаще всего имеют своим источником цепочку Северная Корея – Иран – Пакистан. При явном технологическом спонсорстве Китая.

Чтобы не быть голословными, укажем на три важных аспекта этой темы.