Теодор Гомперц. Греческие мыслители. Т 2. Сократ и сократики
.pdfГлава восьмая. Мегарики и родственные им направления |
181 |
яние этих причин. Что касается аргументации Диодора, то она была приблизительно следующей: все совершившееся таково, как оно есть; его инакобытие относится к области невозможного; но из невозможного не может произойти возможное; поэтому и настоящее и будущее не может быть иным, как оно есть или будет; понятие простой возможности, таким образом, отпадает. Недостатки этого доказательства вполне ясны. Однако у нас нет ни малейшего основания предполагать, что автор ее понимал ее ошибочность. Почему он должен был быть проницательнее, чем те диалектики, которые после него трактовали эту же тему, и, по-видимому, совершенно безуспешно. Наша же критика гласит приблизительно так. Если под необходимостью в посылках подразумевается причинная необходимость, то этим уже заранее утверждается то, что аргументация хочет закрепить впоследствии. Логики называют это ложным кругом (реШАо рппс1рп).* В этом случае аргументация совершенно излишня, но не вводит в заблуждение, так как обходным путем хочет доказать то, что ясно всякому, верящему в безусловное господство причинности. Иначе обстоит дело — такова, вероятно, была мысль Диодора, — если под необходимостью понимается н е и з м е н н о с т ь , которую можно отнести не ко всякому явлению, а только прошедшему как прошедшему. В этом случае аргументация относится к роду софизмов, возникающих из того априорного предрассудка, что следствие должно походить на причину, — норма, применимая лишь к одному, хотя и очень важному, классу явлений природы (сохранение энергии, сохранение вещества). Неосновательность так понимаемого заключения бросается в глаза. Точно таким же образом можно доказать, что прошедшее не может создать ни настоящего, ни будущего. Ибо с таким же правом можно спросить: как из прошлого может возникнуть его противоположность, не бывшее, т. е. настоящее и будущее?
Но мы еще не разделались |
с этим положением. Мы должны |
||||
еще поставить |
вопрос, какие |
мотивы были у Диодора, когда |
|||
он выставлял |
свой тезис. На этот |
раз, по |
крайней |
мере, мы |
|
в состоянии дать довольно верный |
ответ. |
Мегарики, |
начиная |
||
* Или «Предвосхищение основания». (Прим. ред.)
182 |
Т. Гомперц. Греческие |
мыслители |
с Евбулида,* ожесточенно спорили с Аристотелем. Нам известно, что они оспаривали Аристотелево применение понятия возможности. Об этом споре необходимо говорить в связи с аристотелевской философией. Здесь же мы можем предварительно упомянуть, что Аристотель ставил потенциальное бытие рядом с действительным бытием как почти однородную категорию и применял ее не только как вспомогательное понятие, но и как реальную основу при объяснении приблизительно в том же смысле, в каком многие современные физики говорят о «силах» или старые психологические школы о «душевных способностях». В противоположность этому мегарики и Антисфен, не допускавшие овеществления абстракций, оспаривали Аристотелеву концепцию и пытались доказать, что понятие возможности не имеет самостоятельного значения, а выражает лишь наше ожидание будущей действительности. И аргумент Диодора возник во время этого же спора, из которого, по мнению одного из лучших знатоков Аристотелевой философии Германа Боница, Аристотель далеко не вышел победителем.** Даже в причудах этого человека был смысл. Двум из своих пяти дочерей, которых он подготовлял к диалектическому искусству, он дал неслыханные доселе имена, причем одно мужское, а рабу своему дал имя, составив его из союзов; все это должно было служить доказательством суверенной свободы человека, что он господин, а не слуга языка. Таков же смысл и его утверждения, что слово означает всякий раз лишь то, что говорящий хочет в него вложить. Он является в этом вопросе, по-видимому, определенным представителем условной теории языка (см. том I). Пользуясь ею, он хотел найти источник всех диалектических
иметафизических ошибок.
10.Согласно традиции, мы причислили Диодора к мегарикам. В действительности же его колыбель находилась в Иасосе, в далекой Карии, и связь его с этой школой ограничивалась только тем, что он был учеником Евбулида, который сам пере-
селился из Милета в Мегару. Нам неизвестно, протекала ли
* Евбулид Милетский, по прозвищу Евклид, преемник Евклида, основателя мегарской школы; о нем см.: Диоген Лаэртский II 108—111. (Прим. ред.)
** См. прим. и доб. Т. Гомперца.
Глава восьмая. Мегарики и родственные им направления |
183 |
его учебная деятельность, которой воспользовался основатель стоицизма, Зенон, в Афинах или в Мегаре.* История философии применяет иногда тот же прием, что и астрономия, соединяя иногда в созвездие очень отдаленные друг от друга светила. Семена, посеянные Сократом, взошли во многих частях Греции, между прочим и в таких, которые до того времени были совершенно не затронуты спекулятивной культурой; и сократовская диалектика сочеталась с зеноновской более чем в одном месте. К этому присоединилось могущественное влияние кинического направления, и, таким образом, разделение на секты и школы в границах этого круга не лишено некоторой искусственности. Стильпон, например, получил свое образование от коринфского диалектика Фрасимаха, который, в свою очередь, был внучатым учеником Евклида; однако он причислялся также к ученикам киника Диогена. Мегара была его родиной и местом его деятельности; но нельзя забывать, что он был не только учеником мегариков. Алексин родился в Элиде и закончил там свою жизнь. Тогда как другие диалектики, как Клиномах из Фурий,** только внешне были отдалены от мегариков, тесная связь соединяет мегарскую и элидоэретрийскую школу. Здесь выступает Федон, имя которого дорого для всех почитателей платоновского искусства. Он был аристократ по происхождению и необычайно красив. Романтическая судьба сделала его более известным, чем того заслуживала его личность. В качестве военнопленного он был увезен со своей родины Элиды и продан в рабство в Афинах, где дотел до крайней степени унижения. Освобожденный из раб-
ства Сократом и его учениками, он сделался любимым учеником афинского мудреца и после его смерти стал учителем и писателем в своем родном городе. От диалогов его сохранились лишь жалкие остатки, несколько слов и фраз, которые нам ничего не дают. Мы уже упоминали о его диалоге «Зопир» (с. 46). Другой его диалог назывался «Симон» по имени сапожника, в лавке которого часто будто бы сиживал Сократ. Из скудных сообщений, которые мы имеем о содержании этого диалога, было выведено очень правдоподобное заключение, что здесь излагалась сократовская мораль в ее применении к про-
*См. прим. и доб. Т. Гомперца.
**См. прим. и доб. Т. Гомперца.
184 Т. Гомперц. Греческие мыслители
стой жизни горожан и противопоставлялась тому, что Федон считал односторонней эксцентричностью или вырождением.
К этой элидской ветви в древнее время присоединяли и эретрийскую, ибо главный представитель ее М е н е д е м из Эретрии * на Эвбее считал своими учителями, кроме других сократиков и в особенности великого Стильпона в Мегаре, еще и неизвестных последователей Федона. Несоответствие между славой этого ученика Стильпона и нашим знанием того, что эту славу обосновывало, еще резче, чем у его учителя. Противоречие это усиливается следующим обстоятельством. Один из его соотечественников-эвбейцев, А н т и г о н из Кариста, попеременно бравшийся то за резец скульптора, то за перо историка, написал биографии современных философов в стиле мемуаров с той любовью к жанровым деталям, которые так характерны для литературных и художественных произведений эллинистического времени. Через него, без сомнения, лично знавшего Менедема и, по всей вероятности, бывшего его учеником, мы очень хорошо знакомы с личностью и обстоятельствами жизни эретрийского философа. Он происходил из аристократической семьи, но отец его был небогатым архитектором. По внешности он был небольшого роста, плотно сложен, со смуглым лицом. Всякий педантизм был ему противен, что и проявлялось в некоторой распущенности в его школе. Ученики его стояли и сидели, как им хотелось; стулья не стояли в круг, как в других местах. Он жил вместе со своим другом Асклепиадом в полном общении, которое не изменилось даже после брака Менедема с одной вдовой, а его друга с ее дочерью. Он был другом поэзии. Любимыми поэтами его были Гомер и Эсхил; среди сатириков первым он считал своего соотечественника Ахея. Из современных поэтов были ему близки поэт Арат (который подобно ему был близко знаком с македонским царем Антигоном Гонатой) и Ликофрон из эвбейской Халкиды. От последнего мы имеем описание тех симпосиев, которые необычайно остроумный философ любил устраивать. Участники, к которым присоединялись после трапезы и ученики, услаждались философскими разговорами, умеренно сдабривая их вином и кушаньями до тех пор, пока пение петуха не напоминало им о
**См. прим. и доб. Т. Гомперца.
Глава восьмая. Мегарики и родственные им направления |
185 |
необходимости разойтись. Он был проницателен, находчив и остроумен, строг и кроток. Ему пришлось исключить из школы сына своего друга и не удостоивать его даже поклона, но потом он же спас его от каких-то, нам неизвестных, ложных шагов
инаправил на правильный путь. И в отношении научных противников он проявлял ту же любезность. Так, например, он снабдил охраной от разбойников супругу своего противника Алексина во время путешествия ее в Дельфы. Профессор, говоря современным языком, стал президентом маленького свободного государства и в качестве такого проявил себя с самой лучшей стороны. В то время когда греческие государства, в том числе
иАфины, соревновались друг с другом в самоунижении перед Диадохами, ему ставили в заслугу поведение, одинаково далекое
иот недостойного угодничества, и от вызывающего упрямства. Нам сохранилось начало поздравительного адреса эретрийцев Антигону Гонате после победы, одержанной им над кельтами (278 г. до Р. X.); содержание его поддерживает высказанное выше мнение о нем. Вскоре после этого он был изгнан благодаря интригам своих политических противников и умер в возрасте 74 лет при дворе этого монарха в Македонии.
Среди философов-современников больше всего он чтил Стильпона за его благородный образ мысли. По своему учению, которое сохранялось лишь устным преданием, он приближается к Сократу. Единство добродетели и рассудка, однородность их сущности — таковы его определенные утверждения. В религиозных вопросах он, подобно Стильпону, был свободомыслящим, но мало сочувствовал насмешникам над религией, которые, как ему казалось, хотели «еще раз умертвить умершую». О его
нововведениях |
в логике и о связанных с ними положениях |
|
Д и о д о р а мы |
будем говорить позже. С последним, |
а также |
со Стильпоном его связывает еще и то, что мы можем |
назвать |
|
у к р е п л е н и е м ч у в с т в а д е й с т в и т е л ь н о с т и и на что огромный прогресс естествознания оказал значительное влияние. Ведь современиками нашего философа были Г е р о ф и л — основатель эмпирической медицинской школы, Е в к л и д — геометр и оптик и А р и с т а р х Самосский, Коперник древности (I 107). В сороковых и пятидесятых годах девятнадцатого столетия сильно развившееся естественно-историческое мышление почти без борьбы оттеснило априористические системы Гегеля
186 Т. Гомперц. Греческие мыслители
и Шеллинга; аналогичный процесс, если мы не ошибаемся, произошел в первой четверти третьего столетия до Р. X. В течение дальнейшего изложения эта аналогия станет понятнее. Здесь мы рассматриваем лишь одну часть большой картины. Стремление киников устранить овеществление абстракций начало мало-помалу приносить свои плоды. Тонкий наблюдатель заметит те же тенденции у Диодора и у Стильпона. Что же касается до эретрийцев, под которыми главным образом подразумевается М е н е д е м , то мы имеем вполне определенное свидетельство, что они отрицали «субстанциальное бытие общих свойств и признавали их лишь в отдельных конкретных вещах».* В этих людях нас приятно поражает прежде всего не стремящаяся к безграничному плодотворная деятельность в мире с национальными обычаями. Деятельность эта характеризует паузу, наступившую в ожесточенной войне между философией и действительной жизнью. Взор историка охотно покоится на образе М е н е д е м а , несправедливо прозванного своими противниками киником, в действительности же философа, полного любви к родине, стоящего во главе маленькой общины. Нам рисуется мирный, освещенный солнцем островок среди бушующего моря.
**См. прим. и доб. Т. Гомперца.
[зс] Е й ЕПЕ11л си ЕГЭ ЕГЭ ЕпЕЗ 1л с] 1л с] ЕГЭ ЕГЕЗ
р С ] ГДЩ [ДСП |Д ГД Щ ГД СП ГД СП ГД СП ГД ГД [Д
[5™Э 1л е] Ее] ЕГЭ 1л с] 1л е1ЕГЭ ЕГЭ ЕГЭ ЕГЭ 1л с]
р |
ГД щ ГД С] ГД С] ГД ел ГД ГД ГД ГД ГД [ДС] |
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Киренцы
Светоч, зажженный Сократом, озарил своими лучами не только Эвбею или Элиду. Они проникли в отдаленнейшие уголки эллинского мира. В одном из таких пограничных пунктов, близ пустыни Африки, возникла боковая ветвь Сократова учения, процветавшая в течение нескольких поколений и затем угасшая, чтобы вновь возродиться в школе Э п и к у р а и в этом новом виде властвовать вместе со стоиками над душами
иумами человечества в продолжение столетий.
Внынешнем, недавно отделившемся от Триполиса вилайете Барка в восточной части большого Сирта с давних пор поселились греки и основали пять городов, из которых древнейшим
инаиболее значительным была Кирена. Древнее и новое время одинаково прославляли чудесное местоположение этого города
ибогатство окружающей его природы.*
Защищенный на юге горной цепью от песков и зноя пустыни, расположенный на плоскогорье, уступами сходящем к морю (600 метров над уровнем моря), одаренный чудным климатом, напоминающим своей равномерностью береговую часть Калифорнии, построенный на «мерцающей груди» (говоря образным языком Пиндара) двух горных вершин, близ источника, мощно свергающегося с известковой скалы, — таков был город Кирена и таковы развалины его, предстающие взору путешественника как «волшебнейший ландшафт, когда-либо виденный им» (Генрих Барт). По зеленым холмам, по глубоким Ущельям, поросшим дроком, миртами, лавром и олеандрами, глаз скользит вниз, к синему морю, по которому некогда плыли переселенцы с острова Феры, из Пелопоннеса и с Кик-
* См. прим. и доб. Т. Гомперца.
188 Т. Гомперц. Греческие мыслители
лад и пристали к этой царственной стране, как бы предназначенной властвовать над окружающими странами и населяющими их берберскими племенами. Греческое искусство постройки дорог и проведения водопроводов оказало здесь немалую услугу. Благодаря устройству галерей, туннелей и насыпей природные уступы гор превратились в дороги, поднимающиеся с берега моря на высоту. В отвесных скалах вдоль дороги путешественнику открываются изукрашенные богатой скульптурой и живописью входы в гробницы — кладбище, подобного которому нет в мире.
Каждая капля воды, прежде чем исчезнуть в известковой почве, была использована для многочисленных каналов, полей и садов. На горных высотах паслись стада овец, шерсть которых высоко ценилась; на тучных пастбищах паслись кони, побеждавшие на праздничных играх метрополии.
Духовная жизнь колонии долгое время развивалась медленно. Непрерывная борьба с туземцами, лишь частью перенявшими греческие обычаи, большие войны с соседней столицей Египта истощали силы народа. Не раз население пополнялось новыми переселенцами. В промежутках между внешними войнами свирепствовали гражданские междоусобицы, результатом которых бывало временное ограничение царской власти, удержавшейся дольше, чем где бы то ни было (до половины пятого столетия). В этом отношении параллель Кирене и Барке представляет только Кипр по своему отдаленному положению и полугреческому населению. И древняя форма поэзии тоже сохранилась здесь дольше, чем в других местах. «Телегония», позднейшая часть так называемого эпического цикла,20 была сложена Евгаммоном Киренским в то время (около половины шестого столетия), когда в Ионии и в собственной Греции героический эпос уже отзвучал и уступил место субъективным формам поэзии. Заметное участие в научных и поэтических достижениях Греции Киренаика приняла лишь тогда, когда она соединилась с Египтом под властью Птолемеев. К этой эпохе относятся наиболее выдающиеся ее
художники и ученые: тонкий и ученый придворный поэт |
К а л - |
|
л и м а х , универсальный |
ученый Э р а т о с ф е н , критический |
|
мыслитель К а р н е а д . |
Только зерно сократизма было |
уже |
Глава девятая. Киренцы |
189 |
раньше опущено в почву ливийской Эллады и принесло там
богатые и своеобразные |
плоды. |
2. Провозвестником |
нового учения был А р и с т и п п . * Го- |
ворят, что этот сын Кирены встретился на олимпийском празднестве с одним из учеников Сократа и, сильно заинтересовавшись рассказами о последнем, отправился в Афины и примкнул к кругу учеников мудреца. О дальнейшей его жизни нам известно очень мало. Он давал уроки за плату (на этом основании Аристотель называет его софистом) и некоторое время, подобно Платону и Эсхину, провел при дворе сиракузского тирана. Мы почти ничего не знаем о его писательской деятельности. Повидимому, несомненно, что одна часть сочинений приписана ему ошибочно, другая тенденциозно намеренно. Но если такой осторожный и осведомленный человек, как Аристотель, бывший на сорок лет моложе Аристиппа, знает не только отдельные тезисы его, но и их обоснования, то вряд ли можно предположить, чтобы они не были закреплены письменно. А другой современник, историк Феопомп, не мог бы выставить (конечно, несправедливого) обвинения Платона в плагиате у Аристиппа, если бы вообще не существовало философских сочинений киренца.** От всех них сохранились до нас ничтожные остатки, и ни одного отрывка из приписываемой Аристиппу истории Ливии. Утеряны также два диалога, озаглавленные •Аристипп», в которых мегарик Стильпон и племянник Платона Спевсипп полемизируют с киренцем. Зато древность спасла нам яркий его образ. Аристипп был виртуозом в искусстве жизни и в искусстве обхождения с людьми. С киниками у него общее стремление быть готовым ко всякому положению, в которое ставит судьба, хотя он и менее их верит в возможность спасения из затруднений и опасностей жизни путем отречения и бегства. Ему приписывают слова: «Лошадью, кораблем повелевает не тот, кто не пользуется ими, а тот, кто умеет искусно ими управлять». Такого же отношения он требовал и к наслаждению. Известная его фраза: «Я обладаю, не мной обладают» имеет более широкое значение, чем тот повод, по которому она сказана, — его мнимые или действительные от-
*См. прим. и доб. Т. Гомперца.
**См. прим. и доб. Т. Гомперца.
190 |
Т. Гомперц. Греческие |
мыслители |
ношения к знаменитой гетере Лаисе. «Быть хозяином вещей, не быть в распоряжении у вещей» — такими словами Гораций характеризует жизненный идеал Аристиппа.* Другое изречение того же римского поэта гласит: «К нему шел всякий цвет, всякое положение, всякое звание». Аристотель, почти не желая, хвалит его за хладнокровие; по его словам, на высокомерное замечание Платона он холодно и кратко возразил: «Как это не похоже на нашего друга» (Сократа).** Характерной его чертой была солнечная веселость, которая не позволяла ему ни боязливо думать о будущем, ни печалиться о прошлом. Редкое соединение способности к наслаждению и отсутствия потребностей, кротость и хладнокровие — эти качества были отмечены и оценены уже современниками. В его мирной натуре, чуждой всякой борьбы, чуждающейся общественной жизни, был и элемент храбрости, который выражался скорее пассивно, чем активно, в презрении к богатству и в равнодушии к страданию. Даже Цицерон ставит Аристиппа рядом с Сократом и говорит о «великих и божественных качествах», благодаря которым оба эти человека могли позволить себе всякое нарушение обычаев словом и делом. И в XVIII в. ценили такой характер. Монтескье повторяет характеристику, данную себе Аристиппом: «Моя машина так удачно устроена, что я достаточно живо воспринимаю вещи, чтобы наслаждаться ими, и не довольно живо, чтобы страдать от них». И аббатам, вращавшимся в салонах светских дам, не нужно было менять модную одежду раздушенных философов на хламиду неумытых киников. Для современности этот тип стал в известной мере чуждым. Для людей девятнадцатого столетия натуры с сильными, хоть и односторонними страстями кажутся ценнее, чем спокойная веселость и разносторонняя ловкость виртуоза жизни. Однако надо признать, что холодная ясность ума позволяла этому человеку испытывать и оценивать факты человеческой природы с вполне бесстрастной беспредвзятостью. «Тонкими» и «тончайшими» называет Платон философов, под которыми мы имеем полное основание подразумевать Аристиппа и его приверженцев.*** И действительно, Киренская школа отличалась тонким
*См. прим. и доб. Т. Гомперца.
**См. прим. и доб. Т. Гомперца.
***См, прим. и доб. Т. Гомперца.