Теодор Гомперц. Греческие мыслители. Т 2. Сократ и сократики
.pdfГлава шестая. Ксенофонт |
111 |
как за первым важным сновидением в соответствующее время следует второе.
Можно вызвать в читателе неверное впечатление, не сообщая при этом ложных фактов. Этим искусством Ксенофонт владеет мастерски. Таким образом из его рассказа создавалось распространенное в старину и в позднейшее время мнение, будто он руководил отступлением десяти тысяч.* И, однако, Ксенофонт ни одним словом не говорит об этом. По его собственным словам, организация войска была вполне демократическая; важные решения принимались голосованием, а что касается исполнительной власти, то Ксенофонт оставался всегда одним из нескольких стратегов; некоторое время исключительная власть над всем войском была предоставлена одному лицу, и это был спартанец Хейрисоф. Только в самую последнюю фазу предприятия, когда отступление из Азии уже совершилось, большая часть оставшихся в живых поступает под начальством Ксенофонта на службу к Севфу, фракийскому князю, причем Ксенофонт хотя и не является высшим военачальником, но одним из влиятельнейших стратегов. Но автор так умеет расположить материал, так искусно приписывает себе инициативу всякого важного решения, так неизменно выдвигает себя на первый план, что не слишком внимательный читатель незаметно для себя получает впечатление, противоречащее самому тексту рассказа. Для усиления этого впечатления служат некоторые мелкие подробности, которые обыкновенно рассказывают о великих людях, но которые вряд ли крупный человек будет рассказывать о себе.** Обильный снег выпадает ночью в горах Армении и покрывает своим покровом людей и лошадей; первым подымается Ксенофонт и согревается рубкой дров; другие следуют его примеру, разводят огонь и спасают таким образом себя и других от замерзания. Другой раз солдат-пехотинец в полном вооружении жалуется на тяжелый подъем; Ксенофонт сходит с лошади, выталкивает солдата из рядов, берет его тяжелое вооружение, и недовольство солдат обращается с военачальников на непокорного. Другой прием, служащий той же цели, был выпуск книги под псевдонимом. В своей эллинской истории
*См. прим. и доб. Т. Гомперца.
**См. прим. и доб. Т. Гомперца.
112 Т. Гомперц. Греческие мыслители
Ксенофонт указывает на описание того же похода Ф ем и с т о - г е н о м из С и р а к у з ; * уже в древности не сомневались, что он говорил о своем собственном сочинении; имя автора было или выдумано, или это был один из товарищей Ксенофонта, согласившийся оказать ему эту услугу. Что подобные приемы не были излишни, но не всегда достигали своей цели, мы узнаем из того, что историк Диодор, довольно подробно описывающий отступление десяти тысяч, ни разу не называет имени Ксенофонта до прибытия его к Севфу. И что придает этому молчанию особенное значение, так это то обстоятельство, что «Анабазис» ни в каком случае не был неизвестен младшему современнику Ксенофонта Эфору,** которым Диодор, историк Августова времени, пользовался как источником. Умолчание их не есть результат незнания. Они знали о притязаниях Ксенофонта и отвергли их.
Пустота этих притязаний обнаруживается из дальнейшей карьеры самого Ксенофонта, вернее, из ее отсутствия. Удивительный успех горсти греков, которым удалось пройти через все персидско-мидийское государство почти от Вавилона до Черного моря, несмотря на все препятствия со стороны персидского царя, сильно взволновал современников. С одной стороны, он показал удивительную силу эллинов, с другой — впервые обнаружил внутреннюю слабость с виду непоколебимой мировой монархии. Если бы Ксенофонт действительно был вдохновителем этого предприятия, то вряд ли его талант полководца остался неиспользованным, талант, который, наверное, нашел бы себе применение в ту эпоху греческой жизни. Прослужив еще несколько лет на службе у спартанского царя Агесилая, в Малой Азии, он попадает на арену войны и, будучи присужден к изгнанию со своей родины, принимает участие с Агесилаем же в битве при Коронее,*** где против спартанцев сражались фиванцы и небольшое количество афинян. Затем он отходит в безвестность частной жизни, а впоследствии приобретает известность как разносторонний и плодовитый писатель.
*См. прим. и доб. Т. Гомперца.
**Эфор (сер. IV в. до н. э.) — составил первую «Всеобщую историю Греции», сохранившуюся лишь во фрагментах. (Прим. ред.)
***В 394 г. до н. э. (Прим. ред.)
Глава шестая. Ксенофонт |
113 |
Начинается самая счастливая пора его жизни. Покровителя, которого он искал в Кире, он нашел в Агесилае. Верная служба в качестве адъютанта была награждена поместьем в окрестностях Олимпии. Характерен для Ксенофонта акт благочестивой мудрости или мудрого благочестия, которым он расширил свои владения и удовлетворил свои вкусы. Из добычи десятитысячного отряда десятая часть согласно обычаю была предназначена богам — Аполлону и его сестре Артемиде. Выполнение этого решения было поручено генералам. Ксенофонт принес дар в афинскую сокровищницу святилища Аполлона в Дельфах; что ясе касается части Артемиды, то он обратил ее на покупку земли, следуя в этом указаниям оракула, вблизи своего, вероятно, скромного имения у Скиллунта.* Тут он воздвиг богине маленькое святилище, копию Эфесского храма,** установил ежегодный народный праздник с жертвоприношением из десятой части дохода; все окрестные жители собирались на него и получали угощение от богини. Центральную часть праздника составляла охота, в которой принимали участие юноши под руководством сыновей Ксенофонта. Здесь, в тени лесов, на прохладном берегу реки Селинунта, богатой рыбой и моллюсками, стареющий солдат мог вознаградить себя за несбывшиеся мечты. Ему не удалось основать царство на берегу Черного моря, где бы он господствовал и которое надеялся передать своим детям. Но теперь он жил в поместье, без заботы, в благородной праздности, выезжая своих лошадей, предаваясь охоте, сельскому хозяйству и литературе; он вырастил своих сыновей и мог дать им воспитание согласно своему идеалу. Эти старания его были не напрасны, чему доказательством была общая печаль по преждевременной смерти его старшего сына, погибшего в битве при Мантинее.*** Геройская смерть его заставила многих литераторов взяться за перо, между прочим таких, как И с о к р а т и Аристотель . **** При этом
*См. прим. и доб. Т. Гомперца.
**Знаменитый храм, в котором Артемида почиталась в нетрадиционном для девственной богини облике шестигрудой матери. (Прим. Ред.)
***В 362 г. до н. э. здесь потерпела крушение армия антифиванской коалиции (Спарта, Афины, Мантинея). (Прим. ред.)
****См. прим. и доб. Т. Гомперца.
114 |
Т. Гомперц. Греческие мыслители |
прославляли не только Грилла,* но выражали сочувствие и утешали также престарелого уважаемого отца. Он нуждался в этом. За счастливыми годами зрелого возраста последовала тяжелая старость. Победы фиванцев, отнявшие у него сына, унизили его вторую родину и уничтожили все панэллинские надежды.** Вместе с этим они лишили его крова. Правда, Афины открыли ему двери, бывшие долго закрытыми; но не там провел он свои последние годы. Свое долгое изменчивое поприще он окончил в Коринфе (приблизительно около 350 г.).
2. Дать оценку смешанному характеру так же трудно, как разностороннему таланту. В Ксенофонте соединилось и то и другое. Поэтому неудивительно, что его образ вышел колеблющимся, что прежние столетия чтили его не в меру, а современность склонна относиться к нему с незаслуженной суровостью. В действительности его талант значительно выше посредственности, тогда как о характере его нельзя сказать того же, даже если мы будем оценивать его по требованиям той эпохи. Можно почти сказать, что его характер повредил его таланту; тщеславие помешало ему увидеть границы своего дарования и побудило разбрасываться, что понизило ценность его трудов. Если мы присмотримся внимательней, то увидим ту же неугомонную суетливость и в интеллектуальном облике Ксенофонта, в чрезвычайной неустойчивости его духа и вкусов, и в отсутствии прочного ядра как в мыслящей личности, так в волящей и действующей.
Приспособляемость его такова, что он одинаково убедительно защищает противоположные тезисы в различных сочинениях: примат познания и его безусловное господство над волей и теории о всесильности привычки и упражнения, вознаграждения и наказания в воспитании. Один раз, разбирая вопрос о двух полах, он с пафосом указывает на природное различие их задатков и на вытекающее отсюда различие их деятельности; в другой раз ему кажется, что достаточно небольшого напря-
*Сына Ксенофонта.
**Идея единства эллинского мира, противостоящего варварскому окружению, становится популярной в Древней Греции со времен первых софистов. (Прим. ред.)
Глава шестая. Ксенофонт |
115 |
ясения при обучении, чтобы поднять женщин до степени храбрости, достигнутой мужчинами.* При этом Ксенофонту совершенно безразлично, высказывает ли он эти противоположные взгляды от себя или влагает их в уста своему учителю, Сократу. Кроме всего этого у Ксенофонта сильное желание подражать наиболее прославленным писателям в их литературных областях. Фукидид в качестве историографа превзошел всех предшественников; немедленно у Ксенофонта является желание продолжать неоконченное сочинение и заимствовать стиль и краски великого историка. Платон в своем «Пире» дал чудный образец мимической поэзии ** и философской глубины; Ксенофонт берет ту же рамку, чтобы вложить в нее образ Сократа и его друзей, который по собственному его признанию не может соревноваться с платоновским изображением в художественном отношении, но должен превзойти его в точности.***
Конечно, одежда, взятая на прокат, лучше всего обнаруживает недостатки фигуры. Мантия с пышными складками будет некрасиво болтаться, если ее набросить на маленькую фигурку. Так и в данном случае контраст между копией и образцом дает нам возможность оценить сущность Ксенофонта. Нигде не выступает так ясно скудость его ума, как в его «Пире». Он то неожиданно начинает философские рассуждения, то внезапно прерывает только что развертываемую нить. Это вроде того, как если бы среди салонного разговора между фразами «Как поживаете?» и «Сегодня очень жарко» мы хотели бы приняться за обучение добродетели. Что вообще делает «Пир» интересным для чтения, так это только подробности: юмор, с которым Сократ рассказывает о своем безобразии, и та грубоватая наглядность, с которой изображается пантомимное представление и акробатские фокусы, проделываемые воспитанниками сиракузского балетмейстера.**** Здесь Ксенофонт в своей области. Как и в «Анабазисе», подобные описания
*См. прим. и доб. Т. Гомперца.
**Жанр народного театра, возникший в греческой Сицилии, представляющий короткие сцены на фривольные темы. (Прим. ред.)
***См. прим. и доб. Т. Гомперца.
****В «Пире» Ксенофонта кроме философствующих собеседников уча-
ствуют шут Филипп, а также «один сиракузянин с хорошей |
флейтисткой, |
с танцовщицей... и мальчиком» (Ксенофонт. Пир I 1; II 1). |
(Прим. ред.) |
116 |
Т. Гомперц. Греческие мыслители |
являются верхом того, чего он мог достигнуть в писательском искусстве. Насколько вообще жанр подходит к его таланту особенно видно из «Эллинской истории», где попадаются подобные места;* таково, например, описание встречи сидящего на траве посреди луга просто одетого Агесилая с сатрапом Фарнабазом,** или подробнейший рассказ о сватовстве пафлагонского царя Отиса *** при посредстве Агесилая, или, наконец, рассказ о спасении от смертной казни спартанца Сфодрия, благодаря заступничеству царевича Архидама, любившего сына обвиненного. В еще более выгодном свете обнаруживается его талант в патетических местах, например, при описании убийства Александра, тирана Фер, братьями его жены, которых она побуждает к убийству в страхе ожидая исхода; затем описание битв при Флиунте с заключительной сценой, рисующей женщин, плачущих от радости и освежающих усталых воинов. Но в чем он неизмеримо ниже своих предшественников, не только Ф у к и д и д а , но и Г е р о д о т а , так это в области рефлексии, в которой он, считающий себя философом, должен был бы превзойти их. В этом сочинении есть прекрасные речи, удачно приноровленные к событиям, речи Ферамена и Крития, а также флиазийца Прокла.**** Однако обстоятельства, при которых происходила борьба этих афинских олигархов, а также известные нам тесные отношения Прокла к своему гостю и другу, царю Агесилаю, делают очень вероятным, что Ксенофонт мог черпать из богатого материала и ему не было надобности обращаться к своему собственному творчеству. С другой стороны, его собственные мысли по политическим вопросам, которые мы встречаем почти исключительно в последних книгах его сочинения, так ничтожны, что могут напомнить нам глубину идей и дальновидность Фукидида только благодаря контрасту. Изречения, высказываемые с большим самодовольством, представляют собой частью военно-технические соображения, частью банальные моральные сентенции. Где Ксенофонт пыта-
*См. прим. и доб. Т. Гомперца.
**Персидский сатрап времен Пелопоннесской войны, поддерживал спартанцев. (Прим. ред.)
***Пафлагония — прибрежная страна на южном берегу Черного моря. (Прим. ред.)
****См. прим. и доб. Т. Гомперца.
Глава шестая. Ксенофонт |
117 |
ется вывести исторические события из более глубоких причин, там им руководит почти исключительно его религиозность. Мы уже видели, как удачно он умел соединять свое, без сомнения, истинное благочестие с мирскими интересами. Это качество часто спасало его из затруднений и как историка. Долголетнее господство его покровителя Агесилая закончилось унижением Спарты, во главе которой стоял этот царь. Историкотеологическое мировоззрение Ксенофонта помогло ему объяснить причины этого события и ошибки Агесилая, его ускорившие. Поражение при Левктрах * и вся цепь событий, завершившихся тяжелым ударом, — все это было карой божества за незаконное занятие фиванской крепости спартанским полководцем.
3. Впрочем, «Эллинская история» рядом со многими справедливыми упреками подвергалась и незаслуженным порицаниям. Автор ее был протеже и товарищем монарха, который как раз в личных сношениях обнаруживал прекрасные свойства (как мы это знаем из Плутарха) ** и щедро отплачивал за привязанность и дружбу. Что Ксенофонт написал историю своего времени (которая в значительной мере была историей Агесилая), находясь под влиянием идей и симпатий своего патрона, это и доказывает, что он не был великим человеком. И более сильный ум, вероятно, подчинился бы обстоятельствам, стеснявшим самостоятельность его суждения. Вполне понятно, что он ценил выше, чем его современники, того монарха, которого переоценили и современность и потомство. Трудно было бы ждать беспристрастной строгости судьи со стороны фаворита к своему покровителю; но у нас нет основания предполагать сознательное искажение событий. Если он обходит молчанием значительные события той эпохи, например основание Мегалополя или учреждение второго Афинского морского союза,*** то это не говорит о широте его кругозора, но мы не
* В 371 г. до н. э. фиванское войско нанесло поражение Спарте. (Прим. ред.)
**См. прим. и доб. Т. Гомперца.
***Мегалополь — политический центр Аргосского союза (при гегемонии Фив), основан после битвы при Левктрах; второй Афинский морской союз основан ок. 378 г. до н. э. (Прим. ред.)
118 |
Т. Гомперц. Греческие мыслители |
видим здесь преднамеренности. В суждениях о внутренних смутах в Афинах он стоит на точке зрения умеренного аристократизма. Симпатии его на стороне человека, которого и Аристотель (как мы это узнали недавно) ставил выше всех остальных государственных деятелей того времени, на стороне Ферамена.* Конечно, не заслуживает похвалы то, что он покинул свою родину как раз в момент самой острой борьбы партий, окончившейся поражением его фракции; но нельзя поставить ему на счет то, что было обычным во всю древнюю эпоху. Отчизна, хотя поздно, простила его, и мы поступим мудро, если не захотим быть более афинянами, чем сами афиняне.
Гораздо более распространен другой упрек, выдвинутый против Ксенофонта, что он не оценил своего великого современника фиванца.** Этот упрек совершенно неоснователен, по нашему мнению. Мы склонны простить сыну Грилла некоторые грехи за то, что он ненавидел политику Фив. Фивы были болячкой, разъедавшей Элладу. Их временное преобладание было причиной позднейшего порабощения Греции. Нам нет нужды подчеркивать, что симпатии к наследственному врагу, к персам, являются политическим наследием фиванской политики и что великий Пелопид хвастался этой традицией перед великим царем. Ибо когда сравнительно маленькие государства стремятся к гегемонии над нацией, то каковы бы ни были намерения их государственных деятелей, они по естественному ходу вещей будут непроизвольно содействовать порабощению нации власти иноплеменников. Что Ксенофонт не питал симпатии к греческим Беустам, Дельуикам и т. п., говорит лишь о его панэллинских чувствах. И если, несмотря на это, он прославляет талант Эпаминонда как полководца, ярко обнаружившийся в битве при Мантинее, где пал его сын, то мы видим в этом одну из благороднейших черт его характера.
Но Ксенофонт не только участвовал в истории, не только писал историю, но и выдумывал истории. Он является, для нас
*Ферамен — один из тридцати тиранов, захвативших власть в Афинах
в404 г. до н. э. (Прим. ред.)
**Имеется в виду беотийский государственный и политический деятель Эпаминонд, который в 379 г. до н. э. вместе с Пелопидом основал демократически ориентированный Фиванский военный союз, пал в битве при Мантинее в 362 г. до н. э. (Прим. ред.)
Глава шестая. Ксенофонт |
119 |
по крайней мере, самым старым представителем того рода ли- тературы, которую называют историческим романом. Правда, у него это только картины времени и народа. « К и р о п е д и я » напоминает нам не столько творения Вальтера Скотта и Манцони, сколько те народные романы, которые расцвечивают жизнь какого-нибудь популярного властителя выдуманными рассказами. Современные подражатели Ксенофонта ограничиваются анекдотами; но он не стеснялся изменять или, как он думал, исправлять исторические факты. Нам нет нужды оправдывать этот прием. Чем большей обработке в руках Ксенофонта подвергся исторический материал, тем лучше для нас, ибо мы лучше узнаем образ мыслей автора. Известная основа моральнополитических симпатий не была чужда этому неуравновешенному уму. Это было отвращение к демократическим учреждениям его родины — Афин. В этом он совпадает со своим великим современником Платоном. Но только в этом одном. В то время как П л а т о н противопоставлял народоправству с его мнимыми и действительными недостатками в высшей степени оригинальный идеал государства и общества, Ксенофонт видел спасение в существующих формах правления, будь они греческие или персидские, монархические или аристократические, лишь бы они меньше походили на форму афинской демократии. К и р — основатель патриархального персидского царства, Л и к у р г — учредитель Лакедемонской монархии, ограниченной аристократической конституцией, — оба его герои. Некоторые критики усмотрели две фазы в умственном развитии Ксенофонта: одну, в которой он предпочитал монархический абсолютизм, другую — когда он отдавал предпочтение аристократической форме правления. Но подобные тонкие различия здесь неуместны; это ясно из того, что автор «Киропедии» не поколебался придать своему персидскому идеалу черты спартанской действительности.* Ксенофонт, конечно, хорошо понимал, что идеально совершенный патриархальный властитель есть единичное историческое явление. Создавать постоянное учреждение, основываясь на редком, если не совершенно исключительном случае, и предлагать его грекам, города-государства которых только в редких случаях Допустили бы подобное правление, — это было далеко от его
* См. прим. и доб. Т. Гомперца.
120 |
Т. Гомперц. Греческие мыслители |
намерений. Ему были противны дилетантизм, непостоянство, отсутствие дисциплины, которые казались ему и многим единомышленникам его характерными для тогдашних Афин и их управления. В противоположность этому он подчеркивает безусловную необходимость строгой дисциплины, установления строго расчлененной по образцу военной организации бюрократии, усиленной ответственности, до тонкостей идущего разделения труда. Относительно последнего требования мы не знаем, является ли оно результатом знакомства с древнейшей культурой Востока, стоящей в этом отношении выше греческой, или на него оказала влияние теория Платона, сложившаяся под влиянием египетских воззрений. Во всяком случае, Ксенофонт формулирует это требование вполне определенно и в этом отношении столь же приближается к платоновскому «Государству», насколько удаляется от обычных греческих воззрений.
В этом основная политическая идея «Киропедии». Содержание же ее составляет фантастически разукрашенная жизнь персидского завоевателя. Само собой разумеется, что последний своими личными качествами должен был осуществить выдающийся идеал властителя, но характеристика, даваемая Ксенофонтом, не из удачных. Характернее для вкуса его и, может быть, того круга знатных спартанцев, в котором он вращался, это проявления грубого солдатского юмора * и живой, но сдержанной эротики; последняя дает некоторую пряность довольно скучной книге. Ксенофонт не был бы Ксенофонтом, если бы в книге не уделялось много места спорту и верховой езде, которую он очень расхваливает.
Для знакомства с Ксенофонтом как политиком важны еще три его сочинения: восхваление «Лакедемонской конституции»,** в котором говорится больше о социальных, а не специально политических сторонах Спарты, диалог «Гиерон» и сочинение «О государственных доходах Афин».*** На первый
*См. прим. и доб. Т. Гомперца.
**Или «О государственном устройстве Спарты» (См.: Диоген Лаэртский II 57, пер. М. Л. Гаспарова). (Прим. ред.)
***По Диогену Лаэртскому (II 57), Ксенофонту принадлежат сочи-
нения «О доходах» и «О государственном устройстве Афин», последнее из которых уже в начале нашего столетия признано сочинением неизвестного автора (см.: Соболевский С. И. Указ. соч. С. 19). (Прим. ред.)
