Симона де Бовуар, Второй пол

Неудача в абсолютной любви может стать плодотворным испытанием только в случае, если женщина способна взять себя в руки. Расставшись с Абеляром, Элоиза не потеряла себя, потому что, став настоятельницей монастыря, создала себе независимую жизнь. Героини Колетт слишком горды и душевно богаты, чтобы позволить погубить себя любовному разочарованию: Рене Мере спасается работой, а Сидо говорит своей дочери

Колетт, что не слишком опасается за ее сентиментальную жизнь, потому что знает, что в ее душе, кроме качеств возлюбленной, есть и другие качества. Однако лишь немногие преступления влекут за собой худшие наказания, чем великодушное заблуждение женщины, заключающееся в том, что она полностью отдается в руки другого человека, Подлинная любовь должна была бы быть основана на взаимном признании двух свобод. Каждый из любящих чувствовал бы себя в этом случае и самим собой и другим, ни одному из них не пришлось бы отрекаться от своей трансцендентности или калечить себя. Оба они вместе находили бы в мире ценности и цели. Каждый из них, даря себя возлюбленному, познавал бы себя и обогащал свой мир. В работе «Происхождение души» Жорж Гусдорф очень точно описывает, чего ждет от любви мужчина: Любовь открывает нам нас самих, заставляя нас превзойти самих себя. При соприкосновении с кем-то посторонним, но дополняющим нас мы утверждаем себя. Любовь, как форма познания, открывает нам новые горизонты и края в мире, где мы всегда жили. В этом заключается великая тайна: меняется мир, меняюсь я сам. И знаю об этом не я один. Более того, есть кто-то, кто мне это открыл. Так женщина играет необходимую и основополагающую роль в познании мужчиной самого себя.

Именно этим объясняется та важность, которую приобретает для молодого человека наука любви1. Мы видели, как Стендаль и Мальро восхищались чудом, превращающим «меня самого в другого». Но Гусдорф не прав, когда он пишет: «Точно так же мужчина является для женщины необходимым звеном, связывающим ее самое с ней самой». В настоящее время «ситуация» женщины не такова. Мужчина познает себя в Другом, но он остается самим собой, его новое лицо вписывается в его целостную личность. Для женщины такая ситуация была бы возможна, только если бы она так же полноценно существовала «для себя», то есть обладала экономической независимостью, стремилась к достижению собственных целей и была непосредственно связана с обществом. При этих условиях в любви возможно равенство, его описал Мальро в отношениях между Кийо и Мэй. Тогда женщина может даже играть мужскую, главенствующую роль, как играла, например, г-жа де Варане по отношению к Руссо или Леа по отношению к Шери. Но в большинстве случаев женщина осознает себя лишь в качестве Другого, часть ее личности, предназначенная «для другого», становится самой ее сущностью. Любовь для нее — это не дух посредничества между «собой» и «собой», потому что она не обретает самое себя в своем субъективном существовании. Вся ее личность сведена лишь к роли любовницы, которую не только открыл, но и сотворил мужчина, и ее благополучие зависит

от этой основавшей ее деспотической свободы, которая в любой момент может ее уничтожить. Ее жизнь проходит в страхе перед тем, кто, не до конца осознавая это и не очень желая, держит ее судьбу в своих руках. Ей грозит опасность от другого, она — запуганный и бессильный свидетель собственной судьбы. Поневоле тиран и палач, этот другой, наперекор ей и себе принимает облик врага. Вместо слияния, к которому она стремится, влюбленная женщина приходит к горькому одиночеству, вместо взаимопонимания ее ждет борьба, а то и ненависть. Для женщины любовь — это отчаянная попытка, приняв зависимость, на которую она обречена, преодолеть ее. Но зависимость, даже если она добровольна, ведет лишь к страху и порабощению.

Мужчины многократно провозглашали, что для женщины любовь — это высшее свершение. «Женщина, которая любит, как женщина становится еще больше женщиной», — говорит Ницше, А вот слова Бальзака; «В высоком смысле жизнь мужчины есть слава, а жизнь женщины есть любовь. Женщина равна мужчине лишь тогда, когда она превращает свою жизнь в вечный дар, тогда как жизнь мужчины — это вечное действие». Но и в этих словах заключен жестокий обман, поскольку мужчинам нет дела до дара, приносимого им женщинами. Мужчине не нужна ни безоговорочная преданность, которой он требует, ни идолопоклонническая любовь, которая тешит его тщеславие. Он их принимает только при условии, что не должен отвечать взаимностью, которой требует подобная позиция женщины. В соответствии с его проповедями женщина обязана дарить себя, но этот дар раздражает его. И растерянная женщина остается один на один со своими отвергнутыми дарами и со своим бесполезным существованием. В тот день, когда женщина сможет любить благодаря своей силе, а не благодаря

421

слабости, когда она будет любить не для того, чтобы бежать от себя, а для того, чтобы себя найти, не для того, чтобы отречься от себя, а для того, чтобы себя утвердить, — в тот день любовь станет для нее, как и для мужчины, не смертельной опасностью, а источником жизни. Пока же она в самом патетическом виде представляет собой проклятие, тяготеющее над женщиной, запертой в женском мире, искалеченной, неспособной обходиться без посторонней помощи. Бесчисленные мученицы любви свидетельствуют против несправедливости судьбы, предлагающей им в качестве единственного спасения бесплодный ад.

Глава 13 БОГОИСКАТЕЛЬНИЦА

Любовь предписана женщине как ее высшее призвание. Обращая свои чувства к мужчине, женщина ищет в нем бога. Если же в силу обстоятельств человеческая любовь ей недоступна, если она разочарована или слишком требовательна, она поклоняется божественному началу в лице самого Бога. Конечно, бывали и мужчины, горевшие тем же пламенем, но, во-первых, их немного, а во-вторых, их рвение всегда принимало интеллектуальную и весьма рафинированную форму. Что касается женщин, становящихся Христовыми невестами, то имя им легион и отдаются они своей судьбе с поразительной эмоциональностью. Женщина привыкла жить на коленях, обычно она ждет, что спасение придет к ней с небес, где царствуют мужчины. Они тоже скрыты от нее облаками. Их величие открывается ей, когда она проникает по ту сторону завесы их плотского присутствия. Возлюбленный часто отсутствует, он сообщается со своей обожательницей, прибегая к неким знакам, она может познать его сердце только благодаря догматической вере, и чем выше она его ставит, тем непонятнее кажется ей его поведение. Мы уже видели, что при эротомании подобную веру не может поколебать никакое опровержение. Женщине не нужны ни свидания, ни прикосновения для того, чтобы чувствовать рядом с собой присутствие божества. Идет ли речь о враче, священнике или Боге, она связывает с ними одни и те же бесспорные истины и рабски подставляет свою душу волнам любви, нисходящим свыше. Любовь к мужчине и любовь к Богу переплетаются в ней не потому, что вторая является сублимацией первой, а потому, что первая также представляет собой порыв к трансцендентному, к абсолютному. В любом случае влюбленная женщина хочет спасти свое случайное существование, соединив его с Целым, воплощенным в суверенной Личности.

Это совмещение обращает на себя внимание во многих случаях — патологических и нормальных,

— когда обожествляется любовник или Бог приобретает человеческие черты. Я приведу лишь один из них, описанный Фердьером в его работе об эротомании. Рассказывает больная; В 1923 году я переписывалась с одним журналистом из газеты «Пресс», каждый день я читала его статьи о нравственности, я читала в них между строк, мне казалось, что он мне отвечает, дает советы. Я сочиняла любовные письма, я часто ему писала... В 1924 году меня внезапно осенило: мне казалось, что Бог ищет женщину и что он скоро заговорит со мной. У меня было впечатление, что он возложил на меня миссию, что он избрал меня для того, чтобы основать храм. Мне казалось, что я являюсь центром большого поселения, где живут женщины, которых лечат доктора... Именно в этот момент... меня отправили в психиатрическую лечебницу в Клермоне... Там были молодые доктора, которые хотели переделать мир; находясь в палате, я ощущала их поцелуи на своих руках, мне казалось, что я держу в руках их половые органы, однажды они мне сказали: «Ты не чувствительная, а чувственная, повернись»; я повернулась и почувствовала их в себе, это было очень приятно... Заведующий отделением, доктор Д., был похож на Бога; когда он подходил к моей кровати, я чувствовала, что между нами что-то происходит. Глядя на меня, он как бы говорил: я весь принадлежу тебе. Он действительно любил меня; однажды он пристально и очень необычно поглядел на меня... его зеленые глаза стали голубого цвета, как небо, они чудесным образом увеличились... он наблюдал, какое впечатление это на меня производит, разговаривая с другой больной, и улыбался... я не могла думать ни о чем, кроме этого, ни о ком, кроме доктора Д., клин клином не выбьешь, и, несмотря на всех моих любовников (у меня их было пятнадцать или шестнадцать), я не могла разлюбить его. Это его вина... в течение двенадцати лет или дольше я мысленно разговаривала с ним... когда я хотела забыть его, он снова возникал... иногда он немного посмеивался надо мной... «Видишь, ты боишься меня, — говорил он еще, — ты можешь любить других, но ты всегда будешь возвращаться ко мне...» Я часто писала ему письма, даже назначала свидания и ходила на них. В прошлом году я навестила его, но он напустил на себя холодность, в нем не было ни капли тепла, я почувствовала себя глупо и ушла... Правда, мне говорили, что он женился на другой

422

женщине, но меня он будет любить всегда... это мой супруг, хотя между нами никогда не было полового акта, который бы связал нас... «Оставь все, — говорит он иногда, — со мной ты будешь постоянно возвышаться, ты станешь неземным существом». Видите: всякий раз, когда я ищу Бога, я нахожу мужчину; я уже не знаю, в какую веру мне обратиться.

Это патологический случай. Но у многих набожных женщин наблюдается глубокое смешение образа мужчины и Бога. Промежуточное положение между небом и землей чаще всего занимает исповедник. Он слушает кающуюся женщину, открывающую перед ним душу, земным ухом, но в его устремленном на нее взгляде сияет небесный свет. Это человек, сопричастный Богу, это Бог, присутствующий на земле в облике человека. Вот как г-жа Гийон описывает свою встречу с отцом Ля Комбом; «Мне казалось, что из самой глубины его души на меня нисходила благодать, которая затем возвращалась от меня к нему, так что и он испытывал то же самое». Благодаря вмешательству священника она вырвалась из холодности, от которой страдала в течение многих лет, в ее душе вновь запылал огонь. И весь свой длительный период набожности она прожила рядом с ним. Она признается: «Это было единое целое, до такой степени, что я не могла отделить его от Бога». Было бы очень поверхностно говорить, что в действительности, будучи влюблена в мужчину, она притворилась, что любит Бога. Она любила этого мужчину, потому что в ее глазах он был не самим собой, а кем-то другим. Так же как больная, описанная Фердьером, она безотчетно стремилась к высшему источнику ценностей. Именно к этому стремится любая верующая женщина. Мужчина-посредник зачастую нужен ей для того, чтобы вознестись к пустынным небе.сам, но она вполне может обойтись без него. Плохо отличая действительность от игры, сексуальный акт от магического действа, воображаемый предмет от реального, женщина проявляет удивительную способность телом ощущать Отсутствие. Гораздо более серьезно обстоит дело, когда, как это иногда случается, набожность накладывается на эротоманию. Эротоманка чувствует себя отмеченной любовью некоего верховного существа. Именно ему принадлежит инициатива в любовных отношениях, он любит ее более страстно, чем она его, он втайне от всех подает ей неопровержимые знаки своих чувств, он ревнует и раздражается и даже не останавливается перед наказанием, если его избранница не проявляет достаточной пылкости. Однако он никогда не появляется как реальный человек из плоти и крови. Все то же самое можно сказать о верующей женщине: Бог испокон веку лелеет душу, которую озаряет своей любовью. Для нее он пролил свою кровь, для нее готовит сияющие чертоги, и ей остается лишь с готовностью отдаваться пламенным чувствам.

Сегодня все признают, что эротомания может быть как платонической, так и сексуальной. Точно так же плоть в той или иной степени причастна к чувствам, которые верующая женщина посвящает Богу. Она выражает их так же, как это делают земные любовники. Созерцая изображение Иисуса, сжимающего в объятиях святого Франциска, Анжель де Фолинью услышала голос Христа, говорившего ей: «Вот как крепко я буду тебя обнимать, так крепко, что земными чувствами этого нельзя ощутить... я никогда не покину тебя, если ты меня любишь». Г-жа Гийон пишет: «Любовь не давала мне ни минуты покоя. Я говорила ему: возлюбленный мой, достаточно, оставьте меня». «Я стремлюсь к любви, пронзающей душу несказанным трепетом, лишающей чувств...» «Боже мой! Если бы самым чувственным женщинам ты дал испытать то, что испытываю я, они отвернулись бы от своих мнимых удовольствий для того, чтобы изведать истинное наслаждение». Вспомним знаменитое видение святой Терезы;

В руках у ангела было длинное золотое копье. Время от времени он пронзал им мое сердце так, что доставал до внутренностей. Когда он вынимал копье, казалось, что он вырывает внутренности, и от этого во мне вспыхивал жар божественной любви... Когда мой духовный супруг вынимает копье, которым он пронзил мне душу, я явственно чувствую, как боль проникает в самую глубину моего существа и разрывает его.

Иногда благочестиво замечают, что исступленно верующая женщина прибегает к эротическим выражениям из-за бедности языка. Но тело у нее тоже только одно, и поэтому она заимствует у земной любви не только слова, но и внешнюю форму поведения. Отдаваясь Богу, она ведет себя так же, как женщина, которая отдается мужчине. Однако это нисколько не умаляет ценности ее чувств. Когда Анжель де Фолинью становится вслед за порывами своего сердца то «бледной и иссохшей», то «тучной и краснолицей», когда она проливает потоки слез1 или простирается ниц, то все эти явления нельзя, конечно, рассматривать как чисто «духовные». Но объяснить их лишь ее чрезмерной «возбудимостью»

423

— это все равно что говорить о «снотворных свойствах» мака. Тело ни в коем случае не может быть источником субъективного опыта, поскольку в своем объективном виде оно само олицетворяет субъект. Именно этот последний и переживает все состояния в целостности своего существования. Противники и почитатели религиозных подвижниц полагают, что сексуальное истолкование восторгов святой Терезы низводит ее до уровня истерички, Но истеричный человек теряет свое достоинство не потому, что его тело активно выражает наваждения, а потому, что он подвержен наваждениям, что его свобода парализована и уничтожена, Однако власть, которую факир может приобрести над своим организмом, не превращает его в раба. Движения тела могут выражать порыв к свободе. Тексты святой Терезы не позволяют двусмысленного толкования и доказывают правильность статуи Бернена, который изобразил святую изнемогающей от сокрушительного наслаждения. И тем не менее было бы неправильно считать, что в основе ее чувств лежит «сексуальная сублимация». В ней нет предварительного тайного сексуального желания, которое превращается в любовь к Богу. Влюбленная женщина также не испытывает предварительного, ни на кого не направленного желания, которое затем обращалось бы к тому или иному индивиду. Любовное смятение возникает в ней только тогда, когда появляется любовник, и сразу обращается на него. Так, в едином порыве святая Тереза стремится слиться с Богом и чувствует это слияние всем своим телом. Она не попадает в рабскую зависимость от своих нервов и гормонов, скорее следует восхищаться силе ее веры, проникающей в самую глубину ее плоти. В действительности

1 «Слезы так жгли ей щеки, что ей приходилось смачивать лицо холодной водой», — пишет один из ее биографов.

ценность мистического опыта определяется не степенью его субъективного переживания, а его объективной значимостью. Экстаз почти одинаково проявляется у святой Терезы и Марии Алакок, однако значение их опыта глубоко различно. Тереза в интеллектуальном ключе ставит драматическую проблему отношений между индивидом и трансцендентным Существом. Она поженски пережила опыт, смысл которого выходит далеко за рамки любого объяснения, основанного на сексе, ее место рядом с Хуаном де ля Крусом. Но она — блестящее исключение. Послания ее менее выдающихся сестер сообщают лишь о сугубо женском видении мира и спасения; они стремятся не к трансцендентному, а к искуплению своей женственности1.

Женщина прежде всего ищет в божественной любви то, что влюбленная ищет в любви мужчины; апофеоз своего самолюбования. С вниманием и любовью устремленный на нее взгляд высшего существа представляет для нее необыкновенную удачу. Будучи девушкой и молодой женщиной, г-жа Гийон постоянно мучилась желанием вызывать любовь и восхищение. Современная протестантская подвижница мадемуазель Be пишет: «Самое горькое для меня — это когда никто не относится ко мне с особым дружеским участием, не интересуется тем, что во мне происходит». Г-жа Крюденер до такой степени полагала, что Бог постоянно думает о ней, что, по рассказам Сент-Бёва, «в кульминационные моменты любовных игр стонала: "Боже мой, как я счастлива! Простите меня за такое чрезмерное счастье!"» Можно представить себе, какое опьянение охватывает самовлюбленную женщину, когда зеркалом ей служит все небо. Ее обожествленный образ вечен, как сам Бог, он никогда не померкнет, в то же время в своей горящей, трепещущей, утопающей в любви груди она ощущает душу, созданную, искупленную, лелеемую возлюбленным Отцом, Она одновременно обнимает и своего двойника, и самое себя, бесконечно возвышенную Богом. Следующие тексты святой Анжель де Фолинью ярко показывают это. Вот что говорит ей Иисус: Моя нежная дочь, дочь моя, возлюбленная моя, мой храм. Дочь моя, моя возлюбленная, люби меня, ведь я люблю тебя так сильно, так сильно, как ты не можешь любить меня. Вся твоя жизнь: то, что ты ешь, то, что ты пьешь, как ты спишь, — все нравится мне. При твоем посредстве я совершу великие дела в глазах народов; благодаря тебе я буду познан, благодаря тебе мое имя восславит множество народов. Дочь моя, супруга моя кроткая, я очень люблю тебя.

Или в другом месте; 1 Следует отметить, что теологические размышления Екатерины Сиенской также имеют большое значение. И она являет собой в значительной мере мужской тип.

424

Дочь моя, к которой во мне столько нежности, сколько не может быть у тебя ко мне, моя отрада, сердце всемогущего Бога лежит теперь на твоем сердце... Всемогущий Бог вложил в тебя много любви, больше, чем в какую-либо другую женщину этого города, он сделал тебя своей отрадой.

И еще; Я так люблю тебя, что не замечаю больше твоих слабостей, мои глаза больше не смотрят на них. Я вложил в тебя бесценное сокровище.

Избранница не может не отвечать страстной любовью на столь пылкие откровения, нисходящие с такой высоты. Она пытается соединиться с возлюбленным, прибегая к приему, привычному для влюбленной женщины: к самоотречению. «У меня есть только одно дело: любить, забыть себя, отречься от себя», — пишет Мария Алакок. Экстаз выражает телесно это отречение от собственного «я»: она ничего не видит, не чувствует, забывает о своем теле, отвергает его. Сила самоотдачи, глубочайшая пассивность указывают на ослепительное и суверенное Присутствие. Квиетизм г-жи Гийон возводил подобную пассивность в систему: большую часть времени она проводила в состоянии, напоминавшем каталепсию, жила как во сне.

Большинство исступленно верующих женщин не удовлетворяются лишь пассивным посвящением себя Богу. Они стремятся к активному самоуничижению и достигают этого умерщвлением плоти. Конечно, аскетизм практиковался также монахами и верующими мужчинами. Но ожесточение, с которым женщина издевается над своей плотью, не сравнимо ни с чем. Мы уже видели, как неоднозначно женщина относится к своему телу, она ведет его к славе, подвергая унижениям и страданиям. Предназначенная для любовника в качестве вещи, удовлетворяющей его потребности в удовольствии, она превращает себя в храм, в идола; раздираемая болью при родах, она дает жизнь героям. Религиозная подвижница истязает свою плоть для того, чтобы иметь право притязать на нее. Доводя ее до гнусного состояния, она обращает ее в орудие своего спасения. Только этим можно объяснить странные эксцессы, которым предавались некоторые святые. Святая Анжель де Фолинью рассказывает, с каким наслаждением она пила воду, в которой только что омывала руки и ноги прокаженным: Эта вода наполнила нас такой нежностью, что весь обратный путь мы были преисполнены радостью. Никогда я не пила с таким наслаждением. У меня в горле застрял кусок чешуйчатой кожи, оторвавшейся от язвы прокаженного. Вместо того чтобы выплюнуть его, я с большим усилием его проглотила. Мне казалось, что я вышла от причастия. Я никогда не сумею выразить охватившую меня радость'.

Известно, что Мария Алакок языком вылизывала рвоту больной; в автобиографии она описывает, какое счастье она ощутила, наполнив рот экскрементами человека, страдавшего поносом. Иисус вознаградил ее, продержав в течение трех часов ее губы прижатыми к своему Сердцу, Набожность принимает плотскую окраску особенно в странах, народам которых свойственна пылкая чувственность, таких, как Италия и Испания. В одной деревне в Абруззе женщины до сих пор в кровь царапают языки, облизывая камни на дороге, ведущей к кресту. Поступая таким образом, они лишь подражают Спасителю, который защитил людскую плоть, унизив свою собственную. Женщины воспринимают это великое таинство значительно конкретнее, чем мужчины.

Нередко Бог является женщине под видом супруга, иногда он предстает перед ней во всем своем величии, сияя белизной и красотой. Он облачает ее в свадебный наряд, коронует ее, берет за руку, обещает ей божественный апофеоз. Но чаще всего он является в виде человека из плоти и крови. Обручальное кольцо, которое Иисус подарил святой Екатерине и которое она невидимо носила на пальце, — это то «кольцо из плоти», которое ему обрезали во время обряда обрезания. Но что самое важное, Бог для женщины — это измученное окровавленное тело: ведь самый сильный пыл охватывает ее, когда она созерцает распятие. Она отождествляет себя с Девой Марией, которая обнимает прах своего Сына, или с Магдалиной, которая стоит у креста и на которую падают капли крови Возлюбленного. Так женщина дает волю садомазохистским видениям. Глядя на унижение Бога, она восхищается падением Человека. Образ бездыханного, пассивного, израненного распятого Христа вытесняет образ бело-розовой жертвы, отданной на растерзание хищникам, на поругание мужчинам, пронзенной кинжалом, образ, с которым женщина в детстве так часто отождествляла себя. Она с глубоким потрясением видит, что Мужчина, Мужчина-Бог взял на себя ее роль. Ведь это она пригвождена к кресту в ожидании Воскресения. Да, это она, у нее есть доказательства этого: ее лоб окровавлен от тернового венца, ее руки, ноги, ребра пронзены невидимыми гвоздями. Из трехсот

425

двадцати одного мученика, известного католической церкви, лишь сорок семь — мужчины, остальные же, и среди них, в частности, Елена Венгерская, Жанна де ля Круа, Г. д'0стен, Озона Мантуанская, Клэр де Монфалкон, — женщины, которые чаще всего уже достигли климактерического возраста. На одну из самых знаменитых мучениц, Екатерину Эммерих, благодать снизошла в молодом возрасте. Когда ей было двадцать четыре года, она возжелала мученичества, и ей привиделся окруженный сиянием юноша, который подошел к ней и возложил ей на голову терновый венец. На следующий день виски и лоб у нее распухли и начали кровоточить. Четыре года спустя она в молитвенном исступлении увидела израненного Христа. Из его ран исходили лучи, острые, как заточенные лезвия. После этого видения на руках, ногах и боках святой выступили капли крови. Она исходила кровавым потом, кашляла кровью. Даже в настоящее время каждую Страстную пятницу Тереза Неман обращает к пришедшим ей поклониться лицо, залитое кровью Христа. Стигматы представляют собой высшую ступень таинственной алхимии, с помощью которой обожествляется плоть, поскольку кровавые муки суть проявления божественной любви. Нетрудно понять, почему женщины с таким необычным трепетом относятся к превращению кровавых пятен в чистое золотое пламя. Они никогда не забывают о крови, текущей из тела самого достойного из всех мужчин. Святая Екатерина Сиенская говорит об этом почти во всех своих письмах. Анжель де Фолинью до изнеможения смотрела на сердце Христа и на зияющую рану у него на боку. Екатерина Эммерих надевала красную рубашку для того, чтобы быть похожей на Иисуса, который уподобился «тряпице, пропитанной кровью»; она все видела «сквозь кровь Иисуса». Мария Алакок при уже упоминавшихся обстоятельствах в течение трех часов упивалась Святым Христовым Сердцем. Она предложила верующим для поклонения огромный сгусток крови, окруженный пылающими стрелами любви. В этой эмблеме отразилась великая женская мечта: от крови к славе через любовь.

Некоторых женщин удовлетворяет внутреннее общение с Богом, то есть экстатические состояния, видения, разговоры с Богом. Другим необходимо подтверждать свою религиозность мирскими конкретными делами. Переход от созерцания к действию осуществляется в двух весьма различных формах. Есть женщины, стремящиеся к активной деятельности, такие, как святая Екатерина, святая Тереза, Жанна д'Арк; у них — ясные цели и трезво избранные способы их достижения. Их откровения служат лишь для того, чтобы предметно представить их убеждения и заставить пойти по пути, который уже возник в их воображении. Но есть и самовлюбленные женщины, такие, как г-жа Гийон, г-жа Крюденер. Скрыто пылающий в них жар неожиданно приводит их «в апостольское состояние». У них нет ясного осознания своей миссии, они — совершенно так же, как дамы-благотворительницы, в суете сует не очень заботятся о том, что конкретно делают, им важно лишь, чтобы это было нечто значительное. Так, г-жа Крюденер стала считать, что наделена особыми способностями, лишь после того, как мир узнал ее в качестве посланницы и писательницы; судьбой Александра I она занялась не для того, чтобы осуществить те или иные идеи, а чтобы утвердить себя в качестве боговдохновленного существа. Если женщине достаточно намека на красоту и ум для того, чтобы ощутить свою одухотворенность, то, разумеется, считая себя избранницей Божией, она полагает, что ей поручена высокая миссия: она проповедует туманные теории, охотно создает секты, ее опьяняет мысль, что через членов вдохновляемого ею сообщества ее личность многократно повторяется.

Религиозный пыл, так же как любовь и даже самовлюбленность, совместим с активной, независимой жизнью. Но сами усилия, направленные на достижение индивидуального спасения, ведут лишь к гибели. Женщина либо вступает во взаимоотношения с нереальным, своим двойником, Богом, либо создает нереальные взаимоотношения с реальным существом. Ни в том ни в другом случае она не в состоянии воздействовать на мир, не может вырваться за рамки своей субъективности, обрести подлинную свободу. Единственная возможность обрести ее — стать позитивно действующим членом общества.

Часть четвертая

Глава 14 НЕЗАВИСИМАЯ ЖЕНЩИНА

Французское законодательство не вменяет послушание мужу в число обязанностей супруги: каждая французская гражданка имеет право голоса. Однако эти гражданские свободы остаются абстрактными понятиями, если они не сопровождаются экономической самостоятельностью. Женщина, которую содержит мужчина, будь то жена или куртизанка, не может быть независимой только оттого,

426

что держит в руках бюллетень для голосования. Хотя современные нравы отменили многие запреты, существовавшие ранее, их отмена не внесла глубоких изменений в ситуацию женщины, она попрежнему остается подчиненной мужчине. Только благодаря труду женщине удалось в значительной мере преодолеть ту дистанцию, что отделяла ее от мужчины. Один только труд может гарантировать ей реальную свободу. Как только женщина перестает вести паразитический образ жизни, система, основанная на ее зависимости, рушится, исчезает необходимость в посреднике-мужчине, который связывает ее с внешним миром. Проклятие, тяготеющее над зависимой женщиной, заключается в том, что ей не дозволено делать что-либо самой. Поэтому она упорствует в невероятном стремлении состояться, будь то в самолюбовании, любви или религии. Но только в активной, производительной деятельности женщина обретает свою трансцендентность. Только реализуя свои собственные проекты, она самоутверждается как реальный субъект, соотнося свою деятельность с достижением поставленных целей; добиваясь денег и прав, она обретает себя и испытывает чувство ответственности. Эти преимущества осознаются многими женщинами, даже теми, которые выполняют самую непритязательную работу. Я слышала, как поденщица, мывшая пол в гостинице, говорила: «Я никогда ничего ни у кого не просила, я всего добилась сама». И оттого, что она сама была в силах себя прокормить, она гордилась собой, как какой-нибудь Рокфеллер. Однако не следует думать, что простого обретения права голоса и ремесла достаточно для полного освобождения женщины, — в современном обществе труд не равнозначен свободе. Лишь в социалистическом обществе женщина, получая доступ к труду, обретает и свободу. Сегодня большинство трудящихся подвергаются эксплуатации. Кроме того, несмотря на изменения в положении женщины, социальная структура не претерпела глубоких перемен. Мир, хозяевами в котором всегда были мужчины, по-прежнему сохраняет тот облик, который они ему придали. Эти факты не следует упускать из виду, так как они определяют всю сложность вопроса о женском труде. Недавно одна важная и благомыслящая дама провела опрос среди работниц завода «Рено». Она утверждает, что работницы скорее предпочли бы не работать на заводе, а заниматься домом. Но ведь степень их экономической независимости обусловлена тем, что они являются представительницами экономически угнетенного класса. Кроме этого, работа на заводе не избавляет их от домашнего труда1. Если бы им предложили выбирать между сорокачасовой рабочей неделей на заводе или дома, они, по всей вероятности, дали бы другие ответы. Возможно даже, что они с легкой душой согласились бы делать и то и другое, если бы они сами, будучи работницами, были бы хозяевами и составной частью этого мира и участие в его переустройстве приносило бы им радость и гордость. Но в настоящее время, даже если не принимать в расчет крестьянок^, большинство работающих женщин остаются пленницами традиционного женского мира. Ни общество, ни мужья не оказывают им ту помощь, которая необходима для достижения реального равенства с мужчинами. Только женщины, имеющие политические убеждения, активно работающие в профсоюзах, с верой глядящие в будущее, могут находить этический смысл в неблагодарных и утомительных повседневных занятиях. Но поскольку у женщин никогда не бывало свободного времени, поскольку в наследство им досталось традиционное послушание, то нет ничего удивительного в том, что лишь сейчас у них начинает развиваться политическое и социальное чутье. Работа не приносит им моральных и социальных преимуществ, на которые они могли бы надеяться, и естественно, что они без энтузиазма воспринимают связанные с ней неудобства. Естественно также и то, что мидинетки, служащие, секретарши не хотят терять те выгоды, которые приносит им поддержка мужчин. Я уже говорила о том, что возможность очень простым способом, принеся в жертву свое тело, приобщиться к привилегированной касте непреодолимо влечет молодую женщину. Она обречена вступать в любовные интрижки потому только, что ее зарплата мини-

1Я уже говорила в т. 1 (с. 174—175) о том, насколько обременительны эти заботы для работающей женщины.

2 Мы описали их положение в т. 1 (с. 172—173).

мальна, а тот жизненный стандарт, поддержания которого требует от нее общество, очень высок. Если она довольствуется тем, что зарабатывает сама, она неизбежно превращается в парию, из-за бедного жилища и плохой одежды она лишается всяких развлечений и даже любви. Добродетельные люди учат ее аскетизму, и она подчас питается так же скудно, как монахиня. Но не все способны возлюбить одного лишь Бога, и, если женщина хочет, чтобы ее жизнь удалась, ей нужно нравиться мужчинам. Итак, она соглашается принимать помощь. На это и рассчитывает циничный работодатель, который платит ей нищенскую зарплату. Иногда эта поддержка помогает ей улучшить свою ситуацию и

427

завоевать настоящую независимость, иногда, напротив, она бросает свое ремесло и переходит на содержание. Бывает, что, живя на содержании, она продолжает работать. Работа помогает ей сохранять независимость от любовника, а любовник — забыть о работе. Но в этом случае ей приходится испытывать двойную зависимость; от своей профессиональной деятельности и от мужского покровительства. Для замужней женщины зарплата обычно представляет собой не основной, а дополнительный доход; для женщины, «которой помогает мужчина», именно эта помощь является чемто второстепенным. Но ни та ни другая не могут своими силами достичь полной независимости.

Однако в настоящее время существует довольно много привилегированных женщин, которые обретают в своей профессии экономическую и социальную автономию. Именно их имеют в виду, когда говорят о возможностях женщины и о ее будущем. Поэтому, несмотря на то что они все еще составляют меньшинство, изучение их ситуации представляет большой интерес. Именно о них постоянно спорят феминисты и антифеминисты. Антифеминисты утверждают, что современные эмансипированные женщины не достигают в жизни никаких заметных успехов и при этом утрачивают внутреннее равновесие. Феминисты преувеличивают достигаемые ими результаты и не желают замечать шаткости их положения. На деле ничто не позволяет утверждать, что эмансипированные женщины избрали неправильный путь. В то же время совершенно очевидно, что в новых условиях они не освоились. Но ведь они прошли пока лишь половину пути. Становясь экономически независимой от мужчины, женщина не обретает тем самым ни морального, ни социального и психологического положения, идентичного положению мужчины. Ее подход к профессиональной деятельности, как и сама ее профессиональная деятельность, находится в зависимости от условий ее жизни в целом. Но ведь когда девушка вступает во взрослую жизнь, она не имеет за собой того багажа, которым располагает юноша, да и общество глядит за нее другими глазами. И мир она воспринимает в иной перспективе. Быть женщиной — значит сегодня для автономного человеческого существа сталкиваться с особыми проблемами.

Привилегия, которой мужчина обладает с самого детства, заключается в том, что его предназначение в качестве человеческого существа не вступает в противоречие с его судьбой как представителя мужского пола. Фаллос для него равнозначен трансцендентности, поэтому он находит, что все его социальные или духовные достижения наделяют его еще большей мужественностью. Он не раздвоен. В то же время для того, чтобы женщина состоялась в своей женственности, от нее требуют превратиться в объект, в жертву, то есть отречься от своих потребностей в качестве полноценного субъекта. Именно это противоречие определяет ситуацию женщины, избравшей свободу. Не желая калечить себя, она не хочет ограничиваться ролью самки, но ведь отказ от особенностей своего пола — тоже увечье. Мужчина — это человеческое существо, обладающее полом, и женщина будет таким же полноценным индивидом, как мужчина, лишь при условии, что и она также будет обладать полом. Отказ от женственности — это отказ от определенной части своей личности. Женоненавистники часто упрекают умных женщин в том, что они «не следят за собой», в то же время они поучают их: если вы хотите быть равными нам, вы не должны красить лицо и ногти. Этот совет просто нелеп. Именно потому, что представление о женственности формируется искусственным образом с помощью обычаев и моды, оно навязывается женщине извне. Это представление может изменяться, каноны, правила поведения для женщин и мужчин могут сближаться. На пляжах, например, принадлежностью женского купального костюма стали трусы. Но это ничего не меняет в сути дела: ведь индивид не может формировать представление о женственности по своему усмотрению. Женщина, которая не отвечает этому представлению, теряет свою сексуальную привлекательность, а вслед за тем — и социальную значимость, поскольку сексуальные ценности являются социально значимыми. Отрекаясь от женских свойств, женщина не приобретает мужских. Даже переодевшись в мужской костюм, женщина не может превратиться в мужчину, она остается только травести. Как мы видели, тот же гомосексуализм имеет особые формы проявления, нейтральность и в нем невозможна. Любая негативная позиция всегда имеет свою положительную противоположность. Нередко совсем юной девушке кажется, что она может просто презирать условности, и вследствие этого ее поведение становится демонстративным. Она создает новую ситуацию, порождающую последствия, за которые ей придется расплачиваться. На человека, который не желает подчиняться установленному порядку, смотрят как на бунтовщика. Экстравагантно одевающаяся женщина лжет, говоря, что она это делает лишь потому, что ей так нравится. Она прекрасно знает, что делать то, что нравится, — значит вести себя экстравагантно. И напротив, женщина, не желающая выглядеть эксцентрично, следует общепринятым правилам. Вызывающее поведение, если только за ним не скрывается хороший расчет, неразумно, оно не столько

428

экономит, сколько поглощает время и силы. Женщина, которая не хочет шокировать окружающих или терять свое место в обществе, должна жить так, как положено жить женщине, нередко от этого зависит и ее профессиональный успех. Но если для мужчины конформизм представляет собой нечто совершенно естественное, поскольку обычаи отражают потребности мужчины как автономного и активного индивида, то женщине, стремящейся также стать активным субъектом, необходимо завоевывать свое место в мире, обрекшем ее на пассивность. Эта задача усложняется еще и тем, что замкнутые в своем мире женщины придают преувеличенное значение своим женским занятиям. Так, искусство одеваться или вести хозяйство превратилось в настоящие головоломки. Мужчине почти не приходится заботиться о своей одежде. Она удобна, приспособлена к его активной жизни и вовсе не должна быть изысканной: она не воспринимается как неотъемлемая часть его личности. Кроме того, никто не считает, что он обязан сам содержать свою одежду в порядке, какая-нибудь женщина за плату или по доброй воле освобождает его от этой заботы. Женщине же известно, что люди, которые смотрят на нее, не делают различия между ней самой и ее внешностью. Суждение о ней, уважение к ней, внимание мужчин во многом зависят от того, как она одета. Первоначально ее одежда была рассчитана на ничегонеделание, и она по-прежнему остается непрочной: чулки рвутся, каблуки стаптываются, светлые платья и блузки пачкаются, плиссировка расходится. А ведь чаще всего ей приходится самой приводить в порядок одежду. Никто не возьмется помогать ей по собственной инициативе, а сама она не решается тратить деньги на работу, которую может сделать собственными руками, И без того завивка, укладка волос, косметика и новые платья стоят дорого. У секретарши или студентки, когда она возвращается домой вечером, всегда есть какое-нибудь дело: починить чулок, постирать блузку, погладить юбку. Хорошо зарабатывающая женщина освобождена от этих неприятных занятий, но она должна быть одета с изысканной элегантностью, что вынуждает ее тратить много времени на покупки, примерки и т.д. Традиции вменяют также в обязанность женщине, даже незамужней, заботу о своем жилище. Мужчине, присланному на работу в какой-либо город, ничто не мешает поселиться в гостинице. Женщине же лучше найти себе квартиру, которую она должна содержать в безупречном порядке. Ведь ей не простят беспорядка, который у мужчины сочтут совершенно естественным. Но не только общественное мнение побуждает женщину тратить время на уход за собой и на хозяйственные дела. Ради собственного удовлетворения она хочет быть настоящей женщиной. Она бывает довольна собой лишь тогда, когда ей удается создать себе новую жизнь, не отказываясь в то же время от того, к чему ее подготовили мать, детские игры и девичьи грезы. Выросшая в атмосфере нарциссизма, она по-прежнему противопоставляет мужской фаллической гордости свой собственный культ: она хочет быть центром внимания, очаровывать. Мать и другие старшие женщины привили ей любовь к своему гнезду. Первоначально ее мечты о независимости воплощались именно в желании иметь собственное жилье, и они остаются ей дороги даже в том случае, когда она обрела свободу иным путем. Поскольку она не чувствует себя уверенной в мужском мире, ей необходима ниша, где она могла бы укрыться, символ того мира, который она привыкла искать внутри себя самой. Следуя женской традиции, она сама натирает полы и готовит пищу вместо того, чтобы, как ее коллега-мужчина, питаться в ресторане. Она хочет жить и как мужчина, и как женщина, поэтому она перегружена и переутомлена.

Она не хочет терять ни малейшей крупицы женственности потому, что стремится добиться как можно большего успеха в отношениях с другим полом. И именно в области сексуальных отношений перед ней встают самые трудные проблемы. Для того чтобы стать полноценным, равным мужчине индивидом, женщине должен быть доступен мир мужчин так же, как мужчине доступен мир женщин, ей должен быть доступен другой человек. Однако потребности в другом в каждом из этих случаев не симметричны. Положение, состояние, известность, которых добилась женщина, могут восприниматься как ее имманентные достоинства и увеличивать ее сексуальную привлекательность. Но сам факт автономной деятельности делает сомнительной ее женственность, и женщина это знает. Поэтому независимая женщина, особенно женщина интеллигентная, которая осознает свою ситуацию, страдает от комплекса неполноценности. Она не может посвящать своей внешности столько времени, сколько посвящает ей кокетка, для которой единственная цель в жизни — это успех у мужчин. Как она ни старается следовать советам специалистов, она все равно остается .дилетанткой в мире элегантности. Женское очарование предполагает, что трансцендентность сходит до уровня имманентности и выражается лишь в едва заметном трепете плоти; следует превратиться в добычу, не осознавая себя таковой. Но интеллигентная женщина знает, что она предлагает себя, знает, что она — сознание, субъект, да и невозможно, как по мановению волшебной палочки, изменить свой взгляд и превратить глаза в пустые небесные или водяные блики; невозможно сдержать порыв тела, устремленного к преобразованию мира, и превратиться в статую, оживляемую лишь смутным трепетом. Интеллигентная

429

женщина, преодолевая страх перед неудачей, старательно пытается сыграть эту роль. Но сознательные усилия — это тоже активная деятельность, поэтому в этой роли она проваливается. Интеллигентная женщина совершает те же ошибки, которые совершает стареющая женщина: первая пытается скрыть свои мозги, так же как вторая — свой возраст; она одевается как девочка, без всякой меры украшает свою одежду цветами, оборками, выбирая для нее яркую материю. Она постоянно разыгрывает детское изумление, резвится, скачет, лепечет, изображает развязность, легкомыслие, непосредственность. Она похожа на тех актеров, которые, будучи не в состоянии вызвать в себе чувства, приводящие к расслаблению определенных мускулов, усилием воли напрягают другие мускулы, например тянут вниз веки или уголки рта, вместо того чтобы расслабить их и дать им свободно опуститься. Точно так же женщина с головой тужится изобразить непосредственность. Тщетность усилий раздражает ее; за абсолютно наивным выражением лица внезапно проскальзывают проблески слишком острого ума, в доверчиво приоткрытых губах появляется что-то фальшивое. Ей трудно овладеть искусством нравиться оттого, что в отличие от своих сестер-рабынь она не одержима одним лишь стремлением пленять; как бы сильно ни было ее желание соблазнить мужчину, она не пропитана им до мозга костей. Чувствуя свою несостоятельность, она приходит в ярость и стремится взять реванш, используя приемы, к которым обычно прибегают мужчины; вместо того чтобы слушать, она говорит, высказывает тонкие мысли, описывает оригинальные чувства. Вместо того чтобы соглашаться с собеседником, она ему противоречит, стремится одержать над ним верх. Г-жа де Сталь ловко пользовалась и мужской и женской тактикой и одерживала таким образом поразительные победы, редкий мужчина мог устоять перед ней. Однако вызывающее поведение, которое, кстати говоря, часто встречается у американских женщин, как правило, не покоряет, а раздражает мужчин. Причиной же такого поведения является скептическое отношение мужчин к женщинам. Если бы они были готовы любить не рабыню, а равное им существо — а ведь мужчины, лишенные высокомерия и комплекса неполноценности, так и поступают, — то женщин перестала бы мучить постоянная мысль о собственной женственности и они стали бы естественней, проще и без стольких усилий вели бы себя так, как это свойственно женщинам, каковыми они, в конце концов, и являются.

Справедливости ради нужно отметить, что мужчины начинают привыкать к новому положению женщины, а женщины, не чувствуя к себе предвзятого отношения, стали значительно более естественны. Теперь работающая женщина не пренебрегает женственностью и не теряет сексуальной привлекательности. Но это завоевание, которое знаменует собой прогресс на пути к равенству, все еще остается неустойчивым. Дело в том, что женщине значительно труднее, чем мужчине, вступать с противоположным полом в те отношения, к которым она стремится. Ее эротическая и сентиментальная жизнь наталкивается на многочисленные препятствия. Но в этом отношении и зависимая женщина не имеет никаких привилегий: в том, что касается секса и чувств, большинство замужних женщин и куртизанок глубоко ущемлены. Проблемы, с которыми сталкивается в этой области независимая женщина, бросаются в глаза просто потому, что она идет по пути борьбы, а не смирения. Ведь все житейские проблемы можно разрешить, тихо похоронив их. Поэтому женщине, которая убивает свои стремления и желания, жить проще, чем той, которая старается жить полной жизнью. Однако эта последняя не желает, чтобы ей ставили в пример первую. Она чувствует себя обойденной судьбой, лишь сравнивая свою жизнь с жизнью мужчины.

Женщина, которая занимается активной, ответственной деятельностью, которая упорно преодолевает возникающие перед ней препятствия, нуждается так же, как мужчина, не только в удовлетворении своих физических потребностей, но и в отдыхе и развлечении, которые она может испытать благодаря удачным сексуальным похождениям. Однако до сих пор еще существуют общественные круги, где за ней не признают права на свободу подобного рода. Пользуясь ею, женщина рискует погубить свою репутацию и карьеру. В любом случае от нее требуют лицемерия, которое тяготит ее. Чем более высокого общественного положения она достигла, тем вероятнее, что на ее поведение закроют глаза. Но в провинции за ней, как правило, пристально следят. Даже при самых благоприятных обстоятельствах — то есть когда женщине не угрожает общественное мнение — ее положение в этом вопросе отличается от положения мужчины. Различия объясняются как традициями, так и теми проблемами, которые возникают у женщины в связи с особой природой ее эротики.

Мужчине ничто не мешает вступать в мимолетную половую связь, которая, на худой конец, может успокоить его плоть и принести ему моральную разрядку. Нашлись женщины, правда в небольшом количестве, которые потребовали, чтобы для женщин также были открыты публичные дома. В романе

430