Белов Теоретические проблемы

Разберем гражданско-правовую природу обеспечительных правоотношений, регулируемых нормами гл. 23 ГК РФ. Какое юридическое выражение имеет угроза взыскания неустойки? В гражданском неустоечном правоотношении, содержанием которого является юридически защищенная возможность (субъективное право) требования кредитора об уплате должником в случае нарушения им определенного обязательства определенной денежной суммы (неустойки); как и всякое субъективное право это требование обеспечивается корреспондирующей ему юридической обязанностью должника. Неустоечное правоотношение имеет, следовательно, классическую обязательственную природу и должно быть отнесено к категории денежных обязательств. Неустоечное правоотношение может возникнуть, согласно п. 1 ст. 330, ст. 331 и 332 ГК РФ, либо из письменного соглашения - договора (договорная неустойка), либо из наступления иного юридического факта, указанного в законе (законная неустойка). В роли последнего выступает чаще всего юридический факт, являющийся основанием возникновения определенного обязательства, подлежащего, согласно мнению законодателя, неустоечному обеспечению*(37). Выходит, что в течение некоторого времени требование уплаты неустойки пребывает в своеобразном сомнамбулическом состоянии, исключающем возможность его реализации, актуализируясь лишь в момент нарушения обеспеченного обязательства. Возникает вопрос... что же это за право? Зачем оно нужно, если его нельзя осуществить? Не логичнее ли признать, что требование уплаты неустойки возникает не из договора, а из факта нарушения обеспеченного обязательства, то есть является обязательством охранительного характера? Положительный ответ на последний вопрос даст повод к другому недоумению... какова же в таком случае роль соглашения о неустойке в период, прошедший между его заключением и наступлением срока исполнения обеспеченного обязательства? Ответ может быть лишь одним: соглашение о неустойке само по себе (вне связи с нарушением обязательства) не имеет традиционных обязательственно-правовых последствий.

Неустоечное обязательство возникает, следовательно, не из договора (закона), а из сложного фактического состава, элементами которого являются: 1) письменное соглашение о неустойке (либо иной факт, указанный в законе) и 2) нарушение основного обязательства. Обеспечительную функцию выполняет, таким образом, не сама неустойка и даже не неустоечное правоотношение, а соглашение о неустойке (или норма закона, устанавливающая неустойку). Именно оно (соглашение), будучи элементом незавершенного фактического состава, создает у должника представление о перспективе отягощения его имущественного положения в случае нарушения обязательства*(38), таким образом и предупреждая его неисправное поведение.

Аналогичную юридическую форму приобретает угроза утраты или возврата задатка (п. 2 ст. 381 ГК РФ). Письменное соглашение о задатке (п. 2 ст. 380) является одной из необходимых предпосылок к приобретению сторонами основного обязательства, способности к участию в конкретном задаточном правоотношении (возникновению задаточного правоотношения). Другой необходимой предпосылкой возникновения задаточного правоотношения является дача задатка. Сторона, давшая задаток, получает возможность ожидать возникновения у нее требования о возврате задатка в двойном размере; сторона, его принявшая, попадает в состояние связанности перспективой падения на нее юридической обязанности произвести такой возврат. Подобно неустоечному правоотношению задаточное правоотношение возникает не ранее, чем к соглашению о задатке и даче задатка прибавится и третий юридический факт - нарушение обязательства стороной, принявшей задаток*(39). Таким образом, и задаточное правоотношение - суть договорное денежное обязательство правоохранительного характера, возникающее из сложного юридического состава*(40).

Сходным образом возникает и имеет обязательственно-правовую природу правоотношение поручительства. Заключение письменного договора поручительства*(41) создает предпосылку к участию в таких правоотношениях: кредитор обеспеченного обязательства приобретает право ожидать возникновения в его лице требования к поручителю в случае нарушения должником обеспеченного обязательства, а поручитель попадает в состояние связанности таким нарушением; его положение отягощается ожиданием возникновения в его лице обязанности, корреспондирующей кредиторскому требованию. Обязательство поручителя возникнет не ранее, чем в момент нарушения обеспеченного им основного обязательства*(42). Обязательство поручителя является денежным и сводится к уплате кредитору денежной суммы в размере убытков, вызванных нарушением обязательства (п. 2 ст. 363 ГК РФ), а также основной суммы долга*(43).

Идентичным образом развиваются правоотношения из банковской гарантии. Из ст. 368 и последующих норм § 6 гл. 23 ГК РФ недвусмысленно вытекает, что они слагаются из денежного требования бенефициара к гаранту, обеспеченного обязанностью последнего удовлетворить это требование при условии его предъявления в письменной форме с изложением сути допущенного принципалом нарушения обеспеченного обязательства и с приложением указанных в гарантии документов*(44). Основанием возникновения такого правоотношения является, по общему правилу, сложный юридический состав, сложенный из факта выдачи банковской гарантии (ст. 373) и нарушения обеспеченного ею обязательства (п. 1 ст. 374). Незавершенный фактический состав снабжает бенефициара ожиданием возникновения у него права требования по гарантии и связывает гаранта перспективой возникновения у него обязанности, корреспондирующей этому требованию.

Обеспечительные правовые связи, возникающие из факта удержания вещи, распадаются на два различных по своей природе правоотношения. Первое - правоотношение удержания в собственном (дефензивном) смысле, содержанием которого является юридически защищенная возможность кредитора (ретентора) удерживать чужую вещь, то есть возможность владения чужой вещью. Второе - правоотношение так называемого удержания в экзекутивном смысле, заключающееся в возможности ретентора удовлетворить свои требования к должнику по основному, удержанием обеспеченному обязательству из стоимости удерживаемой вещи преимущественно перед другими кредиторами собственника предмета удержания. Правоотношение удержания в дефензивном смысле, имея своим объектом индивидуально-определенную вещь, а содержанием - возможности совершения управомоченным лицом собственных активных действий непосредственно в отношении объекта, нуждается в обеспечении обязанностями всех посторонних лиц и, следовательно, должно быть причислено к категории вещных правоотношений. Правоотношение же удержания в экзекутивном смысле, по-видимому, представляет собой правомочие ограниченного распоряжения чужим субъективным правом собственности, обособившееся в самостоятельную юридическую возможность, - возможно, что субъективное право (право экзекуции)*(45), но более вероятно - динамический элемент правоспособности ретентора*(46).

Наиболее сложный комплекс обеспечительных правоотношений образуется при залоге (§ 3 гл. 23 ГК РФ). Подобно неустоечному правоотношению залог может возникать не только из договора, но и из закона*(47) (п. 3 ст. 334). Существенным своеобразием залога является возможность его возникновения и распространения на различные по своей юридической природе объекты - недвижимые и движимые (кроме денежных знаков) вещи, а также имущественные права - требования (п. 1 ст. 336), в том числе денежные. Кроме того, залог движимых вещей может совершаться в двух различных формах - с передачей предмета залога в фактическое владение залогодержателя и с оставлением его во владении залогодателя (ст. 338). Первая форма залога называется закладом, вторая - ипотекой*(48). Вопрос о содержании и юридической природе залоговых правоотношений решается, таким образом, различно, в зависимости от того, что является предметом залога, а для движимых вещей - также и от формы залога. Его исследование осуществлено нами в специальной статье*(49); не пересказывая содержания, позволим себе ограничиться здесь воспроизведением основных ее выводов.

Залог - это гражданско-правовой институт, представляющий собой систему абсолютных и относительных правоотношений, связанных общими целью (обеспечение исполнения обязательства), основанием (обычно это договор залога) и объектом (заложенное имущество, предмет залога). "Сердцевину" залога недвижимости и заклада составляют ограниченное вещное право залогодержателя, обременяющее недвижимость и включающее в себя, во-первых, возможность ограниченного владения заложенной движимой вещью, во-вторых, связанность отдельных элементов динамической правоспособности залогодателя, в том числе возможностей осуществления права на предмет залога и распоряжения им. Этим (последним) элементом исчерпывается ядро ипотеки движимости и залога прав, где залогодатель ограничивается в возможностях осуществления прав на заложенную движимость (заложенных прав) и распоряжения ими. Ко всякому варианту залога обязательно присоединяется и упоминавшееся выше право экзекутивного содержания (право экзекуции), заключающееся в возможности залогодержателя удовлетворить свои требования к должнику по основному, обеспеченному залогом обязательству из стоимости предмета залога*(50) преимущественно перед другими кредиторами его собственника*(51). Наконец, к любому варианту залога может быть присоединен комплекс относительных (обычно - обязательственных) правоотношений залогодателя с залогодержателем (например, в области обеспечения сохранности заложенного имущества и его страхования, проверки его состояния и т.п.).

Столь подробный, можно сказать, элементарный разбор вопроса о содержании и основаниях динамики обеспечительных правоотношений наглядно доказывает наш тезис о принципиальной юридической разнородности средств, используемых в качестве способов обеспечения исполнения обязательств. Все те правоотношения, делу реализации которых служат способы обеспечения, являются обязательствами; однако установление и применение самих этих способов обеспечения порождают не только обязательственные, но и иные правоотношения. Это обстоятельство доказывает не только то, что обеспечение исполнения обязательств не образует самостоятельного гражданско-правового института*(52), но и заставляет пересмотреть ряд устоявшихся, как теперь выясняется - без достаточных оснований, взглядов. Мы имеем в виду, в первую очередь, теорию основных и акцессорных обязательств*(53), трактовку правоотношений, возникающих в связи с применением способов обеспечения исполнения обязательств в качестве регулятивных*(54), и рассмотрение некоторых обеспечительных правоотношений в качестве элементов тех, что ими обеспечены*(55).

Весьма благодатную почву для научных изысканий представляет собой раздел учения об обеспечении исполнения обязательств, относящийся к таким способам обеспечения, применение которых связывается с участием третьих лиц. На необходимость подобного разделения способов обеспечения исполнения обязательств и его современную актуальность обратил внимание Б.М. Гонгало*(56), приурочивший саму классификацию к имени Г.Ф. Шершеневича*(57). Смысл привлечения к делу обеспечения третьего (по отношению к обеспеченному обязательству) лица состоит в возложении на счет его платежеспособности и (или) принадлежащих ему индивидуально-определенных (конкретных) вещей (прав) гарантирующей обеспечительной функции. В случае неисправности должника по основному обязательству кредитор может рассчитывать на удовлетворение своих имущественных интересов за счет не только самого нарушителя, но и третьего лица.

В связи со сказанным никак нельзя не вспомнить об аналогичной классификации ценных бумаг, предложенной, в частности, германским коммерциалистом К. Гарейсом. Он предложил различать ценные бумаги простые или прямые (линейные), в которых предоставление осуществляется самим должником, и переводные или трассированные, в которых предоставление осуществляется третьим лицом, а выдавший бумаги должник обеспечивает (гарантирует) такое предоставление*(58). Большинство ценных бумаг относится к категории простых; группу же переводных бумаг составляют главнейшие представители торговых ценных бумаг - переводные векселя (тратты) и чеки. Подобные отношения устанавливаются и при привлечении к обеспечению исполнения обязательств третьих лиц, с той разницей, что предоставление обязуется учинить должник, а обеспечивает (гарантирует) это предоставление третье лицо. На ситуацию можно взглянуть и с позиции должника, для которого предоставлением (валютой) является само обеспечение, предлагаемое кредитору третьим лицом взамен на получение определенного возмещения (рамбурса или покрытия) от должника. С этой точки зрения процесс участия третьих в обеспечении обязательств может быть описан с помощью терминологии, сформировавшейся в рамках учения об институте делегации*(59). Отношения между третьим лицом-делегантом и кредитором-делегатарием (обеспечительные отношения) должны быть названы отношениями валюты; отношения же третьего лица (делеганта) с должником (делегатом), объясняющие причину проявляемой третьим лицом "заботы" об интересах должника, - отношениями покрытия.

К сожалению, тезис об актуальности и целесообразности проведения такой классификации не имеет пока ни развития, ни обоснования, ни даже простого объяснения. Больше того, фактическое положение дел свидетельствует едва ли не об обратном. Даже при исследовании таких способов обеспечения исполнения, как банковская гарантия и поручительство, - способов, участие в которых фигуры третьего лица (гаранта или поручителя) является неизбежным - отношения третьего лица с должником - отношения покрытия*(60) - всегда остаются в своеобразной тени. Почему так происходит? Уж не оттого ли, что обеспечительные отношения (отношения валюты) не приобретают ровно никакой специфики от того, что их участником становится третье (по отношению к обеспечиваемому обязательству) лицо, а весь эффект его отношений с должником сосредоточивается за рамками обеспечительных правоотношений? Если вспомнить, что отношения эти имеют всякий раз строго индивидуальный характер, нередко относятся к разряду личных (фидуциарных) и конфиденциальных и оттого вовсе не подверженных правовой регламентации, то рождается и более глобальное сомнение: а имеют ли вообще такие отношения хоть какой-нибудь юридический эффект?

Положительный ответ на последний из поставленных вопросов дать, разумеется, несложно: действующий ГК РФ содержит нормы, признающие за отношениями покрытия известное гражданско-правовое значение (см., например, п. 3 ст. 338, п. 7 ст. 350, п. 2 ст. 359, ст.ст. 365, 366, 368, п. 1 ст. 375, ст.ст. 379, 387). Однако в ГК РФ не найти норм о влиянии этих отношений на отношения валюты - обеспечительные правоотношения. Напротив, Гражданский кодекс РФ весьма последовательно проводит взгляд, согласно которому обеспечительные отношения (отношения валюты) не должны испытывать никакого влияния со стороны их специфической "подкладки" - отношений должника с третьим лицом-обеспечителем (отношений покрытия). Наличие такой "подкладки" может служить только поводом к исследованию ее самой. Между тем ясно, что вычленение обеспечительных правоотношений из общего родового понятия именно по причине наличия у них пресловутой "подкладки" (специфического покрытия) может быть оправданно именно при наличии хотя бы какой-то их связи с обосновывающими и объясняющими их отношениями покрытия. Если этой связи не может быть - так и говорить не о чем.

Между тем обращает на себя внимание следующий факт. Даже те способы обеспечения исполнения обязательств, что урегулированы гл. 23 ГК РФ, четко распадаются на три категории. В одних случаях (поручительство, банковская гарантия) такое участие является безусловно необходимым, будучи предопределенным самой природой способа обеспечения (очевидно, что нет никакого смысла в поручительстве или гарантии за самого себя); в других случаях (залог, удержание*(61)) такое участие возможно, хотя и не обязательно. Наконец, существуют и способы обеспечения, применение которых обычно считается несовместимым с участием в них третьих лиц (неустойка, задаток). Откуда берется и чем обусловливается последняя категория ситуаций, если обеспечительные отношения не приобретают никаких своеобразных черт от того, что в них участвуют третьи лица? Какая, в конце-концов, разница, кто обязуется уплатить неустойку или внесет (примет) задаток - сам должник или найденное им для этой цели третье лицо, платежеспособность которого не вызывает сомнений кредитора? Именно таким должен был быть подход ГК РФ, если бы отношения покрытия вовсе не влияли на отношения валюты. Но подход ГК РФ иной. А это может означать либо его принципиальную неправильность, либо наличие достаточных оснований для построения общего цивилистического учения о способах обеспечения исполнения обязательств с участием третьих лиц. Основную цель такого учения должно составлять выявление того юридического значения, которое отношения покрытия оказывают на отношения валюты, направленные на обеспечение исполнения обязательств, а также на основное (обеспечиваемое) обязательство.

С применением вещно-правовых способов обеспечения исполнения обязательств (залога и удержания) связана еще одна любопытная проблема. Дело в том, что реализация кредитором обеспечительных прав вещного типа может затронуть интересы не только должника или третьего лица-обеспечителя, но и посторонних (в полном смысле этого слова) лиц*(62). Такая ситуация складывается в результате приобретения в собственность (хозяйственное ведение или оперативное управление) вещей, обремененных залоговым или ретенционным правом: таковые, как известно, следуют за обременяемой ими вещью даже в том случае, если приобретатель не знал и не должен был знать о наличии этих прав. Можно сказать, что здесь приобретает известный смысл категория "четвертого лица" - лица, за счет (на счет или в счет) имущества которого исполняется чужая юридическая обязанность; лица, не привлекаемого к обеспечению исполнения чужого обязательства, а вовлекаемого в такое обеспечение, возможно, что даже против его воли. Выявление этого феномена должно подталкивать к его специально научному изучению, места для которого в настоящей статье явно не хватает.

Предвосхищая научный поиск в сфере обозначенной проблемы, можно было бы наметить его отдельные направления.

Прежде всего необходимо обосновать, что отношения обеспечительного покрытия, складывающиеся между должником и третьим лицом, предоставляющим обеспечение, являются предметом гражданско-правового регулирования. Отмеченной выше непоследовательности ГК РФ для этой цели явно недостаточно. Думается, что решающую роль в этом вопросе должны сыграть содержание и принципы построения исследуемых отношений. Если третье лицо соглашается обеспечить чужое обязательство в обмен на удовлетворение собственного имущественного интереса, основывает свое согласие на автономно сформированной и изъявленной свободной воле и имеет возможность рассчитывать на неприкосновенность приобретенных им таким образом субъективных прав по отношению к должнику или иным лицам, то, думается, что ответ на поставленный выше вопрос должен быть положительным. "Подкладка" обеспечительных правоотношений также облекается в гражданско-правовую форму и подлежит цивилистическому научному изучению.

Затем необходимо установить круг возможных оснований возникновения отношений обеспечительного покрытия. Видимо, таковые можно разграничить на договорные и внедоговорные. Среди договорных, очевидно, нужно выделить те, что устанавливаются трех- и двухсторонними договорами (с участием обеспечителя и должника, а также с участием не только их, но и кредитора по обеспеченному обязательству). При исследовании же внедоговорных способов необходимо обратить особое внимание на ситуации одностороннего (без ведома и воли должников) вступления третьих лиц в обеспечение (с расчетом на последующее возмещение по правилам о регрессе (кондикции) или суброгации) и на случаи вовлечения третьих лиц в обеспечение без их ведома и воли.

Третьим шагом в изучении поставленной проблемы должно быть, очевидно, точное выяснение той роли, которую третье лицо играет в обеспечении основного обязательства. А именно: необходимо установить, исполняет ли третье лицо собственное обязательство (самостоятельное и независимое от обеспеченного) либо же чужое - обязательство должника-нарушителя (регулятивное или охранительное)? Очевидно, что если роль третьего лица сводится к исполнению собственного обязательства (дополнительного по отношению к обеспеченному), то за ним следует признать после такого исполнения право регресса к должнику. Если же третье лицо исполняет чужое обязательство (обеспеченное регулятивное ли или выросшее из его нарушения охранительное - безразлично), то ясно, что за ним следует признать статус кредитора, приобретшего требования к должнику в порядке суброгации. В этой зависимости, очевидно, выражается один из аспектов взаимосвязи обеспечительных отношений с отношениями их покрытия: содержание обеспечительных отношений предопределяет содержание и основания возникновения отношений покрытия, устанавливающихся в случаях одностороннего вступления третьих лиц в обеспечительные правоотношения и их вовлечения в таковые. Главный вопрос: существует ли обратная связь в том случае, когда содержание отношений покрытия определяется договором третьего лица с должником? Так, если договор о предоставлении обеспечения предусматривает переход к третьему лицу, в случае реализации обеспечения за его счет, прав по основному (обеспеченному) обязательству*(63), то означает ли это, что содержанием обеспечительных правоотношений должно быть исполнение третьим лицом обязательства должника, или же возможно принятие и исполнение им обязательства собственного? И наоборот: всегда ли договор о возмещении третьему лицу должником расходов, вызванных реализацией обеспечения за счет третьего лица, предполагает, что основанием к такому возмещению явилось удовлетворение регрессного требования, либо таким основанием может быть и требование суброгационное?*(64)

Наконец, необходимо определить, как влияет на судьбу обеспечительных обязательств третьего лица изменение условий обеспеченного обязательства или изменение личности должника по этому обязательству. Сохраняется ли обеспечительное обязательство третьего лица в неизменном виде? Прекращается ли оно, и если прекращается - то всегда ли или лишь в том случае, когда третье лицо не дает согласия отвечать за нового должника?*(65) Допустим ли вообще подобный "ход" со стороны третьего лица в том, например, случае, когда оно само становится новым должником? Полученные ответы позволят проследить сферы опосредованного (через обеспечительные отношения) влияния отношений третьего лица с должником на само обеспеченное обязательство и обратно. Вероятно, именно в этой сфере лежит ответ на чисто практический вопрос о возможности существования способов обеспечения исполнения обязательств с участием третьих лиц в его общей форме*(66).

В.А. Белов,

доктор юридических наук, доцент кафедры гражданского права

юридического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова

"Законы России: опыт, анализ, практика", N 12, декабрь 2006 г.

─────────────────────────────────────────────────────────────────────────

*(1) Исторический взгляд на понятие субъективного права позволяет увидеть бесперспективность многовековой дискуссии по вопросу о том, является ли владение фактом или правом. Для решения этого вопроса мало спросить о владении; надо еще и уточнить, а в каком смысле употребляется здесь слово "право". Если взять тот смысл, который в него вкладывала древняя юриспруденция (например, классическая римская или древняя русская), то владение, несомненно, суть право; если же спрашивать с позиций современных, то владение суть не что иное, как факт.

*(2) Мейер Д.И. Древнее русское право залога // Избранные произведения по гражданскому праву. М., 2003. С. 248 (сноска 107).

*(3) Мейер Д.И. Русское гражданское право / Под ред. А.И. Вицына. Изд.-е 10-е, с испр. и доп. А.Х. Гольмстена. Пг., 1915. С. 388.

*(4) Там же. С. 387-388.

*(5) Недаром обладатель обязательственного права (требования) именуется кредитором (от лат. "credo" - вера, доверие) или верителем, то есть лицом, оказавшим доверие добросовестности и платежеспособности обязанного лица - должника (дебитора).

*(6) Это соображение, между прочим, лежит в основании института оспоримых сделок, основной порок которых заключается именно в содержательном несовпадении воли и волеизъявления.

*(7) Мейер Д.И. Русское гражданское право. С. 388.

*(8) Там же. С. 388.

*(9) Там же. С. 390.

*(10) Угроза неблагоприятного воздействия и само неблагоприятное воздействие, как хорошо видно из этого примера, выполняют различные функции. Угроза (страх) перед перспективой определенного воздействия (например, отрубить голову или изувечить) действенна до нарушения и стимулирует должника к тому, чтобы нарушения не совершать (дабы не попасть под топор или раскаленные щипцы палача); само же воздействие производится уже после нарушения и, будучи по своему существу мерой восстановления нарушенного интереса для потерпевшего и карой (наказанием) для правонарушителя, ни к чему более последнего стимулировать не может. Запомним это обстоятельство.

*(11) Например, о стимулирующей функции как единственно необходимой для отнесения правовых средств к числу способов обеспечения исполнения обязательств писал Д.И. Мейер (см. вышеприведенную цитату). Авторы современных учебников, напротив, считают необходимой целью способов обеспечения "...обеспечение имущественных интересов кредитора путем создания особых гарантий надлежащего исполнения обязательства" (Гражданское право: Учебник / Под ред. Е.А. Суханова. Т. III. Изд. 3-е. М., 2006. С. 66), или "...предоставление кредиторам дополнительных гарантий того, что их интересы будут удовлетворены", создание "некого "внешнего резерва", дополнительного источника, за счет которого при неисправности должника будет исполнено основное обязательство" (Гражданское право: Учебник / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. Т. 1. Изд. 6-е. М., 2002. С. 683, 685), то есть выполнение ими гарантирующей функции. М.И. Брагинский, В.В. Витрянский (Договорное право: Общие положения. М., 1997. С. 384) и Б.М. Гонгало (Учение об обеспечении обязательств: Вопросы теории и практики. М., 2002. С. 9, 33-34, 35) считают достаточным выполнение способами обеспечения любой (хотя бы одной) из функций - стимулирующей или гарантирующей.

*(12) Попытка рассмотреть обеспечительную функцию гражданских прав в качестве основания (каузы) их возникновения (Гражданское право: Учебник / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. Т. 1. С. 683-85) вряд ли может считаться обоснованной, поскольку кауза сделки - суть ее ближайшая правовая цель, в то время как обеспечение - цель сугубо экономическая.

*(13) См. пример обсуждения и "аргументации" позиции по этой "проблеме": Гонгало Б.М. Указ. соч. С. 41-2; Гражданское право: Учебник / Под ред. Е.А. Суханова. Т. III. С. 68-69 (но буквально на следующей (70-й) странице утверждается, что меры оперативного воздействия необходимо отнести "к иным способам обеспечения исполнения обязательств, которые предусмотрены законом (а, кстати, каким законом? - В.Б.), но не указаны в перечне п. 1 ст. 329 ГК", то есть признание за удержанием в одно и то же время качеств способа обеспечения исполнения обязательств оказывается вполне совместимым с признанием за ним еще и свойств меры оперативного воздействия).