Хосе Ортега-и-Гассет. Размышления о технике. М.,2000. С.164-232

I. Первый подход к теме

Значение, преимущества и недостатки техники - вот один из главных вопросов, вокруг которых в самое ближайшее время развернутся горячие споры. Я был всегда убежден: писатель призван как можно заблаговременнее познакомить читателей с тем, что через пару лет станет настоящей проблемой. Иначе го­воря, писателю следует вовремя вооружить людей ясными идея­ми и понятиями, чтобы в разгар битвы они сохраняли хладно­кровие человека, который в принципе уже сделал выбор. On ne doit ecrire que pour faire connaitre la verite, - говорил Мальбранш, отбросив литературную изысканность. Уже давно и, по всей ве­роятности, бессознательно человек Запада окончательно пе­рестал уповать на литературу, вновь ощутив острейшую жажду ясных и разных идей относительно всего, что ему представляет­ся важным.

Поэтому я и рискнул сегодня выступить на страницах La Nation с подобными, отнюдь не литературными заметками, в основе которых - курс моих университетских лекций, прочи­танных два года назад и посвященных проблемам техники. Итак, что такое техника?

Давайте предпримем первый, еще далеко не самый актив­ный и решительный штурм нашей проблемы.

Известно: с наступлением зимы человек страдает от хо­лода. В этом чувстве - «мерзнуть» - соединены два раз­ных момента. Во-первых, человек обнаруживает в своем окружении некую реальность, называемую «холодом».

Во-вторых, данная реальность причиняет ему страдание, пред­стает ему как нечто враждебное. Что значит здесь «враж­дебное», думаю, ясно. Возьмем крайний случай, когда мороз столь силен, что кажется, будто человек неминуемо замерзнет заживо, иными словами, когда он чувствует, что «умирает от холода». Иначе говоря, здесь мороз уничтожает, отрицает са­мого человека. Но человек не хочет гибнуть, наоборот, как пра­вило, он желает выжить. Мы настолько привыкли наблюдать в других, да и в самих себе, эту жажду жизни, то есть стремление утвердить себя наперекор любым неблагоприятным условиям, что даже не понимаем, насколько это необычно; да и сама по­становка вопроса: почему человек предпочитает бытие небы­тию? - представляется нелепой или по крайней мере наивной. И тем не менее речь об одном довольно скромном и, безуслов­но, законном вопросе. Данный вопрос чаще всего возникает, когда мы говорим об инстинкте самосохранения. Но, во-первых, идея инстинкта самосохранения необыкновенно туман­на и неопределенна. Во-вторых, даже если бы эта идея казалась совершенно понятной и очевидной, все и так знают: не инстинк­ты властвуют над человеком, а сам человек управляет собой с помощью других способностей, таких, как разум и воля, воздей­ствующих именно на инстинкты. И лучшее тому доказатель­ство - факт, что многие предпочитают смерть жизни и незави­симо от каких бы то ни было соображений уничтожают в себе этот странный инстинкт самосохранения.

Таким образом, ссылка на инстинкты неудовлетворительна. Ведь даже исходя из них или, наоборот, целиком их игнорируя, мы видим: человек продолжает жить, поскольку так хочет. Это и вызывает повышенный интерес: почему жажда жизни - нор­ма? Почему нам не все равно - жить или умереть? Какой смысл имеет подобное жизненное стремление?

Не будем спешить с ответом. По крайней мере на сегод­няшний день мы можем удовлетвориться вполне прозаи­ческим выводом: человек хочет жить, и потому, когда ему угрожает холод, он испытывает потребность укрыться от него и как-то согреться. Удар зимней молнии воспламеняет сухое дерево, и первобытный дикарь спешит к огню, по­сланному случаем, чтобы погреться около пламени. Такой способ согреться - акт, посредством которого человек удовлетворяет свою потребность спастись от холода, вос­пользовавшись первым же подвернувшимся источником тепла. Я произношу эту фразу с тем естественным смуще­нием, с каким изрекают общеизвестную истину. И нам еще предстоит убедиться: подобное смущение как первоначаль­ная реакция на повторение общих мест здесь вполне уместно. Но если мы изрекаем столь тривиальные истины, то, безусловно, должны до конца понимать их смысл. Иначе не избежать чрезмерной самонадеянности, которой мы сплошь и рядом грешим. Итак, согревание - это акт, с помощью которого мы стремимся направить на себя либо тепло, уже имеющееся в наличии, либо то, которое мы на­ходим. Подобное действие сводится к неким движениям, присущим человеку от роду, иначе говоря, к его способно­сти ходить и тем самым приближаться к источнику тепла. В иных случаях, когда тепло не связано, например, с лес­ным пожаром, окоченевший от мороза путник укрывается в первой же попавшейся пещере.

Другая потребность - питание. Питаться можно плода­ми деревьев, съедобными кореньями или же мясом живот­ного. Еще одна потребность - в питье и т. д.

Итак, удовлетворение одной потребности обычно при­водит к другой: ходить, иными словами, покрывать рассто­яние; и поскольку порой важно преодолеть расстояние как можно быстрее, человек вынужден манипулировать време­нем, сокращать его, выигрывать. И наоборот: если жизни угрожает враг (хищный зверь или просто другой человек), мы вынуждены обратиться в бегство, другими словами, за наименьшее время покрыть наибольшее расстояние. Терпе­ливо идя по этому пути, мы постепенно опишем систему потребностей, с которыми сталкивается человек. Согре­ваться, питаться, ходить и другие сходные действия — та­ков актив жизнедеятельности человека. Человек сталкива­ется с этими действиями точно так же, как и с потребно­стями, удовлетворению которых они служат.

И хотя все эти истины столь очевидны, что, повторяю, даже немного стыдно говорить об этом, следует обратить внимание на смысл, который выражает здесь слово «по­требность». Что мы имеем в виду, когда говорим, что, со­греваясь, принимая пищу, двигаясь, человек удовлетворяет потребности? Все такие действия, несомненно, естественно необходимы для жизни. Человек признает эту материаль­ную и объективную необходимость, поскольку именно так он се субъективно ощущает. И эта человеческая необхо­димость часто условна. Подброшенный камень с необходимостью падает, и данная необходимость категорически безусловна. А человек может прекрасно обходиться без пищи, как это делает ныне Махатма Ганди. Итак, в еде са­мой по себе нет нужды. Это действие потребно для жизни, необходимо в той мере, в какой человеку необходимо жить, если это вообще необходимо. Таким образом, исход­ная потребность - жизнь, а все остальные - только ее следствия. Но мы уже говорили: человек живет, поскольку сам того хочет. Потребность жить не навязана человеку силой, как материи «навязано» свойство сохраняться. Жизнь - потребность потребностей: она необходима ис­ключительно в субъективном смысле, иначе говоря, просто потому, что человек самовластно решает жить. Это потреб­ность, рожденная волевым действием, смысл и значение которого мы предпочитаем не раскрывать, а просто исхо­дим из него как из простого факта. Так или иначе, человек проявляет удивительное упорство в том, чтобы жить, длить свое пребывание в мире даже вопреки тому, что он - единственно известное существо, обладающее способ­ностью (с онтологической и метафизической точек зрения странной, удивительной и тревожной) уничтожать себя и прекращать свое присутствие здесь, то есть в мире.

И по всей видимости, это стремление столь непомерно, что, даже когда человек не может удовлетворить потребно­стей, нужных для поддержания жизни (поскольку окружа­ющая природа не дает ему необходимых средств), он сам никогда не смирится с подобной судьбой. Так, если побли­зости нет огня, возникшего от удара молнии, или сколько-нибудь сносной пещеры, человек не может осуществить нужное действие, согреться; если же он не нашел плодов, кореньев и ему не подвернулось какое-нибудь животное, то ему нечем питаться. Именно в таких случаях человек при­бегает ко второй очереди репертуара своих актов: разводит огонь, строит дом, возделывает землю или охотится. Дело в том, что подобный репертуар потребностей и репертуар действий, которые их непосредственно удовлетворяют с по­мощью наличных средств - если таковые имеются, - оди­наковы для человека и животного. Единственное, в чем мы не можем быть до конца уверены, - это в том, испытывает ли животное такое же желание жить, как и человек. Иные скажут, что данный вопрос неуместен и даже несправедлив по отношению к животному. С какой это стати животное вдруг меньше дорожит жизнью, чем человек? Дело в том, что у животного нет таких интеллектуальных средств для зашиты своей жизни. Все так; однако здесь возникает подозрение, которое, несмотря на всю свою слабость, все-та­ки опирается на научные факты. Последние же неопровер­жимо свидетельствуют: любое животное, будучи лишено возможности осуществить какие-либо действия, входящие в его элементарный набор и направленные на удовлетворе­ние потребностей, никогда ничего не предпринимает и ти­хо ждет смерти. Во всех таких случаях человек, наоборот, молниеносно пускает в ход действие иного типа - произ­водство, изготовление того, чего нет у природы; и здесь не важно, нет ли его вообще или просто нет под рукой. При­рода, таким образом, означает не что иное, как человече­ское окружение, его обстоятельства. Так, человек разводит огонь, если его нет, или роет пещеру, то есть строит дом, если поблизости его нет, а также седлает коня или изго­товляет автомобиль, чтобы преодолевать пространство и время. А теперь заметим: разводить огонь - это отнюдь не то же, что греться; возделывание поля сильно отличается от такого действия, как прием пищи, а изготовить автомо­биль - далеко не то же самое, что бежать. Вот когда мы окончательно убедились, что нужно было заранее опреде­лить такие элементарные действия, как ходьба, еда, согре­вание.

Итак, обогрев, земледелие, производство автомобилей не являются действиями, направленными на удовлетворе­ние потребностей. Они - совершенно нежданно - подразу­мевают прямо противоположное: отмену вышеуказанного примитивного набора действий, служащих удовлетворению потребностей. В конечном счете их удовлетворению посвя­щен упомянутый второй репертуар действий, но - и в этом вся суть! - он предполагает определенное качество, которого как раз у животного-то и нет. Речь идет не столь­ко о мышлении - если будет время, мы об этом еще пого­ворим, - сколько о способности на время освобождаться от насущных жизненных требований, отвлекаться от них и предоставлять себе свободную возможность для занятий разными видами деятельности, которые сами по себе вовсе не являются удовлетворением потребностей. Животное, на­оборот, всегда и непреложно к ним жестко привязано. Его существование - это система подобных элементарных потребностей, называемых «органическими» или «биологи­ческими», и, кроме того, система актов, направленных на их удовлетворение. Животное как существо, или бытие животного, полностью совпадает с указанной двойной системой; само животное и есть не что иное, как такая система. Вообще жизнь, взятая с биологической и органиче­ской точек зрения, и есть только это. И здесь уместно спросить: имеет ли смысл говорить о потребностях приме­нительно к подобному существу? Относя это понятие к человеку, мы считали, что потребность заключалась в условиях sine quibus поп (непременных), с которыми он сталкивается, чтобы жить. Но они не суть его жизнь, и, наоборот, человеческая жизнь не совпадает или по крайней мере не во всем совпадает с составом природных потребно­стей. Если бы они совпадали, как у животных, если бы человеческое бытие состояло из еды, питья, согревания и т. д., то человек не ощущал бы подобные действия как по­требности, то есть как непреложные требования, которые адресованы его подлинному бытию, с которыми он просто не может не считаться, но которые в свою очередь вовсе не составляют его самого. Таким образом, у нас нет основа­ний предполагать, будто животное испытывает потребности в том субъективном смысле, в каком мы употребляем это понятие применительно к человеку; конечно, животное чувствует голод, но ведь животному ничего другого не ос­тается, как страдать от голода, искать пищу. Иначе говоря, животное не может испытывать голод как потребность, не­способно рассматривать такое желание как нечто, с чем должно считаться, чего не удается избежать и что жестко навязано самым неумолимым образом. Наоборот, если бы человек не испытывал подобных потребностей и, следова­тельно, не нужно было бы стремиться к их удовлетворе­нию, все равно ему оставалось бы многое из того, что можно было бы сделать. В полном распоряжении человека оказалось бы огромное пространство жизни, то есть такие заботы, дела, которые он как раз и считает подлинно свои­ми. И поскольку, с одной стороны, еду, добычу и сохране­ние тепла человек не считает атрибутами жизни, не включает в истинную жизнь, а с другой - ему приходится только мириться с существующим положением вещей, то в результате подобные дела и заботы представляются ему в отчетливой форме необходимого, неизбежного. Все это вне­запно открывает нам весьма странное условие человече­ской жизни: если все прочие существа совпадают со своими объективными условиями - с природой или обстоятельст­вами, - человек с ними никогда не совпадает; напротив, он - нечто чуждое обстоятельствам, отличное от них. Но поскольку у человека нет иного выхода, если он захочет находиться и пребывать в своих обстоятельствах, он вынужден принять все навязанные ими условия. Вот почему они и предстоят ему как нечто враждебное, вынужденное, мучительное.

И все-таки это лишь отчасти объясняет способность че­ловека временно отвлекаться от подобных нужд, отклады­вать или приостанавливать их воздействие и, отрешаясь от них, посвящать себя другим занятиям, которые не сводятся к непосредственному удовлетворению данных потребно­стей.

Животное неспособно высвободиться из ограниченного набора естественных актов - исключить себя из природно­го мира, - поскольку оно и есть самое природа; отделив­шись, оно просто лишилось бы своего места в ней. Но человек, бесспорно, несводим к собственным обстоятельст­вам. Он лишь погружен в них, причем так, что иногда все же способен от них избавиться и, самоуглубившись, сосре­доточиться на себе. Лишь тогда, и только тогда, человек может по-настоящему осмыслить все, что непосредственно и прямо не связано с удовлетворением категорических тре­бований и нужд, возникших в жизненных обстоятельствах. В такие внеприродные, сверхъестественные моменты само­углубления или возврата к себе человек как раз выдумыва­ет и осуществляет все действия упомянутого, второго, разряда: разводит огонь, строит жилище, возделывает поле, конструирует автомобиль.

Все такие акты обладают общей структурой. В них вхо­дит некое изобретение, устройство, с помощью которого человек надежно, по собственной воле и с пользой для себя получает то, чего нет в природе и в чем тем не менее он нуждается. Неважно, что здесь и сейчас нет огня. Мы его разведем, иначе говоря, здесь и сейчас выполним, согласно представленной схеме, действие, которое было для этого раз и навсегда придумано. Подобное устройство зачастую подразумевает создание какого-нибудь предмета, приспо­собления, орудия, чье простое действие с неизменностью даст нам то, в чем мы до этого испытывали нужду. Такими инструментами, приспособлениями могут быть, например, два куска сухого дерева и трут, с чьей помощью первобыт­ный человек добывал огонь, или же хижина , которую он себе строил, чтобы укрыться от холода.

Действия такого рода изменяют или преобразуют об­стоятельства, природу, и в результате возникает то, чего до сих пор не было (все равно - не было ли его здесь и сейчас или его не было и нет вообще). Это и есть технические действия, свойственные исключительно человеку. А совокупность таких актов - не что иное, как техника, ко­торую можно определить как преобразование человеком природы с целью удовлетворения потребностей. Последние, как мы уже убедились, - это категорические требования, предъявленные человеку природой. Человек отвечает на них, навязывая изменения природе. Итак, техника - это реакция человека на природу или обстоятельства, в ре­зультате которой между природой, окружением, с одной стороны, и человеком - с другой, возникает некий посред­ник - сверхприрода, или новая природа, надстроенная над первичной. Подчеркиваю: техника - это отнюдь не дейст­вия, которые человек выполняет, чтобы удовлетворить потребности. Такое определение неточно, поскольку оно годится и для чисто биологического набора животных ак­тов. Техника - это преобразование природы, той природы, которая делает нас нуждающимися, обездоленными. И цель его - по возможности ликвидировать подобные по­требности так, чтобы их удовлетворение не составляло ни малейшего труда. Если бы, всякий раз страдая от холода, человек тотчас же получал в свое полное распоряжение огонь, он, очевидно, никогда бы не испытывал потребно­сти в тепле, как обычно мы не испытываем потребности в дыхании. Мы просто дышим. Только и всего. Именно это и делает техника: соединяет тепло с ощущением холода и тем самым практически уничтожает его как потребность, нужду, лишение и заботу.

Итак, для начала и в общих чертах мы ответили на вопрос: «Что такое техника?» Сделав уже первые шага, мы столкнулись с возросшими трудностями, и вместе с тем те­ма техники стала гораздо интереснее. И как я надеюсь, в этом мы еще убедимся.