117

предложить поразительной красоты и силы рассуждение об едином и многом, которое Парменид, главный герой одноименного диалога, развивает перед юным Аристотелем — будущим политиком, реальной фигурой давно ушедшего V века.

Едва ли случайно Платон дал это имя собеседнику божественного старца Парменида: между двумя поездками Платона, знаменитого политического мыслителя, главы ведущей философской школы Афин, в Сицилию в 366 и 361 гг. до н.э. в Академии появляется будущий основатель Ликея Аристотель из Стагир, и Академия вступает в новый этап своего существования.

Академия при Аристотеле

Приехав в Афины, Аристотель, отец которого был связан с македонским царем Аминтой, вероятно, поначалу становится слушателем ритора Исократа, известного своими промакедонскими настроениями. Но очень скоро он переходит к Платону, оценив необыкновенные преимущества его школы и широту кругозора ее гениального схоларха. Сам этот приход Аристотеля в школу со стороны был очень важен; оценив благоприятный для научных занятий духовный климат, общую творческую атмосферу созданной Платоном школы и активно включившись в школьную жизнь, Аристотель изначально был свободен в своей интеллектуальной ориентации и не был скован предрассудками, пристрастиями и предпочтениями, неизбежно возникшими в кружке адептов Платона за двадцать лет его существования.

В частности, он сразу отказывается от пренебрежительного отношения к риторике и стремится охватить все виды рефлектированной речи, сформулировав их специфику и установив соответствующие правила. Одно из первых сочинений, которое пишет гениальный молодой человек, вошедший в академический кружок, — «Топика». Аристотель начинает ее первую книгу (глава первая) с определения умозаключения и его видов; доказательства, или научного умозаключения в строгом смысле слова, исходящего из первых и истинных начал; диалектического, или непротиворечивого умозаключения, исходящего из правдоподобных положений; эристического умозаключения, исходящего из того, что кажется правдоподобным; и паралогизма, основанного на неистинных положениях той или иной частной науки. Исследование некоторых общих способов (TOTTOI) построения умозаключений, исходящих из вероятных, или правдоподобных, положений, Аристотель и называет топикой, или диалектикой. Определив в главе 2, в чем польза диалектики (а она полезна для упражнения, для устных бесед и для философских знаний), Аристотель в главе 3 «Топики» (101Ь5 слл.) замечает: "Мы будем вполне владеть этим способом исследования, когда мы им овладеем так же, как в искусстве красноречия, искусстве врачевания и подобных искусствах... Ведь не любым способом искусный в красноречии будет убеждать, а врачеватель — лечить, но только тогда, когда он ничего не упускает из возможного, мы окажем, что он в достаточной мере владеет своим искусством".

118

Аристотель явственно выполняет задачу, поставленную перед диалектикой Платоном. Однако его ориентация была для Платона безусловно шокирующей; в свое время в «Горгии» Платон назвал риторику сноровкой вроде поварского искусства или искусства макияжа, а в «Пармениде» постарался дать Аристотелю образец диалектического рассуждения о едином и многом. Для Аристотеля же очевидно, что риторические руководства, разрабатывавшиеся еще софистами, дают гораздо более эффективный тип анализа искусства рассуждать, нежели отдельные образцы рассуждений или благие пожелания, выдвигаемые по отношению к диалектике Платоном. Аристотель развивает эту традицию руководств (тё%уш) и вводит в обиход Академии сочинения, которые сам он называл лрауцатеГа, а мы можем назвать более привычным для нас средневековым латинским термином трактат, т. е.. дидактическое сочинение, систематически излагающее определенную тему или круг тем.

В тот же период (366-355 гг. до н.э.), что и «Топика», были написаны трактаты «Категории» и «Об истолковании», где Аристотель специально рассматривает речь, ее виды, структуру и типы предикатов. Впоследствии Аристотель пишет трактаты о доказательном, или научном, силлогизме — «Аналитики». Завершая «Софистические опровержения» (приложение к «Топике»), Аристотель отмечает, что тогда как искусство риторики, например, уже приобрело определенную полноту благодаря Тисию, Фрасимаху, Феодору, учение об умозаключениях он разрабатывает впервые, не имея в этом предшественников: "... мы не нашли ничего такого, что было бы сказано до нас, а должны были сами создать его с большой затратой времени и сил" (184Ы слл.).

У нас нет никаких оснований оспорить это абсолютное новаторство Аристотеля. Но мы должны обратить внимание на то, что условием самой возможности такого рода интеллектуальной деятельности была соответствующая атмосфера и общие установки, которые культивировались в Академии Платона. Так, Платон не был ни математиком, ни астрономом, но в его Академии — виднейшие представители этих наук: Евдокс Книдский, математик и астроном, которого во время второй поездки в Сицилию Платон оставил во главе Академии, — при нем Аристотель там и появился; астроном Гераклид Понтийский, математик Гермодор Сиракузский, геометр Менехм, ученик Евдокса, автор «Начал» Тевдий Магнесийский. По «Тимею» видно, до какой степени основательно Платон знакомился с предшествующими и современными медицинскими учениями, по второй части «Федра» можно судить, что и риторическая традиция была в поле его зрения.

Однако Платон — создатель философской школы, политический мыслитель и педагог — никогда сам не занимался частными науками как таковыми. Более TorOj он никогда специально не разрабатывал и

отдельные концепции, которые мы привыкли считать платоновскими. В частности, специальная разработка концепции идей была гораздо интереснее для его учеников, нежели для самого Платона. Задавая ту

119

или иную тему, предлагая определенную проблему, Платон активно включался в ее рассмотрение, о чем мы судим по тому же «Пармениду». Но мироздание в целом, государство и человек как таковые занимали его в гораздо большей степени, нежели профессиональная разработка отдельных дисциплин, занятия которыми сам же Платон и провоцировал. И когда Аристотель так решительно и мощно откликнулся на эту провокацию, Платон оказался до известной степени обескуражен, следы чего носит его творчество в период после третьей сицилийской поездки. Конечно, Аристотель не мог заставить Платона отказаться от второго главного труда его жизни — «Законов». Но, пытаясь развить ряд тем, непосредственно с этим связанных, Платон теперь ощущает необходимость найти некий надежный и верифицируемый метод их изложения.

Он не может завершить трилогию «Тимей», «Критий», «Гермократ» — последний диалог не написан вообще, второй — не завершен. Задумывая трилогию «Софист», «Политик», «Философ», Платон находит метод диэрезы, или деления понятий и составления на этой основе определения сущностей. Например, софистическое искусство

умелое и мнимое; мнимое — на наивное и притворное; притворное — на подражание перед толпой (таково ораторское искусство) и отдельным человеком (это и есть софистика). Отсюда определение софистики таково: творческое человеческое искусство, создающее призрачные отображения посредством мнимого притворного подражания перед отдельным человеком (Софист 267а~268Ь).

Но Аристотель расправляется с этим методом в «Аналитике Первой»: "Деление есть как бы бессильный силлогизм... то, что должно быть доказано, оно постулирует..." (I 31). Точно так же Аристотель ранее (в «Аналитике Второй», 111) отверг необходимость идей для рассуждения. Помимо этого Аристотель полемизирует с Платоном и другими платониками буквально по всем самым существенным вопросам, причем как в трактатах, так и в диалогах: «Об идеях», «О риторике, или Грил», «О поэтах», «О философии», «Евдем, или О душе» и др. Но и сама техника диалога у Аристотеля меняется: он вводит в

число действующих лиц диалога современников. Аристотелю был чужд консервативный дух, заставлявший Академию оставаться в искусственных границах V века. В диалоге «Евдем» Аристотель описывает путешествие своего знакомца Евдема Кипрского в Македонию и его провидческий сон, часто главным действующим лицом диалога выступает он сам.

Аристотель специально разрабатывает, с одной стороны, этическую проблематику, а с другой — в качестве отдельной дисциплины — натурфилософскую: он пишет «Большую этику» и «Евдемову этику», а также трактаты «Физика», «О небе», «О возникновениии уничтожении»,

120

«Метеорологику». Помимо этого он рассматривает "метафизическую" проблематику: наиболее общие и достоверные начала и причины, позволяющие нам понять существо познания и познать сущее. Это привычное для нас название «Метафизики» возникло после того, как издатель сочинений Аристотеля в I в. до н.э. Андроник Родосский поместил соответствующие тексты "вслед за физикой" (цета та ср-иочка); сам же Аристотель (во второй главе первой книги «Метафизики») считал соответствующую науку — первую философию — в каком-то смысле превосходящей человеческие возможности, наиболее божественной и потому наиболее драгоценной.

Именно Аристотель вводит в качестве обязательного элемента философского рассмотрения исторические экскурсы: доксографическая традиция в собственном смысле слова возникает у него, хотя предпосылки для нее были созданы в Академии. В главе 14 первой книги «Топики» (105аЗЗ слл.) Аристотель объясняет, как следует выбирать положения для тех самых диспутов, которые уже заняли столь важное место в школьной жизни Академии: „Следует... выбирать [положения] из сочинений, а записи делать о каждом роде отдельно, например о благе или о живом существе, причем о всяком благе, начиная с того, что оно есть. Следует также помещать рядом мнения отдельных [философов], например то, что говорил Эмпедокл: что существует четыре элемента тел, ведь можно выставлять в качестве тезиса высказывания известных [философов]".

Здесь же Аристотель производит разделение основных видов философских проблем, легшее в основу деления на этику, физику и логику, ставшего для европейской философии классическим: "...имеется три вида положений и проблем, а именно: одни положения, касающиеся нравственности, другие — природы, третьи — построенные на рассуждении" (105Ь20 слл.).

Таким образом, благодаря Аристотелю европейская философия в рамках платоновской школы приобретает ту дисциплинарную расчлененность, методическую разработанность и полноту, которые обеспечили в дальнейшем ее устойчивое школьное функционирование,

Однако для Платона все эти новости, внесенные Аристотелем в Академию, были за пределами его главных забот. В «Филебе» — сократическом диалоге, написанном Платоном в конце 50-х гг., — он последний раз непосредственно откликается на ход школьной полемики в Академии и выводит под именами Филеба и Протарха членов академического кружка Евдокса и Аристотеля. Но естественным образом сиюминутные заботы школьной жизни отходят от него все дальше, и его внимание все более сосредоточивается на «Законах». И тем не менее, Платон успевает бросить взгляд на всю свою жизнь и в сжатой форме очертить свое понимание мира бытия и знания в «VII Письме», которое представляет собой первый прекрасный памятник европейской автобиографической традиции и в то же время — яркое свидетельство рефлексии европейского философа par excellence.