3. Возрождение интереса к региону це в 1980-е. Идейное наполнение нового издания це.
Возрождение интереса к идее ЦЕ как в странах региона, так и на Западе произошло в 1980-е гг.
Тема Центральной Европы вновь начала звучать в работах восточноевропейских диссидентов в начале 1980-х гг., вскоре после поражения “Солидарности” в Польше. Настроение во всех странах советского блока было тогда очень мрачным: очередная, наиболее мощная попытка освободиться, потерпела неудачу, причем для подавления движения даже не понадобились силы СССР.
Несколько важных событий и процессов совпали во времени, чтобы сделать западную публику восприимчивой к этой идее. Это упадок западных коммунистических партий и вообще марксистски ориентированных левых, вторжение СССР в Афганистан, польская “Солидарность”. Важно было также возрождение внимания к теме прав человека в западной политической теории. Для некоторых западноевропейских, в особенности французских, радикалов, идея о Центральной Европе стала также своего рода инструментом реализации их собственных идей об освобождения Европы от США. Осуществить это могла Европа, объединяющая восток и запад континента.
В итоге идеи восточноевропейских интеллектуалов получили на Западе качественно иной отклик. Правда, это произошло не сразу. Переломным моментом стала публикация в “Нью-Йорк Таймс” в апреле 1984 г. статьи чешского писателя (в 1981 г. получил французское гражданство) Милана Кундеры “Трагедия Центральной Европы”. Статья была тогда же перепечатана в “Die Zeit” и “Le Monde”, а в конце года появилась в английском журнале “Granta” (№ 11, 1984) под более определенным названием, которое Кундера изначально дал тексту: “Похищенный Запад или прощальный поклон Культуры”. Этот текст был сознательно сконструирован как “послание” Западу (и очень удобное для адресата послание).
Кундера обвинял Запад в том, что тот предал Центральную Европу, отдав ее Сталину. Последствия Ялты были разрушительны для Европы в целом, потому что именно в Центральной Европе билось сердце европейской культуры, ее наиболее живой источник. Даже сейчас, в 80-е годы, здесь сохранились в борьбе с советско-русским коммунизмом самые чистые и плодотворные образцы европейской культуры. Долг Запада — вмешаться, не только из чувства вины, но и в своих собственных интересах, потому что лишь воссоединившись со своей похищенной частью Запад может обрести целостность.
Как отмечает Миллер, Запад получил идейное знамя для завершающего этапа борьбы с “внешней империей Кремля”.
Норвежский политолог Айвер Нойман обоснованно определил роль России для концепций Центральной Европе как роль “конституирующего чужого”. Именно через описание отличия от России доказывается “западность” Центральной Европы. Именно Россия выступает и как главный виновник “трагедии Центральной Европы”, и как главная угроза ее будущему. Кундера вполне откровенно заявлял, что, говоря о чуждой цивилизации, имеет в виду именно Россию, а не только СССР. Немало других участников дебатов о Центральной Европе это подразумевали.
Две важных и связанных с Россией темы в современных концепциях Центральной Европы — это мотивы “жертвы” и “сопротивления”. Все претенденты на место в Центральной Европе — неизбежно жертвы. Причем в наиболее тенденциозных версиях, например у Кундеры, вина четко расписана на две составляющие. Деструктивная роль целиком отдана России. Другой виноватый — Запад, отдавший в Ялте Центральную Европу на растерзание неевропейским варварам. Такое распределение вины взывает к Западу об искуплении за отступничество не только от Центральной Европы, но и от своих фундаментальных ценностей — то есть взывает о вмешательстве, о “возвращении долга”. Русским отказано в праве считать себя жертвами того же коммунизма, и на них возложена вся полнота ответственности за несчастья Центральной Европы.
В СССР статья Кундеры и близкие к ней по духу тексты практически не получили отклика. Их откровенно антисоветский характер сделал их добычей спецхранов. В то же время из-за своей столь же откровенной русофобии они не могли стать популярны в Самиздате.
В 1989 г. когда страны региона освободились от власти СССР, стало очевидно, что никакой позитивной программы эти рассуждения о Центральной Европе не содержат. Политики пост-социалистических стран, оставив, толком не начав, попытки превратить Центральную Европу в самостоятельного политического актора, занялись обеспечением для своих стран преимущественных прав на вступление в западные структуры. Сегодня центральноевропейскость превратилась для этих стран, которые вступили в НАТО и ЕС, в ярлык неполноценности.
Как подчеркивает Миллер, концепции Центральной Европы должны быть предметом исторического, или историко-политологического исследования. Только выяснив для себя разнообразные интересы и “тенденциозности”, связанные с различными концепциями Центральной Европы, историки могут использовать понятие «Центральная Европа» как инструмент исторического исследования. В противном случае тенденциозность даже помимо воли исследователя будет проникать в их труды вместе с самим понятием.
В то же время плодотворно применять этот термин для анализа определенных периодов и определенных аспектов исторического процесса. Например, понятие Центральная Европа оказывается инструментом для преодоления узких рамок национальных историй.