О. В. Горбачёв / Проблемы истории России 20 века / 1917 год

1917 год: от Февраля к Октябрю

Историческая наука в СССР десятилетия развивалась как историко-партийная наука, что определяло ее восприимчи­вость ко всем политическим изменениям в стране. Поэтому со вступлением Советского Союза во второй половине 80-х гг. в новый период своего развития перемены не замедлили кос­нуться исторического сообщества. В течение непродолжитель­ного времени был по-новому проанализирован большой комп­лекс проблем советского прошлого. В этой связи период 1917 г. и, главным образом, история Октябрьской революции - отправные события советской истории - оказались одними из центральных вопросов в переосмыслении истории. На­правление было задано политико-идеологическим обоснова­нием перестройки как непосредственного продолжения идей и практики Октября. По словам М. С. Горбачева, перестрой­ка должна была вывести советское общество «к тем идеа­лам, ради которых была совершена Октябрьская револю­ция». В этом ключе прозвучал его доклад «Октябрь и пере­стройка: революция продолжается» на торжественном засе­дании, посвященном 70-летнему юбилею Великой Октябрь­ской социалистической революции. Тем не менее литература о революции, вышедшая в СССР в 1987 г., не отмечена какими-либо методологическими, фактологическими или кон­цептуальными новшествами.

В сентябре 1988 г. многолетний официальный координатор исследований по истории 1917 г., автор трехтомной «Исто­рии Великого Октября» 92-летний академик И. И. Минц ушел в отставку с поста председателя Научного совета АН СССР «История Великой Октябрьской социалистической револю­ции», рекомендовав на эту должность П. В. Волобуева. Уход И. И. Минца совпал с началом пересмотра традиционной советской историографии Октябрьской революции. Уже 22- 23 октября новый руководитель совета П. В. Волобуев предсе­дательствовал на заседании круглого стола на тему «Октябрь 1917: выбор исторического пути», давшего старт переосмысле­нию Октябрьской революции. В работе круглого стола приня­ли участие В. И. Бовыкин, В. II. Булдаков, I.. II. Городецкий, К. В. Гусев, Я. С. Драбкин, Г. 3. Иоффе, И. И. Миллер, И. И. Минц, Г. Л. Соболев, В. И. Старцев и др.

Целью круглого стола являлась критическая оценка состояния исследований по истории Октябрьской революции и необходимость активизировать научную работу в этом направлении, «поставив опыт и уроки революции на службу перестройки». Участники круглого стола констатировали, что профессиональные историки существенно отстают от историографических реалий конца 80-х гг. и не удовлетво­ряют общественный интерес к истории Октябрьской рево­люции, образ которой формирует газетно-журнальная пуб­лицистическая историография. Следствием такого положе­ния стал крайний дилетантизм в описании революции, ее искажение и упрощение. По мнению участников круглого стола, сложилась ситуация, когда история Великого Октября могла нуждаться в защите уже от внутренних сил, а не от внешней, зарубежной историографии, и лучшей защитой мо­жет быть только правда о ней. «Великий Октябрь не боится правды. Наоборот, только вся правда, одна только правда об Октябре сможет противостоять искажениям его истории. Только правдой мы сумеем защитить и отстоять Октябрь», - заявил Г. 3. Иоффе.

«Правду» об Октябрьской революции в первую очередь считали необходимым «отстоять» историки рубежа 80- 90-х гг., так как Октябрьская революция не несет ответствен­ности за сталинизм. По аналогии с судьбой Великой фран­цузской революции одна из перспективных тем для научных исследований определялась как «Октябрь и проблема Термидо­ра». На заседании Международной комиссии по истории Октябрьской революции в рамках XVII Международного конгресса исторических наук в Мадриде (август — сентябрь 1990 г.) П. В. Волобуев признал, что Октябрьская революция не достигла цели, ради которой совершалась, так как социа­листическое общество в СССР построено не было. Исто­рик делал вывод, что во всех бедах и трагедиях страны повинен сталинизм, а не Октябрь.

Среди других вопросов, которыми предстояло вплотную заняться историкам, П. В. Волобуев назвал необходимость разработать подлинно ленинскую концепцию революции, решить вопрос о перегруппировке классовых и политичес­ких сил в ее ходе, исследовать закономерности политических и социально-экономических предпосылок социалистической революции, рассмотреть возможности альтернативных путей развития России в 1917 г., непредвзято переосмыслить роль мелкобуржуазной демократии. Кроме того, были поставле­ны такие вопросы, как типология социалистических револю­ций и проблемы их исторической зрелости, интеллигенция и революция, социальное творчество масс, Октябрь и мировая революция, цена революции и др. С учетом вышеназванных аспектов была разработана новая «Комплексная программа исследований по истории Великой Октябрьской социалисти­ческой революции», охватывающая период с рубежа XIX- XX вв. до перехода к нэпу и включавшая как конкретно-­историческую, так и теоретико-методологическую, историо­графическую и источниковедческую тематику.

В это же время формулировались новые методологические подходы к изучению революции. Ученые отмечали, что каче­ственный подъем исторических исследований невозможен без отказа от сталинистских интерпретаций революции, ее ка­нонизирования, аксиоматичности и упрощенности выводов, отсутствия авторской индивидуальности, без избавления от «фигур умолчания» и изначальной заданности выводов. Марксистская методология не подвергалась сомнению, но ее следовало, согласно новым подходам, применять творчески. И наконец, еще один важнейший методологический аспект - обращение к В. И. Ленину для восстановления историчес­кой правды, необходимость освобождения от искажающих ленинизм наслоений.

Расширение исследовательской проблематики и стремле­ние к комплексному взгляду на революционные процессы повлекло за собой реорганизацию Научного совета по исто­рии Октябрьской революции. В августе 1991 г. совет полу­чил название «История революций в России», а в январе 1992 г. был переименован в Научный совет «История соци­альных реформ и революций» (спустя два года совету было возвращено название в формулировке 1991 г., а с 26 января 1999 г. он был включен в состав Научного совета РАН по истории социальных реформ, движений и революций под руководством академика Г. Н. Севостьянова). Была переиме­нована и Международная комиссия по истории Октябрьской революции, ставшая с октября 1992 г. комиссией по истории Российской революции.

В первые годы после распада Советского Союза истори­ки революции столкнулись с трудностями, вызванными как общим кризисом академической исторической науки, так и внешними по отношению к науке причинами: политическая элита новой России не жаловала революционный 1917 год, предав анафеме Октябрьскую революцию и начав полити­ческую канонизацию противников большевиков. В. П. Бул­даков отмечает, что идеологизация и политизация получили в эти годы новый импульс: в историографии тон стали задавать антикоммунисты, что никак не могло породить нового исторического качества, а только затруднило усло­вия его появления. «В современных условиях научная исто­рия большевизма стала в России почти запретной темой, - писал в 1996 г. В. П. Булдаков. - Принято считать, что с этим «все ясно»: большевистская партия — главный «винов­ник» Октября. Подобный взгляд — лишь негативистское воспроизведение былой апологии большевизма». Самый яр­кий пример в ряду таких апологетов - доктор философских и доктор исторических наук Д. А. Волкогонов, чья тенденци­озная книга о В. И. Ленине, завершающая трилогию «Вож­ди», вызвала немало споров и протестов в академической среде. Концепция Октябрьской революции, содержащаяся в этой книге, представляет собой успешную реализацию «ко­варного» плана крайне экстремистской партии во имя корыс­тных целей захвата власти, чему никто не смог помешать. Теперь «ученым, писателям, историкам остается только пора­жаться, как великий народ позволил так экспериментировать над своей судьбой», — резюмировал Д. А. Волкогонов. Разу­меется, подобная концепция ничего не прояснила в истории российской революции, и ныне остается лишь историографи­ческим фактом, характеризующим известную тенденцию пер­вой половины 90-х гг. в интерпретации революции.

В целом, академическое сообщество не пошло по пути Д. А. Волкогонова. Наоборот, обозначился поворот к глубо­кому научному анализу феномена русской революции. Меж­дународный коллоквиум «1917 год в России: массы, партии, власть», состоявшийся 11-15 января 1993 г. в Санкт-Петербурге, продемонстрировал широкое поле для обмена мнени­ями между российскими и зарубежными историками по наиболее острым политическим и социальным проблемам истории Февральской и Октябрьской революций. В работе коллоквиума приняли участие известные зарубежные специ­алисты по истории 1917 г. У. Розенберг, А. Рабинович, Л. Хеймсон, Ц. Хасегава, А. Уайлдман, Э. Кетола, М. Ферро и др. В этом же году в журнале «Отечественная история» появилась специальная рубрика «1917 год глазами отече­ственных и зарубежных историков». В феврале 1994 г. на годичном собрании Научного совета РАН «История револю­ций в России» историки подвели итоги работы совета за предшествующие два года. Было отмечено, что отчетный период оказался одним из самых сложных в жизни совета, так как ученым приходилось заниматься историей револю­ции, находясь в эпицентре новой революции, намеренно отвергающей предыдущую, а потому проявляющую к ней далекий от объективного знания интерес.

Важной задачей ученых, способствующей расширению предметной области исследований по истории 1917 г., стало введение в научный оборот новых источников. Первосте­пенное значение для изучения политической истории февра­ля - октября 1917 г. имеют решения Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов и Временного правитель­ства. В 1991-1993 и 2002-2003 гг. увидело свет четырехтом­ное издание «Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов в 1917 году: протоколы, стенограммы и отчеты, резолюции, постановления общих собраний, собраний сек­ций, заседаний Исполнительного комитета, Бюро исполни­тельного комитета и фракций», работа над которым началась еще в 60-70-е гг., но поскольку основной массив документов имел эсеро-меньшевистское происхождение (эти политичес­кие силы доминировали в Петросовете до конца лета 1917 г.), этот труд не дошел до печатного станка в советские годы. На протяжении 2001—2004 гг. в четырех томах были полностью изданы «Журналы заседаний Временного правительства» за весь период его деятельности, в которых фиксировались обсуждавшиеся вопросы и принимаемые решения. Деятель­ность профсоюзов нашла свое отражение в документальной публикации «Петроградский совет профессиональных союзов в 1917 г.: протоколы и материалы».

История различных политических сил, сыгравших свою роль в 1917 г., представлена в сборниках «Меньшевики в 1917 году», «Петербургский комитет РСДРП(б) в 1917 году: протоколы и материалы заседаний», «Анархисты. Докумен­ты и материалы. 1883-1935 гг.», «Партия левых социалис- тов-революционеров. Документы и материалы. 1917-1925», «Партия социалистов-революционеров. Документы и матери­алы», «Правые партии. 1905—1917. Документы и материалы», «Протоколы Центрального комитета и заграничных групп конституционно-демократической партии: 1905 — середина 1930-х гг.», «Съезды и конференции конституционно-демок­ратической партии: 1905—1920 гг.» и др. Собранные в этих изданиях документы дают представление об идеологии, практической деятельности, стратегии и тактике политичес­ких партий и организаций, характеризуют их лидеров и активистов.

Отдельному комплексу источников - мемуарной литерату­ре - в течение всего периода развития новейшей историо­графии 1917 г. уделяется особое внимание. Переизданы вос­поминания, которые уже выходили в России, но спустя неко­торое время стали недоступными читателям (например сбор­ники из серии «Революция и гражданская война в описа­ниях белогвардейцев», воспоминания Ф. Ф. Раскольникова, Л. Г. Шляпникова, Н. Н. Суханова и др.). Дошли до российско­го читателя и мемуары участников и очевидцев событий 1917 г., выходившие ранее за границей (П. Н. Милюкова, А. Ф. Керенского, Л. Д. Троцкого, А. И. Деникина, «Архив русской революции» в 22 томах, издававшегося И. Н. Гессе­ном в Берлине, и др.). Среди авторов опубликованных в 90-е гг. мемуаров можно назвать имена А. И. Гучкова, М. В. Родзянко, В. М. Чернова, И. Г. Церетели, П. А. Половцова, В. Н. Ко­ковцова, П. Г. Курлова, А. М. Коллонтай, В. В. Шульгина и др. В целом изданные в настоящее время воспоминания отра­жают точки зрения самого широкого круга политических сил, принимавших участие в революционных событиях 1917 г. Следует обратить внимание и на малоизвестные, но отнюдь не менее важные воспоминания людей, не относившихся к политическим фигурам, тем более фигурам политического Олимпа 1917 г. - княгини Л. Л. Васильчиковой, инженера Э. Б. Кригер-Войновского, генерала Ф. Я. Ростковского. Большое значение имеют впервые полностью изданные в России «История русской революции» Л. Д. Троцкого, «Ис­тория второй русской революции» П. Н. Милюкова, труды по истории революции С. П. Мельгунова и А. Ф. Керенского. Особенностью этих работ является сочетание исследова­тельской и мемуарной составляющих.

Активное переиздание мемуаров не прекращается и в последние годы: в 2006-2008 гг. вновь были переизданы работы многих деятелей, названных выше, а также мемуары П. Д. Долгорукого, А. И. Балабановой, Е. К. Брешко-Бреш- ковской, Н. Д. Жевахова, Г. П. Чеботарева, П. Н. Врангеля, К. С. Попова, генерала В. И. Гурко, полковника Б. В. Никити­на и др.

Работа с письменными источниками является хотя и не­обходимым, но не единственным способом реконструкции прошлого. Как тенденцию последних лет следует указать на все возрастающее внимание к визуальным источникам по истории революции 1917 г. - фотографиям, картинам, афи­шам, плакатам, карикатурам, детским рисункам и т. п. Немалое их количество представлено в книге «1917», изданной в 2007 г. На основании более 30 периодических изданий в ней собраны также печатные материалы, опубликованные в 1917 г., - поли­тические и экономические новости, официальная хроника и происшествия, комментарии и прогнозы, слухи и опроверже­ния, агитация, реклама. Подавляющая часть этих материалов нигде не публиковалась с момента их появления. А. Б. Соколов отмечает, что помещенные в авторский текст изображения все чаще выступают как важная составляющая аргументации историка. Документальная фотография, например, стано­вится одним из важнейших источников написания истории «снизу», позволяет обратиться к жизни «простых» людей, которые оставили после себя мало письменных свиде­тельств.

Середина 90-х гг. в историографии Февральской и Ок­тябрьской революций отмечена постановкой научной пробле­мы «Человек и революция». Возможности кардинального пе­реосмысления революции в рамках этой проблемы был по­священ доклад П. В. Волобуева и В. П. Булдакова «Октябрь­ская революция: новые подходы к изучению» на XVIII Меж­дународном конгрессе исторических наук (сентябрь 1995 г.). Анализ революции с позиций исторической антропологии позволил по-новому взглянуть на хорошо известные события, проследить логику развертывания революционных процес­сов на уровне социальных низов, изучить мотивы поведения солдат, рабочих, крестьян, средних слоев населения. В этом случае в качестве критической точки 1917 г. выделяется не Октябрь, а Февраль, приведший к падению власти, что для формирования поведения масс, не изживших патерналист­ских представлений о власти, имело большее значение, чем ее присвоение.

Инициатива разработки этой проблемы исходила от заме­стителя председателя Научного совета по истории революций В. П. Булдакова, еще с рубежа 80—90-х гг. энергично отстаи­вавшего необходимость пересмотра историографических сте­реотипов о роли народных масс в истории революции. Не оспаривая решающего значения этой роли, он предложил взглянуть на нее с нетрадиционной, неполитической стороны сознания и мотивов поведения «революционных» классов. Результаты своей работы В. П. Булдаков изложил в ряде статей и монографии «Красная смута: причины и послед­ствия революционного насилия».

В. П. Булдаков считал, что обычный взгляд на револю­цию, вызванную «объективными» предпосылками и «субъек­тивными» факторами, в значительной степени мифологизи­рует ее. При анализе институционных возможностей 1917 г. становится очевидно, что общая ситуация определялась тем, что происходило не на политическом, а на личностно-быто­вом уровне, и, следовательно, ключом к событиям 1917 г. в России служила не политическая борьба в верхах, а социальная борьба низов за выживание. Утратив в резуль­тате десакрализации императорской власти веру в «свою» власть, последние остались наедине со своим историческим опытом, в котором не было места ни парламентаризму, ни правам личности. Это позволяет перенести центр тяжести в анализе революции на ментальность и психологию масс. И тогда вместо мифа о «гегемоне революции» — сознатель­ном, сплоченном, возглавляемом партией большевиков рабо­чем классе — на арене революции появятся рабочие, кото­рые, как и все, боролись за физическое выживание, стре­мясь к воссозданию психологически наиболее удобных для себя социально-патерналистских условий, а все их «анти- буржуйство» носило декларативный или ситуационно-эмо- циональный характер. Вместо мифа об организованной кон­фискации помещичьих земель крестьянами в 1917-1918 гг. перед глазами исследователя развернется масштабная об­щинная революция, направляемая общинной психологией, когда под новыми лозунгами традиционная форма крестьян­ского насилия выплеснулась с соблюдением опять-таки тра­диционного для крестьян жестокого ритуала (грабеж, под­жог, погром имений и т. п.).

Осмысление «человеческих» истоков революции отвечает и на вопрос о том, почему Февральская революция оказа­лась столь неожиданной для тех политических сил, на чьи плечи традиционная историография возлагает ее подготовку (вспомним сомнения В. И. Ленина, высказанные за месяц до Февраля, о том, что «старикам» — революционерам, вероят­но, не удастся дожить до решающих битв грядущей револю­ции, которая разразится лишь в «ближайшие годы»), ибо сила, вызвавшая революцию к жизни и определившая ее стремительность, также расположилась в неполитическом измерении. В статье «Имперство и российская революцион­ность» В. П. Булдаков писал: «Не только либеральная, но и консервативная общественность могла сколь угодно ужа­саться чудовищно растущей изоляции власти в лице царской четы от жизненных реалий, а народ изумляться слухами «про Распутина и царицу», но падение монархии предопре­делил многозначительный природный «случай»: снежные за­носы на железных дорогах поставили под угрозу продоволь­ственное снабжение. Остальное доделали слухи о том, что правительство поощряет спекулянтов, переросшие в уверен­ность, что эта власть не способна накормить народ. Вопли «Хлеба!» со стороны голодных работниц сделали то, что не смогли сделать представители левых партий, - привести в движение механизм революции». В монографии «Красная смута: природа и последствия революционного насилия» историк добавляет к этому еще несколько строк: «Одна «случайность» наложилась на другую. Текстильные фабрики так тесно соседствовали с металлообрабатывающими заво­дами, что женщины с легкостью увлекли за собой мужчин. Даже те, кто не собирался бастовать, вынужден был выйти на улицу. Масса вылилась в открытое пространство, тут же начав раскалять себя представлениями о злодействах старой власти». Эта зарисовка ярко иллюстрирует нарастание со­циального психоза масс. Изучить механизм его эскалации - еще одна важная задача историка революции. Для этого необходимо представлять быт, нравы, мораль, стереотипы поведения того времени. Этим вопросам были посвящены научные конференции «Революция и человек: социально психологический аспект» (ноябрь 1994 г.) и «Революция и человек: быт, нравы, поведение, мораль» (ноябрь 1995 г.). Они нашли свое отражение в монографиях С. В. Ярова «Пролетарий как политик: политическая психология рабочих Петрограда в 1917—1923 гг.» и «Горожанин как политик: рево­люция, военный коммунизм и нэп глазами петроградцев», О. С. Поршневой «Крестьяне, рабочие и солдаты России накануне и в годы Первой мировой чойны» и «Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период Первой мировой войны (1914 — март 1918 г.)». В этих исследованиях дается целостная картина психологии «народ- мых низов» периода революции: изменение настроений, мыс­лей, чувств, переживаний, степень политической активности и апатии, проявление нетерпимости, отношение к войне, власти, революции, различным политическим силам.

Февральская революция создала почву для надежд, ожи­даний и требований большинства населения России. Несо­ответствие этих ожиданий возможностям их удовлетворе­ния, самоощущение «временности» представителями «вер­хов» - людьми, пришедшими к власти в феврале - марте 1917 г. и их поведение, показаны в работе И. Л. Архипова «Российская политическая элита в феврале 1917 года: пси­хология надежды и отчаяния». Авторами всех названных выше работ помимо исторических были использованы мето­ды других гуманитарных наук: социологии, психологии, эт­нологии, социально-культурной антропологии, лингвистики, философии.

В 1997 г. исполнилось 80 лет событиям 1917 г. Это был первый юбилей революции после распада СССР. Незадолго до этого не стало академика П. В. Волобуева. Новым пред­седателем Научного совета «История революций в России» стал С. В. Тютюкин. Подводя итоги сделанного историками в 90-е гг., он отмечал, что за это время произошло разруше­ние советских схем, но новой целостной концепции собы­тий 1917 г. еще не создано; снизился интерес историков к Октябрьской революции, возросло внимание к изучению политических противников большевиков и негативных сто­рон советской власти.

С середины 90-х гг. обозначилась тенденция к увеличе­нию количества монографических исследований по истории революции. Серьезным шагом на пути изучения истории социалистических течений небольшевистского толка стали монографии А. А. Смирновой «На тернистом пути к неже­ланной власти: петроградские социалисты в феврале - мае 1917 г.» и «От коалиции к катастрофе: петроградские социа­листы в мае — ноябре 1917 г.», Д. Б. Павлова «Большевист­ская диктатура против социалистов и анархистов. 1917 — середина 1950-х годов», Г. И. Злоказова «Меньшевистско- эсеровский ВЦИК Советов в 1917 году». Последняя моногра­фия посвящена истории Всероссийского Центрального Ис­полнительного Комитета Советов рабочих и солдатских депу­татов, избранного на I-м Всероссийском съезде Советов в июне 1917 г. В работе анализируются основные направления деятельности меньшевистско-эсеровского центра Советов в период июльского политического кризиса, борьбы с корни­ловщиной, Демократического совещания, приводятся партий­ный и персональный состав ВЦИК, рассказывается о работе его отделов. Г. И. Злоказов рассматривал Советы как форму подлинной демократии трудящихся, которые вполне подходи­ли для роли органов государственной власти и управления, однако реализации этого потенциала мешала «верноподдан­ническая проправительственная ориентация» первого ВЦИК. Не стали они таковыми и после прихода к власти большеви­ков, которые под прикрытием государственной формы совет­ской власти установили однопартийную диктатуру.

Истории Всероссийского демократического совещания, созванного в сентябре 1917 г. для решения вопроса о влас­ти, а также созданного им Временного совета Российской республики - Предпарламента, в историографии традицион­но уделяется мало внимания. Этот пробел призваны воспол­нить сборник «История созыва и деятельности Всероссий­ского демократического совещания (сентябрь 1917 г.) в контексте развития российского XX века», монографии С. Е. Рудневой «Демократическое совещание (сентябрь 1917 г.): история форума» и «Предпарламент: октябрь 1917 г.: опыт исторической реконструкции». В 2002 г. в сборнике документов «Из истории борьбы за власть в 1917 году» впервые в научный оборот были введены ряд документов Демократического совещания, а также материалы Особой следственной комиссии Временного правительства по рас­следованию июльских событий 1917 г. в Петрограде.

Монография Л. Г. Протасова «Всероссийское Учреди­тельное собрание: история рождения и гибели» стала пер­вым большим обобщающим трудом по истории Учредитель­ного собрания в России, где его история исследуется от зарождения идеи всенародного представительства до его разгона в январе 1918 г. В приложении даны цифровые итоги выборов в разрезе округов и партий.

Революционные события 1917 г. повлекли за собой корен­ные изменения в положении Русской православной церкви и ее взаимоотношений с государством. Состояние РПЦ накану­не и в ходе революции 1917 г. раскрывается в документаль­ных публикациях «Российское духовенство и свержение мо­нархии в 1917 году. (Материалы и архивные документы по истории Русской Православной Церкви)», «Русская право­славная церковь и Февральская революция», в мемуарах- исследовании последнего протопресвитера русской армии и флота Г. Шавельского «Русская Церковь перед революцией», трехтомном сборнике «Священный Собор Православной Рос­сийской Церкви 1917—1918 гг. Обзор деяний». Взаимоотноше­ния православной церкви с Временным правительством, Поме­стный собор 1917-1918 гг. и восстановление патриаршества, отношение церкви к Октябрьской революции исследуются в монографиях М. А. Бабкина «Духовенство Русской православ­ной церкви и свержение монархии (начало XX века — конец 1917 г.)», Е. В. Беляковой «Церковный суд и проблемы церков­ной жизни. Дискуссии в православной российской церкви начала XX века. Поместный собор 1917-1918 гг. и предсобор- ный период», М. В. Вострышева «Патриарх Тихон», А. Н. Ка- шеварова «Православная Российская Церковь и Советское государство. (1917-1922)», С. Л. Фирсова «Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х — 1918 гг.)».

На протяжении всего периода новейшей историографии российские историки активно обращаются к изучению по­литических биографий деятелей революции. В 1993 г. вышел биографический словарь «Политические деятели России. 1917». К настоящему времени появились статьи и крупные монографические исследования о А. И. Гучкове, А. Ф. Керенском, А. Г. Корнилове, Г. Е. Львове, Ю. О. Мар­тове, П. Н. Милюкове, Н. В. Некрасове, А. В. Пешехо- нове, Г. В. Плеханове, М. А. Спиридоновой, Л. Д. Троцком, В.М. Чернове, В. В. Шульгине и др. Был издан ряд новых оригинальных биографий В. И. Ленина, где историки зано­во проанализировали все основные этапы политической деятельности лидера большевиков, ключевое место в кото­рой по праву занимает 1917 г. К трудам российских исто­риков примыкают переведенные на русский язык работы о В. И. Ленине зарубежных исследователей — Э. Каррер д’Анкосс, Р. Пейна, Р. Сервиса, Л. Фишера.

Несомненным достижением современной российской ис­ториографии стало появление новейших исследований об особенностях событий 1917 г. в регионах. Таковы труды П. С. Кабытова «Вторая русская революция: борьба за де­мократию на Средней Волге в исследованиях, документах и материалах, 1917—1918 гг.», Н. Н. Кабытовой «Власть и общество в Российской провинции: 1917 год в Поволжье», В. В. Канищева «Русский бунт - бессмысленный и беспощад­ный: погромное движение в городах России в 1917—1918 гг.», И. В. Нарского «Жизнь в катастрофе. Будни населения Урала в 1917-1922 гг.», коллективные сборники «Октябрь и граж­данская война в Сибири. История. Историография. Источ­никоведение», «Революция 1917 года и Зауралье: (поиски и проблемы)».