Metod_Ili_Franka_Mark_Tven_-_Prints_i_nischy

laid down between them by attendants in the gold-and-crimson liveries of the prince (и положена между ними слугами в золото-малиновых ливреях принца; to lay down — класть вниз). This done (это сделано = когда это было сделано), a flourish of trumpets resounded from within (звуи фанфар прогремели изнутри; trumpet — труба /муз./). A lively prelude arose from the musicians on the water (оживленная прелюдия донеслась от музыкантов на воде); and two ushers with white wands (и два церемониймейстера с белыми жезлами) marched with a slow and stately pace (прошагали медленной и статной походкой) from the portal (от главных ворот). They were followed (за ними следовал; to follow — следовать) by an officer bearing the civic mace (офицер, несущий гражданский жезл), after whom came another carrying the city's sword (за которым шел другой, неся меч города); then several sergeants of the city guard (затем несколько сержантов городской стражи), in their full accoutrements (в своем полном снаряжении), and with badges on their sleeves (и

с эмблемами на рукавах); then the Garter king-at-arms (зате герольдмейстер ордена Подвязки), in his tabard (в камзоле герольда; tabard — плащ, носимый рыцарями поверх лат; амзол герольда); then several knights of the Bath (затем несколько рыцарей ордена Бани), each with a white lace (каждый с белым кружевом) on his sleeve (на своем рукаве); then their esquires (затем их оруженосцы); then the judges (затем судьи), in their robes of scarlet and coifs (в

своих мантиях алого цвета и шапочках); then the Lord High Chancellor of England (затем лорд-канцлер Англии), in a robe of scarlet, open before (в

одеянии алого цвета, открытом спереди), and purfled with minever (и отороченном горностаем); then a deputation of aldermen (затем делегация олдерменов /членов городского правления/), in their scarlet cloaks (в своих алых мантиях); and then the heads of the different civic companies (а затем — главы различных гражданских компаний), in their robes of state (в своих парадных одеждах). Now came twelve French gentlemen (затем шли двенадцать французских джентльменов), in splendid habiliments (в

прелестных одеяниях), consisting of pourpoints of white damask (состоящих из

стеганых камзолов белого дамаска) barred with gold (обитого золотом), short mantles of crimson velvet (в коротких мантиях из малинового бархата) lined with violet taffeta (украшенных лиловой тафтой), and carnation-colored hauts- de-chausses (и широких штанах до колен, покрашенных в цвет гвоздики; carnation — гвоздика), and took their way down the steps (и спустились по лестнице). They were of the suite of the French ambassador (они были из свиты Французского посла), and were followed by twelve cavaliers (и за ними шли двенадцать кавалеров) of the suite of the Spanish ambassador (из свиты испанского посланника), clothed in black velvet (одетые в черный бархат), unrelieved by any ornament (нерасцвеченный какими-либо украшениями; to relieve — облегчать). Following these came several great English nobles with their attendants (вслед за этим прошли несколько великих английских дворян со своими слугами).'

crimson [`krımzən], resound [rı`zaund], carnation [ka:`neıS(ə)n]

The advance-guard of the expected procession now appeared in the great gateway, a troop of halberdiers. 'They were dressed in striped hose of black and tawny, velvet caps graced at the sides with silver roses, and doublets of murrey and blue cloth, embroidered on the front and back with the three feathers, the prince's blazon, woven in gold. Their halberd staves were covered with crimson velvet, fastened with gilt nails, and ornamented with gold tassels. Filing off on the right and left, they formed two long lines, extending from the gateway of the palace to the water's edge. A thick, rayed cloth or carpet was then unfolded, and laid down between them by attendants in the gold-and-crimson liveries of the prince. This done, a flourish of trumpets resounded from within. A lively prelude arose from the musicians on the water; and two ushers with white wands marched with a slow and stately pace from the portal. They were followed by an officer bearing the civic mace, after whom came another carrying the city's sword; then several

sergeants of the city guard, in their full accoutrements, and with badges on their sleeves; then the Garter king-at-arms, in his tabard; then several knights of the Bath, each with a white lace on his sleeve; then their esquires; then the judges, in their robes of scarlet and coifs; then the Lord High Chancellor of England, in a robe of scarlet, open before, and purfled with minever; then a deputation of aldermen, in their scarlet cloaks; and then the heads of the different civic companies, in their robes of state. Now came twelve French gentlemen, in splendid habiliments, consisting of pourpoints of white damask barred with gold, short mantles of crimson velvet lined with violet taffeta, and carnation-colored hauts-de-chausses, and took their way down the steps. They were of the suite of the French ambassador, and were followed by twelve cavaliers of the suite of the Spanish ambassador, clothed in black velvet, unrelieved by any ornament. Following these came several great English nobles with their attendants.'

There was a flourish of trumpets within (раздался грохот фанфар внутри); and the prince's uncle (и дядя принца), the future great Duke of Somerset (будущий великий герцог Сомерсетский), emerged from the gateway (появился из ворот), arrayed in a doublet of black cloth-of-gold (наряженный в камзол из черной золотой парчи), and a cloak of crimson satin flowered with gold (и в плащ из малинового атласа, расцвеченного золотом), and ribanded with nets of silver (и затканный сетками серебра). He turned, doffed his plumed cap (он повернулся,

снял свою шапочку с перьями; plume — перо), bent his body in a low reverence (согнул тело в низком поклоне), and began to step backward (и начал шагать назад; to begin — начинать(ся)), bowing at each step (кланяясь при каждом шаге). A prolonged trumpet-blast followed (продолжительный грохот труб последовал), and a proclamation (и воззвание), 'Way for the high and mighty (дорогу высокому и могущественному), the Lord Edward (лорду Эдварду), Prince of Wales (принцу Уэльскому)! High aloft on the palace walls (высоко вверху на стенах дворца) a long line of red tongues of flame (длинная череда

красных языков пламени) leaped forth (прыгнула вперед) with a thunder-crash (с грохотом грома); the massed world on the river (собравшийся мир = люди на реке) burst into a mighty roar of welcome (взорвался могучим ревом приветствия; to burst — взрываться); and Tom Canty (и Том Кэнти), the cause and hero of it all (причина и герой всего этого), stepped into view (появился: «выступил в видимость»; view — предел видимости, взгляд), and slightly bowed his princely head (и слегка склонил свою царственную голову).

He was magnificently habited (он был великолепно облачен) in a doublet of white satin (в камзол из белого атласа), with a front-piece of purple cloth-of- tissue (с нагрудниками из пурпурной парчи), powdered with diamonds (усыпанный бриллиантами), and edged with ermine (и отороченный горностаем). Over this he wore (поверх этого он носил; to wear — носить) a mantle of white cloth-of-gold (белый с золотом парчовый плащ), pounced with the triple-feather crest (с выбитым изображением герба из трех перьев; to pounce — выбивать выпуклый рисунок), lined with blue satin (с полосами из синего атласа), set with pearls and precious stones (усыпанный жемчужинами и драгоценными камнями), and fastened with a clasp of brilliants (и застегнутый застежкой из бриллиантами). About his neck hung the order of the Garter (на его шее висел орден Подвязки; about — вокруг; to hang — висеть), and several princely foreign orders (и несколько княжеских иностранных орденов); and wherever light fell upon him (и когда бы свет ни падал на него; to fall — падать) jewels responded with a blinding flash (драгоценности отвечали ослепительной вспышкой). O, Tom Canty, born in a hovel (о, Том Кэнти, рожденный в лачуге), bred in the gutters of London (выращенный в канавах Лондона; to breed — выводить породу), familiar with rags and dirt and misery (знакомый с лохмотьями и грязью и нищетой), what a spectacle is this (какое это зрелище)!

flourish [`flArıS], roar [rO:], foreign [`fOrın]

There was a flourish of trumpets within; and the prince's uncle, the future great Duke of Somerset, emerged from the gateway, arrayed in a 'doublet of black cloth-of-gold, and a cloak of crimson satin flowered with gold, and ribanded with nets of silver.' He turned, doffed his plumed cap, bent his body in a low reverence, and began to step backward, bowing at each step. A prolonged trumpet-blast followed, and a proclamation, 'Way for the high and mighty, the Lord Edward, Prince of Wales!' High aloft on the palace walls a long line of red tongues of flame leaped forth with a thunder-crash; the massed world on the river burst into a mighty roar of welcome; and Tom Canty, the cause and hero of it all, stepped into view, and slightly bowed his princely head.

He was 'magnificently habited in a doublet of white satin, with a front-piece of purple cloth-of-tissue, powdered with diamonds, and edged with ermine. Over this he wore a mantle of white cloth-of-gold, pounced with the triple-feather crest, lined with blue satin, set with pearls and precious stones, and fastened with a clasp of brilliants. About his neck hung the order of the Garter, and several princely foreign orders'; and wherever light fell upon him jewels responded with a blinding flash. O, Tom Canty, born in a hovel, bred in the gutters of London, familiar with rags and dirt and misery, what a spectacle is this!

CHAPTER X (Глава десятая)

The Prince in the Toils (Мытарства принца)

WE left John Canty dragging the rightful prince (мы оставили Джона Кэнти,

когда он тащил истинного принца) into Offal Court (в Тупик отбросов), with a noisy and delighted mob at his heels (с шумной и радостной толпой у его пят,

каблуков = смотрящей им вслед). There was but one person in it (был только

один человек в ней /толпе/) who offered a pleading word for the captive (который вступился: «внес защищающее слово» за пленника), and he was not heeded (и на него не обратили внимания; to heed — обращать внимание,

учитывать, слушаться); he was hardly even heard (он был едва ли даже услышан), so great was the turmoil (так велик был шум). The prince continued to struggle for freedom (принц продолжал бороться за свободу), and to rage against the treatment (и восставать против обращения) he was suffering (которое он выносил), until John Canty lost what little patience was left in him (пока Джон Кэнти не потерял то малое терпение, которое оставалось в нем; to lose — терять; to leave — оставлять), and raised his oaken cudgel (и поднял свою дубовую дубину) in a sudden fury (во внезапной ярости) over the prince's head (над головой принца). The single pleader for the lad (единственный защитник юноши) sprang to stop the man's arm (прыгнул, чтобы остановить его руку; to spring — прыгать), and the blow descended upon his own wrist (и

удар опустился на его собственное запястье). Canty roared out (Кэнти прорычал):

'Thou'lt meddle, wilt thou (ты хочешь вмешаться; wilt — устар. вместо will)? Then have thy reward (тогда получай по заслугам: «получай твое вознаграждение»).'

His cudgel crashed down upon the meddler's head (его дубина с грохотом рухнула на голову вмешавшегося); there was a groan (там был = раздался стон), a dim form sank to the ground among the feet of the crowd (слабое тело упало на землю между ног толпы; to sink — погружаться, тонуть), and the next moment it lay there in the dark alone (и в следующее мгновение оно лежало там в темноте одно). The mob pressed on (толпа наседала), their enjoyment nothing disturbed by this episode (их веселье совершенно не нарушенное этим происшествием).

Presently the prince found himself in John Canty's abode (вскоре принц нашел себя = оказался в жилище Джона Кэнти), with the door closed against the outsiders (с дверью, закрытой от чужаков; against — против). By the vague

light of a tallow candle (при тусклом свете сальной свечи) which was thrust into a bottle (которая была вставлена в бутылку; to thrust — толкнуть, засунуть), he made out the main features of the loathsome den (он рассмотрел черты отвратительной трущобы), and also of the occupants of it (и также жителей ее). Two frowsy girls and a middle-aged woman (две неряшливые девочки и среднего возраста женщина) cowered against the wall in one corner (съежились у стены в углу), with the aspect of animals habituated to harsh usage (с видом животных, привыкших к грубому обращению), and expecting and dreading it now (и ожидающих и страшащихся его сейчас). From another corner stole a withered hag (из другого угла выползла дряхлая карга; to steal — красть(ся)) with streaming gray hair and malignant eyes (с развевающимися седыми волосами и злобными глазами). John Canty said to this one (Джон Кэнти сказал ей):

'Tarry (обожди)! There's fine mummeries here (тут чудесный балаган; mummery

— рождественская пантомима; маскарад). Mar them not till thou'st enjoyed them (не прерывай его, пока не насладишься им; to mar — искажать,

портить; ‘st = hast — устар. вместо have); then let thy hand be heavy as thou wilt (тогда позволь своей руке быть (такой) тяжкой, как ты захочешь). Stand forth, lad (встань-ка тут, парень). Now say thy foolery again (теперь скажи свои глупости снова), an thou'st not forget it (если ты не забыл их). Name thy name (назови твое имя). Who art thou? (кто ты).

patience [`peıS(ə)ns], oaken [`əuk(ə)n], feature [`fi:tSə]

WE left John Canty dragging the rightful prince into Offal Court, with a noisy and delighted mob at his heels. There was but one person in it who offered a pleading word for the captive, and he was not heeded; he was hardly even heard, so great was the turmoil. The prince continued to struggle for freedom, and to rage against the treatment he was suffering, until John Canty lost what little patience was left in him, and raised his oaken cudgel in a

sudden fury over the prince's head. The single pleader for the lad sprang to stop the man's arm, and the blow descended upon his own wrist. Canty roared out:

'Thou'lt meddle, wilt thou? Then have thy reward.'

His cudgel crashed down upon the meddler's head; there was a groan, a dim form sank to the ground among the feet of the crowd, and the next moment it lay there in the dark alone. The mob pressed on, their enjoyment nothing disturbed by this episode.

Presently the prince found himself in John Canty's abode, with the door closed against the outsiders. By the vague light of a tallow candle which was thrust into a bottle, he made out the main features of the loathsome den, and also of the occupants of it. Two frowsy girls and a middle-aged woman cowered against the wall in one corner, with the aspect of animals habituated to harsh usage, and expecting and dreading it now. From another corner stole a withered hag with streaming gray hair and malignant eyes. John Canty said to this one:

'Tarry! There's fine mummeries here. Mar them not till thou'st enjoyed them; then let thy hand be heavy as thou wilt. Stand forth, lad. Now say thy foolery again, an thou'st not forget it. Name thy name. Who art thou?'

The insulted blood mounted (оскорбленная кровь поднялась) to the little prince's cheek once more (к щекам маленького принца снова) and he lifted a steady and indignant gaze (и он поднял твердый и негодующий взгляд на) to the man's face (на лицо этого человека), and said (и сказал):

''Tis but ill-breeding in such as thou (это только невоспитанность в таком, как ты) to command me to speak (приказывать мне говорить). I tell thee now (я

говорю тебе сейчас), as I told thee before (как я сказал тебе прежде), I am Edward, Prince of Wales (я Эдуард, принц Уэльский), and none other (и никто другой).'

The stunning surprise of this reply (ошеломляющая удивительность этого ответа) nailed the hag's feet to the floor (пригвоздило ноги ведьмы к полу; foot

—нога, ступня) where she stood (где она стояла; to stand — стоять), and almost took her breath (и почти забрало дыхание = лишило ее дыхания; to take

—брать). She stared at the prince in stupid amazement (она уставилась на принца в глупом удивлении), which so amused her ruffianly son (которое так позабавило ее хулигана-сына; ruffianly — хулиганский) that he burst into a roar of laughter (что он разразился смехом; roar — рев). But the effect upon Tom Canty's mother and sisters was different (но действие на мать и сестер Тома Кэнти был иным). Their dread of bodily injury (их страх телесного повреждения) gave way at once to distress (дал место: «путь» сразу же печали) of a different sort (другого рода). They ran forward with woe and dismay in their faces (они выбежали вперед с горем и испугом на лицах; to run — бежать), exclaiming (восклицая):

'Oh, poor Tom, poor lad (о, бедный Том, бедный мальчуган)!'

The mother fell on her knees before the prince (мать упала на колени перед принцем; to fall — падать), put her hands upon his shoulders (положила свои руки на его плечи; to put — класть), and gazed yearningly into his face through her rising tears (и взглянула тоскливо на его лицо сквозь подступающие слезы; to rise — подниматься). Then she said (затем она сказала):

'Oh, my poor boy (о, мой бедный мальчик)! thy foolish reading hath wrought its woeful work at last (твое глупое чтение совершило свою горестную работу наконец; wrought — устар. вместо worked от to work — работать), and ta'en thy wit away (и отняло у тебя твой ум; ta’en = taken от to take — брать). Ah (ах)! why didst thou cleave to it when I so warned thee 'gainst it (почему ты остался преданным этому /делу/, когда я так предупреждала тебя против этого; to cleave — привязаться, хранить верность = to cling)? Thou'st broke thy mother's heart (ты разбил мое материнское сердце; to break — ломать,

бить, портить).'

The prince looked into her face (принц взглянул на ее лицо), and said gently (и

сказал мягко):

'Thy son is well and hath not lost his wits (твой сын в порядке и не потерял разум), good dame (добрая дама). Comfort thee (успокойся); let me to the palace where he is (пустите меня во дворец, ге он находится), and straightway will the king my father restore him to thee (и тут же король, мой отец, вернет его тебе).' 'The king thy father (король, твой отец)! Oh, my child (о, мое дитя)! unsay these words (возьми назад эти слова) that be freighted with death for thee (которые угрожают смертью тебе), and ruin for all that be near to thee (и разрушением всему, что близко тебе). Shake off this gruesome dream (стряхни с себя это ужасное сновидение). Call back thy poor wandering memory (призови обратно свою бедную блуждающую память). Look upon me (взгляни на меня). Am not I thy mother that bore thee (разве я не мать, которая родила тебя; to bear —

рождать), and loveth thee (и любит тебя)?'

The prince shook his head (принц покачал своей головой), and reluctantly said (и неохотно сказал):

'God knoweth I am loath to grieve thy heart (ведает Бог, что я не хочу огорчать твое сердце); but truly have I never looked upon thy face before (но воистину я никогда не смотрел на твое лицо прежде). '

The woman sank back to a sitting posture on the floor (женщина опустилась назад в сидячее положение на полу), and, covering her eyes with her hands (и закрыв глаза руками), gave way to heartbroken sobs and wailings (дала дорогу горестным рыданиям и воплям).

'Let the show go on (пусть шоу продолжается)!' shouted Canty (крикнул Кэнти). 'What, Nan (ну как, Нэн)! what, Bet (ну как, Бет)! Mannerless wenches (неотесанные девчонки)! will ye stand in the prince's presence (встанете ли вы в присутствии принца)? Upon your knees (на колени), ye pauper scum (вы,

нищенское отродье), and do him reverence (и отвесьте ему поклоны)!'

He followed this with another horse-laugh (он продолжил = за этим последовал еще один приступ лошадиного смеха = грубого хохота). The girls began to