Концепция п.А. Сорокина
Питирим Александрович Сорокин (1889— 1968) создал более рациональную теорию цивилизаций. «Сорокин, подобно М.Веберу, отвергает «редукционистские» концепции культуры, представленные «организмом», «экономизмом». Культура есть явление особого рода, гораздо более сложное и совершенное, чем организм. Она не детерминируется экономикой. В понимании Сорокина культура выступает как система значений — ценностей, с помощью которых общество интегрируется, поддерживает взаимосвязь своих институтов. Культура определяет энергию и направленность человеческих усилий».
Только понимание процесса развития цивилизаций позволит нам правильно оценить ход социального и культурного развития человечества и направить его в должную сторону. Он полагал, что холистическая теория в понимании представителей морфологической школы неприменима к культурам, потому что они не являются замкнутыми комплексами.
Развертывая критику концепции Тойнби, Сорокин подчеркивал, что многие единообразия, на которые гот претендует в связи со своей схемой, либо ложны, либо переоценены. Например, его единообразие негативной связи между географическим распространением цивилизации и ее внутренним ритмом; между войной и ростом; между прогрессом техники и ростом. В утверждениях Тойнби есть известная доля истины, но как категорические формулировки они безусловно ошибочны. Если бы цивилизации Тойнби не распространялись на обширные районы и множество людей, а остались бы просто цивилизацией маленькой шумерской, греческой, египетской или арабской деревушки, они вряд ли стали бы «историческими» и безусловно не привлекли бы внимания историков и самого Тойнби.
Все цивилизации Тойнби — сложные комплексы, распространившиеся на обширные территории и группы населения... Если Тойнби предполагает, как это он делает в некоторых местах, что такое распространение на обширные районы происходило мирно, без войны, благодаря невольному подчинению «варваров» очарованию цивилизации, то такое утверждение опять-таки неверно. Все его цивилизации во время роста распространялись не только мирно, но и с помощью силы, насилия, войн. С другой стороны, многие из них в период разложения сжимались, а не расширялись, и были миролюбивее, чем во время роста.
Следуя Шпенглеру, тень которого тяжело нависла над ним, Тойнби приписывает некоторым из своих цивилизаций различные господствующие тенденции: эстетическую — эллинской, религиозную — индийской (долины Инда), механистически-техническую — западной (другим восемнадцати цивилизациям он таких господствующих влечений не приписывает). Такие суммарные характеристики опять-таки очень сомнительны. Западная цивилизация не обнаруживала своей предположительно господствующей черты примерно до XIII в.: с VI по конец XII в. движение технических изобретений и научных открытий стояло почти на нуле.
С VI по XVIII в. эта механическая цивилизация была сверху донизу религиозной, даже более религиозной, чем индийская или индуистская во многие периоды их истории... Предположительно эстетическая эллинская цивилизация не обнаруживала своего эстетического (в смысле Тойнби) влечения до VI вдо н.э. и, наоборот, выказала определенный научно-технический порыв между 600 г. до н.э. и 200 г. н.э. Арабская цивилизация, чью доминирующую черту Тойнби не подчеркнул, выказала исключительный порыв к научным и техническим занятиям в VIII—XIII вв. гораздо больший, чем западное общество в те же века. Все это значит, что приписывание, в духе Шпенглера и Тойнби, некоторой специфически вечной тенденции той или иной цивилизации, не обращая внимания на стадию развития, не соответствует фактам и вводит в заблуждение.
В отличие от Тойнби, Сорокин выделяет несколько тенденций развития современных цивилизаций: 1) перемещение центра творческих сил. Как известно, эти центры перемешались в истории человечества постоянно. Последним известным нам центром был западноевропейский. Теперь его силы иссякли, и творческая нинциаггива переходит на американский континент (в целом) и на восток, в частности, в Россию.
Другая тенденция обнаруживается в постепенном упадке сенсуалистической культуры, основой которой является уверенность, что за пределами свидетельств наших органов чувств нет ни реальности, ни ценностей. Вытеснив средневековую спиритуалистическую культуру, сложившуюся на основе веры в то, что подлинной реальностью является Бог и царство Божье, сенсуалистическая культура распространилась по всей Европе и господствовала с XV по XX в.
К началу XX в., по мнению Сорокина, ее творческие силы почти полностью иссякли, продолжая деиствовать лишь в области науки и техники. Но и здесь она становится разрушительной силой. Вместо ToreJ чтобы служить богу творчества, наука, или, во всяком случае, ряд ее ответвлений, служит дьяволу разрушения. Эту культуру уже ничто не может возродить. Ввиду ее больших заслуг перед человечеством ее надо, как предлагает Сорокин, с благодарностью и почтения ем поместить в музей. «
Сорокин полагает, что намечается зарождение новой культуры или нового интегрального социокультурного порядка, по его терминологии. Борьба между умирающей и зарождающейся новой культурой иде повсюду, в каждом человеке, в каждом коллективе и обществе. Меняется представление о характере подлинной реальности и подлинной ценности. Не только в религии и философии, но и в науке утверждается представление, что подлинная реальность обладает нe только эмпирическим, сенсуалистическим аспектом» но и несенсуалистическим, рациональным и сверхрациональным аспектом.
Возникающая интегральная культура исходит т» предпосылки, что подлинная реальность и ценность бесконечны по своим аспектам и что мы не располагаем терминологией, которая могла бы их отразить. Из-s менилось и представление о человеке: согласно этому представлению, человек — творец со сверхрационая диетическими возможностями и искрами гениальное ти. Идет борьба и в философии. Материалистическая философия еще разделяется многими, но, по мнению Сорокина, она мало что добавила к прежним материалистическим системам. Другими словами, как полагает П.Сорокин, здесь нет искры гениальности. Мы ее находим в ряде новых течений, идеалистических или интегральных по своему характеру. Аналогичный процесс и в религии, где на смену догматическим религиозным системам вдет «святой дух творчества» и «универсальная религия творческой альтруистической любви». Таким образом, по убеждению Сорокина, если не произойдет апокалиптическая катастрофа, интегральная культура поможет вступить в новую творческую эру.
По словам П.Сорокина, «совокупность смыслов», ценностей и норм в науке, в величайших философских, религиозных, этических или художественных смыслах образует идеологически целое. Эта идеологическая система вполне осязаемо реализует себя в предметах материальной культуры, в поведении ее носителей, агентов и членов. Кроме обширных культурных систем, существуют еще более обширные системы, которые можно было бы назвать культурными суперсистемами. Идеология любой из суперсистем, по мнению ПА.Сорокина, базируется на определенных основных посылках или определенных конечных принципах, развитие, разработка и провозглашение которых в совокупности образуют вдеологию суперсистемы. Коль скоро идеологии суперсистем являются самыми обширными из идеологий, их основные посылки или конечные принципы являются самыми обобщенными из истин, предположений или ценностей. Перед человечеством вставал вопрос: «Какова природа истинной и конечной ценности?» И на этот вопрос давалось три ответа.
Конечная истинная ценность чувственна. Кроме нее нет других реальностей и не существует внечувственных ценностей, — таков был первый ответ. Из этой основной посылки развилась огромная суперсистема, называемая сенсиггивной. Было и другое разрешение этого вопроса: конечной истинной целью является сверхчувственный и сверхразумный бог (Брахма, Дао, «Священное Ничто» и прочие ипостаси бога). Чувственные или какие-либо другие реальности или ценности являются либо миражами, либо низменньми и тенеподобными псевдореальностями. Такая основная посылка и соответствующая ей культурная система называется идеациональной.
Существует и третий ответ. Конечной истинной ценностью является Многоликая Бесконечность, обнимающая все различия, беспредельно качественно и количественно. Человеческий ум, которому положены определенные пределы, не может определить и воспроизвести ее доподлинно, не может охватить ее. Эта Многоликая Бесконечность невыразима. Мы способны лишь на очень отдаленное приближение к трем Ее аспектам: рациональному (или логическому), чувственному и сверхчувственному — сверхразуму.
Все все три аспекта реальны и гармонически соединяемы в Ней. Реальны Ее сверхчувственно-разумные и чувственные ценности. Она может называться Богом, Дао, нирваной, Священным Ничто, сверхсущностью (у Дионисия Ареопагита) и «расчлененной эстетической непрерывностью» (у американского философа ис-1: тории Ф.С.К. Нортропа). Эта типично мистическая концепция конечной истины, реальности и ценност» (и основанная на ней соответствующая суперсистема называется идеалистической (интегральной).
Каждая из этих суперсистем содержит в своем лон обширные системы, описанные выше. Суперсистемах сенситивная образуется из сенситивной науки, сенси тивной философии, сенситивной религии (или чего" либо в этом роде), сенситивного искусства, сенситивной; морали и права, экономики и политики и одновременно — из сенситивно мыслящих личностей, групп,» из базирующихся на чувственном учении стилей жизни и социальных институтов. То же самое относится к идеационным и идеологическим суперсистемам.
Так, например, в средневековой культуре Европы с) XI до конца XII в. мы обнаруживаем, что идеационна (спиритуалистическая) суперсистема была господству ющей. Ее важнейшим положением был христиански символ веры со сверхзвуковой и сверхчувственна Троицей, представляющей собой конечную и истт ную реальность и ценность. Этот символ веры прово; глашался и господствовавшей в средние века «наукой и философией, и искусством, и правом, и моралью, экономикой, и политикой.
Средневековая наука подчинялась богослов этой королеве наук. Естественные и прочие на были служанками богословия. Средневековая философия едва ли отличалась от богословия и религии. Средневековая архитектура и скульптура были не ч иным, как «библией в камне», провозглашавшей в тот же символ веры. Ту же роль играли живопись музыка, литература и драма.
Общеевропейская культура XVI—XX вв. представ ляет собой, по мнению П.А.Соролкина, совершенно иную картину. В этот период в ней господствует скорее сенситивная (чувственная), нежели развалившаяся идеационная суперсистема. В течение последних четырех столетий большинство подразделений европейской культуры возглашает, что «конечная реальность» и ценность чувственно познаваемы». Все подразделения этой культуры прошли через соответствующее обмирщение. Религия и богословие потеряли былое влияние и престиж. Безразличная к религии, временами совершенно не религиозная, сенситивная наука превратилась в высшую объективную истину.
Подлинной истиной стала теперь истина чувственных данных, эмпирически воспринятых и выверенных. Философия сенсуализма (материализм, эмпиризм, скептицизм, прагматизм и т.д.), сенсуалистическая архитектура, литература, музыка, живопись, скульптура вытеснили религиозное искусство средневековья. Сенсуалистические, утилитарные, гедонистические, релятивистские законы и моральные нормы, созданные человеком, вытеснили спиритуалистические, безусловные, «богом данные» законы и сакральные нормы средних веков. Материальные ценности, благосостояние, комфорт, наслаждение, власть, слава и популярность стали основными ценностями, за которые борется нынешний сенситивный человек.
Наконец, если взять греческую культуру V в. до н.э. или европейскую культуру XIII в., мы обнаружим, что в них господствовала идеалистическая культурная суперсистема. Эта культура всеми своими основными подразделениями утверждала важнейшие положения идеализма, что истинной конечной реальностью и ценностью является Многоликая Бесконечность, частично чувственно воспринимаемая, частично рациональна, частично сверхразумная и сверхчувственная. Вот три суперсистемы — самые обширные из доселе известных.
лантинцип лась в течение всего XIX в. Конец ей положила первая мировая войА затем в результате русской революции и ответной реакции на нее конфликт наций уступил место конфликту идеологий. Сторонами такого конфликта в соответствии с концепцией Хантингтона были вначале коммунизм, нацизм и либеральная демократия. Во время «холодной войны» этот конфликт воплотился в борьбу двух сверхдержав, ни одна из которых не была нацией-государством в классическом европейском смысле. Их самоидентификация формулировалась в идеологических категориях.
Конфликты между правителями, нациями-государствами и идеологиями были главным образом конфликтами западной цивилизации. У. Линд назвал их «гражданскими войнами Запада». Это столь же справедливо в отношении «холодной войны», как и в отношении мировых войн, а также войн XVll, XVIII, XIX столетий. С окончанием «холодной войны» подходит к концу и западная фаза развития международной политики. В центр выдвигается взаимодействие между Западом и незападныи цивилизациями. На этом новом этапе народы и правительства незападных цивилизаций уже не выступают как объекты истории — мишень западной колониальной политики, а наряду с Западом начинают сами двигать и творить историю.
Идентичность на уровне цивилизации, по мнению Хантингтона, будет становиться все более важной, и облик мира будет в значительной мере формироваться в ходе взаимодействия семи-восьми крупных цивилизаций. К ним относятся западная, конфуцианская, японская, исламская, индуистская, православно-славянская, латиноамериканская и, возможно, африканская цивилизации. По мнению оппонентов американского культуролога, если исходить из его критериев выделения цивилизаций (язык, история, обычаи, институты, самоидентификация), непонятно, почему латиноамериканская и православная (российская) цивилизации выделяются, а не включаются в состав западной. Ведь православная теология и литургия, ленинизм и учение Льва Толстого— все это проявления западной культуры.
Итак, самые значительные конфликты будущего, по мнению Хантингтона, развернутся вдоль линий разлома между цивилизациями. Как он обосновывает свою концепцию? Во-первых, различия между цивилизациями не просто реальны. Они наиболее существенны. Цивилизации несхожи по своей истории, языку, культуре, традициям и, что самое важное, — религии. Люди разных цивилизаций по-разному смотрят на отношения между Богом и человеком, индивидом и группой, гражданином и государством, родителями и детьми, мужем и женой, имеют разные представления о соотносительной значимости прав и обязанностей, свободы и принуждения, равенства и иерархии. Они более фундаментальны, чем различия между политическими идеологиями и политическими режимами. Конечно, различия не обязательно предполагают конфликт, а конфликт не обязательно предполагает насилие. Однако в течение столетий самые затяжные и кровопролитные конфликты порождались именно различиями между цивилизациями.
Во-вторых, мир становится более тесным. Взаимодействие между народами разных цивилизаций усиливается. Это ведет к росту цивилизационного самосознания, к тому, что глубоко осознаются различия между цивилизациями и то, что их объединяет. Североафриканская иммиграция во Францию вызвала у французов враждебное отношение и в то же время укрепила доброжелательность к другим иммигрантам — «добропорядочным католикам и европейцам из Польши». Американцы гораздо болезненнее реагируют на японские капиталовложения, чем на куда более крупные инвестиции из Канады и европейских стран. Ьсе происходит по сценарию, описанному американским ученым Д.Хорвицем: «В восточных районах Нигерии человек народности ибо может быть лишь ибо-оуэрри, либо же ибо-онича. Но в Лагосе он будет просто ибо. В Лондоне он будет нигерийцем, в Нью-Йорке — африканцем». Взаимодействие между представителями разных цивилизаций укрепляет их цивилизационное самосознание, а это, в свою очередь, обостряет уходящие в глубь истории или, по крайней мере, воспринимаемые таким образом разногласия и враждебность.
В-третьих, процессы экономической модернизации и социальных изменений во всем мире размывают традиционную идентификацию людей с местом жительства, одновременно ослабевает и роль нации-государства как источника идентификации. Образовавшиеся в результате лакуны по большей части заполняются религией, нередко в форме фундаменталистских движений. Подобные движения сложились не только в исламе, но и в западном христианстве, иудаизме, буддизме, индуизме. В большинстве стран и конфессий фундаментализм поддерживают образованные молодые люди, высококвалифицированные специалисты из средних классов, лига свободных профессий, бизнесмены. Как заметил американский религиовед Г.Вайгель: «десекуляризация мира — одно из доминирующих социальных явлений конца XX в.» Возрождение религии, или, говоря словами другого теолога Ж.Кепеля, «реванш Бога», создает основу для идентификации и сопричастности с общностью, выходящей за рамки национальных границ, для объединения цивилизаций.
В-четвертых, рост цивилизационного самосознания диктуется раздвоением роли Запада. С одной стороны, Запад находится на вершине своего могущества, а с другой — возможно, как раз поэтому среди незападных цивилизаций происходит возврат к собственным корням. Все чаще приходится слышать о «возврате в Азию» Японии, о конце влияния идей Неру и «индуи-зации Индии», о провале западных идей социализма и национализма и «реисламизации» Ближнего ростока, а в последнее время — споры о вестернизации или же русификации «страны Бориса Ельцина». На вершине своего могущества Запад сталкивается с незападными странами, у которых достаточно стремления, воли и ресурсов, чтобы придать миру незападный облик.
В прошлом элиты незападных стран обычно состояли из людей, в наибольшей степени связанных с Западом, получивших образование в Оксфорде, Сорбон-не или Сандхерсте и усвоивших западные ценности и стиль жизни. Население же этих стран, как правило, сохраняло неразрывную связь со своей исконной культурой. Но сейчас все переменилось. Во многих незападных странах идет интенсивный процесс девестер-низации элит и их возврата к собственным культурным корням. И одновременно с этим западные, главным образом американские, обычаи, стиль жизни и культура приобретают популярность среди широких слоев населения.
В-пятых, культурные особенности и различия менее подвержены изменениям, чем экономические и политические, и вследствие этого их сложнее разрешить либо свести к компромиссу. В бывшем Советском Союзе, саркастически замечает Хантингтон, коммунисты могут стать демократами, богатые превратиться в бедных, а бедняки — в богачей, но русские при всем желании не смогут стать эстонцами, а азербайджанцы — армянами.
Хантингтон ссылается также на усиление экономического регионализма. Судя по всему, роль региональных экономических связей будет усиливаться. С одной стороны, успех экономического регионализма укрепляет сознание принадлежности к одной цивилизации. А с другой — экономический регионализм может быть успешным, только если он коренится в общности цивилизации. Европейское сообщество покоится на общих основаниях европейской культуры и западного христианства. Успех НАФТА (североамериканской зоны свободной торговли) зависит от продолжающегося сближения культур Мексики, Канады и Америки. А Япония, напротив, испытывает затруднения с созданием такого же экономического сообщества в Юго-Восточной Азии, так как Япония — это единственное в своем роде общество и цивилизация. Какими бы мощными ни были торговые, экономические и финансовые связи Японии с остальными странами Юго-Восточной Азии, культурные различия между ними мешают продвижению по пути региональной экономической интеграции по образцу Западной Европы или Северной Америки.
Общность культуры, напротив, явно способствует стремительному росту экономических связей между Китайской Народной Республикой, с одной стороны, и Гонконгом, Тайванем, Сингапуром и заморскими китайскими общинами в других странах Азии — с другой. С окончанием «холодной войны» общность культуры быстро вытесняет идеологические различия. Материковый Китай и Тайвань все больше сближаются. Если общность культуры — это предпосылка экономической интеграции, то центр будущего восточно-азиатского экономического блока скорее всего будет в Китае.
По мнению С.Хантингтона, культурно-религиозная схожесть лежит также в основе Организации экономического сотрудничества, объединяющей 10 неарабских мусульманских стран: Иран, Пакистан, Турцию, Азербайджан, Казахстан, Киргизстан, Туркмению, Таджикистан, Узбекистан и Афганистан. Данная организация была создана в 60-е годы тремя странами: Турцией, Пакистаном и Ираном. Важный импульс к ее оживлению и расширению дало осознание лидерами некоторых из входящих в нее стран того факта, что им закрыт путь в Европейское сообщество. Точно также КАРИ КОМ, центрально-американский общий рынок и МЕРКОСУР базируются на общей культурной основе. Но попытки создать более широкую экономическую общность, которая бы объединяла страны островов Карибского бассейна и Центральную Америку, нс увенчались успехом — навести мосты между английской и латинской культурой пока еще не удалось.